Соборная мечеть в Санкт-Петербурге

Среди трех наиболее известных, можно сказать, эмблемных храмов нехристианских исповеданий Петербурга – буддийского дацана, большой хоральной синагоги и соборной мечети – последняя, наверное, наиболее представительна, открыточна и, соответственно, известна как жителям, так и посетившим город туристам. Действительно, здание расположено в самом центре – рядом с Троицким мостом, в четырехстах метрах от Петропавловской крепости, то есть, там, где, собственно, Петербург и начинался во времена Петра Первого. К тому же, оно довольно броско: высокие минареты образуют доминанту, голубые изразцы отделки корректно выделяются своим цветом. В общем, мечеть не заметить нельзя и кого-то даже удивит столь выигрышная локация для храма, которым пользовалось и пользуется религиозное меньшинство города. Впрочем, с другой стороны, мечеть из перечисленных трех храмов – самый молодой, ее строительство было завершено уже после большевистского переворота, тогда как синагогу отстроили еще к 1893 году, а дацан – к 1915-му.

Разумеется, строительство мечети в таком месте столицы не могло случиться без явного одобрения высоких властей – даже при том, что строилась мечеть на купленном у частного владельца участке земли (точнее, на двух участках) и на частные, собранные по подписке, пожертвования. Соответственно, возникает вопрос о позиции этих властей – с одной стороны, дозволивших строительство мечети в столице лишь в последние годы существования Российской империи, а с другой стороны – согласовавшими для этой цели столь броское здание в столь парадной локации.

Тут следует сказать в двух словах об отношении российских властей к исламу и исламским народам. Прежде всего, заметим, что подданные мусульманского вероисповедания появились у Московского Великого князя/царя очень давно – примерно года с 1452-го. С тех пор, по мере расширения государства, их количество и этническое разнообразие только возрастало. В Российской империи ислам входил в число так называемых «допустимых исповеданий», то есть мусульманам дозволялось легально следовать предписаниям своей религии и жить в России. Да, их права, точнее, права их элит были ограничены в сравнении с правами православных, да, случались определенные эксцессы, связанные с насильственным крещением или полунасильственным обменом населением с Османской Турцией, но в целом, мусульмане достаточно заметно присутствовали в жизни страны на разных уровнях – от низового (Татарская слобода и Татарский переулок, не случайно появившиеся в Петербурге вскоре после его основания и находившиеся совсем недалеко от того места, где была потом построена мечеть) до элитного (включенные в систему российского дворянства татарские княжеские роды, чиновники и военные высоких классов, сохранившие верность исламу). Государство предоставляло гражданскую защиту мусульманам, старалось контролировать их религиозную жизнь, порой даже финансировало строительство мечетей (соборная мечеть в Омске, 1829 год), регламентировало типовые проекты мечетей для Сибири, платило жалование главам мусульман Закавказья – шейх-уль-исламу (шииты) и муфтию (сунниты), ряду других религиозных руководителей мусульман. Были установлены специальные, лишенные христианских сакральных символов, варианты государственных наград для награждения нехристианских подданных – в первую очередь, мусульман.

В целом, к концу XIX века в Российской империи было 13 миллионов мусульман. При этом строительство мечети в столице не дозволялось – хотя несколько раз об этом ходатайствовали главным образом муллы, бывшие в штате мусульманских национальных подразделений, входящих в состав гвардии. Мусульманские обряды для своих прихожан они совершали обычно в отведенных для этого жилых помещениях. Так, в здании Офицерского корпуса лейб-гвардии Крымско-татарского эскадрона (наб. Обводного канала, 33) была специальная, богато отделанная зала с устланным сукном полом, использовавшаяся как мечеть. В 1798 году на высочайшее имя поступило первое прошение о дозволении строительства мечети от 500 мусульман-военнослужащих. Прошению сперва дали некоторый ход – видимо, даже подразумевалось, что мечеть построят за государственный счет, точнее, за счет военного ведомства. Во всяком случае, в 1803 – 1804 годах были разработаны эскизные проекты – причем, архитекторами, что называется, первого ряда: Андреем Воронихиным (Казанский собор в Петербурге) и Луиджи Руска (портик Перинных рядов на Невском проспекте, перестройка в готическом стиле Никольской башни Кремля). Иначе говоря, был как бы заявлен принцип: если уж строить в Санкт-Петербурге мечеть – то это должно быть первоклассное сооружение, не уступающее по уровню архитектуры другим парадным сооружениям имперской столицы! Тем не менее, власти мечеть строить не стали, в 1862 году отказали в разрешении на сбор денег с целью строительства мечети в столице и вновь вернулись к этому вопросу уже в восьмидесятые годы, при Александре III.

