Рыцарь Хорезма

Журнал «Хан-Тенги» публикует эссе Семёна Заславского, посвященное выдающемуся советскому этнографу Сергею Толстову.

                                  Вся последовательная смена людей есть один человек, 
                                  пребывающий вечно, и каждый из нас - участник работы     
                                  сознания, которая совершается на протяжении веков.
                                                                                                            Блез Паскаль

                                                         1.

На земле Каракалпакии, у стен  её древнего памятника Топрак-кала я узнал об истории его открытия Сергеем Павловичем Толстовым. 
Это был человек необычайной судьбы. Кажется, вся советская эпоха с её жестокостями, ошибками, взлётами и падениями, озарениями и слепотой запечатлелась в его жизни.
После громадного потрясения российского общества, вызванного Октябрьской революцией, после уничтожения многих классов и сословий, после ожесточённой гражданской войны и образования Советского Союза, пришёл на землю России человек нового времени. Уничтожив все прекраснодушные иллюзии девятнадцатого века, это время вознамерилось вдохнуть просветительский дух во все свои начинания и проекты, для этой цели вызвать из небытия, из тьмы безвестности и прозябания миллионы обездоленных, голодных, вырванных из своей привычной среды людей. Героический прорыв в будущее потребовал от этого времени величайшего напряжения. Его идеалисты и прагматики, ревнители и злопыхатели часто падали в одну расстрельную яму. Это время дышало лагерной и звёздной пылью. Его трудным сыном был Сергей Павлович Толстов. 
Полковник лейб-гвардии Сводно-Казачьего полка Павел Толстов незадолго до своей смерти отдал своего сына Сергея в Петербургский кадетский корпус, где он учился недолго, потому что в результате революционных событий подростку пришлось заканчивать школу в одном из детских домов Москвы. И всё же он поступает в МГУ, учится на историко-этнологическом факультете и защищает кандидатскую диссертацию в 1935 году. Репрессии и чистки 1937 года его миновали, быть может, потому, что именно в это время он отправляется в первую свою археологическую экспедицию в пустыню Кызыл-Кум. 

…Шуршит песок под копытами его коня, и рядом со всадником катится и звенит под пустынным ветром серебристая фирула – аналог нашего степного растения перекати-поле. Всадник думает о древнем Хорезме, о его утраченной летописной истории, об уничтоженной в 712 году н.э. почти всей литературы хорезмийцев, вспоминает слова хорезмийского учёного Абу-Райхана ал Бируни: « И всеми способами рассеял и уничтожил арабский полководец Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех учёных, что были среди них, так что покрылось всё это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама»...
…Сколько же было в истории подобных провалов в беспамятство, почему каждая новая эпоха утверждает себя и своё летоисчисление, совершенно не считаясь с фактом своего временного существования в нашем изначально неустойчивом мире?
…И тысячелетний песок поглощает минувшие культуры, смешивая времена их расцвета и упадка в своих струящихся и зыбких глубинах.
Моё поколение ещё помнит плакат: «Октябрьская революция открыла новую эру в истории человечества». Но вот уже и эта эра миновала, и слабые, неверные, избалованные интернетом потомки энергичных революционеров и воинов, тюремщиков и узников, созидателей и палачей равнодушны ко всем ценностям и достижениям Советского государства. Советский Союз и царская Россия соединяются в их ленивом сознании в одну империю, и она становится столь же далёкой и чуждой им, как и легендарная Кушанская империя… 
Однако, не будем отвлекаться от основной темы, чтобы не упустить из виду одинокого всадника, глядящего в бинокль на полузасыпанные песком руины крепости Топрак-кала.

                                                                     2. 
Удивительна интуиция учёного-историка Толстого, позволившая ему реконструировать давно ушедшую жизнь. Но разве она ушла? Разве мы не жили когда-то в Шумере, Ассирии, Вавилоне, в Египте, в древней Греции и Риме? Разве не вторят замечательным словам Паскаля, приведенным мною в эпиграфе, вот эти стихи Николая Заболоцкого:

                                    Я - разве только я? Я только миг
                                    Чужих существований. Боже правый,
                                    Зачем ты создал мир, и милый, и кровавый 
                                    И дал мне ум, чтоб я его постиг!    
                                             

