Традиции корейского предпринимательства в Центральной Азии

Журнал «Хан-Тенгри» и писатель Лев Усыскин продолжают задавать вопросы корееведу, доктору исторических наук Герману Киму. Беседа вторая.

Первое интервью можно прочитать здесь:  Что мы знаем и чего не знаем о корейцах Центральной Азии. (Много нового.) (ia-centr.ru)

– Герман Николаевич, насколько я знаю – вы автор исследовательской работы по корейскому этническому предпринимательству. Это монография?

– Не совсем. Речь идет о детальном, стостраничном финальном отчете по завершению научного проекта в Институте Развивающихся Экономик в Японии (IDE)  Он был издан в трудах этого института на английском языке. Не уверен, как обозначить эту публикацию – то ли брошюрой, то ли книжицей, ясно одно, что это не монография.   

– А когда это было?

– Стажировка длилась 6 месяцев в 2008/2009 году, поэтому книга вышла из печати в 2009 году.   На русском она не издавалась, хотя по ее теме вышли мои статьи на русском, английском и корейском языках. 

– Хорошо. Теперь, собственно, о предмете разговора. Начать хочется с корейского этнического предпринимательства советского времени. Представляется, что оно имело легальные формы, полулегальные и нелегальные. Впрочем, одни плавно переходили в другие, поэтому границу часто провести непросто. Легальные – начиная с продажи на базаре выращенной своими руками клубники до вполне официальных старательских артелей где-нибудь в Магаданской области, работавших на свой страх и риск. Полулегальные – это такие неформальные бригады, выполнявшие работы по соглашениям с официальными советскими организациями, но, благодаря нечеткости нормативной базы и слабости контроля, имевшие возможность зарабатывать «не по-советски». Ну, и нелегальные – начиная от тех, кого тогда называли «спекулянтами», т.е. перепродавцов дефицитной потребительской продукции, и кончая так называемыми «цеховиками» – организаторами негосударственной производственной деятельности. Где в этой системе координат находились советские корейцы? 

– Прежде всего надо отметить, что эта сторона советской жизни находилась под табу для исследований. О ней редко писалось в газетах, показывалось по телевизору – при том, что все всё знали. Официально многие вещи назывались не такими, какие они были на самом деле. Вот скажем, вещевой рынок – «барахолка». Он дозволен властями как бы для того, чтобы люди продавали и покупали ненужные личные вещи, старье. Но в действительности туда все ехали не за старьем, а за вещами новыми, за так называемым  «дефицитом». Знали, у кого нужно спросить импортные женские сапожки или польскую косметику. Понятно, что предприимчивые люди искали способы заработать. А у корейцев стремление к достатку или, говоря прямолинейнее, любовь к деньгам – часть культурной традиции. О том, как разбогатеть, как найти сокровище, как стать богатым – это одна из основных тем корейского фольклора, стандартные пожелания у корейцев – здоровья и богатства. Деньги постоянно фигурируют в сказках, байках, легендах. Соответственно, когда появились возможности, корейцы заняли определенную нишу в этой полулегальной экономике. 

Тут, как известно, у разных этнических групп были разные ниши предпринимательства.  Армяне, к примеру, занимались обувью. Цветами занимались азербайджанцы. То же касается и цеховиков – там тоже имелась тенденция к этнической консолидации. Что же до корейцев, то они нашли свою нишу в сельском хозяйстве. Тут надо понимать, что такое советское сельское хозяйство. Официально заявлялось, что оно почти все – коллективизировано, это колхозы и мало от них отличающиеся совхозы. Но даже учёные советского времени (в частности, оказавшиеся на Западе) отмечали, что «серая» часть советского сельского хозяйства давала по определённым видам продукции больше, чем «социалистическая» экономика. К примеру, производство яиц – 70%  были из домашних хозяйств – несмотря на огромные советские птицефабрики и все такое. Картофель – до 40% собирался с приусадебных и дачных участков. Я уже не говорю про фрукты. Ну, а корейцы, как все, видели неэффективность колхозного производства в смысле заработка – эти трудодни, которые в конце года чем-то как-то покрывались. Такая система не позволяла зарабатывать – при постоянной нехватке продовольствия в стране. И корейцы увидели, что определенные культуры никто не будет выращивать так же эффективно, как они. Тут нужен и навык, и трудолюбие, и готовность к тяжёлой работе, и умение договариваться. В результате придумали, точнее, вспомнили дореволюционную схему работы на арендованной земле за долю урожая – тогда на таких условиях арендовали землю у казаков на Дальнем Востоке. И корейцы решили – надо уезжать. Уезжать с мест, где они жили, скажем, из Казахстана, куда-нибудь на Украину или в Россию – не важно, куда. И арендовать у местных совхозов/колхозов землю.  Корейцы называли этот вид отходнического промысла кобончжи, где слово кобон означает надел арендуемой земли, а суффикс –чжи указывает на вид деятельности. 

