Хан-Тенгри
Историко-культурный и общественно-политический журнал
Проблемы и перспективы евразийской интеграции
Сергей Борисов, Юлия Юшкова-Борисова. Понять Узбекистан — 2
Начало здесь: Сергей Борисов, Юлия Юшкова-Борисова. Понять Узбекистан - Читайте на IA-CENTR
Хозяйственно-экономические основания страновой идентичности.
В идентичности народа, страны, региона системообразующую роль играет тип хозяйственной жизнедеятельности, который чаще и лучше обеспечивал сообществу выживаемость и – в лучшем варианте – благополучие. Охота, земледелие, мореплавание, разбой, скотоводство, ремесло и другие разновидности хозяйствования формируют и особые типы личности, и особые формы социальности, и особый тип культуры. Даже тогда, когда условия жизни меняются и преобладающими становятся другие формы экономической активности, и первое, и второе, и третье воспроизводится очень долго.
Для населения Узбекистана культурообразующей, необратимо впечатанной в менталитет формой хозяйственного деятельности, является торговля. Торговля в этой стране – больше, чем торговля в обычном понимании. Это и искусство, и образ жизни, и образ мысли, и смысл существования, и способ освоения мира. И в современной деловой культуре, бизнес-этикете эти традиции заметны невооружённым глазом.
Шёлковый путь принес этим территориям расцвет и благополучие. Караваны несли не только товары, они несли информацию, знания, людей как носителей этих знаний и обладателей успешных в адаптации генов.
Основа благополучия средневековых государств на территории Узбекистана – маржа с торговли и индустрии гостеприимства. На нее построены Обсерватория Улугбека и блистательные памятники архитектуры Самарканда и Бухары. Ибн-сина происходил из богатых вельмож Бухары, города-рынка, города-биржи, опоры Шелкового пути, уже к тому времени накопившего изрядную библиотеку. Он смог основать школу и заниматься медициной как наукой – стало быть, существовал слой людей, готовых оплачивать эти услуги.
Устойчивое благополучие стало крениться с развитием морских путей в Индию и Китай. Грузоподъемность кораблей была выше, чем у караванов. Одновременно началось быстрое развитие ткацких производств в Европе, Италии и Франции, улучшилась выделка европейских сельскохозяйственных культур и продуктов, того же льна и шерсти, что позволило делать смесовые ткани (муслин), уменьшая зависимость от готовых восточных тканей и шёлка как такового.
Регион терял свой источник благосостояния постепенно, несколько веков, хотя все же не потерял его до самого конца. Но главное – навык и вкус к торговле, чувствование тонкой игры спроса и предложения, умение получать, использовать и ценить деловую информацию, гибкость и адаптивность характера – всё это осталось в обыкновениях и установках жителей.
Демографическая ситуация
Демографическая ситуация – ключ к пониманию современного Узбекистана. Главное противоречие настоящего и ближайшего будущего этой страны таково: наличие избыточного населения, воспроизводящегося по азиатской модели, с одной стороны, и ориентированное на модерные образцы (с многочисленными оговорками и поправками) государственное и общественное устройство, с другой стороны. Можно сказать, что страна стоит на растяжке, и ослабление её напряжения не ожидается.
Проще говоря, Узбекистан перенаселён. Причина – высокая рождаемость. Сейчас дело обстоит так, что основная часть населения этой страны – выходцы из многодетных семей: более половины её жителей выросли в семьях с 4-мя и более детьми. А каждый шестой узбекистанец – в семье, где детей было больше шести. Это – следствие резкого улучшения условий жизни и медицинского обслуживания во второй половине ХХ века, когда в советской Средней Азии имел место так называемый первый демографический переход. Для сравнения: в начале ХХ века в границах нынешних стран Центральной Азии проживало не более 10 миллионов человек; а согласно советской переписи 1989 года – уже 50 миллионов.
Высокая рождаемость обуславливает большую долю младших возрастных когорт: средний возраст жителей в Узбекистане – 26 лет (чтоб было понятно, в России – 41 год). Само по себе это совсем не плохо, но такая возрастная структура общества довольно жёстко задаёт цели и приоритеты экономической и социальной политики, ограничивает коридор возможностей по ряду важных направлений.
