Петр Великий (евразийская симфония)

Журнал «Хан-Тенгри» публикует новое эссе Семёна Заславского.

                                                                                         Опять фрегат пошел на траверс,

                                                                                         Опять, хлебнув большой волны,

                                                                                  Дитя предательства и каверз

                                                                            Не узнает своей страны.

Борис Пастернак

 

1.

Трудно современному постсоветскому обывателю представить масштаб личности Петра Великого. Именно в эпоху постмодерна средний маленький человек почувствовал себя победителем, заполучив права на свое историческое убожество. Когда-то историк Ключевский писал о безвольных и бесхарактерных детях великих родителей, полагая, что не виновато племя богатырей в том, что его потомки мельчают и вырождаются.

            Появлению национального гения предшествует длительная подготовительная работа истории по обнаружению скрытых возможностей и резервов народа, давшего миру такую личность, как Петр Великий. С ним Русь стала Россией, оставаясь при этом достойной преемницей тех племен и народов, образовавших ее.

2.

            На неисследимых путях истории появилась Россия. Мысль западника, а по сути, скрытого славянофила Чаадаева о географической судьбе России, лишившей ее исторического содержания, парадоксальна и не совсем убедительна. Так называемые варварские народы печенегов, половцев, булгар и хазар не только оставили явственные следы археологических культур на огромном пространстве, ставшем одной шестой нашей планеты. Они стали генетическим фондом российского человека, наделенного широкой душой, свободной от ксенофобии. А татаро-монголы дали ему жестокий и небесполезный урок первого, можно сказать, имперского правления на землях Киевской и Северо-Восточной Руси.

            Александр Невский с его победой на Чудском озере над рыцарями Тевтонского ордена отстоял в веках тот неповторимый тип российской цивилизации, что возник и оформился после принятия молодым славянским народом христианства в его православном варианте, унаследованном от Византии. Русь пошла по пути, определенному ей Всевышним, и этому способствовала веротерпимость татарских ханов. Они терзали плоть Руси, но не пытались изничтожить ее бессмертную душу. Значит ли это, что Русь задержалась в своем развитии, отстала тогда от цивилизованных западно-европейских народов? Действительно, в то время, когда монах Филофей писал в тишине своей кельи: « Москва – третий Рим, а четвертому не бывать», в современной ему Европе разгоралась заря возрождения античного искусства, творил Джотто, уже два века прошло с того часа, как Данте завершил создание «Божественной комедии», и современные Филофею благородные дамы и кавалеры восторгались на улицах итальянских городов возвышенными сонетами Франческо Петрарки. Правда, как теперь кажется, был особый смысл в несовпадении исторических ритмов развития Европы и России. Идея раскрепощения личности, столь актуальная в эпоху возрождения Западной Европы, еще не овладела тогда душой российского человека, сдержанной, соборной, сформированной сельской общиной. В целомудренной чистоте русской иконописи возникал идеал жертвенного служения своему народу, воссиявший в гениальной «Троице» Андрея Рублева. Русь, способная победить «ненавистную рознь мира сего», как будто осознавала в долгой и молчаливой тиши свое высокое предназначение в истории человечества.

            А за три с половиной века до возникновения «Троицы» Андрея Рублева появился гениальный пролог ко всей русской литературе — «Слово о полку Игореве» с его призывом к русским князьям подняться над междоусобными распрями во времени и пространстве своей судьбы для того, чтобы занять достойное место в истории западных и восточных народов нашей планеты.

3.

В конце своей, в сущности, недолгой жизни, когда осуществился грандиозный, как теперь говорят, проект по преобразованию Московского государства в Российскую империю, Петр Великий много думал о будущем предназначении своего детища, способном удивить мир не только военными победами. Он мечтал о небывалом расцвете наук и искусств в России, как будто предчувствуя вспышки сверхновых звезд русского гения. И действительно, только в империи, созданной Петром Великим, могли родиться и творить Ломоносов и Менделеев, Чайковский и Суриков, Пушкин и Гоголь, Толстой и Достоевский.

4.

Подумаем о предшественниках Петра Великого в деле объединения русских земель, создании государства, вызвавшего неприязнь и зависть своих западных соседей сразу же после своего появления на геополитической карте мира.

...Иван II, прозванный Калитой, умно и осторожно собирал русские земли под верховенством Москвы. Ее территории еще находились в зависимости от Золотой Орды, но уже дышали зябью близкой свободы. Злорадно и несправедливо сказал о Калите в своем известном стихотворении Наум Коржавин, диссиденствующий поэт-шестидесятник, эмигрировавший в США:

Был ты видом довольно противен.

Сердцем подл. Но не в этом суть.

Исторически прогрессивен

Оказался твой жизненный путь.