От кобончжи колхоз получал возможность выполнить план по сдаче государству сельхозпродукции за счет выращенного корейцами урожая, помимо того, получал оплату аренды земли. Так что люди в колхозе были непосредственно заинтересованы: председатель получал что-то себе в карман, колхозники имели возможность подработать на полях у корейцев за живые деньги, а не за трудодни. Трактористы, шофера, машины  – все это охотно работало на корейцев, потому что они платили живые деньги.  Кобончжи, конечно, нельзя назвать бизнесом, поскольку не было четкой регламентации деятельности, правовых основ, защиты интересов, недвижимой собственности и т.д.    Кобончжи правильнее назвать предпринимательством, и я дал такое ему такое авторское определение:

 «Кобончжи - специфическое, присущее именно советским корейцам полулегальное занятие овощеводством и бахчеводством, основанное на групповом арендном подряде земли, руководимое лидером–бригадиром и связанное с сезонными территориальными миграциями».   

Организационную основу кобончжи составляли бригады, которые носили первоначально чисто семейный характер. Кто-то выступал лидером, бригадиром, который должен был договориться где-то с каким-то председателем колхоза…

– А эта деятельность как-то формально оформлялась – какими-то договорами или еще как-то?

– Да. Формально это оформлялось договором.

– Кого с кем? Колхоза с частными лицами?

– Колхоза с бригадой. В СССР в разное время разрешались семейные подряды, бригадные подряды и т.д. Это были вполне легальные договоры о том, что она арендует землю у колхоза и обязуется выплачивать аренду продуктами и, возможно, деньгами. 

– Это примерно аналогично строительным бригадам – вот, я знаю, чеченцы ездили – подряжались, к примеру, возвести где-то коровник?

– Да. Единственно – то, что значилось в договоре и что происходило реально  – это были разные вещи. Неофициальная часть договора представляло собой «джентльменское соглашение» с учетом личных интересов.  Еще одна важная деталь:  когда договаривались, корейцам естественно нужно было возвести какое-то временное жилье у полей. Где они бы жили с ранней весны до поздней осени. Строили землянки и временные жилища. А чтобы найти для этого стройматериал – договаривались с колхозом, и он выписывал их на себя. Колхоз получал за одни деньги и продавал корейцам за другие. Важным предметом была виниловая пленка. Сколько она стоила по госцене и во сколько она обходилась корейцам, когда они ее покупали… а именно она позволяла получать лучшие урожаи, чем на колхозных полях: под ней все всходило раньше. Потом, когда становилось тепло, ее убирали. В итоге урожай поспевал раньше, а это сказывалось на цене овощей: чем раньше они попадали на рынок, тем дороже можно было продать. Или удобрения и гербициды – это тоже требовало предприимчивости бригадира. Он мог поехать в соседнюю область или куда-то на химзавод договариваться, и предмет договора перепадал колхозу.

– Вы сказали, что корейцы еще и нанимали местное население…

– Это были женщины, которые часто в колхозе не имели работы, считались домохозяйками. А тут – выдавали от 3 до 5 рублей за день работы, да еще и обедом кормили. В шестидесятые – семидесятые годы 5 рублей – это были хорошие деньги. 

То есть, корейцы вкладывали во все свои деньги – и несли при этом риск. Урожай мог быть неудачным – все-таки погода есть погода. Или наоборот – в соседней области выдающийся урожай тех же культур и закупочные цены падают. И не продать на базаре то, что осталось после расчетов с колхозом. Собственно, на базарах – на так называемых колхозных рынках – корейцы эти свои овощи продавали вполне легально.

– Про продажу на базарах. Продавали только поблизости или кто-то занимался отправках в отдаленные районы какие-то?