Предистория вопроса такова. Советская власть поощряла рождаемость в стране в целом, но эти меры по-разному отзывались в разных регионах страны. В Узбекистане они привели к бурному и неконтролируемому всплеску рождаемости. Ещё в 1970-е годы это было осознано руководством республики как обостряющаяся проблема. Предпринимались осторожные шаги по пропаганде планирования семьи, но нужного результата они не дали.
Руководство суверенного Узбекистана унаследовало эту проблему. Все последние тридцать лет оно стремилось к сокращению рождаемости, когда рекомендуемым идеалом была названа трёх-четырёхдетная семья. В результате этой политики и действия объективных современных тенденций (урбанизация, эмансипация, вестернизация) снижение рождаемости происходит. Но темпы этого снижения невысоки, они не могут пока обеспечить сбалансированную демографическую структуру населения. Кроме того, государственное регулирование рождаемости наталкивается на сопротивление исламоориентированной части общества и духовенства.
В целом можно говорить о начале второго демографического перехода, когда рождаемость сокращается, но, несмотря на это, численность населения растет – в силу увеличения продолжительности жизни. Но, тем не менее, жители сельских поселений в своем большинстве придерживаются мнения, что детей в семье должно быть 4-6 и больше.
Наряду с этим заметно, что явно религиозного происхождения установка на отказ от контроля за рождаемости, от элементов планирования семьи становится популярна у части городских респондентов, особенно в Ташкенте. Можно предположить, что в стране уже возник и продолжает углубляться социальный раскол между людьми разного образа жизни и жизненных целей, который будет маркирован в первую очередь стилем одежды женщин и их образом жизни. Раскол будет иметь под собой скрытую религиозную подоплеку, которая будет выражена относительно неявно, потому что обе стороны конфликта будут приверженцами ислама.
В Узбекистане специальным законом регулируется чувствительный для любой страны с мусульманской традицией вопрос об одежде для школьников. Власти РУ держатся в этом вопросе последовательно светских подходов, в частности, законом введен запрет на посещение девочками школ в хиджабах.
Но у подобных решений бывает оборотная сторона. В данном случае – это избавит некоторую часть девочек от необходимости делать выбор, носить хиджаб в школу или нет, но какая-то их часть с подросткового возраста просто не сможет ходить в школу, не получит даже среднего образования и будет вынуждена заниматься самой примитивной работой, рано выходить замуж и рожать детей, чтобы они кормили их в старости. В результате это почти наверняка повысит рождаемость среди необразованной части населения.
Различия между населением светским и религиозно настроенным, скорее всего, будут расти. Не очень хорошее отношение к Ирану, продемонстрированное респондентами опроса, видимо, обусловлено тем, что для большинства жителей Узбекистана непривлекателен сценарий исламской революции, после которой власть берут фундаменталисты и устраивают жизнь по правилам шариата.
Рождаемость в Узбекистане тесно связана с особой ролью семьи (подробнее об этом ниже). И поддерживается эта роль, например, отсутствием полноценной пенсионной системы. Пенсии в размере эквивалента 50 долларов США не могут обеспечить пожилым людям выживание. Для большинства населения единственным способом приемлемого существования в старости является помощь детей. Бездетные люди – горько несчастные люди по меркам Узбекистана. Одинокие старики – нарушение норм морали.
Именно на сыновьях лежит обязанность обеспечивать родителей в старости. У дочерей, при наличии сыновей, такая обязанность отсутствует. Тем не менее, помощь родителям, подарки остаются морально обязательными.
На практике сейчас детей по-прежнему больше четырех в сельской местности, где дети являются работниками, приносят чистую экономическую выгоду родителям, особенно в старости. Рождение сына выгоднее экономически, чем рождение дочери. Дочери уходят в другие дома, в дома же приходят невестки, которые обязаны ухаживать за родителями мужа и делать всю домашнюю работу.
Сможет ли Узбекистан при описанной ситуации с рождаемостью соскочить с растяжки, о которой говорилось выше? Или найти какие-то оригинальные решения, которые позволили бы сочетать эффективную экономическую и социальную политику с сохранением высокой рождаемости? Пока напряжение растяжки частично снимается трудовыми миграциями.
