Начатая в самом начале года масштабная кампания ротационных мероприятий в руководстве Таджикистана не сбавила оборотов в феврале. В прошлом месяце ротации коснулись руководства Вооруженных сил, Нацгвардии, органов правопорядка, руководства законодательной власти. Также были проведены перестановки в городах и районах ГБАО, которые стали регулярными. Подробнее — в материале ia-centr.ru.
Обновление руководства Вооруженных сил и Национальной гвардии
В конце февраля Эмомали Рахмон провел кадровые перестановки в руководстве Министерства обороны и Вооруженных сил Таджикистана. Новым командующим Сухопутными войсками республики назначен генерал-майор Рахмонали Сафарализода, который ранее командовал противовоздушной обороной и Военно-воздушными силами Таджикистана. Рахмонали Сафарализода получил образование в Академии ПВО в Твери. На должности командующего Сухопутными войсками он сменил полковника Хусрава Бобозоду. Новым командующим ПВО и ВВС стал Шамсиддин Собирзода.
Президент также назначил новых заместителей министра обороны. Ими стали Джамшед Сафарзода — замминистра обороны по вопросам военной подготовки, Одил Носирзода — замминистра по вопросам вооружения и военной техники, Музаффар Рахимзода
— замминистра по политическим и образовательным вопросам и Бободжон Саидзода
— замминистра по вопросам тыла.
Перестановки были проведены и в руководстве Национальной гвардии Таджикистана, которая подчиняется непосредственно президенту. Перестановки в Нацгвардии оказались наиболее масштабными. Со своих должностей были освобождены сразу десять членов высшего руководящего состава, включая начальника Главного штаба гвардии генерал-майора Джонибека Ализоду. Новым начальником Главного штаба Нацгвардии — заместителем командующего Нацгвардией стал полковник Бахриддин Азаматзода.
Таким образом, начатые еще в декабре-январе ротации коснулись всех силовых ведомств: ГКНБ, МВД и теперь армии и Нацгвардии.
В феврале также продолжились перестановки в прокуратуре. На должность первого заместителя генерального прокурора, которая целый год оставалась вакантной, назначен Умед Каримзода.
Ранее он занимал должность прокурора города Душанбе.
Новым главным военным прокурором республики стал генерал-майор юстиции Хабибулло Вохидзода. В январе он был освобожден от должности директора Агентства по контролю за наркотиками при президенте РТ.
Перестановки в ГБАО
Кадровые перестановки в ГБАО уже практически приняли регулярный характер и проводятся почти каждый месяц. Ранее президент отправил в отставку глав пяти районов автономной области, а именно Рушана, Ишкашима, Рошткалъа, Дарваза и Шугнана.
В феврале были назначены временно исполняющие обязанности глав данных районов. В частности, бывшие заместители председателя ГБАО Анвар Иматшозода и Умедджон Носирзода
стали главами Ишкашимского и Дарвазского районов соответственно.
Новый вице-спикер нижней палаты парламента
В январе должность вице-спикера Маджлиси намояндагон стала вакантной в связи с назначением Дилрабо Мансури вице-премьером. Новым вице-спикером стала Мавсума Муини.
Мавсума Муини только летомпрошлого года была избрана депутатом парламента. В 2017–2022 гг. она работала в мэрии города Душанбе в команде Рустама Эмомали в должности заместителя градоначальника. В 2022 году стала мэром города Бустон (бывший Чкаловск) в Согдийской области.
Кадровые перестановки в Таджикистане прокомментировал старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Андрей Грозин.
— В феврале, можно сказать, было окончательно обновлено почти всё руководство силового блока. В течение трех месяцев поменяли руководство ГКНБ, МВД, сейчас очередь дошла до армии и Нацгвардии. С чем может быть связана такая спешка? Кажется, раньше меняли плавно и поочередно в течение года или двух.