Но еще раньше – Высочайшим указом от 13 ноября 1826 года (даты до 1918 года даются здесь по юлианскому календарю) – в Петербурге было образовано Магометанское кладбище у реки Волковки – это, кстати, тоже была реакция на инициативу муллы Гвардейского корпуса Джангира Хантемирова. Впрочем, на этом участке явочным порядком уже давно – с 1770 года – хоронили мусульман, в частности, взятых в плен иностранцев.  

Однако кроме российских мусульман были еще и мусульмане иностранные. Вернее – имелись страны, государственной религией в которых был ислам, и с которыми Россия так или иначе поддерживала регулярные отношения. Это была суннитская Османская империя (традиционный противник), шиитская Персия (столь же традиционный союзник) и два государства, ставшие в результате российских завоеваний протекторатами: Хивинское ханство и Бухарский эмират. Отношения с ними имели давнюю историю. Скажем, только за период XVI – XVII века имели место как минимум восемнадцать обменов дипломатическими миссиями между Россией и Хивой и пятнадцать – между Россией и Бухарой. (Кроме того, имела места пара попыток связаться дипмиссией с Балхом – государством на территории нынешнего Афганистана, а также проведать путь в Индию, о которой знали очень мало. В 1675 году к «Индийскому шаху» даже отправили было послов невысокого ранга, но те доехали только до Кабула, где получили приказ возвращаться: Москва сочла миссию нецелесообразной.) Сами дипломатические переговоры с этими странами обычно охватывали сравнительно небольшой список тем: обе стороны разруливали эксцессы, связанные с купцами-соотечественниками, подвергнутыми в чужих краях тем или иным репрессиям, российская сторона уделяла много внимания освобождению и выкупу русских пленных, попавших в рабство, тогда как дипломаты Хивы и Бухары часто просили разрешения на закупки, как бы сейчас сказали, «товаров двойного назначения»: огнестрельного оружия, свинца, пороха, серебра в слитках. А кроме того – кречетов и соколов для ханской охоты. Ближе к концу XVII века интересы русских послов расширились: им было приказано более глубоко интересоваться внешнеторговым потенциалом страны пребывания, ее вооруженными силами, географией. Ну и тот самый путь в таинственную Индию – он во второй половине XVII столетия появился в т.н. статейных списках – заданиях послам и, одновременно, их отчетах. В следующем столетии стержневой темой стало вхождение Младшего и, отчасти, Среднего казахских жузов в состав России и связанные с этим вопросы, а со второй половины XIX века, после завоевания Средней Азии и получения Хивой и Бухарой статуса российских протекторатов, правительство вынуждено было до определенной степени признать за ханом и эмиром право представлять перед собой интересы всех мусульман Российской империи. В общем, гипотетическое появление в Петербурге большой красивой мечети обрело некоторые дополнительные символические смыслы, она как бы демонстрировала, что

1. Империя покровительствует своим мусульманским подданным и вассалам.

2. Бухарский и Хивинский монархи, посещая Петербург, чувствуют себя максимально комфортно, имея даже вот такую роскошную возможность жить религиозной жизнью.

3. Другие важные гости России из мусульманских стран могут посещать мечеть как элемент протокола своего визита.

4. Само наличие мечети в центре столицы – довод для требований предоставить православным в мусульманских странах возможность строительства церкви там, где это прежде запрещалось.

В общем, мечеть оказалась удобным представительско-политическим инструментом и правительство, в конце концов, санкционировало ее строительство. Но очень не сразу.

