Хан-Тенгри
Историко-культурный и общественно-политический журнал
Проблемы и перспективы евразийской интеграции
Геопроект «СИБИРЬ». Интервью с автором и текст меморандума
«Освоение Сибири, начатое во времена Ивана Грозного, нуждается в переосмыслении и новых подходах», - так утверждает в интервью для журнала «Хан-Тенгри» доктор философии Андрей Иванов.
Иванов Андрей Владимирович – доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Алтайского государственного аграрного университета
- Андрей Владимирович, здравствуйте. Прежде, чем представить нашим читателям ваш «сибирский» меморандум, хотелось бы поговорить о мотивах. Что побудило вас к составлению меморандума? Как давно вы занимаетесь темой развития Сибири?
- Я начинал с Алтая, с осмысления Алтая как такого срединного региона в Евразии. Недаром его называют сердцем Евразии. А от Алтая уже, собственно, ко всей Сибири как важнейшему в стратегическом отношении геопроекту России – геопроекту, реализация которого выдвинула Россию в мировые державы. Этот геопроект не закончен, не реализован до конца. Мы остро нуждаемся в переходе от экстенсивной (колониально-сырьевой) — к интенсивной(лидерски-инновационной) стадии развития региона. Сибирь заслуживает того, чтобы её изучали и учёные, и философы. Это действительно целый материк, континент, громада, стратегический регион, который заслуживает целостного, всестороннего осмысления. Я сам сибиряк. Вхожу в большой коллектив ученых, которые занимаются стратегией развития Сибири. Хочется, конечно, чтобы эти разработки стали частью практического преобразования нашей страны.
- Как, по-вашему, должен осуществляться переход от экстенсивного к интенсивному развитию Сибири?
- Тут, конечно, должен быть комплекс шагов. Во-первых, всё-таки должно быть государственное финансирование ряда программ в Сибири, поддержки сельского хозяйства, экологических программ, образовательных. Особая линия на поддержку сибирских университетов. И, пожалуй, на данный момент стратегическая задача – удержать в Сибири молодёжь, потому что Сибирь её катастрофически теряет. Для этого надо создавать рабочие места для молодёжи, должен быть льготный кредит на жильё, всячески поощрять инициативы молодёжи. И, конечно, нужно отказаться от этой ужасной системы ЕГЭ, которая просто высасывает из Сибири талантливую молодёжь. Должен быть возврат к экзаменам в вузы, когда молодёжь будет думать, ехать ли в Москву. Приехал, не сдал экзамен, и всё. Будет всё-таки оставаться здесь. Молодёжь, прежде всего молодёжь, должна оставаться в Сибири. Это приоритетная задача сейчас.
Нужна сбалансированная налоговая политика, чтобы региональные сибирские правительства не ездили в Москву с протянутой рукой. Это очень важно.
- Что же мешает реализации этих, на первый взгляд, совершенно разумных и очевидных вещей?
- Сложный вопрос. Во-первых, инерция. Ну что там Сибирь – они как-нибудь выживут, это от нас далеко. Все же решения принимаются в Москве и Петербурге, и многие люди, от которых зависят эти решения, не чувствуют и не знают Сибирь. А многие москвичи, хоть раз здесь побывавшие, проехавшие по этим пространствам, начинают всё-таки прозревать и осознавать стратегическое значение Сибири. Не хватает информационного обеспечения всех сибирских проектов. Вот это беда. И исторические стереотипы. Может быть, есть ещё какие-то причины, но я вам излагаю те, которые лежат на поверхности: стереотипы, плохая информированность, европоцентричность. Может быть, недостаточная активность и консолидированность самих сибиряков, хотя, в общем, отдельные прогрессивные губернаторы и учёные об этом постоянно говорят. Нужно интенсифицировать усилия. О Сибири нужно говорить везде – просто потому, хотя бы, что величием своим Россия обязана Сибири. Это непреложный факт. Есть Сибирь, есть Россия, есть мировая евразийская держава и евразийское единство целого ряда стран.
Сегодня у нас одна колоссальная проблема – это отток людей из Сибири в европейскую часть. Тут есть один очень чёткий критерий – позитивно развивается Россия или деградирует. Движение народа должно идти с запада на восток. Как только начинается движение с востока на запад, это первый признак деградации страны. Эту тенденцию надо срочно переломить. Но пока подвижек здесь нет. По-моему, Москва и Питер не очень осознают, насколько громадна Сибирь и насколько в ней мало людей вообще. Так нельзя, конечно. Надо останавливать отток населения. Надо вкладывать деньги в сельское хозяйство, в промышленность, в высшую школу. Надо поднимать вузы, академические центры. Не Сколково создавать, а поддерживать новосибирский Академгородок и Томск, сделать его главным центром по развитию новых технологий. Пока это всё не реализуется, к сожалению.
Наш великий юго-восточный сосед давно косится на сибирские земли. Как бы я хорошо и с уважением не относился к китайцам, но отдаю себе отчёт, что при их перезаселённости и энергии слабую, безлюдную, обделенную государственной поддержкой Сибирь нам не удержать, они её тем или иным способом начнут тянуть к себе. И наоборот: сильная Сибирь – это сильная Россия. Тут, как говорится, без вариантов.
- В вашем меморандуме есть очень интересные абзацы о нравственной мотивации. Вы помните, о чём идёт речь?
- Да, конечно.
- Могли бы об этом подробнее сказать?
- Конечно. Совершенно очевидно, что если мы хотим добиться каких-то радикальных подвижек, то в России и вообще на всём евразийском пространстве помимо экономической мотивации, должна в полную силу заработать мотивация нравственная. Люди должны чувствовать ответственность за судьбу той территории, где они живут. Давайте вспомним традиции русских предпринимателей, строивших в русских городах школы, гимназии, институты, больницы, дома престарелых – и как строивших! Практически все их постройки до сих пор используются по назначению. Того же Третьякова все помнят, потому что он основал Третьяковскую галерею. А на чём Третьяков сколотил капитал? Я всем задаю этот вопрос, и только один из тридцати человек способен ответить на него. Третьяков продвинул продукты русского льноводства на мировые рынки, тоже совершил экономический подвиг. И всё же мы помним Третьякова не по экономике, а по тому, что он сделал для культуры. Или Савва Мамонтов, поддерживавший русскую живопись. Или Христофор Леденцов, создавший фонд Леденцова, который субсидировал исследования Попова. Нужно говорить о великих русских предпринимателях, которыми двигали не только сугубо меркантильные расчеты, но и патриотизм плюс понимание широты выгоды, выгоды добра. О таких широкой души и широкого ума предпринимателях мы помним. А о тех, кто просто по жизни «срубал бабло», не помнит никто. Вот об этом надо всем говорить.