— Да, масштабы ротаций впечатляют. Честно говоря, не припомню, чтобы таким большим пакетом президентских указов отправлялось в отставку такое количество руководителей одной силовой структуры. То есть, очевидно, имело место некое экстраординарное решение. Да, я согласен с вами, обычно ротации идут достаточно плавно в силовых структурах. От силы три-четыре решения на квартал получается.
Налицо, как мы говорили с вами в прошлый раз, явный всплеск активности кадровой политики. Чем это объясняется, сложно сказать. Силовой блок обычно меняют в связи с риском обострения неких внешнеполитических контуров либо всплеском внутриполитической активности. То, что можно назвать межгрупповыми или межклановыми столкновениями. Ничего подобного в Таджикистане не фиксируется — ни по внутриполитическому полю, ни по внешнеполитическому.
Силовые структуры обычно ротируют таким образом либо в преддверии некоего военного конфликта, внутреннего или внешнего. Либо в угрожаемый период, который может кончиться конфликтом, а может, и обойдется. Но, опять же, вокруг Таджикистана не фиксируется сейчас каких-то особых вызовов и угроз, которые требовали бы такого каскада кадровых решений. Я, во всяком случае, таких угроз не вижу.
Потому что гипотетическая опасность со стороны Афганистана существует для Таджикистана всегда. Но она, во-первых, носит сезонный характер, сейчас перевалы закрыты. Ожидать каких-то вторжений или локальных стычек можно, это скорее возможная перспектива апреля-мая.
Можно объяснить эти кадровые перестановки среди силовиков и Нацгвардии, в прокуратуре и судебной системе работой на упреждение. Но масштаб подобного рода решений входит в противоречие с подобного рода предположениями. Работа на упреждение будущих конфликтов делается обычно в более размеренном темпе, а здесь мы видим каскад перестановок.
— В целом масштабные ротации уже второй месяц продолжаются. Могут ли они свидетельствовать о подготовке к серьезным внутриполитическим переменам? В первую очередь имеется в виду транзит власти, конечно.
— Таджикская внутриэлитная политика очень закрытая. Судить о том, насколько там активизировались какие-то группы элиты по интересам, пока сложно. Пока это не фиксируется. Единственное, что говорят некоторые наблюдатели со стороны, — значительная часть руководства Национальной гвардии и Вооруженных сил состоит из людей, симпатизирующих старшему сыну президента и желающих его скорейшего превращения из потенциального преемника в реального.
То есть, опять же, мы скатываемся к теории, в которой пытаются объяснить любые кадровые подвижки в Таджикистане транзитом. Транзитом пытаются объяснить всё в Таджикистане уже лет пять. Но, опять же, мы видим, что транзит не начинается, транзит тормозится и ничего там не происходит.
Повторюсь, есть высокий соблазн у внешних наблюдателей объяснить всё происходящее в Таджикистане транзитом. Это скорее спекуляции, которые нет возможности реально подтвердить или опровергнуть. Просто потому, что нет фактологии, которая бы говорила о правильности или неправильности такого рода подхода. Здесь очень широкий простор для самых разнообразных версий, в том числе конспирологических.
Но на самом деле достаточно сложная ситуация — просто потому, что именно масштаб перестановок в силовых структурах, экономическом блоке, науке и культуре страны сложно объяснить исходя из привычных стандартных подходов. Простой потребностью в кадровых перестановках в таких масштабах объяснить сложно. Может быть, действительно республика постепенно приближается к рубежу, когда процесс транзита будет запущен. Но это приближение мы наблюдаем уже несколько лет, оно всё никак не происходит. Пока, исходя из того, что можно наблюдать, Эмомали Шарипович выглядит вполне себе презентабельно. Какой-то зримой потребности в том, чтобы он передал власть кому-то по наследству, пока я лично не наблюдаю. Человек предполагает, а Бог располагает. Может быть, действительно страна постепенно приближается к этой стартовой черте, после которой начнутся процессы по постепенной передаче кресла первого человека в стране.