Сколько народов, сколько культур предшествовало нашему появления на свет, помогало нам в поисках истины – ведь душа человека, что «пребывает вечно», всегда искала её.
Хорезмийские хронос и топос, а проще говоря, время и место в мировой истории Хорезма установлены Толстовым, и его периодизация хорезмийской культуры сохраняет актуальность и в наши дни. Начальная точка отсчёта её совпадает с появлением на археологической карте мира так называемой кельтеминарской культуры, открытой экспедицией Толстова.
Вдали от Москвы и России, от смертоносного дыхания близящейся войны, эпоха неолита казалась для Толстова более реальной, чем его время. И дело было не только в орудиях труда и войны, изготовленных из камня и кости, и фрагментов керамики, покрытых штриховым орнаментом. Под такырной коркой песок сохранил некоторые жилища первобытных рыболовов и охотников на диких кабанов в камышовых зарослях Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. В те первобытные времена эти реки не имели ещё своего имени, не были столь полноводными, как в Новое Время. Тогда и Аральское море ещё только начинало сиять своей необозримой синевой, и было далеко впереди время его усыхания под напором всепобеждающего песка.
Русский писатель Пришвин говорил о родственном внимании ко всему живому на земле. Вот с таким родственным внимание склонялись археологи экспедиции, которой руководил Толстов, над свидетельствами былой отошедшей жизни, пытаясь постичь её утраченный язык. 
Собственно, вся деятельность Толстова, как историка и археолога, была посвящена обнаружению связей между самыми отдалёнными народами и культурами. Кельтеминарская культура, открытая Толстовым в Хорезме, характер её керамических фрагментов говорят и перекликаются с далёкими её аналогиями в неолитической культуре Казахстана, Сибири и северо- восточной Европы. Афанасьевская культура третьего- начала второго тысячелетия в Южной Сибири так же подтверждает глубокое родство народов неолита на всём его временном и пространственном протяжении, потому что, несмотря на все свои духовные и физические различия, едины люди, созданные по Образу и подобию Всевышнего. И как тут не вспомнить слова из Корана ( привожу по памяти) : «О, люди, я создал вас мужчинами и женщинами, народами и племенами только лишь для того, чтобы вы понимали друг друга!»
Трудна наука понимания, поскольку вместе со сменой климатических условий существования жизни на земле появляются новые культуры, и народы юные в борьбе с отжившими этносами утверждают себя, свой язык и свои идеологические и религиозные приоритеты.
Так, подобно движению песчаных дюн, незаметно меняющих рельеф местности, движутся с Иранского нагорья восточные племена на протохорезмийскую землю. Толстов полагал, что их язык принадлежит к системе яфетических языков и соотносится с языками современных нам кавказских народов. К этой древней речи причастны и творцы монументальных культур Двуречья, Сирии и Малой Азии. В 1940 году экспедицией Толстова были обнаружены наскальные знаки на возвышенностях северо – западных предгорий Султан-Уиздага. Эти идеограммы имели прямое отношение к происхождению протоиндоевропейской письменности. Сергей Павлович Толстов проследил на основе наскальных знаков глубокие связи этой иероглифики с каменными письменами – посланиями к нам из Индии, Элама, Месопотамии и Хеттского государства.

Предположение Толстова о зарождении зороастрийской религии на земле Хорезма связано с так называемой башней молчания – дахмой, что ещё в девятнадцатом веке возвышалась на вершине Чильпыка, в тех местах, где люди не хоронили своих близких в земле, а оставляли их трупы на горных тропах или на вершинах дерев на поживу хищным животным и птицам. 

                                                                   3.    
Внимательно изучая историю древнего Хорезма, написанную ал-Бируни, Толстов приходит к выводу о смешанном происхождении хорезмийцев и формировании их этногенеза в тринадцатом веке до н.э. В это время по всему тогдашнему миру происходят огромные перемещения колоссальных людских масс. В древний Египет «железным потоком» вторгаются «народы моря», а хрупкая, изнеженная культура острова Крит подвергается нашествию грубых и воинственных микенских племён. В Китае в это время проповедует Конфуций, на долгие века определивший развитие государственной идеологии Поднебесной, а древний Хорезм колонизируют некие пришельцы, возможно, из страны Миттани, отличные всадники, изгнанные оттуда по неизвестным причинам, и культ чёрного коня утверждается в Хорезме. И легендарный Сиявуш, по мнению Толстова, становится основателем династии хорезмийских царей. 
Личность Сиявуша одновременно сказочна  и реальна, находясь в области мифа, где не прерывается связь человека с бесконечным бытиём. Оттуда поступает к нам сообщение о том, что первый царь Ирана Йима возжег священный огонь зороастризма на северной окраине Хорезма. Её заселил людьми Агура Мазда и, кажется, именно там родился творец Заратуштра и создал одну из великих мировых религий – зороастризм.

                                                                    4. 
Итак, за четыре предвоенных года полевых работ экспедицией Толстова был собран бесценный материал, пройдено свыше тысячи пятисот километров разведочных маршрутов и открыто 400 памятников на временном рубеже от IV и III тысячелетий до н.э. до XIV в. н.э. Очень важным этапом работы экспедиции было установление общей схемы древней ирригационной сети и определения времени и условия запустения «земель древнего орошения».
Летом 1941 года Толстов готовился к очередному полевому сезону, надеясь раскопать и исследовать античное городище Топрак-Кала, произвести разведки в северных Кызыл-Кумах и на Устюрте. Но его планам помешала война.

                                                                     5. 