– Нет, вывозили на дальние расстояния не сельхозпродукты, а самих корейцев. Которые уже на месте, так сказать, решали проблему. Это было выгодно стране – не надо ничего перевозить на дальние расстояния, складировать. Приезжает совсем немного людей и живут в крайне некомфортных условиях, без бытовых удобств, часто без электричества – и производят достаточно, чтобы удовлетворить местный спрос. Этой сетью корейских овощников был охвачен весь Советский Союз. А с другой стороны – почти все корейцы так или иначе в этом участвовали. Корейцы-горожане, имевшие хорошие должности, даже кандидаты наук ездили в отпуск к родственникам и помогали им, ползая на карачках. Нет советского корейца, который не знает, что такое кобончжи. Школьники, студенты – корейская молодежь знала, что такое труд и жизнь на поле, многому научившие их. 

– Такой вопрос. Обычно, когда есть этническое предпринимательство, оно опирается на внутриэтнические механизмы мобилизации денег. Возможность аккумулировать капитал, занимая у своих родственников, соплеменников, подпольных ростовщиков и т.д. Были ли у корейцев какие-то структуры, позволявшие кредитоваться у своих же?

– Да, конечно. Как я говорил, первоначально это были семейные бригады – семейные или родственные. Попасть в бригаду к пробивному, удачливому бригадиру было непросто. Потом, по мере расширения деятельности, членами бригад становились коллеги по работе, знакомые, земляки, и даже не только корейцы, в частности, благодаря межэтническим бракам.  И деньги – готовили. Решались на риск. Потому, что надо было тысяч шесть-десять , чтобы взять в аренду гектар или два гектара и сезон отработать. И эти вложенные денежные средства могли превратиться и в двадцать пять и в сорок, а могли прогореть. И люди скидывались, делили риски. Иногда имели место неформальные сделки по передаче участка земли в том состоянии, в каком он в текущий момент, от одной бригады к другой. Бывало, что бригадиру удавалось договориться с колхозом, а чаще – с совхозом о том, чтобы его людей оформляли там на зарплату. Это были небольшие деньги, но они облегчали текущую ситуацию. В общем, деньги как-то находили – случаи, чтобы отсутствие денег не позволило отработать как надо, были крайне редки.

– Меня интересует, а не было ли тех, кто чисто деньгами занимается, специализируется на этом. Такой нелегальный банк: собирает деньги, кредитует бригады, а потом вкладчикам возвращает?

– Мне об этом не доводилось слышать. Но были по советским меркам богатые люди – те, кто несколько лет удачно проработал – и у них кто-то из родных мог вполне взять в долг. Но чтобы профессиональный ростовщик – я о таком не слышал. Хотя и не исключаю, что ссуды под определённые проценты могли иметь место. 

– А какая непосредственно по сельхозкультурам специализация?

– Первое – это лук. Корейцы производили в некоторых регионах до 90% товарного лука в СССР. Второе – бахчевые. Арбузы и дыни. И третье – прочие овощи. Не занимались техническими культурами, картофелем, зерновыми культурами – это считалось низкорентабельным. 

– Еще в СССР, помню, в Средней Азии на любом базаре всегда было место, где корейцы торгуют солениями. И сейчас в любом большом магазине или на рынке – тоже самое. Стоят кореянки и торгуют теми же солениями. Меня всегда интересовало, где и как они это производят.

– Да, все это видят, но мало кто задаётся вопросом, откуда эта пресловутая корейская морковка. Так вот, это – продукт именно советских корейцев! Этой корейской морковки не было раньше нигде, не было ее 70 лет назад. И вот такой распространённости корейских солений на базарах СССР не было в пятидесятых, шестидесятых и даже ранних семидесятых. Почему? Потому, что корейцы жили компактно, производили это все для собственного потребления. Но в конце шестидесятых они начали массово выезжать в города – произошла форсированная урбанизация, все побежали из колхозов. А в городах – кто-то стал искать, чем заняться, а кто-то стал изготовлять на продажу привычные соления. Но чтобы сделать из этих солений товарный продукт – надо было прикормить народ, добиться, чтобы горожане-некорейцы распробовали и привыкли к нему. И к восьмидесятым годам во всех крупных городах на рынках появились ряды, где сидели корейские женщины и продавали всевозможные салаты. 

- А как все это делали?