            Вот уж поистине «ради красного словца не пожалеет и отца». Циничный, поверхностный взгляд на историю своего отечества свойственен всем недругам России.

           

Иван Данилович Калита

 

А между тем деятельность Ивана Калиты, человека незаурядного, умного и энергичного, имеет поистине провиденциальное значение для истории России. Именно в его время национальное самосознание русского народа под влиянием великого подвижника и святого Сергия Радонежского стало приобретать те устойчивые формы, что на многих путях и развилках отечественной истории позволили Московскому государству остаться самим собой — оплотом православной веры посреди враждебного окружения иноплеменников, жаждущих поглотить ненавистную Московию и уничтожить ее имя и честь.

5.

            Жил в 19 веке талантливый и мудрый русский поэт Апполон Майков. Есть в его творчестве таинственное двустишье, написанное гекзаметром:

Времени мстить предоставь за пороченье, ложь и обиды:

Тайных агентов оно в каждой имеет душе.

            Эти стихи применимы в нашем случае и к несправедливо оболганному многими историками и писателями образу Ивана Грозного. О нем сказано много злых слов. Да и я в молодые годы считал Ивана IV деспотом и кровавым тираном, читая его жизнеописание в исторических сочинениях Н.И. Костомарова и Н.М. Карамзина, смотря вторую серию знаменитого фильма Сергея Эйзенштейна. И произведения наших поэтов и прозаиков, как правило, осуждают невероятную жестокость создателя централизованного Московского государства. Правда, в одном из стихотворений уже упомянутого мною Аполлона Майкова Иван IV видится не только жестоким тираном. Каким-то промыслительным образом деятельность, а также историческая воля Ивана Грозного освещается поэтом с глубоким сочувствием к человеку, несущему невыносимо тяжелое бремя власти и одинокому в своем призвании на царство. Мощно прозвучало в этом произведении тема православной веры. Приведу обширную цитату из поэмы Майкова:

 

Но царь пребыл царем.
Навеки утвердил в народе он своем,
Что пред лицом царя, пред правдою державной
Потомок Рюрика, боярин, смерд - все равны,
Все - сироты мои."
И царство создалось!
Но моря я хотел! Нам нужно насажденье
Наук, ремесл, искусств, все с боя брать пришлось!
Весь Запад завопил; опасно просвещенье
Пустить в Московию! Сам кесарь взор возвел
Тревожно на небо: двуглавый наш орел
Уже там виден стал, я занавесь упала,
И царство новое пред их очами встало...

Оно не прихотью явилося на свет.
В нем не одной Руси спасения завет:
В нем церкви истинной хоругвь, и меч, и сила!
Единоверных скорбь, чтоб быть ему, молила -
И - бысть!.. Мой дед, отец трудилися над ним,
Я ж утвердил навек - хоть сам раздавлен им...

            И далее в этой поэме следует текст, являющийся на мой взгляд, прологом к появлению на сцене русской истории Петра I:

 

Да! Царство ваше - труд, свершенный Иоанном,
Труд, выстраданный им в бореньи неустанном.
И памятуйте вы: всё то, что строил он, -
Он строил на века! Где - взвел до половины,
Где - указал пути... И труд был довершен
Уж подвигом Петра, умом Екатерины
И вашим веком...

6.

            Российская история, как известно, не является постоянной величиной. И Россия, и народы, входящие в ее состав, переживали различные времена, где годы смут и державного разлада сменялись созидательными эпохами на пути к тому неведомому будущему, что является залогом ее все еще неведомого предназначения.

            XVII век... Добрый гений российской истории В.О. Ключевский пишет о противоречивых движениях, происходивших в России того времени: «Из противоположных течений, волновавших русское общество, одно отталкивало его к старине, а другое увлекало вперед, темную даль неведомой чужбины. Эти противоположные влияния рождали и распространяли в обществе смутное чувство и настроение. Но в отдельных людях, становившихся впереди общества, эти чувства и стремления уяснялись, превращались в сознательные идеи и становились практическими задачами. То были идеи и задачи, которые прямо вошли в преобразовательную программу Петра как завет его предшественников».

            Характеризуя отца Петра I — царя Алексея Михайловича – пишет Ключевский: «Царь Алексей Михайлович принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении. Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно поглядывать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины».

            И, к несчастью, в это время в фундаменте российского государства возникает трещина раскола, вызвавшего необычайное потрясение в будущей судьбе Российской империи и даже ее преемника — Советского Союза. Недаром дал Федор Достоевский такую значимую фамилию своему герою — Раскольников. Очень часто российский человек, особенно из среды полуобразованной интеллигенции, терял родную почву под ногами, соблазнялся чужими и незрелыми идеями западно-европейской культуры, накапливая в ожесточенном сердце ненависть к своему, якобы отсталому отечеству. И для того, чтобы возникло в мире такое неповторимое явление, как русская культура, необходим был по-настоящему гениальный, подобный Петровскому, художественный перевод на русский язык всего лучшего и значительного, что произвел и создал Запад.

