Елена Соловьёва. Вятка место пусто не бывает

Город Киров, он же Вятка, он же Хлынов — один из первых опорных пунктов экспансии русских людей к Уралу и за Урал. Здесь нарабатывался уникальный российский опыт совместного проживания разных народов, формировался особый тип русского человека, способного совершать дальние, дерзкие речные и лесные походы — характеры и типы будущих землепроходцев, впоследствии присоединивших к Московской Руси Урал, Сибирь и Аляску. Об уникальности города, его прошлом и будущем — травелог нашего постоянного автора, известной уральской писательницы Елены Соловьёвой. 

С предыдущими можно ознакомиться здесь:

Елена Соловьёва. Абхазия. Зимняя медитация. - Читайте на IA-CENTR

Елена Соловьёва. Тур на Юго-Восток - Читайте на IA-CENTR 

«Киров расположен в долине реки Вятки, в среднем её течении, на северо-востоке Европейской части России, на Русской равнине, в зоне таёжных лесов, в поясе полесий и ополий».

Кикиморы и ушкуйники

Там, где река Сандаловка впадает в Вятку, стоит странное сооружение, бывший ночной клуб «Титаник», действительно напоминающее четырёхпалубный корабль-паром, забытый на берегу. Места здесь гибельно-волшебные. По эту сторону расположена Дымковская слобода и открывается прекрасный вид на набережную Грина с Трифоновым монастырём. Но в хитросплетениях улицы Береговой можно снимать фильм «Жесть-2» о загадочной русской глубинке с интерфейсом якобы дачной местности, а подходы к воде за редким исключением до непроходимости заросли кустами. 

Сандаловка умирает, задушенная водорослями. Какие-то из них меня и обожгли, когда я с романтичным видом болтала ногами в покрытой ряской водичке, сидя на лодочной корме, да ловила руками белые лилии и жёлтые кувшинки. Предприимчивые мальчишки из «Титаника», который этим летом работает только в режиме частных вечеринок на открытом воздухе, зачем-то сдают именно со стороны Сандаловки две выкрашенные в голубой цвет посудины. Хотя далеко на них не уплывёшь: речка уверенно превращается в болото, дико и живописно украшенное по периметру останцами засохших деревьев. Впрочем, возможно, имеет место сговор лодочников с кикиморами. Вятские женщины тоже обнаруживают (или лукаво скрывают, не выпячивая на всякий случай) неоспоримое родство с местной водяной хтонью.

Не случайно же в 2008 году по инициативе молодой предпринимательницы  Анны Чибриной  семь весёлых бронзовых кикиморок заняли ключевые посты в исторической части Кирова. Если идти, разыскивая одну за другой, получится  хорошая квест-экскурсия. Но брали они город чисто по-женски – не числом и размерами, а точным, даже точечным (фигурки-то 60-сантиметров росту) расчётом и обаянием. Внешность у них вполне современная: озорные девчонки в коротких  платьицах из осоки. Художница Юлия Зудова и не отрицала, что прообразами  скульптур были её подружки. Кикиморок, чтоб не скучно было, сопровождают лягушата. Сюжеты и названия у каждой свои.

Та, что стоит на мосту через Раздерихинский овраг, который делит центр и северо-запад Александровского сада, называется «Яркость». Она радостно раскинула руки, лягушонок приторочен к стройной талии. Я сперва прочитала «Ярость», и основания к тому имелись. Топонимика места двоится: на официальных сайтах мост называется Мостом влюблённых, в народе его окрестили Мостом самоубийц. Пришлось даже нарастить ограждения перил, чтобы уменьшить соблазн для желающих свести счёты с жизнью, кинувшись вниз, где сейчас  проложено шоссе. 

С топонимикой в городе вообще не просто, взять хоть само название города Киров-Вятка-Хлынов. Активно до сих пор работают все три имени: телекомпания «Вятка», например, где служат красивые и длинноволосые, как русалки,  журналистки, банк «Хлынов»,  «Кировская правда».  Считается, что первоначально в конце XII – начале XIII века поселение и местность вокруг получили название  по имени реки Вятка. Хлыновым Вятка стала  после строительства крепости в устье реки Хлыновицы. В 1780-м году Хлынову вернули его историческое название, а в 1934-м, после убийства С. М. Кирова, уроженца Вятской губернии,  Вятку переименовали в Киров.

Предположительно, и «Хлыновица», и «Хлынов» произошли от слова «хлынуть», но  у писателя Андрея Антонова, священника в прошлом, теперь – завлита Кировского театра кукол имени А.Н. Афанасьева, есть своя версия. Первое образование у него филологическое, второе – богословское, шесть лет в семинарии Троице-Сергиевой Лавры. Рассказывая о Трифоне Вятском, первом просветителе этих земель и основателе знаменитого Успенского (Трифонова) монастыря, преданного любимым учеником, он употребил выражение «внутреннее хлыновство», что в его интерпретации значит «предрасположенность малыми усилиями что-то иметь, приобретать, в том числе, обманом». Связано «внутреннее хлыновство», по его мнению, изначально с ушкуйниками, речными пиратами XIV века, основавшими город, отзвук этакого «перекати поле, не имеющего родства и укоренения».

Дизайнерские татуировки на руках, серёжка-гвоздик в ухе, стильная шапочка делали Андрея  похожим на режиссёра какого-нибудь молодёжно-авангардного театра, а зонт-трость напоминал об Оле-Лукойе и его волшебных историях. Свои же рассказы Антонов обычно начинал следующим образом: «Расскажу эту историю, как она отзывается во мне, а учёные спорили и будут спорить». Надо сказать, что в его интерпретации даже кровавые и сумбурные события Смутных времён на земле вятской приобретали смысл и просветлённость. Нашу прогулку по городу Андрей  предложил начать от своего «места силы», там, где с горы Кикиморской открываются прекрасные панорамные виды на реку Вятку и посёлок Вересники, а банк «Хлынов» соседствует с деревянной часовней Бориса и Глеба, на деньги банка же и выстроенной. 