– Первоначально все производилось дома, членами семьи. Начиная с закупок овощей на рынках, потом их надо вымыть, потом нашинковать, насолить, поперчить, потом надо было правильно упаковать. Это – большое дело. Советская промышленность тогда не выпускала подходящих пакетиков…

– Я помню, были такие полиэтиленовые колбаски…

– Их делали дома. Обыкновенным утюгом. Нужно было полиэтилен накрывать бумажным пергаментом, чтобы пленка не приклеивалась к утюгу. Из большого, фабричного производства, пакета нарезалось 3-4 полосы, которые потом сваривались. При этом каждый пакетик надо было надуть и проверить герметичность, чтобы не потекло. В каждой семье было распределение ролей – кто чем занимался. Кто мыл, кто резал – сперва ножами, потом появились станочки такие. Потом появились приборы, типа резаков для фотобумаги, которые вместо утюгов склеивали пакетики. А овощи можно было мыть в стиральной машине – помните старые такие бочкообразные стиральные машины? 

– А сейчас?

– То, что вы сейчас видите в продаже – частично такое же, семейного производства, а частично – уже сделано на предприятиях, в цехах. Там все уже в ином масштабе. 

– А во времена СССР были такие подпольные цеха?

– Нет. Тем более, что пищевая промышленность очень жестко контролировалась санэпидстанциями и т.д. А «бабушкины» соления   контролировали на глазок прямо на базаре, где они продавали свою продукцию. Считалось, что это выращенные на личном подсобном хозяйстве овощи – все было легально. 

– Ну, морковь, капуста, даже спаржа – примерно понятно, где их взять. Но там же есть довольно экзотические компоненты: папоротник, грибы разные специальные…

– Вижу, вы любитель и ценитель корейских солений! Да, конечно, для успеха тут важна привлекательность продукта – вот этот запах, он нос щекочет. Да, использовались продукты, которые имеются на Дальнем Востоке, но отсутствуют в Центральной Азии. Скажем, папоротник «орляк», который раньше заготавливали корейцы, живущие на Сахалине и Дальнем Востоке и отправлявшие в посылках своим родственникам и знакомым в Ташкент, Алма-Ату, Фрунзе, Москву и т.д.  Потом возникли бригады, специально для поездок на сбор этого папоротника. Они все лето заготавливали его в тайге, сушили и отправляли в Ташкент, в Алма-Ату. Или, допустим, сяу – икринки креветок, которые квасят и добавляют в разные маринады. 

– А специи?

– Что касается специй. Есть две базовые, которыми пользуются корейцы при приготовлении большинства блюд. Это соевая паста твенчжан  – она бывает такого густо-коричневого цвета. Сейчас стали ее много завозить из Китая и Южной Кореи. И даже из Северной Кореи. И вторая специя – соус из соевых бобов – кангчжан,который советские корейцы называли на своем диалекте «чирей». Так вот, раньше все это производилось корейцами дома. Практически, в каждой семье готовили это для себя. И у каждого был даже свой оттенок вкуса, которым гордились. А вот после переезда в города этим стали заниматься уже отдельные семьи – и они этим кормились. Они закупали в больших количествах сою, у них были специальные приспособления, большие котлы. И люди приходили к ним и покупали – было такое полулегальное предпринимательство в советское время. А уже после СССР полезло отовсюду фабричное производство импортное – из Китая, Вьетнама. Сейчас доминирует Южная Корея. К китайскому относятся с подозрением – хотя оно и дешевле. А тех, кто сам производит, осталось совсем немного. Мне недавно привезли из Ташкента соевую пасту и сказали, что она «суперкачественная». Я дал своей старшей сестре, которая хорошо разбирается, и она подтвердила, что действительно продукт отменный.   

– Ну и последний, наверное, сюжет, связанный с советским периодом – про подпольные корейские рестораны. Помню, я в 1988-м году гулял по Ташкенту, меня водила местная жительница. И вот в Старом городе она в одном месте мне говорит – вот эта махалля, если пройти туда и туда – будет подпольный корейский ресторан. Вывесок, понятно, нет, с улицы туда не пустят, но кому надо, те знают, приходят туда и все в порядке.