В 1881 году разрешение на сбор денег для постройки мечети было все-таки получено – однако оно носило в чем-то издевательский характер, поскольку касалось только жителей Санкт-Петербурга, где мусульман было от силы полторы тысячи человек. В общем, к 1905 году, когда к делу, наконец, приступили, было собрано всего 53300 рублей, чего было явно недостаточно. 

В целом же, можно сказать, что мечеть была построена лишь благодаря общей демократизации и либерализации жизни в России, имевшей место после революции 1905 года. При этом сохранялся прежний принцип – мечеть в столице империи должна быть столь же великолепна в архитектурном отношении, как другие представительские сооружения, все должно быть на высшем уровне. В январе 1906 года П. А. Столыпин утвердил новый комитет по постройке мечети, в который вошли наиболее авторитетные мусульманские деятели империи. Комитет получил право на сбор средств в сумме до 750000 рублей в течение десяти лет на всей территории Российской империи и, одновременно, стал правопреемником организации, осуществлявшей предыдущий сбор средств. Эмир Бухарский ассигновал сумму в 312000 рублей на приобретение земельных участков – сперва в четвертом квартале Петербургской части на углу Кронверкского пр. и Конного пер. N 9 - 1, принадлежавший инженеру И. Долоцкому, а затем, в дополнение – на основании разрешения от 17 ноября 1907 г. – и смежного по Кронверскому пр. N 7. Кроме того, эмир Сеид-Абдул-Ахад-хан курировал архитектурный конкурс на лучший проект мечети. Надо сказать, что эмир Бухарский был знаменит в России и другими своими пожертвованиями. Так, миллион рублей он пожертвовал на восстановление российского флота после Цусимы. Был построен эскадренный миноносец «Эмир Бухарский» на верфях Общества скандинавского корабельного дока в Гельсингфорсе (Хельсинки).

Эмир Сеид-Абдул-Ахад-хан

Что касается архитектурного конкурса – то он стал едва ли не самым масштабным в истории проводившего его Императорского Санкт-Петербургского Общества архитекторов. Комиссия в составе академиков архитектуры А.Н. Померанцева, Л.Н. Бенуа, А.И. фон Гогена, архитекторов Ф.И. Лидваля, А.И. Дмитриева рассмотрела сорок пять проектов! Несколько победителей получили денежные вознаграждения. Рекомендован был проект Николая Васильевича Васильева, представленный под девизом "Тимур", мечеть должна была быть выполнена в стиле самаркандского мавзолея «Гур-Эмир», построенной в 1404 году Тимуром фамильной усыпальницы – шедевра персидской средневековой архитектуры. Особенностью проекта стало крайне широкое использование майолики, производимой с 1906-го года в керамической мастерской «Гельдвейн-Ваулин» в Кикерино под Гатчиной, рядом с месторождениями кембрийской глины. (Ее изразцы украшают Ярославский вокзал и здание Третьяковской галереи в Москве). Ради полной аутентичности руководитель мастерских Петр Кузьмич Ваулин специально отправил в Туркестан художника П.М. Максимова – в результате был воссоздан не только внешний вид средневековой майолики, но и технология ее производства. 

Пару слов про Н. В. Васильева (1875 - 1958), представившего на конкурс целых два проекта и, соответственно, получившего первую и вторую премию. Этому зодчему – одному из «отцов» направления «Северный модерн» – довелось поработать не только в родном Петербурге, но и, после эмиграции, в Сербии и в США, где он проектировал небоскребы и завершил карьеру членом Комиссии по городскому планированию Нью-Йорка.

К доработке проекта привлекли авторитетнейшего в архитектурном сообществе Александра Ивановича фон Гогена (1856—1914) – автора особняка Кшесинской и здания музея Суворова, а также архитектора-мусульманина Степана Самойловича Кричинского (1874 – 1923), создателя Дома Эмира Бухарского на Каменноостровском пр., 44. Упомянем среди создателей мечети еще и крымско-татарского калиграфиста, археолога, лингвиста и историка Османа Нури-Асановича Акчокраклы (1879 – 1938), выполнившего необходимые надписи на медальонах фасада – цитаты из Корана.