7.

            Особый интерес для историков представляют лица, входившие в круг ближайших сподвижников царя Алексея Михайловича: Федор Михайлович Ртищев и Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащекин. Добрая и гуманная душа Ртищева по-своему очеловечила то суровое время. Религиозная реформа Никона вызвала жестокое противостояние ему со стороны таких ревнителей старины, как Морозов и протопоп Аввакум. Ртищев, по словам Ключевского, «своим влиянием царского любимца пользовался, чтобы быть миротворцем при дворе», то есть как мог способствовал снижению градуса религиозной розни и нетерпимости своей эпохи. Ртищев был настоящим христианином, как мог старался усмирить зверя и в себе, и в окружающих его людях. Он участвовал во всех преобразовательных движениях своего времени, чувствовал и понимал их значение для будущего Отечества своего. Именно по почину Ртищева пребывают в Москву ученые из Киево-Могилянской академии для повышения образовательного уровня молодых граждан российского государства. Безусловно, такого человека можно назвать одним из предтеч Петра Великого в деле преобразования Руси в Россию.

 

Фёдор Ртищев

            Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащекин был одним из тех людей, кто достаточно сильно повлиял на русскую историю семнадцатого столетия. Есть одна замечательная черта, ее особо подчеркивает в характеристике Нащекина Ключевский: «Это был один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавший соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью». Удивительно, как в этих словах Ключевского угадано направление будущей деятельности Петра Великого. В сущности, то, что сказал Ключевский о Нащекине, стало в дальнейшем задачей самоопределения всей русской культуры, стремящейся к всечеловеческому единству, открытой всем благородным влияниям Запада и Востока в лице Пушкина. Правда, положа руку на сердце, не искали соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью многие российские, да и советские западники от Герцена до Сахарова. Плененные идеей прогресса и чужими формами общественного бытия, они являлись эпигонами западно-европейской мысли, часто губительной и неорганичной для существования Российского государства.

            В данном контексте нельзя не упомянуть еще об одном из предшественников преобразовательного дела Петра Великого — князя Голицына. Давно ушедшая жизнь Голицына ярко запечатлелась на историческом полотне семнадцатого столетия. Его трагический портрет окутан тайной, всегда присущей людям, чьи замыслы опережают время и доходят, как свет сгоревшей звезды, в будущие времена. И вот тогда, иногда чуть ли не с вековым опозданием, начинают осуществляться планы таких людей, как Голицын, положивший жизнь свою за други своя, за русский народ. Голицын, по природе своей будучи просветителем западного толка, всеми силами души своей стремился одарить русский народ чувством свободы и собственного достоинства. Он мечтал освободить его от рабства и подготавливал план поэтапной отмены крепостного права. Вот что пишет иностранец, польский посланник Невиль, приехавший в Москву в 1689 году, незадолго до падения царевны Софьи и Голицына: «Если бы я захотел записать все, что узнал об этом князе, я никогда бы не кончил: достаточно сказать, что он хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов в храбрецов, пастушечьи шалаши в каменные палаты».

 

Князь Василий Голицын

 

            Вот как завершает Ключевский главу о московских государственных людях семнадцатого века: «Они не только создали атмосферу, в которой вырос и которой дышал преобразователь, но и начертали программу его деятельности, в некоторых отношениях шедшую даже дальше того, что он сделал».

8.

            Ничто не ново под луной — и мудрецы, и обыватели часто повторяют эти слова. Однако, в подлунном мире появляются ученые, полностью меняющие картину мира, на древней нашей планете появляются новые народы и языки, художники, поэты и композиторы создают небывалую музыку, живопись, литературу. Мы пытаемся осмыслить время, в котором живем, думаем о былых эпохах жизни своего Отечества, подобных, скажем, Октябрьской революции, случившейся в XX веке в России. Ее результатом явилось создание Советского государства. За очень короткий по масштабам истории срок, при всех невероятных противоречиях своего развития СССР оставил яркий след в истории человечества. И вот на наших глазах Советский Союз погиб в 90-х годах прошлого века, перестала существовать «империя зла» — кажется, американский президент Рейган дал ему такое ядовитое определение.

            Некоторые историки утверждают, что Советский Союз был по-своему переформатированной империей русских царей. Максимилиан Волошин со свойственной многим поэтам парадоксальностью писал: «В комиссарах — дурь самодержавья, взрывы революции — в царях».