- Насколько сегодняшняя реальность позволяет надеяться, что эти примеры из прошлого вдохновят сегодняшних владельцев шахт и заводов? Есть ли какие-то примеры того, как…
- Есть, конечно. Одна из ключевых идей, которую мы с коллегами давно разрабатываем – проблема перехода к новой цивилизации. Нынешняя цивилизация – техногенно-потребительская, кризисная, эгоистичная. Если мы хотим выжить, нужен стратегический цивилизационный подход с приматом культуры, экологии, образования над любыми экономическими расчётами, финансовыми и так далее. Сибирь – один из стратегических регионов, где такой прорыв к новой цивилизации может быть сделан. Некоторые основания для оптимизма имеются. Например, мне очень нравится, что несколько разрушительных для Сибири проектов всё-таки закрыли. Я надеюсь, что они никогда не вернутся. Это строительство ГЭС на Катуни – там ужасный проект, который разрушил бы весь Алтайский край. Это строительство прямого газопровода в Китай через маленький участок западной границы. Учёные поддержали. Экологическая мотивация была одна из основных. Всё-таки есть какой-то такой поворот в сторону понимания важности сохранения природных ресурсов, экологической стабильности, что нельзя жертвовать природой ради чисто экономического развития. Даже у молодёжи я это вижу. Второй позитивный момент: мне очень нравится, что потихонечку умирают, по крайней мере, в общественном сознании, разрушительные либеральные идеи. Я категорический противник этого западнического либерализма. В-третьих: всё-таки оживает сибирское искусство. Мы наблюдаем колоссальный взлёт живописи в разных регионах Сибири. Она сейчас котируется исключительно высоко в Европе, наша российская живопись. Китайцы вообще просто отрывают с руками. Несомненно, есть прорыв в области искусства, российского и сибирского. Много талантливых литераторов народилось, очень прогрессивно мыслящих, много хороших молодых философов. Так что есть хороший потенциал, есть основания для оптимизма.
- И последнее. Ваш «меморандум» опубликован в прошлом году в «Вестнике Омского государственного университета» и практически недоступен широкому читателю. Как вы смотрите на то, чтобы мы перепечатали его в нашем журнале?
- Вполне положительно.
А.В. Иванов
ОСВОЕНИЕ И РАЗВИТИЕ СИБИРИ
КАК ТРЕТИЙ РОССИЙСКИЙ СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ГЕОПРОЕКТ
Сибирь нуждается в целостном философском осмыслении в нынешнюю эпоху глобальной нестабильности и отсутствия внятно сформулированных целей национального существования. Это подразумевает анализ ее важнейшего геополитического положения на евразийском пространстве; стратегического биосферного, экономического и человеческого потенциала; и, самое главное, миссии при переходе к более справедливому и гуманному мироустройству, нежели нынешняя тупиковая техногенно-потребительская модель цивилизационного развития. Подобный анализ представляется тем более необходимым, что Сибирь, как и вся Россия, сегодня активно вовлекаются в глобальный китайский транспортно-экономический проект «Один пояс — один путь». Не вдаваясь в его обсуждение, отметим только, что великие державы, какой без сомнения является Россия, должны иметь и последовательно реализовывать собственные стратегические пространственные проекты. Именно успешная реализация геопроектов превратила нашу страну сначала во влиятельную европейскую, а потом в евразийскую и мировую державу.
Цель настоящей статьи — обосновать тезис, что освоение Сибири представляет собой третий, и наиболее важный, глобальный российский геопроект, который к настоящему моменту является не завершенным и нуждается в переводе из экстенсивной(колониально-сырьевой) — в интенсивную (лидерски-инновационную) стадию.
1. «Северный» и «южный» геостратегические проекты в истории России
Россия, как великая континентальная держава, формировалась и расширялась не за счет завоевания заморских колоний, подобно Испании, Англии или Франции, а путем естественного расширения ее пространственно-культурного ядра, сосредоточенного в междуречье Волги и Оки, на север, юг и на восток Евразии. Путь на запад был закрыт с самого начала, учитывая наличие таких мощных и агрессивных соседей, как Польша и Литва, а позднее — Тевтонский и Ливонский католические ордена. Не прекращающаяся агрессия со стороны европейской цивилизации, не только военная, но религиозная и культурная — отличительная черта всей русской истории. Пространственный проект расширения Европы на Восток, получивший классическое выражение в лозунге «drag nach оsten», превратил западную границу сначала Московской Руси, а потом Российской империи и Советского Союза в вечную оборонительную линию, простирающуюся от Балтийского до Черного морей. Эта оборонительная линия, сохраняющаяся с теми или иными локальными модификациями вплоть до сегодняшнего дня, — лучшее и наиболее наглядное историческое и геополитическое доказательство того факта, что Россия никогда не была частью европейского культурно-географического мира, а являлась с самого начала срединной евразийской державой, обреченной пространственно расширяться в первую очередь на восток.
Данное утверждение вовсе не противоречит факту политического, технического и культурного ученичества у Запада, а лишь четко очерчивает важнейшую проблему, каждый раз встающую перед Россией и не имеющую однозначного, раз и навсегда данного решения: какие западные инновации необходимо заимствовать и развивать, а от каких следует безусловно и решительно отказываться, как от не соответствующих природно-климатическим, историческим, хозяйственным и культурным особенностям евразийского пространства. Однако вернемся к стратегическим российским геопроектам.