Миграции как естественная жизненная стратегия
Узбеки – традиционно склонный к диаспоральному расселению народ. Численность этнического узбекского населения только в пяти сопредельных с РУ странах превышает 7 миллионов человек. Всего же в мире этнических узбеков по авторитетным экспертным оценкам не менее 50 миллионов. У узбеков многовековой опыт обживания разнообразных жизненных пространств, причём не только номадический (кочевой), но и осёдлый, с основательным укоренением на занятой территории.
Узбекистан активно выбрасывает избыточное трудоспособное население вовне. Это не исключительно спонтанный процесс, он поощряется государством в рамках идеологии «Большого Узбекистана». Это не официальная концепция, она существует, скорее, как интеллектуальный конструкт с признаками идеологемы, респонденты упоминали её без особого пиетета, но по факту она работает.
Экспорт населения в виде трудовых ресурсов, пусть не с этой формулировкой, но с этим смыслом, является официальной стратегией властей страны. Трудовые мигранты присылают в страну живые деньги, вкладывают в экономику миллиарды долларов. Существуют специальные программы трудоустройства граждан страны по всему миру, включая Новую Зеландию, Южную Корею, страны ЕС, США, и, разумеется, Россию. Граждане Узбекистана лидируют по количеству поданных заявок на грин-карты США. По мнению одного из наших респондентов, «если все узбеки вернутся на родину, им не хватит земли, чтобы жить, и воды, чтобы напиться».
Хотя, конечно, вопрос о том, насколько трудовые миграции организуются спонтанно, а насколько это результат государственной политики, требует отдельного исследования. Идеология «Большого Узбекистана», продвигавшаяся при первом президенте Исламе Каримове, во времена его преемника, Шавката Мирзиёева, отодвинута на второй план, но не снята с повестки дня совсем.
Этнические узбекские диаспоры, как правило, не только многочисленны и экономически успешны, но также консолидированы и неплохо самоуправляемы (так, в местах компактного проживания узбекского населения, как правило, продолжают – сильнее или слабее – действовать махаллинские связи, предполагающие сложную систему взаимных обязательств и регламентов).
Что можно сказать с уверенностью – это то, что ассимилироваться, забывать в государствах миграции о своей идентичности и тем более религии узбеки явно не стремятся. Скорее наоборот, они стремятся сделать из территории своего проживания вариант Узбекистана, стремятся обрасти на новой земле своей сотней родных, которых они перевозят с родины, или находят соотечественников на новом месте.
Есть вариант временной (условно) миграции, когда кто-то из членов семьи постоянно находится на заработках в другой стране. Отец семьи уезжает на заработки, чтобы женить сына и выдать замуж дочь. Это означает собрать деньги на помолвку, на свадьбу, на выкуп невесты для жениха, на приданое дочери-невесты, на жилье для молодых (сторона жениха) и обстановку дома (сторона невесты). Это достаточно крупные суммы, которые, скорее всего, будут растрачены на чистое потребление, не как инвестиции. После свадьбы и беременности жены на заработки уезжает уже сам молодой человек. И так до бесконечности. В какой-то момент, при удачном трудоустройстве, он забирает свою жену с детьми в страну заработка.
Особенности социальных иерархий
Прежде всего, нужно отметить, что узбекистанское общество обладает острой чувствительностью к социальным иерархиям. В Узбекистане общение людей обычно начинается с придирчивой взаимной оценки положения друг друга в общественной пирамиде и в дальнейшем выстраивается в соответствии с этой оценкой.
Между тем социальная структура современного узбекистанского общества, как и везде, имеет несколько уровней и измерений. Как и везде, она включает в себя микст общественных иерархий: традиционные, унаследованных от прошлых эпох, и модерновых, рождённых современностью. В «понимание Узбекистана» нужно обязательно включить знание об особенностях традиционных, пришедших из прошлого, но воспроизводящихся в настоящем форм общественных различий.
Дело в том, что в узбекистанском обществе живо разделение на некие квазикасты, наследственные общественные слои: ишаны, сейиды (сейиты), ходжа и карача (или карасуяк).
Нельзя назвать эти слои кастами в полном понимании этого слова, как оно определяет положение дел в индийском социуме. Профессия, род занятий, доступ к благам принадлежность к той или иной страте в Узбекистане не определяется рождением. Но некоторое косвенное влияние, причем довольно сильное, кровное происхождение имеет.