В каком-то смысле на очередном витке история будто зеркалит, лукаво ухмыляясь, древний сюжет. Потому что, как рассказал Антонов,  ушкуйники, эти профессиональные воины-пассионарии русского Средневековья, пришли  на Вятку из Великого Новгорода и «принесли с собой не икону архангела Михаила, архистратига всех небесных сил, не Дмитрия Солунского, не Георгия Победоносца, ни других святых генералов-мучеников Рима и Византии, а икону страстотерпцев святых, бессеребренников  Бориса и Глеба, сыновей Владимира, которые, как известно, погибли от руки Святополка Окаянного». Позже выстроили и посвящённый им храм. А свои корабли-ушкуи сожгли. «Есть версия, что переселенцы из Великого Новгорода  наняли ушкуйников для охраны в незнакомых землях, – задумчиво опирается на зонтик Антонов, –  или части ушкуйников, которая с ними пошла, надоело (почему бы нет?) проливать кровь, биться и грабить. Меня именно такая история очень трогает, что они устали от грабежей и раздоров  и приплыли сюда жить, а не завоёвывать».

Что же касается кикимор, то кировское отделение «Комсомольской правды» воспроизводит на своих страницах от 3 сентября 2022 года следующий сюжет: «По легенде в XIV веке новгородские ушкуйники решили основать поселение на берегу реки Вятки. Утром они обнаружили, что весь заготовленный для строительства лес перенесен на другое место ниже по течению. С тех пор появилась легенда о том, что на этой горе любят озорничать кикиморы, и назвали ее Кикиморской». Верно ли это исторически – судить не берусь. Однако факт бытования именно такого варианта легенды в общественном сознании тоже о чём-то говорит. Добавим, что бьёт на горе более 20 родников,  недалеко от горы есть озеро Кикиморское, а под горой – улица, которую из Кикиморской  переименовали в Водопроводную. 

«Механика памяти»

Судя по всему, выходцы из Новгорода принесли на Вятскую землю не только икону, но и вкус к независимости. Существовавшая здесь 250 лет Вятская республика  была присоединена к централизованному Русскому государству в 1489 году. «При Иоанне III, – рассказывает Антонов, – сюда подошли полки под знаменем воеводы Даниила Щени, а перед этим митрополит Геронтий посылал сюда проклятия, угрожал отлучением от Церкви».

Определение  вятского характера отчасти связывает с новгородскими ушкуйниками и театральный  режиссёр Евгений Ланцов, автор и руководитель проекта «Механика памяти». 

«Характер благородный, сильный,  как у северного Робин Гуда, – считает он, – главный принцип такой: на поверхность сильно не высовываться, но своё дело делать».

Для Евгения «вятский характер» – не область  досужих рассуждений, а рабочий инструмент. Масштабный проект, запущенный им в 2022-м году благодаря помощи Президентского гранта для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусств, работает с вятской идентичностью, и прежде всего, через создание драматургических произведений. Сейчас полным ходом идёт реализация проекта «Механика памяти -2023» (продолжение проекта 2022-го года) и его тематическое ответвление – «Механика памяти/2023. Вятка – малая родина русских учёных», реализуемый за счет бюджетных городских средств в рамках конкурса проектов «Город добрых соседей», посвященных 650-летию Кирова.

В разные годы Ланцов руководил драматическими театрами Челябинска, Екатеринбурга, Кемерово, Абакана. Но корни у него вятские – по материнской линии он отследил свою родословную здесь до шестого колена, хотя как сын военного в отчих палестинах проводил только летние каникулы у бабушки с дедушкой. В Киров Ланцов вернулся в 2018-м году в качестве художественного руководителя Кировского областного драматического театра имени С. М. Кирова. И первыми пробными шагами «Механики» следует считать сотрудничество театра в рамках культурно-просветительских  проектов с Вятским государственным университетом. Куратором от ВятГУ, и тоже сочинителем «Механики», стала Юлия Колобова, доцент и кандидат культурологии.

Когда политика учредителя в отношении театра изменилась и руководство взяло курс на активное лоббирование московских антреприз, значительно уменьшив долю местного театрального контента, Ланцов ушёл в свободное плавание. Он стал победителем конкурса грантов Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства. В рамках грантового проекта был проведён I Всероссийский драматургический конкурс, где «профессиональные и начинающие литераторы смогли попробовать свои силы в создании пьес, посвящённых 650-летию города Кирова/Вятки/Хлынова, вятской истории и её культурным героям».

Великорецкое пешешествие

Мне повезло наблюдать работу «Механики» изнутри, а знаковые места Кирова и окрестностей «заговорили» со мной, озвученные героями пьес. И это, доложу вам, совсем не то, что сверяться с путеводителями или сайтами «10 достопримечательностей». Недаром же Юлия Колобова, с которой мы познакомились чуть позже, сказала: «Даже если мы говорим о Трифоне Вятском, Грине, Чайковском, Бехтереве, Салтыкове-Щедрине, Циолковском, других  великих людях, связанных с вятской землёй, мы лучше запоминаем историю, когда эмоционально откликаемся на собственные попытки этих людей распознать – зачем живёт человек, почему хочет познавать этот мир, почему он остаётся жить в этом конкретном месте или бежит из него». 

 А в июле, едва я сошла с поезда, Евгений Ланцов познакомил меня с Андреем Антоновым, Ниной Тодыбаевой –  драматургом, заведующей Музеем А.С. Грина, незаменимым человеком в организации «Механики» – и её дочкой Алисой, и мы поехали в село Великорецкое, финальную точку Великорецкого крестного хода, одного из самых многочисленных и известных в России, отсчитывающего своё начало  с XV века.  От Кирова до берега реки Великой, места  чудесного обретения Великорецкой иконы святителя Николая, на машине часа полтора, крестный же ход длится 6 дней, с 3 по 8 июня. Путь в 150 км (90 км из города Кирова до села Великорецкого и 60 км обратно) лежит через леса, поля, вполне живые и давно заброшенные деревни. Евгений пока только собираются влиться однажды в «крестоходное тело», Андрей Антонов ходил больше десяти раз, начал ещё в 90-е, и даже написал чудесную книжку для детей «Великорецкое пешешествие». 