Первым из них стало хозяйственное освоение северных земель, поскольку помимо враждебной Литвы и Польши на западе, с юга и востока Руси угрожали степные кочевые народы, начиная с печенегов и заканчивая татаро-монголами. Движение русских на север начинается уже с XI века, где главными центрами колонизации выступают Новгород и Ростов. Выходцы из новгородских и ростовских земель выходят к Ладожскому озеру и к Белому морю, основывают целую сеть новых торгово-промышленных городов: Великий Устюг, Вологду, Тотьму, Сольвычегодск, Холмогоры. Суровые условия севера, так называемого Заволочья, т.е. земель, лежащих за волоками из рек Балтийского моря в реки, впадающие в Северный ледовитый океан, рождают новые типы таежного и приморского хозяйствования, заставляют вступать в евразийский культурный диалог с северными, прежде всего с финно-угорскими, племенам, порождают оригинальные традиции северного деревянного зодчества, глубокое своеобразие быта и устного народного творчества. Задолго до Ермака новгородцы северными тропами и волоками проникают за Урал и выходят к рекам Обского бассейна. Однако это трудно еще назвать началом освоения Сибири. Скорее это только пространственная разведка.
Качественно новый этап северного пространственного проекта начинается с возвышения Москвы и превращения ее в столицу Великороссии. Освоение заволжских земель приобретает здесь систематический характер, где особую духовно-созидательную роль начинает играть возрождающееся русское монашество, питающееся традициями, заложенными преподобным Сергием Радонежским. «Многочисленные лесные монастыри, — пишет в этой связи В.О. Ключевский, — становились здесь опорными пунктами крестьянской колонизации: монастырь служил для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, и, наконец, приютом под старость. Вокруг монастырей оседало бродячее население, как корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души монах бежал из мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и с его помощью заводил в этом лесу новый русский мир. Так создавалась верхневолжская Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой вдохнул в русское общество преподобный Сергий» . Важнейшими шагами «северного геопроекта» стали включение в состав Московского княжества северных новгородских, псковских и ростовских земель, присоединение Вятки и Пермского края. Важнейшее событие – закладка Архангельска в 1584 году, ставшего первым международным портом России и оплотом в освоении арктического пространства. Экстенсивно «северный пространственный проект» завершается к первой половине XVIII века выходом к Балтийскому морю и основанием Петербурга.
Однако интенсивное хозяйственное и социальное освоение земель русского севера и северо-запада продолжается вплоть до настоящего времени. Его вехами являются превращение Санкт-Петербурга во вторую столицу России, в западный форпост Евразии, открытый к сотрудничеству с европейскими странами. Важными этапами развития «северного геопроекта» стали также промышленное освоение рудных запасов Кольского полуострова и угольных месторождений Печорского угольного бассейна, прокладка Северного морского пути, как важнейшего условия обживания и сохранения Сибири. Этот проект продолжает интенсивно развиваться и сегодня, о чем свидетельствует программа хозяйственного освоения Арктики, интенсификации движения по Северному морскому пути, совершенствование автомобильной и железнодорожной инфраструктуры, превращение Санкт-Петербурга в культурную и туристическую столицу России.
Второй пространственный проект, реализация которого имела колоссальное значение для исторического развития России, был направлен на юг. Южное направление диктовалось необходимостью создания защитных рубежей против татарских набегов со стороны Волжской и Ногайской орд, позднее Крымского ханства, а также освоения лежащих буквально под боком, но временно недоступных, богатейших черноземов так называемого «дикого поля». Этот проект был начат во второй половине XV века, где ключевой датой является знаменитое «стояние на реке Угре» 1480 года, символизировавшее освобождение Руси от многовекового татаро-монгольского ига. Важнейшие вехи развития «южного геопроекта» связаны с XVIвеком, когда была создана линия оборонительных сооружений и воинских дозоров сначала вдоль Оки, а потом все дальше и дальше на юг с системой рвов и засек, сторожевых постов, острогов и городов на основных направлениях набегов степняков. В это время закладываются такие знаменитые русские города, как Елец, Белгород, Воронеж, Ливны, Орел, Курск. Формируется самобытный военно-хозяйственный русский субэтнос — казачество, которому суждено будет сыграть важнейшую роль в освоении южных, уральских и зауральских земель. Казачество, быть может, в наиболее зримой форме символизирует сам дух отечественных пространственных проектов: пассионарную устремленность русского народа к хозяйственному и гуманитарному освоению новых земель Евразии, а также к собиранию различных народов, ведь состав самого казачества всегда был интернациональным. Так, в состав казачьих войск в будущем войдут отряды калмыцкого и бурятского казачества.
Важную закономерность в военно-хозяйственном освоении «дикого поля», которая потом в полной мере проявится и при освоении Сибири, отметит С.Ф. Платонов. «Стремление московского населения на юг из центра государства было так энергично, что выбрасывало наиболее предприимчивые элементы даже вовсе за границу крепостей, где защитой поселенца была уже не засека или городской вал, а природные «крепости»: лесная чаща и течение лесной же речки. Недоступный конному степняку-грабителю, лес для русского поселенца был и убежищем, и кормильцем…Рядом с правительственной заимкой «поля» происходила и частная. И та и другая, изучив свойства врага и средства борьбы с ним, шли смело вперед; и та и другая держались рек и пользовались лесными пространствами для обороны дорог и жилищ: тем чаще должны были встречаться и влиять друг на друга оба колонизаторских движения. И действительно, правительство часто настигало поселенцев на их «юртах», оно налагало свою руку на частнозаимочные земли, оставляло их в пользовании владельцев уже на поместном праве и привлекало население вновь занятых мест к официальному участию в обороне границы…Но, в свою очередь, вновь занимаемая правительством позиция становилась базисом дальнейшего народного движения в «поле»: от новых крепостей шли далее народные заимки. Подобным взаимодействием всего лучше можно объяснить изумительно быстрый успех в движении на юг московского правительства…» Важной вехой развития «южного геопроекта» стало завоевание Астраханского ханства в 1556 году. Астрахань с этого момента превращается в важнейший центр торговли Руси с Востоком, в том числе с Индией, а также становится форпостом военной борьбы с Крымским ханством.
«Южный» геопроект был экстенсивно завершен ко второй половине XVIII века, а точнее в 1783 году, когда был завоеван Крым и основан Севастополь, что знаменовало утверждение России на берегах Черного моря. Однако, как и «северный», «южный» геопроект продолжал интенсивно развиваться в последующие века. Трудами Потемкина и его последователей Крым был превращен из пустынной территории, каким он был во времена Крымского ханства, в цветущий край виноградарства и курортно-оздоровительного дела. Руды Курской магнитной аномалии стали важнейшим условием развития отечественной металлургии. Каспийский регион превратился в стратегический центр нефте-газовой промышленности. Современное строительство Керченского моста является важной вехой формирования целостной дорожной инфраструктуры южной России.