Высшим слоем считаются ишаны, то есть духовные учителя, толкующие священные книги люди, мудрецы, советники. Они могут быть моральными лидерами тех или иных родов, населения местности или даже небольших субэтносов, но могут ими не быть лично. Но, как правило, знание о том, кто и когда из рода таковым был, остается и в нынешнем обществе. И это накладывает определенные обязательства на человека из рода ишанов. Он должен вести себя сообразно своему происхождению, как носитель ценного знания, обладание которым накладывает на него обязательства по его сохранению, приумножению и применению. Респонденты сообщали нам, что ишаны могут заключать браки только с представителями своего слоя и похоронены на отдельном от всех остальных кладбище. Вряд ли это так во всех случаях: некоторые респонденты отрицали практику отдельных захоронений, но подтверждали крайнюю желательность брачности внутри слоя.
Сейиды/сейиты считаются прямыми потомками пророка Мухаммеда, умеющими читать и толковать Коран и хадисы. У них может не быть функции окормления рядом живущих людей. Брачность внутри слоя респонденты-сейиды называли обязательной, апеллируя к тому, что люди в браке должны быть равны.
Ходжа – правители и воины, можно проводить условную параллель с российским дворянством. Первоначально слово ассоциируется со словом «хадж», однако к паломничеству в данном случае оно отношения не имеет, а означает принадлежность к управляющему слою. Хожда и в современном обществе стремятся сохранить элитарность своего происхождения, поэтому, как правило, вступают в брак с представителями своего слоя. Для мужчины ходжа допустимо жениться на женщине карасуяк, их отношения в семье не регламентируются ритуалами, но, если женщина ходжа выйдет замуж за мужчину карасуяк, он должен в определённое время выказывать ей свою подчиненность, например, ложиться в супружескую кровать только с торцовой части кровати, «заходить с ноги», как объяснил нам респондент.
Карача или кара-суяк, дословно «чёрная кость», по сути, это уже и не слой, а подавляющее большинство остального населения. Люди, добившиеся успеха и богатства, могут говорить о принадлежности к данному слою с некоторым особенным удовольствием, вот, мол, я карасуяк, но тем не менее, у меня все получилось.
Вопрос о том, в какой степени кровная принадлежность к высшим слоям определяет социальный статус и жизненные возможности в современном узбекистанском обществе, конечно, не имеет точного и ясного ответа, здесь всё предположительно. Но по факту можно заметить (особенно, если использовать намётанный социологический глаз), что эта связь существует. Действует она преимущественно косвенно, через передачу знаний, воспитание, наследование качеств, но она действует. Кстати, респонденты исследования, представлявшие культурные и интеллектуальные элиты, чаще, чем обычно, оказывались представителями слоя ходжа, ишанов и сейидов.
В целом принадлежность к ханским или аристократическим родам неявно, но все же декларируется, особенно внутри своего слоя, и судя по реакции остальных людей, она до сих пор имеет вес, она значима и является социальным капиталом.
Сказать про особую роль семьи – ничего не сказать про семью в Узбекистане. Здесь семья – родители, супруг/супруга и дети – это смысл жизни, это центр личной вселенной человека. Это единственное и неизменное, ради чего стоит жить и работать. Все остальное преходяще в веках, но трансляция генетического кода может и должна быть вечна.
Семья в Узбекистане это не просто семья, созданная ради закрепления чувства любви и рождения детей, это экономическая единица, семейное производство, инкубатор, в котором производятся работники для семейного бизнеса, это социальный фонд, который оплачивает больничные счета, и пенсионный фонд, который будет обеспечивать в старости. Также это банк, который регулярно выдает небольшие ссуды, и даже ипотечный кредит род также может предоставить.
Семья в узбекском понимании – это большой семейный круг, который может насчитывать до 100 человек, включая в себя бабушек, дедушек и их братьев и сестер, родителей и дядьев, родных и двоюродных братьев и сестер, их супругов и их детей, которые приходятся друг другу троюродными братьями. Как правило, это довольно плотно спаянное сообщество, собирающееся время от времени в некоем месте, как правило, в чьем-то доме, поддерживающее друг друга в разных случаях жизни. Безусловно, не всегда и не все семьи соответствуют этому идеалу, но идеал, нормативная модель именно таковы. Сотня человек, спаянная крепкими кровными, дружескими и экономическими узами, испытывающая друг к другу сильное чувство привязанности.