В бумажном варианте её уже не найти, а жаль, потому что подобной литературы, где серьёзные вещи рассказывались бы так увлекательно, красочно и доступно, лично я до сих пор не встречала. Да и фактура, простите светского человека! Чем отличается рюкзак паломника от рюкзака туриста? Как правильно обуться, чтобы не сойти с «крестоходного круга» (хотя «мозольная радость» – тоже благодать, свидетельство работы на благо своей души)? Искушения в виде машины с мороженым или острым желанием искупаться в возникшем по пути озере. Столы «с ватрушками, шаньгами, пирожками, соленьями-маринадами, вареньями-повидлами, кашей, домашним творогом, сметаной, булками с маслом и огромным бисквитным тортом», которыми перегородили дорогу крестному ходу жители посёлка Гирсово в четыре утра. Литургии на лесных полянах, стадо бычков или овечек, следующее за паломниками, простые чудеса и истории-притчи, забавные, трогательные и поучительные одновременно.

Зарисовки вполне конкретных персонажей. Например, любознательного испанского журналиста Хосе, чей исследовательский энтузиазм усмирил только термоядерный суп из чёрной редьки с квасом. После нескольких тарелочек, умятых с аппетитом, Хосе интересовал только дощатый нужник, и он вполне понял, что с наскока Россию не понять, а «погружение» нужно осуществлять медленно и постепенно. Или американец Джон с огромным фотоаппаратом, который сильнее всех испугался, когда крестный ход ненадолго (и такое случалось, оказывается) сбился с пути. И то, как спокойную уверенность крестоходцев, что «ангел-хранитель выведет», Джон стереотипно принял за «вашу знаменитую надежду на «авось»». Но в финале признался, что понял значение словосочетания «русская соборность», единственной, кстати, фразы, которую его заставил выучить ещё в Америке друг, профессор истории,  уже побывавший на Великорецком крестном ходе: «Он говорит, – сказал переводчик, – что ничего о ней не знает, ничего о ней не читал, он только видит нашу  русскую соборность в этом крестном ходе, вот и все». 

Похоже, Джон стал прототипом австралийца Ларри Даггана, одного из героев пьесы «Шесть дней» Светланы Шимоне, которую она прислала на конкурс «Механики-23». Светлана – одна из пяти финалистов «Механики-22» с пьесой «Вятский плен», посвященной писателю Салтыкову, который ещё не стал Щедриным и провёл в вятской ссылке семь с половиной лет, но именно здесь сформировался как человек и писатель. Новая пьеса Шимоне посвящена Великорецкому крестному ходу. И мотивы, побуждающие людей отправиться в «пешешествие», она раскрывает на примере четырёх персонажей: молодой женщины Нины, несчастной в семейной жизни; Ларри Даггана, занимающегося  изучением «других культур, но не в архивах, а именно путём участия»; 45-летнего Лёхи, прошедшего несколько горячих точек, и бабы Доси, 74 лет.

Мне оставалось только подключить воображение, чтобы представить, как тихое сейчас Великорецкое, дремлющее среди запаха трав и разогретого на солнце соснового бора, наполнено толпами людей (летом 2023 года в крестном ходе приняла участие  51 тысяча человек):  дымят полевые кухни, солдатики угощают кашей всех желающих, в храмах поочередно исповедуются и причащаются.

«Ну, были и анекдоты всякие, – вспоминает Антонов. – Один человек мне говорит: «Батюшка, каюсь, я деньги в Библии храню». Я говорю: «Доллары, наверное?». – «Да, доллары». – Я говорю: «Часто берёшь-то оттуда?». – «Ну да, – говорит, –  частенько». – «Так ты, –  говорю, –  мелкими купюрами клади, чтоб почаще Библию открывать». – Но это случилось ещё тогда, когда не было ни банкоматов, ни карточек, ничего этого не было. Год где-то 1993-94-й. А так я не помню, чтобы за эти годы, что ходил, появилось какое-то брюзжание, недовольство. Здесь, конечно, разные люди. И когда один идёшь, может развиться ощущение какой-то особицы. Лучше присоседиться к какому-нибудь приходу, компании, человек в 10-12, вот тогда это правильно. А если ты идёшь как куркуль, один, да ещё акафисты в наушниках слушаешь, и отдельно ешь, и на индивидуальной плитке всё разогреваешь, такой, знаете, человек в футляре…  Это не то место, ребята, здесь надо расчехляться. Чтобы с открытой душой. И ты получишь меру своей земной радости, я бы даже сказал счастья своего земного, от слова «сейчас, здесь». Великорецкий ход мы ещё Вятской пасхой называем. Такой огромный всенародный праздник,  за что мы его и любим, ну и раньше любили. Вот так вот, знаете, маленькое явление иконы привело к тому, что столько людей обрадовались, наполнили свою жизнь смыслом…»

Икону святителя Николая «обрёл» в 1383 году в лесу на крутом берегу реки Великой «некоторый благоговейный муж» — крестьянин Агалаков из деревни Крутицы. Молва о чудотворном образе быстро разнеслась по округе, позже был выстроен храм. Здесь, как светский и некрещенный человек, я должна бы добавить слово «по легенде», но почему-то не хочется. Как не поворачивается язык сказать, что Великорецкий крестный ход – главный бренд территории. Для описания ощутимого единения, в котором здесь находятся леса, поля, воды, святыни и люди, нужен какой-то другой словарь.

Солёные рыжики, «вятский козёл в одном акте», Киров без пальто

Но пора перенестись из вятских лесов, «полесий и ополий» в город. Чем он удивляет приезжего? Прежде всего, отсутствием типовой застройки, архитектурной эклектикой. Можно встать, например, во дворе – и все строения вокруг будут разными. В центре много зданий XIX века, среди которых плавными окружностями выделяются творения архитектора Ивана Чарушина. Помнит город и Александро-Невский собор (снесён в 1937-м году), построенный по проекту блистательного архитектора и масона Александра Витберга, сосланного в Вятку за растрату казённых денег, выделенных на строительство спроектированного им Храма Христа Спасителя в Москве. До сих пор можно любоваться Александровским садом, к планировке которого, оградам и порталу Витберг приложил руку. Архитектор дружил с Александром Герценом, на три года сосланным в Вятку за вольнодумство. Книжное собрание последнего составляет сегодня основу фонда Отдела редкой книги Областной научной библиотеки, носящей его имя и открытой в 6 (18) декабря 1837 года при его непосредственном участии. Около Вятской «публички» стоит его хрестоматийный  бюст – суровый бородатый муж. Внутри же –  большой портрет  Александра Ивановича 2020-го года, работы современного художника Максима Наумова, дар библиотеке в «честь 185-летнего юбилея прибытия А.И. Герцена в Вятку».