С середины XVI века складываются объективные условия для начала реализации третьего — «восточного» — вектора пространственного расширения России. Его начало — завоевание Казанского ханства (1552 г.) и русское хозяйственного освоения Приуралья. Выход России к Уралу, закрепление на Белом и Балтийском, Черном и Каспийском морях знаменовал ее превращение в великую европейскую державу.
Мы не будем здесь анализировать весь спектр причин, обусловивших движение русского народа на север, юг и восток евразийского пространства. Они достаточно обстоятельно проанализированы в научной литературе. Это потребность в обеспечении безопасности государственных границ, которые невозможно удержать на открытых и прозрачных лесостепных пространствах северной Евразии. Для этого государственные границы желательно максимально соединить с естественными природными границами в виде морей, гор и рек. В конце концов государственные границы российской империи и Советского Союза практически совпали с естественными границами евразийского культурно-географического мира, отделяющего его от западного и восточного миров. Для Руси-России встала также серьезнейшая проблема выхода к мировым — сухопутным и морским — торговым путям. Важно также отметить нехватку пахотных земель для растущего населения страны и потребность в конкретных материальных ресурсах, типа соли, качественной строевой древесины, железных и медных руд, мехов и т.д. Огромную роль в реализации пространственных проектов сыграла устремленность наиболее пассионарной части торгового и предпринимательского сословия к новым ресурсам и рынкам, а крестьянства — к «земле и воле» на фоне его нарастающей крепостной зависимости, что заставляло людей бежать на окраины страны, на свой страх и риск обживать неизвестные территории. Следует указать и на такой важный феномен в русской культуре и отечественном национальном сознании, как странничество, т.е. стремление шагать все дальше и дальше за горизонт в поисках новых земель и племен, ради удовлетворения страсти к новым впечатлениям и переживаниям, ради перемены мест и преодоления вериг быта.
Выделим несколько важных особенностей реализации рассмотренных выше стратегических геопроектов, имеющих прямое отношение к освоению Сибири. Во-первых, они во многом связаны с народной инициативой и социальной самоорганизацией. Государство эти народные инициативы поддерживало, подхватывало и умело пользовалось их плодами. В северные таежные земли и в южные степные черноземы, подчас рискуя жизнью, первыми устремляются торговцы и охотники, монахи, ищущие уединения, и крестьяне, бегущие от произвола помещиков. Так возникают традиции монашеского общежития и коллективной выработки управленческих решений в казачьем круге; развиваются навыки семейной и соседской крестьянской взаимопомощи. Эти традиции крестьянской и казачьей вольности и самоорганизации навсегда сохранятся на севере и на юге России, а потом будут перенесены в Сибирь.
Во-вторых, именно жители северных и южных районов Великороссии станут сибирскими первопроходцами. «Потомки поморов, — пишет в этой связи В.Н. Калуцков, — приобрели неоценимые навыки выживания и хозяйственного освоения северных территорий. Не удивительно, что плацдармом и ресурсной базой продвижения в Сибирь явился Русский Север. Но самыми важными при освоении новых земель ресурсами выступали ресурсы человеческого опыта и знания. Поэтому поморы и составили костяк сибирских землепроходцев».
Что касается вклада жителей южных районов Великороссии в освоение Сибири, то именно донские казаки, привыкшие совмещать хозяйственную и военную деятельность и стойко переносить физические лишения, составили ядро отряда Ермака. Совсем не случайно В.И. Суриков, сам выходец из донских казаков, нашел художественные типажи для своей знаменитой картины «Покорение Сибири Ермаком» именно в донских казачьих станицах. С юга России в Сибирь будут также перенесены хорошо зарекомендовавшие себя традиции обороны мирного населения от кочевых народов в виде строительства оборонительных линий с осевыми городами и острогами. Универсальной особенностью русского фронтира станет также превращение этих городков-крепостей в центры интенсивной торговли и межкультурного общения.
Можно сделать вывод, что существует глубокая связь и преемственность между основными пространственными проектами в истории России: «северный» и «южный» векторы освоения русским народом евразийского пространства, которые, собственно, и превратили население дотоле разрозненных территорий европейской России в единый русский народ, подготовили в ходе их реализации государственно-политические, военные, социально-организационные и культурные условия для стратегического броска в Сибирь, для осуществления третьего, и важнейшего, пространственного проекта в истории России.
2. Освоение Сибири как третий российский стратегический геопроект: экстенсивное и интенсивное измерения
Третий российский стратегический геопроект, направленный на освоение зауральских земель, начинается, с чем согласно большинство исследователей, с похода донских казаков под руководством Ермака в 1581 году против хана Кучума. Однако, как уже отмечалось выше, проникновение русских в Сибирь началось гораздо раньше похода Ермака. На крайнем севере существовали волоки через Урал, ведущие в реки низовьев Оби. Был проложен и чисто морской путь из Поморья к устьям крупных сибирских рек. Известно также о походах московских ратей «за Камень» против местных вогульских и остяцких князьков, ведущих разбойный промысел против поселений на северо-западе, вошедших в состав Московии в конце XV века. Наиболее успешным был поход воеводы Семена Курбского в 1499 году, покорившего Ляпин-городок. В результате по рекам нижнеобского бассейна были заложены первые укрепленные русские городки и остроги (Ляпинский, Сосвинский, Обдорский); основаны успешные приморские торговые фактории, типа Мангазеи; предприняты разведовательные вылазки в восточном и юго-восточном сибирских направлениях.