В истории человечества, также как в геологической истории Земли, периоды эволюционного развития сменяются внезапными катастрофами, обрывом и гибелью традиционной жизни народов и государств в границах отпущенного им срока существования. Таким образом, величайшим испытанием для каждого человека и каждого народа является его историческое бытиё.
Великая Отечественная война с её неисчислимыми жертвами и потрясениями проявила могучую жизнеспособность молодого Советского государства, одолевшего военную мощь фашисткой Германии и её сателлитов.
Однако, начиная с обвальных 90-х годов, в постсоветское общество проник разрушительный ковид саморазоблачительства и неуважения к себе. Да и само слово Отечество утратило свой сакральный смысл из-за распада великого государства. Но именно за его честь сложили свои головы на полях жесточайших сражений лучшие из его разноплеменных сынов. 
Война и даже два предвоенных года позволили сформироваться неповторимому поколению. До Великой Отечественной войны многие из тех молодых людей, кто погиб под Москвой и Сталинградом, верили в победу мировой революции и вдохновлялись идеями Коминтерна. Тогда искренне и горячо писал об этом Павел Коган, убитый под Новороссийском в 1941 году:
                                                   

                                                    И мы ещё дойдём до Ганга,
                                                    И мы ещё умрём в боях,       
                                                    Чтоб от Японии до Англии 
                                                    Сияла Родина моя!  

Историческая реальность освободила от иллюзий такого рода не только представителей российской интеллигенции, но и весь советский народ  и его вождей.
Советские лётчики и танкисты, моряки и пехотинцы входили в континиум российской истории наряду с героями Освободительной войны 1812 года, участниками Севастопольской обороны в 1856 году, со всеми, кто хранил и защищал Россию в её роковые годины.
Толстов, потомок доблестного русского офицера царской армии, в начале войны записывается добровольцем на фронт и, не имея никаких навыков в военном деле, проявляет способности прирожденного воина. В это время всех добровольцев, имеющих профессорское звание, советская власть обязала вернуться на свои рабочие места. Но Толстов не повинуется приказу, и после двух тяжёлых ранений командира разведроты, участника самых тяжёлых боёв под Москвой, санитарный поезд увозит в Красноярск.                                                                  
                                                                  
                                                                6.
После пребывания в госпитале, он подаёт рапорт своему военному начальству с просьбой снова отправить его на фронт. Но по приказу из Москвы едет в Ташкент, где в то время находились его коллеги, уже оплакавшие Сергея Павловича и заочно простившиеся с ним.
Там в августе 1942 года он защищает докторскую диссертацию «Древний Хорезм» и назначается директором Института этнографии АН СССР.
Вот так, в годы самой жестокой на свете войны, не прервалось развитие советской науки, а упадок её начался уже в годы хрущёвской оттепели, набирая чудовищные обороты в коммерчески-подлых 90-х годах ХХ века – времени гибели и распада Советского Союза.

                                                                 7.
Нам трудно представить себе радость Толстова и его друзей по жизни и работе, встретившихся в победные дни 1945 года в своём институте. Прежде всего, они поздравили друг друга с тем, что вошли в число счастливцев, которые остались живыми, пройдя фронтовые испытания. 
А потом, помянув мёртвых, стали готовиться к первой своей послевоенной экспедиции 1945 года. 
                                                                  

                                                         8.

Обряд возжигания вечного огня на могилах наших воинов, павших смертью храбрых в годы Великой Отечественной войны, имеет свою генеалогию и в античном Хорезме. Зороастрийская религия пришла на землю Средней Азии вместе с дуалистическим представлением об извечной стихийной вражде двух братьев – близнецов Агура Маздой и Ангро-Майнью, запылавшей чуть ли не со дней сотворения мира. Вся Вселенная и человек порождены их враждой, разделяясь на свет и тьму, на дух и плоть, на добро и зло. 
И этот столь лишенный гармонии мир очищается огнём. В античной Греции приблизительно в это время о «всепотухающем и всевозгорающемся огне» говорил Гераклит. 

                                                                   9.

В VIII-VII веках до н.э., когда возникают античные государства Греции, появляется Хорезмийская держава. В её составе находятся индоиранские, фрако-киммерийские и скифские племена. Их разноголосый гул со временем превратится в симфоническую музыку хорезмийской культуры. Эту музыку сумел расслышать сквозь многовековую толщу песка выдающийся историк и археолог Сергей Павлович Толстов. 