Портрет стилизован, пропорции искажены, на нём – вытянутый в высоту и слегка «зауженный» красавец с бакенбардами, молодой и романтичный, на фоне сереньких небес, отчасти напоминающих петербуржские. Контраст двух изображений показался мне иллюстрацией  к словам Евгения Ланцова, когда тот пытался наглядно объяснить один из принципов работы проекта «Механики памяти»: «Понимаете, – говорил он, – прошлое должно быть очень современным и живым. Горячим даже. Традиция – это, если хотите,  поклонение огню, а не пеплу». 

«Герценка», разместившаяся в историческом особняке XVIII века, и сама очень живое место. Задействована практически во всех крупных культурных событиях города. И даже таксисты (а это показатель!) отлично знают, как к ней проехать. 

Таксисты здесь, между прочим, исключительно русские. В моём списке сервиса «Яндекс-такси» появились, наконец, Владимир и Александр, тогда как в Екатеринбурге я старательно училась выговаривать Санжархуж, Абубакр, Сиявнуш и другие имена представителей уважаемых  азиатских народов.

Ещё одно удивление: востребованность местных кафе и ресторанов. В центре в субботу вот так вот запросто не сядешь, места нужно бронировать заранее. Был у меня и свой кулинарный бзик – непременно отведать в условиях общепита солёных рыжиков. Не каждый российский город может предложить подобный специалитет. Но если раньше рыжики фигурировали как самый обычный пункт столовского меню, то в этот раз их удалось найти только в пафосном ресторане «Васнецов», расположенном на местном пешеходном Арбате – улице Спасской, практически напротив Театра Кукол, территорию перед которым украшает внушительный памятник дымковской игрушке, а на мраморном бордюре каскадной лестницы кикиморка «Богатство» примеряет украшение перед зеркальцем, выставленном ей лягушонком.

В «Васнецове», стилизованном под купеческий уездный шик, кроме рыжиков  мне запомнились щучьи котлетки, припорошенные красной икрой. В меню предлагался  ещё Гастрономический спектакль из 7 дегустационных блюд за 3700 рублей с носа. Названия «тар-тар из морского гребешка в карельской форели с соусом чили-манго и игристой пеной» или «шпинатные равиоли с тигровыми креветками на кокосовом соусе том-ям с икрой летучей рыбы и водорослями чука» звучали заманчиво,  как и «блюдо-антракт» – «сфера из белого шоколада и какао-масла с облепихово-цитрусовым фрешем», но заказывать всю эту музыку следовало за два дня. Мы же с Натальей Панишевой, заместителем директора «Театра на Спасской», и её мужем, актёром Михаилом Андриановым, собрались в «Васнецов» спонтанно. На обратном пути от ресторана к их машине, когда уже смеркалось, Наталья  показала кикиморку «Любовь», примостившуюся на спинке скамейки – та замерла, готовясь поцеловать зажатого в руках лягушонка, видимо для того, чтоб он превратился в принца.

При желании здесь можно усмотреть перелицованный в феминистском духе сюжет про Царевну-лягушку. Любопытно, что в пьесе известного драматурга Олега Богаева «ЧэЧэВэ», которая стала одним из призёров прошлогодней «Механики»,  сцена из этой сказки тоже есть. Разумеется, в переосмысленном виде. Жанр подобное позволяет: «ЧэЧэВэ», имеющая подзаголовок «Вятский козёл в одном акте», расшифровывается как «Человек человеку волк», и герои её играют в демоническое  домино. С пьесой вообще приключилась интересная история. Её первое действие было написано ещё до пандемии в 2019-м, по заказу краеведа и мецената Валерия Федяева, который живо интересовался историей вятского края и познакомил Евгения Ланцова с писателем Евгением Шишкиным. Его роман «Правда и блаженство», который охватывает период вятской истории от послевоенного времени до прихода Ельцина, понравился режиссёру, и он задумал сделать по нему спектакль. Олег начал работу, а меценат скоропостижно скончался. 

В результате пьеса была закончена лишь к «Механике», и от первоисточника в ней осталось только романное пространство, Киров – как место действия, персонаж Череп и памятник Кирову. Но памятников  Сергею Мироновичу в Кирове два. Даже загадка есть: «В каком районе города всегда теплее?» Ответ: «В Октябрьском, потому что там Киров без пальто». На сегодняшний момент «ЧэЧэВэ» уже поставлена в «Коляда-театре» режиссёром Иваном Федчишиным. В постановке заняты все звёзды труппы: Олег Ягодин, Сергей Фёдоров, Константин Итунин, Ирина Плесняева, Вера Цвиткис, Павел Рыков,  Никита Рыбкин. Спектакль произвёл фурор  на последнем фестивале «Коляда-Plays» и вошел в репертуар с нового сезона.

С Натальей мы, кстати, познакомились именно на «Коляда-Plays», разговорились на актёрском клубе фестиваля, я  как раз собиралась в Вятку по рекомендации Николая Коляды, который возглавляет жюри «Механики». В родном городе Наталья показала мне культовую «Галерею прогресса» на ул. Горького, 5, где выставляют интересных вятских (и не только) художников. Но особенно впечатлил меня с её подачи «Фантазариум»: граффити-галерея и граффити-полигон, расположенные в отдельном крыле Станкостроительного завода по ул. Спасская, 67 Д. Придумали всё в 2019-м году братья-художники Евгений и Александр Сесюковы. Уличная роспись предвосхищает появление «Фантазариума» уже за квартал,  а потом ты попадаешь в сумасшедший, красочный, весёлый мир фантазоидов– не хуже шоколадной фабрики Тима Бёртона – комнаты, лестничные пролёты, целые этажи,  расписанные граффити, щедро инсталлированные остроумными и добрыми арт-объектами «кому выход кому вход», «если кабы холл», волшебный сундучок «квестсон», «школа оловянных солдатиков», «чайники для фантазоидов» и прочий их обзавод. На потолке свои истории, так что голову приходится всё время задирать. 