Однако именно поход Ермака стал началом пространственного расширения государственных владений за Уралом, направленного на покорение Сибирского ханства, активно противодействовавшего русскому движению на Восток. Это также стало важнейшим цивилизационным событием, символизирующем начало превращения России из великой европейской в великую евразийскую державу, наследницу евразийской империи Чингисхана, но только двигающуюся с запада на восток. Это интуитивно почувствовал русский народ. Недаром фигура Ермака нашла многообразное отражение в фольклоре, а позднее и в русской литературе. Сам же он приобрел черты почти мифологического героя, воплощающего могучий пассионарный дух сибирских первопроходцев. Этот неукротимый страннический дух стал важным фактором исключительно быстрого продвижения русских на восток, основания многих новых городов и острогов. Первый этап экстенсивного освоения сибирского пространства завершается выходом к Тихому океану в 1639 году казачьего отряда И.Ю. Москвитина.
Все исследователи единодушно отмечают, что широтное движение русских по сибирскому евразийскому пространству идет сначала по северным — таежным и тундровым — землям и лишь потом отклоняется в меридиональном направлении. Этому соответствует и поэтапное, смещающееся от севера к югу, использование дорог, ведущих из европейской России в сибирские земли. Сначала действует северный волок через Уральские горы, ведущий из низовьев Печоры в обской бассейн; затем начинает использоваться Верхотурский путь (так называемый «бабиновский волок»), проходящий через средний Урал из верховьев Камы в верховье Туры. И только с середины XVIII века начинает действовать основной Московско-Сибирский тракт, идущий через южный Урал. Это отражает тот факт, что только к концу XVIIIвека русскими окончательно осваивается лесостепная зона Юго-Западной Сибири, где, говоря языком классиков евразийства, «лес» напрямую вновь соприкасается со «степью», и русские вступают в очень непростые отношения с кочевыми — тюркскими и монгольскими — народами, в первую очередь с таким мощным кочевым государственным образованием, как Джунгарское ханство. Как верно отмечает В.И. Суслов, «пройдя Сибирь по северу, русские стали спускаться на юг, причем в обратном порядке — с востока на запад. Вероятно, это связано с тем, что на востоке южной Сибири земли были более или менее свободны…, но чем западнее, тем они все более плотно контролировались кочевыми тюрками. Россия продвигалась на запад по мере «усмирения» этих народов. До верхней Оби «очередь дошла» в первой трети XVIIIвека. Некоторые территории вошли в состав России только в прошлом веке» .
Здесь надо сделать важную оговорку: русские, осваивая сибирское евразийское пространство, особенно его южную часть, начинают выстраивать дипломатические, торговые и культурные отношения со степными народами, используя опыт тысячелетнего соседства и общения с ними. Знание кочевого быта и мировоззрения позволяет тем же сибирским казакам на Колывано-Кузнецкой оборонительной линии мирно улаживать с казахами, джунгарами, алтайцами и тувинцами многие приграничные конфликты. Более того, мы имеем здесь дело с образцами подлинного евразийского синтеза, где граница постепенно становится не линией вражды и национально-культурного размежевания, а местом общения и продуктивного культурного обмена. Видный сибирский областник Н.М. Ядринцев в работе «Раскольничьи общины на границе Китая» пишет: «Не менее русские подверглись инородческому влиянию, например, в Западной Сибири, на границе киргизской степи, где казаки мало того, что перешли местами к скотоводству, но заимствуют у киргизов одежду, обычаи и язык. Нравы эти проникают даже в среду офицерского сословия. Иногда офицеры являются в города совершенно окиргизившиеся. Крестьянство на Бухтарме и южной границе Сибири также усваивает азиатскую одежду».
Главный экономический интерес России в Сибири XVI-XVII веков — меха, особенно меха соболиные. На мировых рынках исключительно высоко ценится алтайский соболь за серебристо-искрящийся цвет своей шубки. Меха дают до 40% доходной части бюджета России в XVII веке. Сибирь в буквальном смысле слова «пушная золотая жила». Любопытно, что первый европейский путешественник, официальный представитель Ост-Индской кампании Джордж Богл, посетивший Тибет в 1763-1769 годах, с удивлением обнаружил, что высшие чины тибетской ламаистской церкви, облаченные в одежды, обильно украшенные шкурками сибирских соболей, были на редкость хорошо осведомлены о жизни и деятельности русских в Сибири, а также знали о событиях, происходящих на русско-китайской границе.
В XVIII — первой половине XIX века главным ресурсом Сибири, без которого не может развиваться Россия, становятся металлы — медь, серебро и золото. Центром горнорудного производства в Сибири, начавшегося с Нерчинских серебряных рудников, становятся сереброплавильные заводы Алтая, заложенные Акинфием Демидовым. Алтай превращается также в основного конкурента Урала и в плане использования драгоценных и полудрагоценных камней. Колыванские порфиры и яшмы украшают дома и дворцы русской европейской знати. Именно к концу XVIII века благодаря пространственным и природным ресурсам Сибири Россия окончательно превращается в великую евразийскую державу, вступая в цивилизационный диалог с крупнейшим государством восточного культурно-географического мира — Китаем и постепенно вовлекая в орбиту своего цивилизационного евразийского влияния Монголию.
Экстенсивный период освоения Сибири и Дальнего Востока во второй половине XIXстолетия приобретает новые черты, меняется и отношение русской интеллигенции к Сибири. Из страны холода, мрака и каторжного труда, она во все большей степени превращается в край вольности и простора для приложения человеческих сил, в страну будущего, сулящего и для всей России новые жизненные горизонты. Даже подвергшийся опале М.М. Сперанский, поначалу невзлюбивший Сибирь, чем далее — тем более прозревал в ней огромные возможности и даже обронил знаменательную фразу: «Я думаю Сибирь есть настоящая отчизна Дон Кихотов». Благодаря строительству транссибирской магистрали возникает и получает новый импульс к развитию ряд новых стратегически значимых административных, промышленных и культурных центров Сибири, типа Ново-Николаевска (Новосибирска) и Красноярска. К концу века начинается новая волна интенсивного переселения в Сибирь крестьянства из европейской России, получает развитие такой важнейший феномен как сибирская кооперация, впервые позволившая сибирскому крестьянину экспортировать в европейскую Россию и за рубеж продукцию сибирского сельского хозяйства, явить удивительные образцы крестьянской социальной и экономической самоорганизации, правда, уже в веке XX.