Полевой сезон 1946-го года принёс Толстову неожиданное открытие стенной живописи и монументальной скульптуры в городище Топрак-кала. Портрет арфистки в одном из залов этого величественного замка-крепости по-особому прекрасен. Тонкая, хрупкая красота этой женщины как будто звучит сквозь века вместе с неведомой нам музыкой Хорезма. Эта живописная жемчужина всплывает из глубины художественных традиций древних государств Ближнего Востока, Индии и Китая. Хорезмийскую живопись в городище Топрак-кала характеризует кушано-гандхарский стиль, но созданию Кушанской империи предшествует трёхвековой период строительства ирригационных сооружений в Хорезме. 
Не думал ли Толстов, когда писал об этой архаической эпохе, о своём времени строительства Беломоро-Балтийского канала им. Сталина, о коллективизации, снова закрепостившей миллионы  российских крестьян? Ирригационное земледелие нуждалось прежде всего в рабском труде и централизованной власти. Военно-государственная бюрократия осуществляет для такой власти надзор над рабами, ведёт учёт сельского хозяйства, создаёт условия для функционирования чиновничьего аппарата, содержит сильную армию. 
Только что можно предложить в качестве альтернативы общественному строю этой древней «империи зла»? Неужто бесконечную грызню и поножовщину бандобразований «военных демократов»? Да и время «военной демократии» тогда уже уходило в прошлое, уступая место времени существования монументального Хорезмийского государства…
Эта рабовладельческая империя, по мысли Толстова, послужила прообразом ахеменидского царства и угадывается в описании Геродотом XVI-ой сатрапии – административной системы обширной державы древних персов. 
Каждый народ выбирает ту или иную форму своего общественного бытия, и если, теряя инстинкт самосохранения, заимствует и перенимает чуждую ему идеологию, то неизбежно вскоре сходит со сцены истории и превращается в «этнографический материал», по выражению одного из героев романа Достоевского «Бесы».
«Род приходит и род уходит», а земля Хорезма пребывает вовеки, можно сказать, немного перефразировав стихи Экклезиаста. 
Толстов писал о том, что Хорезм не был завоёван персами, а добровольно вошёл в состав империи Ахеменидов, при этом сохраняя частичный суверенитет над своими южными владениями: Арианой, Парфией и Согдианой.
Это был неизбежный исторический компромисс, обусловленный не только обстоятельствами превосходящей мощи Ахеменидской державы, но и генетической предрасположенностью хорезмийцев и персов, родственной близостью создателей древнейших в Средней Азии империй. Поэтому хорезмийцы принимают участие в походе Ксеркса на Элладу в 480 году до н.э. Но в годы ожесточённой войны Дария III с Александром Македонским Хорезм снова становится суверенным государством, не поддерживая в своей внешней политике ни персидскую державу, ни великого создателя эллинистического государства.
Более того, в 328 году, когда вспыхивает антимакедонское восстание Спитамена, Хорезм используют сакско-массогетские племена, давно находящиеся в его составе, для поддержки восставших и даёт «политическое убежище» самому Спитамену. Спитамен погибает лютой смертью, преданный своими соратниками, но и держава Александра Македонского разваливается после смерти её вождя. Хорезм на какое-то время становится независимым государством. И в дальнейшей динамике исторических процессов, управляющих движением народов, Хорезм не теряется в потоке грозных событий античной и средневековой истории Средней Азии.

                                                              10. 

Используя обширный археологический материал, будучи знатоком-нумизматом хорезмийского периода истории Средней Азии, Толстов проследил и исследовал время перемен в международном положении Хорезма в I веке н.э. Конформизм, т.е. способность человека приспосабливаться к окружающей природной и социальной среде, присущ народам и государствам, которым приходится выживать в условиях постоянно меняющихся исторических обстоятельств их существования. 
Опять же, в I веке н.э., утрачивая свою независимость, Хорезм признаёт свой вассалитет по отношению к великой среднеазиатско-индийской Кушанской империи.  

«Великий спаситель» Кузула Кадфиз в те времена распада старых и становления новых форм общественной жизни Хорезма превращает родственные ему племена массагетов в центральнообразующий народ кушан.
  В II веке н.э. при царе Канишке Кушанская империя, дополняя Рим, Парфию и Китай, становятся четвёртой величайшей державой того времени.
 Самобытна и неповторима культура Кушанского государства. Как будто нежная, доброжелательная улыбка Будды осеняет традиционно монументальные формы хорезмийской скульптуры и живописи. В историю мирового искусства входит понятие кушано-гандхарского стиля. В этом стиле выполнен портрет «арфистки» в городище Топрак-кала, обнаруженный экспедицией Толстова в 1946 году. Толстов  пишет о среднеазиатско-индийском варианте позднеэллинистического искусства, как результате синтеза греческих и находящихся далеко на периферии греческого мира традиций и форм. 

В трёх величайших империях I-II вв. религиозная идеология также претерпевает большие перемены. Христианство в Риме, зороастризм в Парфии, буддизм в Кушанской империи и Китае, по мысли Толстова, являются имперскими религиями, ассимилирующими племенные и кастовые культы. Эти религии преобразуют и освещают жизнь трёх империй позднеантичного мира.
Но в середине III века рушится Кушанская империя и одновременно с ней гибнет власть парфянских Аршакидов. 
В Иране к власти приходит новая персидская династия – Сасаниды. И всё же политические потрясения III века, разрушившие две средневосточные античные империи, не привели к разрушению Хорезмийского государства. Наоборот, используя ослабление своих соперников, оно претендует на роль мировой державы. 
Но здесь уже открывается новая глава позднеантичной и средневековой жизни Хорезма, так внимательно и подробно исследованная Сергеем Павловичем Толстовым.

                                                                11.

В интересной и обстоятельной работе С.Алымова «На пути к «Древней истории СССР»: малоизвестные страницы научной биографии С.П. Толстова» автор пишет об идеологическом контексте эпохи, в которой жил учёный. Толстов, как известно, был убеждённым сторонником учения Маркса. Алымов пишет о том, что это помогло Толстову «выдвинуться на лидирующие позиции», что учёный имел «склонность использовать в спорах политические аргументы». Здесь, нам кажется, будет уместным вспомнить слова Гёте: «Все мы являемся коллективными существами, чтобы мы о себе ни воображали».
Толстов разделял иллюзии и заблуждения эпохи «большого стиля». Масштаб его личности отвечал величию её идеалов. Талант  учёного был нацелен на познание и обоснование всей древней истории народов СССР как надёжной подпочвы в настоящей и будущей жизни первого  в истории многонационального социалистического государства. Правда, его опыт учёного археолога входил в известное противоречие с реальностью этой целеполагающей сверх задачи.
Оппоненты Толстова упрекали учёного в слишком большой широте его исторических обобщений. Думается, что великая страна нуждалась в них. А вот теперь, в смутные времена местечковых разборок некоторых республик нашего бывшего Отечества, становится очевидным, что общественный строй, установившийся в Советском Союзе, был не революционной новацией большевиков, а исходил из далёких родовых глубин истории человечества.
«Род приходит и род уходит», но по неизбежному историческому закону роды и племена объединяются в большие союзы на больших территориях. Их потом историки называют империями. Трудом и войной в этих империях заняты большие людские массы, покуда нарастающая энтропия не разрушает эти образования и на какое-то время обессмысливает их историческую жизнь.