14 декабря 1908-го года проект мечети был представлен в Петербургскую городскую управу фон Гогеном. В апреле 1909-го года было выдано разрешение на проведение подготовительных работ, а сам проект был направлен на согласование в Императорскую Академию художеств. И здесь противники появления мусульманского храма в центре столицы попытались дать последний бой проекту: академия одобрила сам проект, но прислала возражения по поводу выбора места – вблизи от Троице-Петровского собора, одного из первых в городе. Потребовался визит к Столыпину мусульманской фракции Государственной Думы, чтобы премьер-министр публично заявил, согласившись с доводами Академии, что данное разрешение, тем не менее, взять обратно нельзя. 8 июля 1909-го года петербургский градоначальник К.И. Драчевский уведомил заинтересованных лиц о том, что рассмотрение проекта завершено: «Рассмотрев проект, а равно и отзыв Императорской Академии художеств нашел, что в художественном отношении к постройке мечети по представленному проекту препятствий не встречается. В техническом же отношении со стороны Технико-строительного комитета также не встречается препятствий, но с тем, чтобы до приступа к работам, размеры всех конструктивных частей были проверены надлежащими расчетами. Что же касается проектов фасадов мечети, то таковые по Всеподданнейшему докладу Министра внутренних дел 27 июня сего года удостоились Высочайшего Его Императорского Величества утверждения». В том же месяце начались работы нулевого цикла, а 3 февраля 1910 года имела место церемония торжественной закладки мечети с участием эмира Бухарского – это была последняя поездка в Петербург Сеид Абдул-Ахад Бахадур-хана. Церемонию приурочили к двадцатипятилетию его вступления на престол. По традиции, в стену был замурован серебряные молоток и лопатка (мастерок), несколько кирпичей из белого мрамора и серебряная дощечка с текстом:

«1910 года февраля 3 дня в присутствии генерал-адъютанта шейха Абдул-Ахад-хана эмира Бухарского и других почетных гостей заложена сия мечеть на земле, подаренной С.-Петербургским мусульманам Его Высочеством Эмиром. Да славословят в этом верующие Всевышнего о здравии главного жертвователя и всех тех лиц, кои денежными взносами или личным трудом содействовали возведению этой мечети».

Надо сказать, что в инженерном отношении мечеть была на уровне самых передовых решений того времени. Вот как пишет об этом по старым источникам журнал  «История Петербурга» № 1(5) 2002: «Одновременно с продолжением работ по гидроизоляции подвалов велся монтаж центрального водяного отопления и вентиляции по проекту, разработанному инженерами фирмы "Држевецкий и Езиоранский" (с 1913 г. - фирма "С.Ю.Корсак (бывш. Држевецкий и Езиоранский)". Для перекачивания конденсационной воды в кочегарке, устроенной в подвале Дома для омовений, поставили паровые котлы Корнваллийской системы, с насосом системы "Вортингтон". Нагревательные приборы – крупноформатные чугунные гладкие радиаторы –  устанавливались в специальные ниши, закрываемые щитовыми экранами. Во избежание осадка конденсата на стенах мечети радиаторы установили под окнами главного купола, в нижней части малого купола, под окнами минаретов на площадках для муэдзина. Объем принудительной вентиляции составлял 1 куб. саж. на одного человека, всего - 3.000 куб. саж. Приточная камера была рассчитана на нагревание этого количества воздуха до + 18С при наружной температуре -10С. Основная масса воздуха направлялась в главный зал мечети. Одновременно фирмой "Чантриль" велся монтаж электрического освещения мечети».