Томский университет ко второй половине XIX века становится интеллектуальной столицей Сибири, реализуя целую систему научных сибиреведческих исследований в самых различных областях знания от биологии до этнографии. Благодаря трудам сибирских областников, прежде всего Г.Н. Потанина и Н.М. Ядринцева, органически связанных с томской научной интеллигенцией, впервые осуществляется исключительно важная попытка научно-рационального самосознания Сибири, как особой в пространственном и культурном отношении территории России, заслуживающей особого отношения со стороны центральной власти и элементов самоуправления.
Развитие Сибири в XIX веке превратило Россию уже не просто в великую евразийскую, но и в великую мировую державу, которая в полном согласии с великим завещанием М.В. Ломоносова, двигаясь «встреч солнца», достигла «главных поселений европейских в Азии и в Америке».
В этот же период, со второй половины XIX века, разворачивается важный процесс художественного самосознания Сибири. Здесь достаточно вспомнить великие сибирские полотна В.И. Сурикова «Взятие снежного городка» (1891) и «Покорение Сибири Ермаком» (1895). Суриков, выходец из донских казаков и уроженец Красноярска, писал, выделяя одну из главных причин, способствующих быстрому развитию Сибири в этот период: «В Сибири народ другой, чем в России: вольный смелый». Примечательно, что на его знаменитом полотне, посвященном Ермаку, донской казак на переднем плане несет за поясом строительный топор, т.е. идет в Сибирь не покорять местные народы, а вместе с ними строить какой-то новый мир. Что касается литературного и публицистического осмысления я Сибири, то оно получает очень разнообразное и противоречивое воплощение, где мнения колеблются от традиционно негативных и пессимистических оценок, как у К.М.Станюковича и Д.Н. Мамина-Сибиряка до вполне оптимистических, как у Г.Д. Гребенщикова и В.Г. Короленко.
К сожалению, с самого начала освоения Сибири и вплоть до относительно благополучных этапов ее развития на рубеже второй половины XIX — начала ХХ века мы видим колониально-потребительский подход к сибирскому пространству со стороны царской власти, где его природные и человеческие ресурсы используются не для собственного развития, а для развития других территорий России, т.е. он носит не субъектно-интенсивный, а объектно-экстенсивный, колониальный характер.
Любопытно, что на необходимость именно интенсивного развития России первым ясно указал Гегель, которого в особых симпатиях к русским и русской культуре заподозрить трудно. Он отмечал в письме к своему ученику Искулю, эстонцу по национальности, но ротмистру императорской русской гвардии: «Вы счастливы тем, что имеете отечество, занимающее такое огромное место во всемирной истории, отечество, которому, без сомнения, предстоит еще гораздо более высокое назначение. Другие современные государства как будто бы уже более или менее достигли цели своего развития; быть может, кульминационный пункт некоторых из них находится уже позади, и форма их приобрела постоянный характер, тогда как Россия, будучи уже, пожалуй, наиболее мощною силою среди остальных государств, заключает в своих недрах неограниченную возможность развития своей интенсивной природы».
Важные стратегические идеи о необходимости перехода от экстенсивного к интенсивному развитию России и Сибири были высказаны русскими учеными на рубеже XIX-ХХ веков. Так, Д.И. Менделеев особенно подчеркивал необходимость развития России Азиатской и актуальность смещения центра российской хозяйственной жизни на Восток. С этим был согласен русский геополитик В.П. Семенов-Тян-Шанский, выдвинувший также идею развития Сибири через создание двух новых «колонизационных баз» — Алтайской и Кругобайкальской, которые могли бы стать локомотивами социально-экономического развития сибирского региона. К сожалению, эти важные идеи В.П. Семенову-Тян-Шанскому развить не удалось. Гораздо более важные и конкретные предложения по развитию Сибири и России Азиатской мы находим в знаменитой статье В.И. Вернадского «Задачи науки в связи с государственной политикой России», где он связывает их качественную социально-экономическую и геополитическую трансформацию в первую очередь с развитием образовательных и научных учреждений. В.И. Вернадский пишет: «Мне кажется, что русская Азия должна быть возможно быстро покрыта государственной сетью высших школ и научных учреждений и что это явится самым могучим и прочным средством выявления скрытой силы нашей государственной организации и уже с одной этой точки зрения должно сильно отразиться на нашем мировом положении… Естественные производительные силы Азии в едва ли сравнимой степени превышают естественные производительные силы Европы; в частности, в нашей стране азиатская Россия не только по величине превышает Россию европейскую. Она превышает ее и по потенциальной энергии. По мере того, как начинается правильное использование наших естественных производительных сил, центр жизни нашей страны будет все более передвигаться, как это давно уже правильно отметил Д.И. Менделеев, на восток, — должно быть, в южную часть Западной Сибири. Россия во все большей и большей степени будет расти и развиваться за счет своей Азиатской части, таящей в себе едва затронутые зиждительные силы. Это должна всегда помнить здравая государственная политика, которая должна смотреть всегда вперед, в будущее».
Ряд практических шагов по реализации программы Вернадского и по развитию Сибири был сделан в Советский период, когда в годы войны (нет худа без добра!!!) многие расположенные в ее европейской части заводы и учебные заведения были эвакуированы в Сибирь. Так, в частности, были заложены основы промышленного развития Алтайского края и образованы его базовые высшие учебные заведения — Алтайский государственный технический и Алтайский государственный аграрный университеты. В советский период численность населения Сибири перевалила за тридцать млн. человек. Был создан нефтегазовый комплекс в Западной Сибири, освоены угольные богатства Кузбасса, разведаны месторождения якутских алмазов и созданы золотые прииски на Колыме. Были введен в строй комбинат Норильский никель и гигантские гидроэнергетические комплексы на Енисее и на Ангаре. Все это способствовало промышленному развитию Сибири, но, к сожалению, не изменило линии на экстенсивное освоения ее богатств в интересах пространств России Европейской. Сибирь осталась внутренней сырьевой колонией СССР с низкими доходами граждан, неразвитой инфраструктурой, слабой прослойкой интеллигенции, государственным финансированием многих отраслей и социальных сфер по остаточному принципу.
Двумя важнейшими проектами по интенсивному развитию сибирских территорий стало освоение целинных и залежных земель в 50-ые и создание в 50-60-ые годы новосибирского Академгородка. Принципиально новое качество этих проектов подчеркивается тем, что они имеют долгосрочную перспективу реализации, а их прорывной характер становится все более очевидным со временем.