                                                       12.

После войны развернулись широкомасштабные полевые работы экспедиции Толстова с применением авиации для аэрофотосъёмок античных и средневековых объектов археологии Средней Азии. С высоты самолётных маршрутов перед археологами ясней и чётче проступали в песках пустыни «земли древнего орошения» и уже знакомые по пешеходным дорогам памятники Хорезма. 

И, глядя с воздуха на руины древних крепостей и замков, Толстов понимал, что эти сооружения стояли на издревле бывших караванных путях, ведущих из Хорезма в страны Восточной Европы – в Поволжье и на Русь. 

                                                                13.
Толстов тогда записывает в своём полевом дневнике: «Подлинно «всё на свете относительно», и в дни разведок заброшенный в пустыне маленький «аул» экспедиции кажется родным домом». Толстову, воспитаннику детского дома, родным домом иногда казались окоп и землянка в годы войны, или солдатская палатка в хорезмийской пустыне. Его поколение не было отягощено бытовыми благами. В «подтексте» научной монографии «Древний Хорезм» скрыта глубина размышлений учёного о своём времени, о своей стране, чью историю двигала какая-то созидательная жестокость. Приговорённая к смерти и убитая, она не однажды воскресала. Воскресая, снова несла в себе семена гибели и разрушения. Говоря о жизнестойкости народов Хорезма, о его полиэтничном населении, выживающем в годы самых страшных бурь и потрясений, Толстов остаётся верен мысли о непрерывности истории, имеющей непонятную пока для человечества цель. Такие метафоры, как «закат Европы» или «конец истории» оказались бы недостойными внимания учёного. Толстов восстанавливал, а не обрывал звенья «золотой цепи бытия», что протянулась в её живом движении от палеолита до его эпохи и, скажем так, до наших дней.

                                                           14. 

                                                                           Замолкни и вслушайся в топот табунный.
                                                                           По стёртым дорогам, по травам сырым
                                                                          В разорванных шкурах бездомные гунны
                                                                          Степной саранчой налетают на Рим.  

                                                                                                                  Павел Васильев
                                                                                                                                                         

Непрочным и недолговечным оказалось и государство Сасанидов в Хорезме. В эпоху «великого переселения народов» оно подвергается ударам народов тюркско-монгольского круга. Те, в свою очередь, смешиваются с уже знакомыми нам племенами скифов – массагетов и аланов. И появляется в истории народ эфталитов. 
Толстов приводит свидетельство византийского историка Прокопия Кесарийского, подтверждающее родство эфталитов со скифо-массагетским народом, об обычае эфталитских вождей. Они окружали себя так называемыми «соумирающими» – людьми, которые являлись их собратьями и друзьями по трапезе, в быту, в сражении. После смерти вождя эти люди должны были сопровождать его в мир иной. 
В V веке в государстве Сасанидов вспыхивает гражданская война, подрывающая изнутри державу персов, лишая её сил для достойного отражения эфталитской экспансии. В это время на Западе сородичи эфталитов – гунны Аттилы громят и грабят Рим. А другие их родственники, «южные» гунны, на Востоке завоёвывают Северный Китай. И по типу древних империй образуется эфталитское государство. Оно включает в свой состав большие территории земель Афганистана, Индии и Средней Азии.
Толстов, используя, как теперь говорят, несколько модернистский дискурс, пишет о чуть ли не территориально восстановленной Кушанской империи в государстве эфталитов.
Верховные правители эфталитов возрождают буддийскую религию в своей державе, а развалины дворца в Варахше дают представление о высокоразвитом искусстве этого народа в V-VI в.в. н.э. Хорезм в эфталитский период сохраняет свой суверенитет, и, по мнению Толстова, даже влияет на развитие эфталитской империи. Хорезм остаётся «самим собой» и во времена жестоких войн Византии с Ираном, и во времена распада Тюркского каганата, кончившегося интервенцией Китая на его территорию. Но относительную стабильность существования Хорезма в раннем средневековье прерывает вторжение арабов. 