Что касается общего архитектурного уровня здания, то я попросил о небольшом комментарии современного питерского зодчего, заслуженного архитектора России Максима Борисовича Атаянца:

«Соборная мечеть – безусловно, пример очень хорошей, добротной петербургской архитектуры. Великолепный результат решения архитекторами достаточно сложной задачи: здание должно отражать свое предназначение, но при этом должно вписываться в питерский контекст того времени. И это вполне удалось, благодаря тому, что архитекторы модерна получали профессиональное образование в предыдущую эпоху – так называемую «эпоху эклектики», благодаря чему были изначально готовы имитировать любую архитектурную стилистику. Кричинскому, в целом, было все равно – имитировать итальянский ренессанс, как в Доме эмира Бухарского, или стиль эпохи Тимуридов. Архитектурное образование позволяло им чувствовать себя свободно в любом стиле. В нашем случае, с расстояния мечеть действительно выглядит как типичное здание Северного модерна: отделка финским гранитом с рустовкой трех разных типов – это характерно для модерна и не имеет ничего общего с архитектурой Средней Азии шестнадцатого века, с ее кирпичными или известняковыми стенами. Кстати говоря, если присмотреться к минаретам – то виден покрывающий их ромбообразный узор. Это не что иное, как «воспоминание» об объемном кирпичном декоре кирпичных минаретов Средней Азии. В Петербурге он выродился чуть ли не в графический орнамент. С другой стороны, по мере приближения к зданию, все большую и большую часть поля нашего зрения начинают занимать майоликовые наддверные украшения и все меньшую – гранитные плоскости. То есть, приближаясь, входя в мечеть, верующий как бы постепенно переходил из мира петербургского в мир мусульманского Востока. Еще один любопытный момент, я бы сказал, политического характера: важно, что это мечеть именно в тимуридской, среднеазиатской, исходно персидской архитектурной традиции. А не в турецкой, восходящей к Святой Софии и другим византийским постройкам. Видимо, в те времена это было важно: Турция была соперником, а затем врагом, тогда как Средняя Азия находилась под покровительством русского царя».

Торжественное открытие готовой вчерне мечети 22 февраля 1913-го года, приуроченное к 300-летию дома Романовых, посетил уже новый эмир Бухары Сеид Мир Мухаммед Алим-хан, а также его соперник – Хивинский хан Сеид-Асфендиар-Богадур. Затем работы продолжились – окончание планировали на 1914 года, но помешала начавшаяся война, а затем революция. Удивительно, что в этих условиях мечеть все-таки была завершена – несмотря на инфляцию и аресты денежных счетов, прекращение работы поставщиков (мастерские «Гельдвейн-Ваулин» прекратили производство керамики), самоубийство фон Гогена и эмиграцию Васильева, а также враждебную по отношению к религиозные организациям политику новых властей. Известно, что в 1915-м году мечеть открыли для платного осмотра ради сбора денег на достройку. Тем не менее, работы продолжались и были в основном завершены в 1920-м году, последние доделки производились в 1921 – 1923 годах. Тогда же, в 1920-м году, из Бухары прислали последний подарок эмира – освященный тавризский ковер ручной работы для центрального зала, площадью 400 кв. м.

Видимо, благоприятным образом сыграло то, что с точки зрения новых властей мусульмане являлись угнетаемым меньшинством, благодаря этому им более или менее не мешали. Так прошло несколько самых опасных первых лет Советской власти – до того момента, как большевики стали хоть как-то понимать ценность культурного наследия. 

Как бы то ни было, здание использовалось по прямому назначению, а в мае 1928-го года ее посетил эмир Афганистана Аманулла-хан, монарх первого государства, осуществившего дипломатическое признание советской республики.

Все же, с начала тридцатых годов у верующих отняли подвал мечети: там власти устроили склад картофеля. А в 1940-м году мечеть полностью изъяли у мусульман – перед этим заставив их за свой счет провести восстановительный ремонт. Здание определили под склад медицинского оборудования. Удивительно, что за время блокады в здание, несмотря на его внушительные размеры, не прилетело ни одного снаряда и ни одной бомбы. В 1949-м году мечеть была передана Эрмитажу для организации экспозиции исламского искусства, но в 1955-м году, в ответ на просьбы мусульман разрешить им строительство в Ленинграде новой мечети, постановлением Совета Министров было принято решение о передачи верующим старой. 18 января 1956-го года состоялся первый намаз, а в октябре того же года мечеть посетил президент Индонезии Сукарно. Так петербургская мечеть восстановила свои представительские функции.