– Я называю домашними харчевнями такие заведения. В Казахстане, в отличие от Узбекистана, их было мало. Потому что общепит в Узбекистане в советское время был намного более развит, он был намного ярче. Простых столовых, где пловом кормили хорошим, и чайхан было множество. Не даром говорили – Ташкент город хлебный.  А у нас в Алма-Ате в советское время, помню, было всего три ресторана. Но, с другой стороны, всегда были люди, которые любили и умели хорошо готовить – и к ним приходили поесть. За деньги. И только в перестройку появились первые заведения – опять же, как семейные предприятия. Но в Узбекистане еще в семидесятые годы можно было запросто поесть-перекусить в махаллях, где все друг друга знают. В Узбекистане популярностью пользовались корейские харчевни, где подавали не просто еду, а блюда, вообще немыслимые в общепите, вроде супа из собачатины. В них ходили, ели, и не только корейцы. 

– Теперь мы подобрались к постсоветскому времени. Что изменилось в корейском бизнесе?

– Если посмотреть статистику изменений социальной структуры корейцев – я ее по Казахстану знаю хорошо – так вот, по переписи 1999-го года (первой в истории независимого Казахстана) и по статистике города Алма-Ата, которая была мне доступна, видно, как корейцы стали уходить в легальное предпринимательство, малый и средний бизнес. Можно сразу сказать – в целом, корейцы достигли успеха. Почему? Тут много факторов: и хорошее образование, руководящие должности, давшие широкие связи, отличное владение русским языком и, конечно, навыки предпринимательства с советских времен. И немаловажно еще, что у корейцев часто был изначальный капитал – пусть не очень большой. Личный, семейный. 

– А какие направления были предпочтительны?

– Сперва, как и все – в торговлю. Но есть и особенности. Благодаря корейцам стали появляться частные медицинские учреждения. Очень много. Туда ушли корейцы-врачи из государственных больниц. Юридические компании. Страховые общества. В торговле стали специализироваться на сложных товарах – электроника, компьютеры. До сих пор среди крупнейших ритейлеров электроники в Казахстане владельцы крупных компаний –корейцы. А в девяностых годах практически весь рынок контролировался корейцами. Примерно то же самое – в Узбекистане: крупнейшие IT-компании, поставщики оборудования принадлежали корейцам Узбекистана. Да что там – в Украине компания MTI – это Владимир Цой. Когда к нам сюда заходили Самсунг, LG Electronics, также срабатывал этнический фактор.

– Ага, вот я и хотел спросить. Как-то это играло роль в контактах с южнокорейскими компаниями?

– Безусловно. Ну, представьте: приходит к представителям южнокорейской компании человек по фамилии Ким. Уже другое отношение. А дальше: кто у него папа? А папа, оказывается, замминистра, или вице-президент Академии наук (это я конкретные случаи держу в голове). И это срабатывало. И южные корейцы вполне осознанно при входе на рынок намеревались использовать диаспоральный ресурс. А еще надеялись, что те знают корейский язык – ну, с этим просчитались, конечно. Но зато английский был получше, чем у других. С другой стороны, корейцы никогда б не стали заниматься продажей военной техники. Или иметь дело с почтой или железной дорогой – там им с советских времён было запрещено работать. 

– Я помню, в начале двухтысячных был в Нижнем Новгороде, вот там крупнейшая компания…

– …Линдекс. Любомир Тян, зерновой король. Был такой.

– Сейчас его нет?

– Он жив- здоров, но в зерновом бизнесе его нет. Говорят, в пору своей пиковой бизнес-карьеры он был  дружен с Немцовым и преуспевал в Нижегородской области и Поволжье. Но потом он двинулся в политику, стал депутатом Госдумы, оставил дело своему брату. А потом у них пошли какие-то проблемы… Теперь этой компании нет.  Парадоксально, но в целом в сельском хозяйстве каких-то крупных корейских комплексов или фермерских хозяйств – нет. Даже в Узбекистане. Зато в банковской системе – да, в ритейлинге бытовых приборов и электроники – да, в строительном бизнесе – да.  Много известных банкиров-корейцев, что в Казахстане, России, что в Узбекистане. Что касается миллиардеров в Казахстане, то в пятёрке самых богатых людей  – зять и дочь первого президента страны, два корейца и грузин. 

А из всего списка ФОРБС Казахстан человек 8 корейцев, а это 16 %., в то время как доля корейцев в населении страны – 0.01%.  Это обстоятельство, понятно, не может не возбуждать некоторых людей. 

– А в Узбекистане?

– Там сложнее. Но можно точно сказать, что там есть корейцы, располагающие капиталом в десятки миллионов долларов.