                                                                 15.
… Мы снова возвращаемся к раздумьям Сергея Павловича Толстова о невероятной катастрофе Хорезмийской культуры в 712 году н.э. 
В наши дни, когда на Ближнем Востоке и Малой Азии возрождается идея новой жизни Арабского халифата, и осуществляется мирным и не мирным путём проникновения арабских народов, исповедующих ислам, на территорию западно-европейских держав, стоит вернуться к начальному этапу образования Арабской империи.
Толстов связывает это явление с кризисом всех раннесредневековых государственных систем в Восточном Средиземноморье, в Византийской и Иранской империях, с образованием и распадом Эфталитского и Тюркского государств. Никто не остался в стороне от всеобщего раскола раннесредневекового мира, даже традиционный Китай.
Арабское завоевание Хорезма подготовило внутренняя смута в державе хорезмшахов, сотрясаемой восстанием представителей городского плебса и сельских общин против аристократии, обитающей в больших замках-крепостях. 
В результате исторической метаморфозы, вызвавшей завоевание Средней Азии арабами, учёные, изгнанные Кутейбой из Хорезма, бегут вместе с уцелевшими повстанцами в Хазарский каганат. Хазария в то время ведёт войну с арабскими завоевателями, выступая на стороне Византии. И на основе многих археологических и письменных свидетельств Толстов пишет об участии хорезмийцев в идеологической и религиозной жизни Хазарской империи, простиравшейся от Крыма и Приазовья до Хорезма. 

                                                                16.
Находясь в нынешнем времени, исполненном реальных противоречий нашей отечественной истории, мы не должны забывать, что Россия была, есть и будет во все времена. Безосновательны и преступны призывы и желания некоторых либералов «распустить» Россию, сузить её великое пространство чуть ли не до пределов Владимирско-Суздальского княжества, вернуться в Московию времён Ивана Калиты. 

                                                             17.

 
По мнению одного из современных историков, Русь, разгромившая Хазарский каганат, является преемницей не только православных традиций Византии. Две монотеистические религии – иудаизм и ислам оказали большое влияние на развитие Киевской Руси, на формирование её религиозно-государственной идеологии. И христианская религия проникает на Русь, возможно, не только благодаря Византии. Толстов пишет о политическом единстве Хазарии и Хорезма в VIII веке и приводит один из документов того времени, содержащий список христианских епископских кафедр. Хазарская христианская церковь, образующая в это время самостоятельную митрополию с центром в Крыму, включает семь епископских кафедр. На третьем месте в этом списке, после Крымской и Итильской, идёт Хвалисская, т.е.Хорезмская.
Хазария тогда (правда, на недолгое время) оказывается подчинённой Хорезму. Поэтому, на взгляд Толстова, один из последних каганов Хазарии Обадия совершает переворот, закончившейся принятием иудаизма в качестве основной религиозной системы Хазарской империи. Среди полиэтничного населения Хазарии вспыхивает гражданская война, приближая близкую гибель этого государства под ударами боевых дружин могучего русского князя Святослава. Хорезмийские учёные-эмигранты бегут из этой страны на Запад, а ослабленный и теряющий международный престиж Хорезм становится частью Арабского халифата. 
Его духовная и материальная культуры приходят в упадок. Пустеют и засыхают «земли древнего орошения». И на земле древнего Кельтеминара тысячи гектаров окультуренных земель становятся пустыней. 
Но разве можно говорить о «конце истории» Хорезма? Толстов пишет о расцвете арабской науки при дворе халифа Мамуна II, вызванном, в основном, хорезмийскими учёными, такими блестящими именами, как ал- Бируни, абу-Али ибн Сина, Абу Сакль, Масаки и др. 
В годы образования Сельджукской империи Хорезм вступает в «тёмный период» и становится отдалённой провинцией Сельджукского государства. Правда, и в Сельджукской империи в пору её заката происходит « война суверенитетов» и правители Хорезма, ставленники сельджукидов, вновь принимают титул хорезмшахов и закрепляют за собой наследственную власть. Вновь воскресает уже средневековая хорезмийская империя, достигающая апогея своего могущества при Мухаммеде II. Он ведёт успешную войну с каракитаями, отнимает у них Самарканд и Отрар, распространяет свою власть на юг Афганистана, подчиняет западный Иран и Азербайджан, предпринимает успешный и смелый поход вглубь степей Дешти-кыпчака. Он даже присваивает себе титул «второго Александра», и при его дворе ежедневно 27 подчинённых правителей или их сыновей- заложников бьют зарю на золотых барабанах. 
При Мухаммеде II особенно интенсивно возобновляются ирригационные работы, вновь оживившие сотни тысяч гектаров плодородных земель, строительство пограничных крепостей на краю пустыни, укрепление стратегических и торговых путей в Хорасан, Мавераннахр, в глубину степей Дешти-кыпчака; полной жизнью живут ремёсла и торговля, пышно, как пишет Толстов, расцветает искусство хорезмийского ренессанса, оказавшее мощное воздействие на всю историю искусства Средней Азии, Ирана и Поволжья. 
Еще не закончена миссия Мухаммеда по объединению хорезмийских земель, ещё бьют зарю на золотых барабанах при дворе Мухаммеда 27 подчинённых правителей, когда на восточных границах Хорезмийской империи появляются первые разведчики армии Чингиз –хана…

                                                       18.
                                                                      Два чувства дивно близки нам - 
                                                                      В них обретает сердце пищу:
                                                                      Любовь к родному пепелищу,
                                                                      Любовь к отеческим гробам. 
 
                                                                      На них основано от века 
                                                                      По воле Бога самого 
                                                                      Самостоянье человека – 
                                                                      Залог величия его.
                                                                                     А.С. Пушкин.  