«Вот эти нарисованные роботы, это жители планеты "Фантазариум", которых называют Фантагочи, так же здесь есть деревянные роботы, которых называют Фантазойды, – информируют нас на портале ГТРК «Вятка». – А еще здесь обитают Фантазавры, все это роботы из разных материалов, например из дерева и даже из пенопласта, это главные герои "Фантазариума", планете, где живут не менее 44-х роботов. Имеется здесь и оружие, например фантазука и фантамет, которые стреляют положительными эмоциями, и фантастрел, стреляющий разноцветной краской. Галерея дополнена интересными декорациями, например, вот этими детскими игрушками, которые изначально должны были пойти на свалку, в ход пошли и использованные баллончики из-под краски. А на третий год существования этой фантастической, графической планеты организаторы решили открыть специальный граффити-полигон, где любой желающий может проявить свою фантазию и попробовать сотворить интересные рисунки в этом стиле на специальной стене».

Удивительно, что у нас в Екатеринбурге, при развитой стрит-культуре, имеющей на счету два фестиваля  стрит-арта хорошего уровня, подобной галереи, да ещё с бесплатным входом, ещё нет.

Трифонов монастырь и святой флешмоб

Причём в «Фантазариуме» я оказалась сразу же после прогулки с Андреем Антоновым по Успенскому (Трифонову) монастырю, где увидела не только икону святителя Николая, показавшуюся мне совсем маленькой для такого огромного крестного хода (вот оно – мышление неофита), но и «церковную инсталляцию»  (выражение АА) – погребальную раку Трифона Вятского в Свято-Успенском кафедральном соборе. Однако обо всём по порядку.

Трифона для вятской истории Андрей считает фигурой ключевой. Едва мы познакомились по дороге в Великорецкое, он огорошил меня сообщением, что возглавляемое им Кировское отделение Союза российских писателей считает свою родословную именно от преподобного. Ибо был тот не только основоположником и первым настоятелем Успенского монастыря, но «первым просветителем и книжником земли Вятской». В пьесе «Победитель», написанной Антоновым  для «Механики памяти», действие строится вокруг предательства Трифона его учеником Ионой Маминым, дворянским сыном из Москвы, который интригами и доносом добился власти, изгнал учителя из монастыря, и впустил его умирать в родную обитель только в конце жизни под давлением, как сейчас говорят, общественности. Однако был Трифоном прощён. «Жанр: сказание об игумене земли Вятской; место действия: Москва, Хлынов; время действия: 1595 -1612 гг.». Среди действующих лиц и Григорий Отрепьев (Юшка Отрепьев, самозванец Лжедмитрий I), которого, по некоторым сведениям, именно Трифон подстриг в монахи, но «не потому что возлюбил»,  а потому, что, возможно,  узнал его мысли и  предложил Гришке «не мутить воду на русской земле, подстричься и жить тихо».

Как рассказал Андрей, Трифон «пришёл с пермской земли, а родился в архангельской»,  но: «По необъяснимой причине сердце его стало гореть невыносимой любовью к вятским людям, и он сюда приплыл на лодочке в 1580-м году… Господь внушил Трифону, что на Вятке нет монастыря, а монастыри в то время  – центр силы, где образование, медицина, культура, грамотность… Здесь были только небольшие храмы, жителей тогда было немного. Примерно полторы, две тысячи, но у города был свой деревянный Кремль,  он стоял на торговых путях. 

Трифон как человек государственного ума чувствовал, что для объединения России надо укреплять и духовные её границы. В конце концов, он поехал в Москву с челобитной от пяти вятских городов. Через знакомство со Строгановыми его приняли и у митрополита Антония, и у Ивана Грозного. Он произвёл такое впечатление, что из простого монаха его сразу рукоположили в сан иеромонаха и отправили в Вятку уже на нескольких подводах с добром для строительства монастыря. Ну, ещё даровали и земли и кой-какие крестьянские деревни. Позже он собрал  при монастыре большую для того времени библиотеку – 144 книги. Не только богослужебные, но и некие исторические сказания, и жития святых, и переводы греческих богословов. Ещё в Москве на Гостином печатном дворе он покупал Буквари – сдавал за копейку местным людям. И был активным участником написания собственного жития, как протопоп Аввакум. Его речь зафиксирована, она осталась».

Преподобного Трифона называют апостолом земли Вятской. В Свято-Успенском соборе ему «воздали честь»: запечатлели в росписи «этапы жития от начала пути в монашество до последнего вздоха». «Ещё у нас в Храме, – в очередной раз удивляет меня формулировкой Андрей, – есть такая чудная вещь как инсталляция: в два ряда сверху идёт роспись, на одной из  них слева отпевание преподобного, на другой его несут в гробу, даже митрополит и епископы, которых там, конечно, не было, но на иконе создаётся общее вневременное пространство,  дальше – роспись переходит в гробницу, раку Трифона, настоящую, большую, с плащаницей, а сам он захоронен на глубине 3-5 метров  в храме».

А крестные ходы Антонов сравнивает, например, с флешмобами. «Я для того говорю, что Трифон Вятский собирал в древности флэшмобы, – поясняет он, – чтобы современный человек понимал, о чём идёт речь хотя бы отдалённо. Точно так же, как апостол Павел пришёл в Афины и увидел там жертвенник неведомому богу, и он не сказал, вы, мол, тут идолам молитесь, бесовщиной занимаетесь, а сказал: «Вот у вас есть памятник неведомому богу, так вот этого неведомого бога я вам и проповедую – Иисуса Христа. Христа распятого и воскресшего». Как миссионеры советуют – говорить на языке людей, к которым обращаешься. И если современным людям скажешь – «крестный ход», они не понимают. Скажешь – «давай организуем святой флешмоб», ответят: «О, вперёд, давай!».