Однако в целом ситуация мало изменилась и сегодня: Сибирь обеспечивает более 50% доходов государственного бюджета, но при этом не имеет достойных государственных преференций и полностью зависит от решений федерального центра. Все это ведет к миграции населения из восточной в европейскую часть страны на фоне возрастающих пространственных и сырьевых аппетитов наших ближних и дальних соседей. Можно сделать общий вывод: консервация экстенсивно-сырьевого уклада в Сибири губительна не только для нее самой, но является серьезной угрозой для существования России как великой мировой державы.
3. Стратегические направления интенсивного освоения сибирского пространства
Сегодня как никогда актуально перейти к системно организованной и проводимой на государственном уровне интенсивной форме реализации сибирского пространственного проекта. Сибирь, в соответствии с заветами Д.И. Менделеева и В.И. Вернадского, призвана стать новым центром обновления страны и послужить образцом модернизации для других российских регионов. Понятно, что здесь нужны в первую очередь государственная воля федерального центра, а также дальнейшие междисциплинарные исследовательские и проективные усилия, однако некоторые стратегические направления просматриваются достаточно отчетливо.
Во-первых, применительно к Сибири полностью подтверждается старая экономико-географическая максима Д.И. Менделеева, что в силу огромных размеров своих пространств, удаленности от океанов, редкой заселенности, а также исключительной суровости климатических условий, экономика России не может быть устроена ни по английскому, ни по германскому образцу. Современные исследования, ведущиеся в евразийской экономической парадигме, показали, что различия между океаническими и континентальными странами сохраняет все свое значение, а слепое следование господствующим мировым правилам «финансово-экономической игры», созданным в интересах океанических стран, обрекает Россию и особенно Сибирь на безнадежное отставание и деградацию. Это связано с транспортными издержками; высокой себестоимостью добычи сырья, в том числе углеводородов; необходимостью дополнительных затрат на содержание инфраструктуры и т.д. Данные положения хорошо обосновываются в работах Л.А. Безрукова. Им предложены вполне конкретные меры по повышению конкурентоспособности сибирской экономики: реформирование международных коммерческих правил с целью нивелировки преимуществ океанических стран; государственное регулирование транспортных тарифов и усиление государственной помощи сибирским регионам в целом; создание трансконтинентальных евразийских транспортных коридоров и в первую очередь техническое обновление Транссиба; оптимизация внутрихозяйственных связей и региональная специализация внутри России и Сибири; постепенная замена экспорта многотоннажных сырья и полуфабрикатов высокотехнологичной конечной продукцией.
Во-вторых, для пространственно отдаленных от мировых экономических центров и суровых в климатическом отношении регионов Сибири возможность внедрения чисто рыночных принципов и механизмов хозяйствования принципиально ограничена. Здесь необходимо строить новую модель экономического развития с учетом требований экологического императива с ориентацией на производство жизненно необходимых для человека качественных товаров и услуг при отказе от идеологии бездумного потребительства, (где важен знаменитый лозунг русских нестяжателей: «Все, что лишнее, — то не мое»), на максимальную экологизацию производственных технологий, ресурсо- и энергосбережение в производстве и в быту. Это означает движение в сторону так называемой «зеленой экономики», которая сегодня все более активно утверждается во всем мире. Возможен и необходим также учет уникальных биосферных услуг, которые генерирует Сибирь для России и всего мира. Такие методики сегодня уже разработаны.
Особая тема — качественное преобразование сибирского сельского хозяйства. Сибирь, особенно ее юго-западный регион с элитными черноземами, призвана стать важным фактором обеспечения продовольственной безопасности страны и мировым центром производства экологически чистого продовольствия, учитывая все возрастающий спрос на подобную продукцию, особенно в соседнем с Сибирью Китае. Можно сказать, что необходима «вторая целина», но с долгосрочными программами сохранения лесов и плодородия почв, восстановления лесополос, мощными государственными вложениями в инфраструктуру села и в сибирскую аграрную науку. Совершенно недопустима ситуация, когда за период с 2002 по 2012 год число сельских поселений в Сибири сократилось на 176, а господдержка 1 га сельхозугодий была в 23 раза ниже, чем в США и в 109 раз ниже, чем в ЕС. Ситуация за прошедшие годы улучшилась, но по-прежнему далека от идеала. Помимо важности увеличения государственных инвестиций необходима система налоговых льгот для частного капитала (местного, российского и иностранного), готового вкладывать средства в сибирское село. Возможно, в Сибири полезно будет опереться на китайский опыт, когда сельхозпроизводители полностью освобождены от государственных налогов, а в Синьцзян-Уйгурском автономном районе государство само строит комфортабельное жилье на селе для потенциальных арендаторов и передает его в собственность крестьянам в случае пяти лет успешного хозяйствования на земле.
Отдельная тема — возвращение на село дипломированных специалистов-аграриев. Принимаемые ныне меры явно недостаточны. Помимо финансовой и инфраструктурной сторон, здесь необходимо кардинальное изменение социальной и информационной политики. Сельский труд, наряду с трудом врача и педагога, обязан быть осевым в государстве. Труд же сибирского крестьянина, хозяйствующего в особо суровых климатических условиях, должен быть вдвойне почетен и находиться под особой опекой государства.
В-третьих, модернизация такого сурового края, как Сибирь, никогда не может быть осуществлена на чисто экономических основаниях, т.е. должна быть ориентирована не только на получение прибыли и экономический рост, а на сохранение и воспроизводство: а) самого человека, как не только телесного, но культурного и духовного существа; б) здоровой окружающей природной среды; в) гармоничных социальных отношений. Сибирская экономика должна превратиться в рачительное хозяйство, а «рыночный человек» — в «хозяйствующего человека», как говорили русские философы хозяйства С.Н. Булгаков и П.Н. Савицкий. Особого внимания заслуживает опыт сибирской кооперации конца 19-го – начала 20-го веков, позволившая сибирскому товаропроизводителю завоевать мировой рынок по производству масла, а в годы Первой мировой войны кормить воюющую русскую армию. Кооперативы стали также школой воспитания социально активных и ответственных граждан, которые в Юго-Западной Сибири в условиях гражданской войны сумели обеспечить товарооборот между городом и деревней, наладить эффективное местное самоуправление. Есть положительный опыт кооперации в Сибири и сегодня.