В нашем обозрении монументального труда Толстова «Древний Хорезм» мы попытались проследить основное направление мысли учёного, охватившей и постигнувшей большие периоды жизни этого государства в истории. Подобно мифологическому герою Адонису, умирающему и воскресающему в веках, Хорезм для Толстова, в сущности, интеллигибелен, практически бессмертен. Исторический оптимизм Толстова кажется надуманным и декларативным многим нынешним постмодернистам в науке и литературе. Однако, он подкреплён всем жизненным опытом замечательного учёного и гражданина. 

В 1945 году, в победоносные дни окончания Великой Отечественной войны, Толстов пишет весьма актуальную и в наши дни статью «Исторические корни дружбы народов СССР». В этом исследовании, подобном большому эпическому полотну, предстают древние связи многочисленных племён и народов на земле, которая звалась когда-то Киевской Русью, потом Московским царством, потом Петровской империей, потом империей Романовых, затем Советским Союзом. И вождям СССР, и советскому народу необходимым становилось знание о том, что ещё во II-III тысячелетиях до н.э. возникают очаги местных цивилизаций на территории, занимающей восточную половину Европы и северную треть европейского и азиатского континентов. Эти цивилизации связаны с культурами Древнего Востока. В Закавказье грузинскими археологами ещё до войны была открыта культура цалхинских курганов. А на Северном Кавказе к той же эпохе относятся высокохудожественные изделия, обнаруженные в Майкопском кургане. Толстов приводит в своей статье факты влияния этих культур на формирование фатьяновской культуры в Волго-Окском крае. В III тысячелетии появляется трипольская культура в Приднепровье, имеющая прямое отношение к древним славянским народам, народам Малой Азии, Балкан и Дуная. И в Средней Азии, на юге Туркмении в это время появляются памятники, родственные культуре Триполья. Во второй половине III тысячелетия до н.э. на территории степной полосы Советского Союза от Дуная на Запад и до Балкан и Алтая на восток, охватывая большие массивы южных районов Восточной Европы и часть РФСР, Украины, Казахстана, Южной Сибири, северной части Средней Азии, развиваются андроновская и срубная культуры бронзового века. Жилища, орудия труда, произведения прикладного искусства людей того времени обнаруживают большое сходство между собой, замечает Толстов. Он объясняет это сходство глубокими связями народов, которые не только вели войны, но и смешивались, влияли друг на друга, сближались в этих культурных влияниях. 
И в период скифской цивилизации, в середине I тысячелетия до н.э., эти взаимовлияния обрели неповторимую форму. Искусство скифов, по определению Толстова, обладало стилем «героического реализма».       
И государство Урарту, и древние культурные центры Западной Грузии и Средней Азии, а также культура народов северного побережья Черного моря оказали своё влияние на скифскую культуру. В ней мы находим и влияние древних традиций эллинизированных городов Северного Причерноморья, и цалкинских курганов Грузии, и отклики художественных произведений древних царств Средней Азии. Но, творчески переработав и освоив это богатое наследство соседей, в свою очередь культура скифских кочевников и пахарей оказывает мощное воздействие на древние центры цивилизации нашего юга. И когда мы находим на персидских рельефах VI века изображения разнообразных народов нашей страны, северных соседей персидского царства, то мы обнаруживаем здесь черты поразительного единства в одежде и вооружении народов Кавказа, Восточной Европы, Средней Азии и далёкой Сибири. 
По мнению Толстова, нам далеко небезразличны эти, отдалённые от нас тысячелетиями, процессы исторических взаимосвязей. При исследовании Толстовым древних скифских преданий ему удалось обнаружить фрагмент скифского эпоса, являющегося прототипом для центрального сюжетного узла эпоса об Илье Муромце и Рустаме одновременно. Не механическое заимствование друг у друга, а творческая переработка общего культурного наследства, идущего из глубины веков, лежит в основе этой и многих других параллелей в народном творчестве русского народа и других народов Советского Союза.
Так звучит и сейчас тема связи обширных территорий великой страны уже с глубочайшей древности, с первобытной и античной эпохи.
И в раннем средневековье культуры народов Восточной Европы, Кавказа и Средней Азии были очень близки между собой. Несмотря на различие языка и расового типа на этой территории, Восточная Европа с её славянскими и не славянскими народами и значительная часть Средней Азии представляли собой ещё в V-VII в.в. одну культурно-этнографическую область. И Кавказ входил в неё. Только завоевание Закавказья и Средней Азии арабами ослабило древние культурные связи между этими странами и Восточной Европой, втянуло эти страны в сферу переднеазиатской культуры. Исламизированные Средняя Азия и часть Кавказа оказались противопоставленными древним связям этих стран с Русью, втянутой в сферу византийско-христианской культуры. 
Но и это размежевание, связанное с религиозными различиями, не прерывала древних связей. Мы знаем, что особенно были близки связи славян с Нижним Поволжьем и Хорезмом. 
И в Булгарском государстве, возникшем в XI-X веке н.э., волжско-камские булгары представляли народ, сложившейся из тюркских, угро-финских и славянских племён. Не случайно, поэтому, и то ответвление булгарских кочевников Причерноморья, которое образовало государство на Дунае, целиком слилось с древним славянским населением этой области.
Эта полоса смешанных народностей, окаймлявшая с востока и юга Русь, является очень важным историческим фактором, демонстрирующим древность и стойкость связей славянства с его восточными соседями. 
На взгляд Толстова, возникновение Киевского Русского государства было обусловлено этнографическим единством огромной славянской территории. 
 Русь стала естественным центром тяготения разрозненных и слабых племён её окраин, видевших в Русском государстве опору в борьбе против разнообразных нападений.
Моря и горы не закрывали подступов в восточноевропейскую равнину. Широкие степи юга, могучие реки севера открывали удобные пути для вторжения врагов. Вторжения шли за вторжениями. Гуннов сменяют авары – обры русской летописи, рассказывающей о жестоком иге, наложенном ими на славян-дулебов. Авар сменяют тюрки VI века, тюрков – хазары, хазар - угры-мадьяры, тех печенеги, половцы и, наконец, монголы. Об этом очень выразительно писал русский поэт Максимилиан Волошин в годы гражданской войны в России в XX веке.