То есть собирается некая группа людей с определённой целью, чтобы выразить своё отношение к какому-либо событию. И это событие сделать медийным, чтоб другие тоже узнали об этом, восхвалили и приняли в этом участие. Когда крестный ход идёт, к нему люди прирастают, присоединяются, бывает, что начинается с небольшого количества людей, а заканчивается сотнями. И если в сетевой традиции организации начинается в социальных сетях, то здесь организатором выступает, допустим, Трифон Вятский. Выходит малым числом, а потом к нему, как во флешмобе, присоединяются разные люди, стихийно уже». Сейчас тихий район, прилегающий к комплексу Трифонова монастыря и застроенный элитными особняками, можно назвать кировской Рублёвкой.

Сладкие радости, Салтыков-Щедрин и «спиртовое озеро» 

Продолжая тему светских радостей, сообщу: на улице Спасской есть Музей истории шоколада, Музей истории мороженого «Артико» и Музей и мастерская карамели «Леденцово». Но «сладкое» я приберегла на следующий визит в Киров: с 1 по 10 декабря здесь пройдут финальные мероприятия «Механики-2023». Драматическая программа расширена поэтической – Всероссийским семинаром для молодых поэтов «Поэтические штудии», посвящённым ещё одному вятчанину по происхождению – поэту Николаю Заболоцкому. Будет и музыкальная программа, которую курирует дирижёр и пианист, доцент Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского Константин Маслюк, в течение многих лет служивший в Вятской филармонии. Планируется обширная просветительская программа под кураторством Вятского государственного университета.

А эскизы по пьесам-победительницам драматургического конкурса будут представлены в исторических зданиях, что, безусловно, заставит их звучать в городском пространстве по-особенному, более интимно и эмоционально, что доказали ещё показы «Механики-22». «Из основной программы можно выделить атмосферность эскизов, показанных в городских пространствах, «никогда не знавших театр», – рассказывает Юлия Колобова. –  Это и историческое здание «Центральной гостиницы/Отеля «Чарушин», и лофт-пространства «КРИН» (бывший казенный винный склад конца XIX века). Для постановочных групп это был серьезный эстетический вызов, нужно было адаптироваться к весьма непростым условиям. Для зрителей это был еще и увлекательный «квест», чтобы пройти в закрытые в обычные дни пространства, не зная, где именно развернется действие». Через пьесы были «озвучены» и учебный корпус ВятГУ, где в своё время выступал и получил яйцом в лоб Маяковский, и Дом-музей Салтыкова-Щедрина (ул. Ленина, 93). В этом одноэтажном деревянном домике на 5 комнат действительно жил бессрочно сосланный в Вятку писатель, исправно прослуживший все семь с половиной лет чиновником при канцелярии губернатора. В рамках «Механики памяти» неподалёку, в отеле «Чарушин», читали пьесу Светланы Шимоне «Вятский плен», охватывающую весь период ссылки (1848-1855) и живописующую не только перипетии судьбы Салтыкова (романы, женитьбу, подъём по карьерной лестнице – он служил исключительно добросовестно), но и нравы окружающего его чиновничества.

Впрочем, судя по «Губернским хроникам», к «тюрьме» своей писатель проникся:

«Крутогорск расположен очень живописно; когда вы подъезжаете к нему летним вечером, со стороны реки, и глазам вашим издалека откроется брошенный на крутом берегу городской сад, присутственные места и эта прекрасная группа церквей, которая господствует над всею окрестностью, – вы не оторвете глаз от этой картины. Темнеет. Огни зажигаются и в присутственных местах и в остроге, стоящих на обрыве, и в тех лачужках, которые лепятся тесно, внизу, подле самой воды; весь берег кажется усеянным огнями. И бог знает почему, вследствие ли душевной усталости или просто от дорожного утомления, и острог и присутственные места кажутся вам приютами мира и любви, лачужки населяются Филемонами и Бавкидами, и вы ощущаете в душе вашей такую ясность, такую кротость и мягкость...»

Богатым материалом, полученным в ссылке, Салтыков пользовался всю жизнь. Кстати, курьёзно-трагическое событие, достойное его пера, случилось здесь в ноябре 1917 года, когда Вятка второй раз  в своей истории стала ненадолго независимой республикой под управлением Верховного совета, не признающего власти большевиков. Опасаясь погромов винных складов и магазинов, повсеместных тогда и в Петрограде, и в провинциях, губернский комиссар П.Т. Саламатов отдал приказ  слить запасы «огненной воды», хранящейся на винном складе Вятки (теперь  лофт-пространство «КРИН» на  ул. К. Маркса), в реку. Дальнейшее прекрасно живописует  «Крестьянская газета Вятского губернского земства» в № 64(87)  за 1917 год в материале «Пьяная Вятка»:

"В субботу, 11 ноября, с раннего утра по городу ураганом разнесся слух, что у завода Зонова винный склад вылил спирт. Побывавшие там, полакомившиеся и сделав запасы, добавляли: он вылит так хорошо, лежит на льду толстым пластом, что только знай бери, кому сколько угодно. Эти слухи сразу многих очень обрадовали. Улицы на редкость оживились. По тротуарам и дороге спешила по направлению к заводу Зонова разная публика: солдаты, рабочие, женщины, подростки. С собой они несли разную посуду: пустопорожние ведра, жестяные чайники, жестяные бураки из-под молока, четвертные бутылки, пивные, разные небольшие склянки, эмалированные кружки, бокалы, чашки и т.д. Как будто нарочно, для удобства публики, спирт вылит на молодой лед реки Вятки у самого берега, где помешается завод Зонова. Он разлился сажень на 200, образовав на реке «спиртовое озеро». Как передают, спирт лился из винного склада в реку всю ночь на субботу, через особую трубу. Беспрепятственное снимание «сливок» происходило до 8-9 часов утра. Около этого времени для охраны уже начавшегося разбавляться спирта явились наряды милиционеров и солдат, которые образовали собой в разных местах заставы. Одновременно были приняты все меры, чтобы испортить спирт. С этой целью в «спиртовое озеро» было вылито 5 бочек дегтю, вылиты нечистоты, керосин, приезжали пожарные заливать спирт водой. Но ни образовавшиеся заставы, ни порча спирта не могли задержать начавшегося паломничества «посудников» из центра города. Для большей части населения это шествие вселяло панику и страх. Первые пьяные в городе появились часов с десяти. Затем число их продолжало расти. Одновременно с этим в городе начали закрываться лавки и магазины. Паломничество на «спиртовое озеро» продолжалось до глубокой ночи 11-го, весь день 12-го и продолжалось 13-го ноября. За спиртом приходили приехавшие в город по случаю субботы крестьяне, а также жители окрестных деревень. К вечеру в городе была масса пьяных. Ночью в городе во многих местах была слышна стрельба. В течение субботы были столкновения пьяных с патрулями, в результате которых произошла кровавая стычка у магазина Кардакова. Между прочим, толпой солдат убит дружинник-охотник П. Э. Неандер, бывший губернский тюремный инспектор..."