Жить без семьи, жить в одиночестве, быть лишенным поддержки 99-ти человек, считается опасным и ненормальным. Особенно это касается стариков. «Это знак беды», - так назвал ситуацию одинокой жизни старого человека наш респондент.
Более широкая, нежели семья, форма социальной общности – махалля. Махалля – это поселенческое, соседское сообщество, это традиционный институт первичной социальной самоорганизации. Обычно махалля охватывает несколько десятков или сотен семей, живущих компактно. Она выполняет важные социальные функции, включая гражданский арбитраж, взаимопомощь, организацию ритуальных мероприятий (свадьбы, похороны) и т.п. В классической махалле действует совет старейшин, которые регулируют жизнь местного сообщества не на основе юридических установлений, а на основе традиций и жизненного опыта.
В настоящее время государство проводит линию на инкорпорирование института махалли в госструктуры. Пока неясно, каковы будут последствия этой линии, в частности, не задушит ли государство в объятьях эту древнюю народную форму самоуправления. Но, как бы то ни было, махалля в современном Узбекистане – это влиятельный и нужный людям социальный институт.
И только после семьи и махалли нужно вспоминать среди узбекистанцев о государстве. Государство, поскольку оно преходяще, гораздо менее значимо для жителей Узбекистана, чем семья, и уж точно лишено какой-либо сакральности. Речь о служении государству как таковому обычно не идет. Речи о жертвовании интересами семьи ради государства, в российском его понимании, как некой великой ценности, некого охраняющего щита, быть не может. Интересы государства всегда вторичны по отношению к интересам семьи.
Государство здесь играет совсем другую функцию. «Смысл восточного государства – собирать налоги», - сказал один из наших респондентов. Да, именно такой смысл. Налоги идут на содержание высшей страты и контролирующих органов. Смысл содержания того и другого – в обеспечении функции контроля за гражданами и балансировке частных и коллективных интересов.
«Ты только их убери [полицию и властные органы] – здесь завтра же такое начнется! Каждый будет делать, что хочет!» – так объяснил функции государственных органов один из наших собеседников.
Советский опыт и советское наследие
Как оценивается и как работает в суверенном Узбекистане советское наследие: экономическое, символическое, культурное, любое? Эта тема жизненно важна для всех постсоветских стран – даже сейчас, спустя тридцать с лишним лет после самороспуска СССР.
Многовековой опыт адаптации к периодически меняющимся условиям и формам существования, огромный опыт сожительства разных народов, культур, субцивилизаций в полной мере пригодился народам Центральной Азии в ХХ веке, в советский период. Но породила эта адаптация причудливый симбиоз разноприродных составляющих.
… Чем глубже погружаешься – благодаря, прежде всего, нашим экспертам-собеседникам – в советскую историю Узбекистана, тем яснее становится следующее: эта часть страны жила в советское время какой-то особой жизнью, сопряжённой с общей жизнью страны далеко не так, как это предполагалось официальной идеологией и историей.
Эта особая жизнь устраивалась не в открытом противопоставлении жизни «правильной», политически и идеологически одобряемой. По крайней мере, так устроилось после того, как советская власть сумела установить полный контроль над территориями Центральной Азии. А это произошло позднее, чем в других местах: вооружённое сопротивление советизации, известное как басмачество, продолжалось здесь до начала 1930-х годов.
Особость жизнеустроения проявлялась во всех сферах жизни. Признав советскую власть преобладающей силой, местные элиты и население в целом продемонстрировали в советское время высокое мастерство подстройки, имитации и мимикрии. Строго говоря, они исходили из некоего негласного договора с Москвой, главным пунктом которого был обмен лояльности и сервильности на относительную автономию, на право сохранить своё естество под панцирем внешней советскости. (Крайне болезненная реакция не только республиканской номенклатуры, но и широких слоёв общественности на нашумевшие расследования группы Гдляна – Иванова в 1980-х годах, инициированные Ю. Андроповым, объясняются именно тем, что они были расценены как нарушение этого договора со стороны Москвы.)
Именно в среднеазиатских республиках существовал самый большой удельный вес «серой» экономики. Именно здесь имело место масштабное сохранение прежних социальных иерархий под видом советских и самое большое имущественное расслоение. Именно здесь подмена писаных законов неписанными обычаями и традициями была распространена шире, чем где бы то ни было ещё.