Важной чертой экономики нового типа должно стать развитие спонсорства и меценатства, поддержка бизнесом различных общественных Фондов и инициатив, т.е. того, что называется «третьим сектором». Напомним, что дореволюционная сибирская промышленная и торговая элита платила надбавку к стипендии всем (!!!) студентам сибирских вузов. Соответственно, модернизация нового типа возможна, если наряду с государственной поддержкой и коммерческой мотивацией будет мотивация нравственная, если хозяйствующие субъекты начнут конкурировать не только объемами продаж и валового производства продукции, но и уровнем вклада в социальное развитие сибирских территорий — в виде благотворительности, поддержки научных исследований и культурных начинаний, сохранения окружающей среды. Это, конечно, потребует соответствующей информационной политики и активизации усилий общественности, сегодня, к сожалению, существенно ограниченной российским государством. В целом можно говорить о Сибири как о потенциально осевом регионе России и мира в плане становления новых духовно-экологических цивилизационных отношений, снимающих тупиковые крайности капитализма и социализма.
В-четвертых, следует радикально пересмотреть стратегию реформ российского образования и науки последних двадцати лет, которые обернулись для них тотальным разрушением. Применительно к Сибири это подразумевает отказ от идущего планомерного сокращения вузов и научных учреждений на ее территории. Следует добиваться их сохранения и приоритетного финансирования, открытия новых образовательных программ, научных направлений, лабораторий, диссертационных советов и т.д. Необходимо также вернуться к самоуправлению научных и образовательных учреждений, к отказу государства от их мелочной опеки и бюрократизации, т.е. к тому, за что ратовал в упоминавшейся выше статье В.И. Вернадский. Государство должно ставить перед наукой и образованием стратегические задачи и финансово обеспечивать возможность их выполнения, но не вмешиваться в то, как они будет эти задачи решать. Эта азбучная истина успешно реализовывалась даже в сталинский период отечественной истории, и стыдно, что этот бесценный опыт разумного взаимоотношения науки и государства практически утрачен в нашу эпоху так называемых «демократических свобод».
Надежду на то, что сибирская наука станет локомотивом интенсивного развития Сибири, дает разработанная новосибирскими учеными комплексная инновационная программа реиндустриализации Новосибирской области. В ее рамках планируется перевести в принципиально новое качество научные и образовательные структуры новосибирского Академгородка. Здесь должен сформироваться Сибирский наукополис — стратегический научно-инновационный центр на Востоке страны, обеспечивающий устойчивое взаимодействие науки, бизнеса, общественности и власти. Как пишет В.Е. Селиверстов, данный проект «может быть новым сильным примером национального стратегирования, следующим этапом в эстафете, начатой с решения о создании на востоке страны Сибирского отделения РАН СССР, которое было принято 60 лет назад и затем успешно реализовано. Усиление научно-инновационных центров России, где среди бесспорных лидеров ареал вокруг новосибирского Академгородка, — это одна из гарантий национальной безопасности страны.
Если этот опыт окажется удачным, а уже полученные результаты говорят именно об этом, то подобные стратегические научно-инновационные центры могут быть сформированы и в других университетских центрах Сибири (Томске, Омске, Тюмени, Барнауле, Красноярске). Их взаимодействие и кооперация позволят в перспективе создать единую научно-образовательную и технологическую инфраструктуру для сибирского духовно-экологического прорыва, на что указывал В.И. Вернадский в упоминавшейся выше статье.
В-пятых, необходимо срочно решить проблему с дешевым кредитом на жилье для молодых специалистов, живущих в Сибири, а также для тех, кто решил переехать сюда на работу из европейских регионов страны. Следует предусмотреть возможность досрочного погашения кредита через 7 лет непрерывной работы или в случае рождении второго ребенка, а также разнообразные льготы за рождение третьего ребенка в семье. Желательно делать это не через частные банки, а путем прямого федерального финансирования соответствующих программ, как в советский период.
В-шестых, китайский широтный транспортный проект «Один пояс — один путь» должен быть органически восполнен и скорректирован меридиональным транспортно-энергетическим коридором Сибирь-Индия или Алтай-Гималаи, который способствовал бы укреплению стратегического союза России, Индии и Китая и превращению многонациональной Евразии в лидера мирового развития. Этот мегапроект и его последствия рассмотрен и обоснован в недавно вышедшей коллективной российско-индийской монографии. Данный проект — не фантазия; он уже обсуждается на межгосударственном уровне.
В-седьмых, Сибирь призвана стать не только новым динамичным социально-экономическим и культурно-образовательным, но и одним из важнейших государственно-политических центров страны. В этой связи наряду с Москвой и Петербургом необходимо учреждение третьей столицы России на востоке в одном из крупных сибирских городов, где оптимальной кандидатурой представляется Новосибирск. Возможно, есть резон перенести туда один из государствообразующих институтов России, типа Совета Федерации. Подобный ход четко зафиксировал бы евразийский статус и приоритеты российской державы, а также морально поддержал население сибирских и дальневосточных регионов, которое сегодня чувствует себя заброшенным. В перспективе это могло бы стать важным политическим и социально-психологическим фактором переориентации движения российского населения вновь с запада на восток, что является важнейшим демографическим показателем поступательного развития нашей страны.
Законодатели же, попав в новую среду, смогли бы детальнее вникнуть в проблемы зауральских территорий, непосредственно почувствовать пульс их жизни. К тому же в новом и не столь большом городе, как Москва, меньше условий для коррупции и соблазна решения сугубо личных проблем. Близость же сибирских научно-образовательных и инновационных центров, о которых речь шла выше, позволит в полной мере использовать их наработки и интеллектуальный потенциал. Совет Федерации в этом случае из уютной московской синекуры, как он сегодня воспринимается многими простыми людьми, может превратиться в ответственный орган стратегического планирования развития страны и будет непосредственно находиться там, где этот стратегический сибирский прорыв призван осуществиться.
Здесь представлены лишь самые общие соображения по поводу интенсивной формы реализации сибирского пространственного мегапроекта, но он востребован самой логикой развития России как великой евразийской и мировой державы.