В советское время «водочную историю» интерпретировали как «чудовищную провокацию», под прикрытием которой «контрреволюция намеревалась разгромить большевистские ячейки, расправиться с революционно настроенными рабочими и солдатами». Но события эти в первую очередь подорвали авторитет  Верховного совета, большевикам как раз сыграв на руку. В 2022-м году они стали магистральным сюжетом в пьесе Марии Бердинских «Общество северных охотников», написанной для «Механики памяти». Правда, там она подвергается двойной рефлексии и подана с точки зрения пятнадцатилетней Алисы, которая только что прошла музейную практику и защищает свою первую авторскую экскурсию. Презентация этой пьесы как раз и прошла в КРИНЕ.

Дымка и Свистопляска

Авторские экскурсии сегодня – тренд. Киров не исключение. «Необычные экскурсии от местных жителей», рассчитанные на несколько человек (от 1 до 10 обычно), на сайте «Экскурсии по Кирову» начинаются от 1950 рублей и доходят до 9100. Такой обширной компании у меня не было, и по старинке я посетила Вятский художественный музей имени В.М. и А.М. Васнецовых, тем более что «Алёнушка» старшего брата Виктора у меня теперь чётко рифмуется с похождениями на реке Сандаловке. Музей – в центре города, современное бетонное здание на улице Спасской, неподалёку от Театра Кукол, ресторана «Васнецов» и трактира «Колесо». В последнем пару раз пообедала. Интерьер тоже не без намёка на купеческий шик и портьеры с бахромой есть, но есть и бизнес-ланч, и кухня, к которой нет претензий, разнообразное меню в диапазоне от равиоли с красной рыбой до азиатского плова. Опять же, несмотря на обилие посетителей, можно сесть без бронирования. Средний чек без спиртного – 600 рублей.

Фондовая коллекция Музея Васнецовых (простите, если кого покоробит) напоминает  меню «Колеса»: качественно и всего понемножку. Представлена западно-европейская живопись от Возрождения до ХХ века, в русском зале –  полотна Бенуа, Гончарова, Борисова-Мусатова, Кустодиева, Ларионова, Судейкина, Богаевского и Рериха, древнерусское и церковное искусство, на правах специалитета – витрины с авторскими дымковскими игрушками.

У Андрея Антонова (ну, никуда от него не деться!) есть посвящённая промыслу книга «Равноденствие игрушки» о переживании «интуиции вятской глиняной «прозы»», где он, в частности, задаётся вопросом – почему не возникло традиции игрушку глазуровать-лакировать? Почему формы Дымки не детализированы?

«Расписанная, но не заключенная в лаковое покрытие Дымка, – пишет  Антонов, – поет о празднике ежедневного бытия; о жизни еще «не просохшей» от своих радостей и печалей, с «трещинками», с софийным отношением к самым малым проявлениям человеческого сердца. /…/Дымка устремлена к Небу и ее цвета наполнены идеальным содержанием. Давайте попробуем гипотетически слепить дымковского «фашиста», опустившегося пьяницу, «жестокосердного» барышника и т.д. Не получится? Получится, только уже не «фашист», а добрейшей души человек, не пьяница, а веселый трезвенник, не барышник, а празднично-щедрый купец. Так духовные архетипы дымковской игрушки, накладываясь на образы земной жизни, претворяют их в светлые лики народа, живущего Пасхой.

Дымковская игрушка в народной интерпретации полиобраз местного Священного Предания. Сохраняя в истории дымковскую игрушку, вятский народ хранит свои небесные прообразы, обуславливающие его бытие во времени и пространстве. «Греки становились греками, входя в топос “Илиады” …» (М. Мамардашвили. Лекции по античной философии).  А мы на Вятке становимся русскими людьми, входя через дымковскую игрушку в топос местного Священного Предания».

Я не удержалась и в качестве сувенира приобрела за 1200 рублей глиняного румяного гармониста и собачку, катающихся на лодочке. 

Само же появление Дымки связывают с Раздерихинским оврагом. Версий происхождения его названия  две. Одна – скучно-лингвистическая: когда-то овраг из-за крутизны склона называли «вздерихинским», а «вздераться», по словарю Даля, значит «с трудом влезать по неудобному месту». По версии легендарно-драматической «раздерихой» вятчане называли Хлыновское побоище, в реальности которого некоторые историки сомневаются, как и в его дате (то ли XIV, то ли XV век), но, как уже говорилось: факт существования именно такой версии в народном сознании тоже факт, и его на хромой козе не объедешь. Коз, впрочем, не было, были удмурты, осадившие Хлынов, и горожане, призвавшие на помощь соседей-устюжан. Те подошли к ночи, но не с той стороны, где их ждали, и в темноте «свои своих не познаша»: потенциальные союзники вступили в бой. Тьма народу полегла, хлыновцы заслужили  прозвище «слепородов». Праздник же Свистопляски (или Свистуньи), приходящийся на субботу перед четвертым воскресеньем после Пасхи, появился как ежегодный ритуал поминовение погибших. В этот день после панихиды проходили массовые гуляния, с кулачными боями, с катанием по склону Раздерихинского оврага глиняных шаров, песнями, хороводами, каруселями. Люди дарили друг другу глиняные свистульки и фигурки «в честь вдов, оставшихся после сражения», которые вполне можно считать  «предками»  современной дымковской игрушки. Скатывали со склона оврага глиняные шары, которые мальчишки собирали на дне и возвращали за небольшую мзду торговцам. А вырученные копейки тратили на сладости.