В Туркменистане этот процесс прошел достаточно быстро. Период ожидания не затянулся так серьезно, как это произошло в Таджикистане. Подготовка Бердымухамедова-младшего к посту президента заняла период в пределах полутора-двух лет. В Таджикистане другая ситуация. Если у Сердара не было никаких, даже гипотетических, конкурентов внутри туркменской элиты, то у Рустама Эмомали всё-таки ситуация немного другая. Имеется большое количество таджикских элитариев, у которых, очевидно, имеются свои мнения по поводу того, когда, как и в каких формах должен происходить этот будущий переход первого кресла в стране. В Туркменистане ничего такого не было. Там была достаточно гомогенная среда и все решения непосредственно принимались и принимаются Гурбангулы Меликгулыевичем.
Всё-таки в таджикской ситуации приходится ориентироваться на большее количество мнений. Мнений не о том, кто должен наследовать пост президента, хотя это, наверное, тоже есть. А мнений о том, в каких формах, когда, с какими практическими результатами, через какие переходные стадии будет передаваться пост президента. Может быть, это отражается на кадровой политике.
То, что процесс транзита постоянно откладывается и затягивается, с одной стороны, нервирует элиту. Люди находятся в постоянном ожидании того, что будет происходить и как это на них лично скажется.
Здесь скорее повторение не туркменского варианта, который был достаточно форсированный, быстрый. Больше похоже на передачу власти в Казахстане. Там тоже процесс подготовки транзита затянулся непозволительно долго. Элита несколько лет находилась в состоянии перманентного стресса. Процесс передачи власти шел с многочисленными затруднениями и завершился известными событиями января 2022 года.
В Таджикистане не хотят идти по казахстанскому пути, который опасен и характеризуется ростом разнообразных внутриэлитных точек напряжения. Там хотели бы этого избежать и реализовать туркменский сценарий. Но в силу объективных и субъективных обстоятельств сделать это трудно. Поэтому процесс затягивается.
Кадровые перестановки, о которых мы с вами говорим, так или иначе связаны с ожиданиями транзита. На них это, очевидно, сказывается. То, что силовые структуры, которые призваны сохранять государственную стабильность, подверглись таким масштабным ротациям, косвенно говорит о том, что страна постепенно, шаг за шагом приближается к этому решению, от которого в силу объективных обстоятельств отказаться невозможно. Раньше или позже его придется принять.
— Среди назначенных за последние два месяца довольно много женщин и молодых. Разве что кроме силовиков. Это новая тенденция в кадровой политике страны?
— Это общая тенденция. Она характерна в Узбекистане. Схожие процессы кадровой политики наблюдаются в Казахстане в последние месяцы. То есть очевидно, что это общее отражение, с одной стороны, меняющегося кадрового состава. Потому что и в Таджикистане, и в Казахстане, и в Узбекистане, да и в Киргизии тоже, в той или иной мере происходит процесс смены поколений. Этот процесс идет постоянно, и старые крупные фигуры уходят в силу возрастных причин. Приходят их заместители. Это стандартная, обычная практика. Это отражение кадровой политики именно Таджикистана и Узбекистана в первую очередь.
С одной стороны, вообще лидеры Узбекистана и Таджикистана неоднократно говорили о том, что необходимо омоложение кадрового состава. То есть это официально заявленная стратегия кадровой политики.
А гендерный вопрос — это модно. Это востребованное направление, под которое выделяются разнообразные материальные и нематериальные ресурсы со стороны стран западного блока, организациями, контролируемыми странами западного блока.
Это тренд, это необходимость соответствовать модному взгляду на гендерный вопрос. Точно так же, как необходимость, желательно, соответствовать модным взглядам на зеленую повестку. Это модно, стильно, молодёжно.
Каких-то более глубинных решений, чтобы продвигать побольше женщин или побольше молодых на кадровые стартовые позиции, я не думаю, что это имеется. Просто идет стандартный процесс, когда на смену уходящим лидерам приходят их дети. Это стандартная практика. Так было, так будет. Я не вижу здесь чего-то нового и революционного.