Вообще тема влияния советской эпохи на постсоветскую жизнь бывших союзных республик мало и однобоко исследована. Узбекистан – яркий пример того, насколько не хватает исследовательского интереса, правильно выбранной методологии и трезвого подхода к анализу того, кто с чем выходил из СССР.
Отношение к другим странам и культурам
Республика Узбекистан – страна-региональный лидер Средней Азии. За эту роль с ней борется – и довольно успешно – Казахстан, обладающий большими запасами востребованных на мировых рынках природных ресурсов. Но Узбекистан постепенно сокращает разрыв по ключевым экономическим показателям: количественным и качественным. Этому способствует и то, что по объёму и освоенности природных ресурсов он мало уступает Казахстану.
Очень важна в этом контексте общая амбициозность страны, её политического класса и её лидеров. Их склонность к среднеазиатскому региональному гегемонизму проявляла себя уже в советское время. «Узбекскую карту» в 1980-е годы СССР активно разыгрывал в Афганистане (генерал Дустум – лидер трёхмиллионной узбекской диаспоры в афганской провинции Мазари-Шариф), поднимая значимость Узбекистана в глазах местной номенклатуры и подогревая её доминантные наклонности. В начале 1990-х вмешательство Узбекистана в ход гражданской войны в Таджикистане предрешило её исход. И сейчас Узбекистан продолжает активно влиять через свои диаспоры на ситуацию в Киргизии, Казахстане, Таджикистане. На сегодняшний день Узбекистан – ключевая страна Средней Азии, скрытый (пока?) лидер огромного региона.
В 2020-м году авторами проводился социологический опрос в Узбекистане. Основной темой опроса было отношение граждан этой страны к другим странам, народам, международным объединениям. Приведём здесь частично полученные данные, исходя из того, что принципиально за прошедшее время они не могли измениться.
Во-первых, необходимо отметить, что 42,6% из них имели личный опыт продолжительного пребывания (работа или учёба) в других странах. Это очень высокий страновой показатель мобильности населения.
В целом респонденты демонстрируют положительное отношение к довольно разным странам и регионам. Трудно увидеть здесь какие-то явные географические, исторические или политические предпочтения.
Лидером хорошего отношения к стране является Россия. К ней положительно относятся 85,4% респондентов против 11,5% относящихся отрицательно. Её считают комфортной для жизни и работы страной 72,9% респондентов против 22,3% не согласных с этим. Наконец, 79,8% респондентов согласны с тем, что «сближение с Россией поможет Узбекистану решить свои экономические и социальные проблемы» против 12,6% не согласных. (Оговоримся, что все эти данные были получены до пандемии и до начала СВО. Но последнее исследовательское погружение подтверждает, что принципиально мало что изменилось.)
Устойчиво положительное отношение продемонстрировали респонденты одновременно к странам Евросоюза (баланс положительных и отрицательных оценок +62,5%), арабским странам (+54,4%) и Турции (+49,2%). Турция и страны ЕС, вместе с США, также высоко оценены с точки зрения комфортности пребывания. Арабские страны по этому показателю опустились в среднюю группу.
Группа «середняков» составилась из ближайших соседей Узбекистана: Казахстана (+39,8%), Таджикистана (+32,7%), Киргизии (+23,5%), а также США (+26,3%). Очевидно, что тут сказались непростые отношения РУ с сопредельными странами, особенно с Киргизией, где периодически вспыхивают межнациональные конфликты с участием узбекской диаспоры этой страны.
Наконец, в группу стран с отрицательным балансом оценок вошли Иран (-1,2%), Китай (-14,2%) и явный аллерген для респондентов в лице Афганистана (-38,8%!).
Комфортной для узбеков страной респонденты сочли, кроме Турции и стран ЕС, также США, более критично оценив с этой точки зрения арабские страны (+10,5%), Казахстан (+6,1%), Китай (-22,3%), Иран (-37,9%).