                                             За хазарами шли печенеги, 
                                              Ржали кони, пестрели шатры,
                                              Пред рассветом скрипели телеги, 
                                              По ночам разгорались костры. 
                                              Раздувались обозами тропы
                                              Перегруженных степей,
                                              На зубчатые стены Европы 
                                              Низвергались внезапно потопы
                                              Колченогих, раскосых людей.
                                              Много было их – люты, хоробры…
                                              Но исчезли, « изникли, как обры»,
                                              В тёмной распре улусов и ханств, -
                                              И смерчи, что росли и сшибались,
                                              Разошлись, растеклись, растерялись
                                              Средь степных, безысходных пространств.
                                                                 
                                                               19.

Россия не могла в условиях феодальной раздробленности объединённо выступить против монголов. Но, тем не менее, каждый город, каждая земля проявили чудеса героизма и даже своей гибелью защитили европейскую цивилизацию от разгрома. 
Эту славу разделяют с русскими героями XIII века герои трагической обороны от монголов Хорезмской державы, Закавказья и Поволжья. 
И здесь весь свой опыт исследователя Хорезма Толстов применяет для широких обобщений всей истории России, вспоминает слова Пушкина из его письма к Чаадаеву:
«России было предопределенно высокое предназначение: её необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы. Варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощённую,  издыхающую Русь и возвратились в степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией».
Толстов думал об этих словах Пушкина в годы победы великого Советского государства над фашизмом, анализируя поражение и унижение народов Киевской Руси войсками Чингизхана в XIII веке.
Россия лежала в руинах для того, чтобы в Европе того времени могли творить Данте и Джотто.

                                                             20.

В 70-х годах ХХ века российский советский поэт Николай Рубцов, как будто предчувствуя гибель Советского Союза в 90-х, писал:                                                        

 Россия, Русь, храни себя, храни!
     Смотри, опять в твои поля и долы 
Со всех сторон нагрянули они,
   Иных времён татары и монголы.

Здесь речь идёт не о демонизации татарских воинов, а так же их вождей, давших России кровавый и, может быть, небесполезный урок. Тенденция раздробить Россию, ослабить и разорвать многовековые связи населяющих её народов проявлялась на исторических перепутьях, когда сбитая с толку своими и чужими лжепророками, она начинала забывать о своём историческом предназначении. Толстов был далёк от идеализации государственных систем и царской России, и Советского Союза. В своей докладной записке в ЦК ВКП(б) в далёком предпобедном 1944 году он трезво и мужественно писал о том, что процесс консолидации народов России был тяжёлым, о том, что Россия никогда не была раем для тех народов, что в неё вошли. Но где и когда он был, этот рай? И всё же объединяющая роль России в их судьбе несомненна. Народы Средней Азии и Закавказья, историю и культуру которых с такой любовью изучал Толстов, дали русской и мировой культуре имена таких творцов, как Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов, Расул Гамзатов.
А вот тридцатилетие, прошедшее после распада Советского Союза, оказалось крайне неблагоприятным для всех республик, входивших в его состав. Благодаря всеобщему техническому прогрессу, значительно улучшилось материальное благосостояние населения этих народов, но хищный дух мамоны уничтожает их душу и даже понижает инстинкт их самосохранения в истории. Национальное самосознание подменяется национальным эгоизмом.
Так что же, получается, мы присутствуем при очередном «конце истории»? Нет, конечно. 
Прислушаемся к Сергею Павловичу Толстову, к его словам о том, что изучение истории народов нашей страны в тесной связи с всемирной историей раскрывает перед нами картины глубоких и древних связей между народами Запада и Востока, между народами различных рас и языковых групп.
И, будучи благодарными Толстову за его многолетний и нелёгкий труд в познании нашей истории, мы, свидетели и современники постсоветской истории России, должны помнить: мы не первые и не последние в цепи поколений, пришедших на эту землю. В ней лежат наши предки. С ней, пройдя свой жизненный путь, смешаемся и мы.
Так не будем слушать вопли о распаде и смерти России.
«Род приходит и род проходит», а Россия да пребудет вовеки!          

Семён Заславский