«Дымка, – пишет Андрей Антонов, и с ним трудно не согласиться, – обнадеживает нас, что праздник начинается в самой гуще обыденной действительности; учит жить настоящим и творить праздник самим из всякой земной мелочи». В истории возникновения Свистопляски (пусть даже она и вымышленная) угадывается мечта о мире и покое, которых  так не хватало людям, жившим в Смутные времена средневековых междуусобиц. 

Кировская Гринландия, Вынос Веселуха, Памятник стукачу 

Но раз уж мы снова оказались у Раздерихинского оврага, на Мосту влюблённых, и постояли в береговой ротонде, которая считается одним из символов города, –  самое время совершить променад по набережной Александра Грина. Часть её до моста проходит вдоль стен Трифонова монастыря, после моста, по правую руку хода, – тюрьма, на фоне стены которой отлично (я не шучу) смотрится детская площадка. 

После будет  памятник «Жертвам политических репрессий»  – чугунная табличка на простом сером камне, бюст Александра Грина, который, по словам Наташи Панишевой, очень похож на покойного артиста ТЮЗа Николая Забродина, роль писателя при жизни исполнявшего. А оттуда чуть вверх,  в двух кварталах в сквере на перекрёстке улиц Казанской и Розы Люксембург – забавный фонтан «Парящий камень», построенный, как явствует из позолоченной надписи, в 2018 году АО «Кировские коммунальные системы». Надо сказать, у Систем отличное художественное мышление: создаётся полное ощущение, что объёмный булыжник действительно парит в воздухе, подбрасываемый тугими струями воды. Здесь на бортике мраморной водосборной чаши обосновалась кикиморка «Искренность». Скрестив руки, она будто исповедуется сидящему напротив лягушонку. 

У вятчан, похоже, особое чувство юмора, что-то сродни залихватской обреченности. Так, одна из табличек на набережной «Объект 13»,  сообщает, что на месте береговой ротонды в XVII веке стоял вынос («крепостное сооружение, выступающее перед крепостной стеной»), который в народе наделили «странным для элемента обороны» названием Веселуха. Веселуха имела «большое стратегическое значение на случай нападения неприятеля со стороны реки и Раздерихинского оврага». Даже Дерево желаний, скульптура, установленная в 2007-м году в сквере около Драмтеатра, мутировало здесь в Памятник стукачу. Именно так народная молва окрестила ствол дерева с вмонтированным в него человеческим ухом, куда следовало шептать заветные желания. Дерево, надо сказать, сработано до того натурально, что некоторые туристы всерьёз спорят – не живое ли оно?

Что касается других Гриновских объектов, кроме набережной, то они складываются в отдельный, полноценный маршрут. Писатель родился в городке Слободском Вятской губернии, а в Вятке провёл детство и юность. О чём, в частности, в пьесе «Гринландия и люди», сделанной для «Механики памяти»-22,  рассказывает драматург  Илья Перцев: «Поздний сентябрь. На самом берегу Вятки стоит юный Александр Грин с колченогим мольбертом». Как ясно уже из зачина, детство Грина не было безоблачным. Можно посетить училище, где он учился, а ныне здесь Музей истории народного образования, прогуляться до скульптур «Бегущая по волнам» и «Ассоль» в городской парк имени С.М. Кирова.

Зайти в Дом-музей, симпатичный особнячок с мезонином по адресу  Володарского, д.44, где Нина Тодыбаева, завсектором этого заведения, провела для меня романтичную экскурсию. Вполне в таком гриновском духе, с очаровательной ноткой меланхолии. Нина рассказывала, как за сатирическое стихотворение о педагогах юного Александра отчислили из Вятского Александровского реального училища. Её голос заглушало гуканье голубки, которая как-то хитро устроила гнездо в вентиляционном отверстии здания, и теперь частенько мешала экскурсоводам. За окном лил дождь, к вечеру он превратился в потоп, а весь городской транспорт превратил  в катера, «бегущие по волнам». Несмотря на то, что здание, в котором располагается музей, более поздней постройки, нежели дом Гриневских (на месте разобранного деревянного был выстроен каменный в 1908 году), дух гриновской прозы, по крайней мере, как я его ощущаю, в музее есть, во всех этих мёртвых, невесть как залетевших сюда морских раковинах, цветных витражах, бумажных парусах, скрипучих  деревянных  лестницах и штурвалах. Чуть декоративный в своей наивности, обреченный, но яростный в своём упорстве, как мечта бедного ребёнка о море-свободе.

Вместо эпилога

Кроме Раздерихинского, в Кирове есть ещё один знаменитый овраг – Засора, по имени протекавшей здесь когда-то речки Соры (как считают некоторые краеведы, Засора – значит – местность за рекой Сорой). Овраги вообще определяют ландшафт города, по отношению к ним улиц и городских объектов я и складывала его географию. Трифонов монастырь стоит на правом берегу Засоры, а выше по течению расположен Ботанический сад Вятского государственного университета, особенно любимый горожанами. Его основал в 1912 -1913 гг. отставной подполковник Алексей Истомин, вложив туда всё доставшееся ему наследство. Коннотации, отсылающие к райскому саду, в его поступке, безусловно, есть. Знаково, что среди благоухающей зелени сада всё лето работает Белый купол «ART-Инженериума» ВятГУ, где царит гостеприимная хозяйка Юлия Колобова. Именно это пространство райского сада в минувшем году стало одной из красивейших площадок «Механики памяти» — тут читали пьесы «Вятские сказки» Дениса Орлова, «Роковые вёрсты» Дмитрия Леушина, проходили лекции и кинопоказы. Возникает ощущение, что в данном случае история не ухмыляется, не строит гримас, а будто наращивает себя на новом витке, обнаруживая  разумную преемственность.

Ну, и личное: перед самым отъездом я завернула в случайно попавшуюся по дороге пельменную «Доброе утро» (ул. Карла Маркса, 79, а). Такие заведения давно исчезли в моем Екатеринбурге: обычная стойка,  цветы в горшках, 8 столиков с солью-перцем-уксусом, пельмени нескольких видов, какая-то домашняя чистота и простота. Как к бабушке приехала. Никакой стилизации, всё естественно и очень правильно, даже сосредоточенные мужички, зашедшие сюда за опохмелом, и компания нарядных старушек, отмечавшая день рождения одной из них. Жаль только, солёных рыжиков не было.