Добавим несколько полезных комментариев к данным опроса:
1) Негативное отношение к Китаю не должно удивлять: исторический опыт соседства с этой страной и её жителями приучил всю Центральную Азию ждать от Поднебесной, главным образом, неприятностей. Особенно опасна, по мнению наших профессионально осведомлённых в этом вопросе респондентов, практика ползучей экспансии, когда китайцы шаг за шагом захватывают жизненное пространство («китайцы хотят всё» – такую формулу предложил один из респондентов, отвечая на вопрос: чего хотят китайцы в Узбекистане?). Респонденты ссылались на печальный опыт Таджикистана и Киргизии, зависимость которых от Китая давно перешла критическую черту. Сказываются на отношении к восточному соседу и китайские репрессии в отношении уйгуров – родственного по происхождению, культуре, языку и религии народа, являющегося меньшинством в КНР;
2) Необходимо обратить внимание на критическое отношение к Ирану и особенно Афганистану. Показательно, что именно две эти страны выступают для узбекистанцев примером того, как они не хотели бы жить. В случае с Афганистаном это категорическое неприятие архаики, которая царит в жизнеустройстве этой страны. В случае с Ираном – отторжение модели исламского государства;
3) Умеренно позитивное отношение к странам Запада, а также к прошедшим успешную модернизацию странам Азии – Японии, Южной Корее, Тайваню – объясняется прагматичными соображениями: эти страны привлекательны для трудовых мигрантов и не представляют собой какой-либо явной угрозы для Узбекистана. Нужно отметить, что в последнее время антизападные настроение несколько оживились, но переоценивать их не стоит, прагматика в этой стране всегда возьмёт верх при принятии важных решений.
Отношение к идеологии и практике пантюркизма
Идеи пантюркизма не популярны у политической руководства РУ, не поддерживаются государством и не пропагандируются интеллектуальными и культурными элитами. Хотя Узбекистан – вторая по численности страна тюркского мегасообщества после Турции – полноценно участвует в международных организациях тюркских народов, его руководство и элиты в целом не поощряют распространение пантюркистского духа и идеологии у себя дома.
Такое отношение обусловлено противодействием турецкому влиянию и нежеланием властей Узбекистана с кем-то делить своё доминирование в собственной стране и в среднеазиатском регионе в целом. Никакой Великий Туран Узбекистану не нужен. Хотя в тактических целях руководство страны может использовать свою принадлежность к международному тюркскому сообществу. Что оно и делало до сих пор – дозированно и осмотрительно.
Узбекистан и Россия
Ответ на вопрос: что такое Россия для Узбекистана – в прошлом, в настоящем, в будущем – будет неполон без ответа на вопрос: что такое Узбекистан для России?
Есть обстоятельство, лежащее на поверхности: растущая численность и значение узбекской диаспоры в России. Наша страна – основное направление узбекской миграции. Уже сейчас трудовых мигрантов из Узбекистана (а это не только этнические узбеки) в России по экспертным оценкам от 1 до 2 миллионов (наибольшая концентрация – в Санкт-Петербурге). Даже пандемия и введение международных санкций против России не слишком сократили приток мигрантов из Узбекистана.
В случае долго обсуждаемого вступления Узбекистана в ЕвразЭС приток мигрантов из этой страны в Россию ещё более увеличится. В результате есть близкая перспектива превращения узбеков в одно из основных – наряду с украинцами, армянами, азербайджанцами, белорусами – национальных меньшинств, имеющих материнское государство.
Но при всей важности вопроса о мигрантах, их использовании в экономике России и адаптации в местной среде нельзя упускать из вида вопросы стратегические, затрагивающие и глубокую историческую ретроспективу, и дальнюю историческую перспективу.
Оценка настоящего и будущего российско-узбекистанских отношений должна строится на понимании того факта, что Республика Узбекистан – состоявшееся государство с вполне дееспособной элитой, амбициозным настроем и устойчивым менталитетом. При этом у Узбекистана – ворох проблем: внешних и внутренних. И нет гарантий, что все они будут решаться успешно. Но, в целом, Узбекистан – страна на подъёме, пусть неторопливом и извилистом.
Об авторах:
Юлия Юшкова-Борисова и Сергей Борисов – российские исследователи регионов и стран, авторы исследовательской методики «социологии опыта странствий». Ими написаны книги «Понять Беларусь. Записки странствующих социологов» (2018) и «Понять Молдову. Записки странствующих социологов-2» (2020). В настоящее время заканчивается работа над книгой «Понять Узбекистан»