Попытаемся рассмотреть в исторической перспективе личность, названную тем же Волошиным «первым большевиком на троне». В этой необычайной личности силы и возможности человека, как созидательные, так и разрушительные, явили себя с полнотой, свойственной, пожалуй, наиболее выдающимся людям эпохи возрождения. Петр I не был гедонистом, хотя взрывы титанических страстей временами изматывали и потрясали его. Вряд ли ему бы пришелся по душе стишок итальянского мецената и тирана Лоренцо Медичи: «Спящий в гробе мирно спи, жизнью пользуйся живущий». Петр Великий не мог бездумно тратить свое время, потому что всю свою недолгую жизнь посвятил любимому и основному делу — созданию великой Российской империи.

9.

            На нескольких известных фактах из жизни и деятельности Петра Великого хотим остановить внимание читателя. До этого попытаемся проследить вектор его судьбы — от тяжелой и мучительной смерти царя-реформатора до рождения Петра Первого в неблагополучном, отпущенном ему Богом времени. Будучи смертным, для вечной жизни непреходящей России пришел в наш мир этот человек.

10.

            ...Петр Великий умирал. Он страдал не только от физической боли, что потрясало его могучее тело. В трудах и походах закалялась его воля, однако мало кому даже из самых близких ему людей было известно, как исстрадалась душа царя, видевшего столько вероломства и предательства по отношению к себе, а главное, к делу всей его жизни — преобразованию России.

            Известно одно загадочное высказывание Пушкина: «Избавь меня, Господи, от друзей, от врагов я как-нибудь и сам избавлюсь». Думается, что врагом и основным врагом Петра I была костная, несовершенная природа человеческого существа и, в частности, российского человека. Кто знает, в какое отчаяние приходил когда-то Моисей, ведя свой неблагодарный народ в землю обетованную. Ведь он видел, как легко отступали иудеи от божьего закона и начинали ваять своих идолищ поганых, чуть только их немного оставляли страдания на пути к неведомой и недостижимой цели, для которой и призван человек, покуда не наступил конец времен и не прекратилась, исполненная злодействами и преступлениями, его земная история.

            В эпоху, именуемую эпохой Петра Великого, состоялась встреча России с западно-европейской культурой, при этом достоинства и пороки последней усваивались русских человеком одинаково быстро. Да и как могла быть иначе? Молодость всегда подвержена всевозможным влияниям и нельзя осуждать ее за это. Советник Петра I, знаменитый Лейбниц, уверял царя в том, что в России тем лучше можно насадить науки, чем меньше она к тому подготовлена.

            С течением времени (что, как известно, никогда не стоит на месте) возникает в умах некоторых российских интеллигентов потребность в дегероизации истории. Неославянофилы в лице Солженицына осуждают Петра Великого за уничтожение русской самобытности, за чуть ли не насильственную прививку западной цивилизации российскому народу. Только вот забывают они тот факт, что любая национальная культура возникает и существует на полях различных взаимовлияний чужих культур, их мифов и представлений о мире. Вот что писал об этом Емельян Прицак в своей работе «Происхождение Руси»: «Не стоит забывать, что ни одно из обществ не начинало своей эпики со своими героями: появление национального самосознания знаменовало собой конец долгого ученичества. Идее национальной идентичности можно научиться лишь через прямые контакты с народом, который ее имеет».

            Деятельность Петра Великого спасла Российское государство от местечкового национального эгоизма, свойственного народам состарившимся и усталым. Молодым был царь-реформатор, юной была мужающая по его воле императорская Россия. Будучи по природе своей русским, даже древне-русским человеком, Петр Великий испытывал «тоску по мировой культуре» и стремился к всечеловеческому идеалу, который должна была воплощать преображенная им Россия.

11.

            В глубине воспаленных зрачков умирающего Петра возникали, исчезая, казненные им заговорщики-стрельцы, слабый и несчастный, умерший в застенке его сын — царевич Алексей, упорная в своей ненависти к нему сестра царевна Софья, заточенная в монастырь, а также и множество иных, явных и неявных оппортунистов и предателей дела царя, вроде подлого Мазепы (о нем расскажем позже, используя правдоподобные записки Корнеловича).

            Однако по-настоящему глубокую боль причиняли душе царя как раз самые близкие ему друзья и соратники, «птенцы гнезда Петрова». «Полудержавный властелин» Меньшиков отличался не только мужеством на поле боя, но и легендарным казнокрадством. Талантливый и распорядительный князь Гагарин, губернатор Сибири, за неимоверное взяточничество был беспощадно повешен. За такие же преступления вице-канцлер, крещенный еврей Шафиров был снят с плахи и отправлен в ссылку. Невозможно в данном случае не прибегнуть к великолепной прозе Ключевского и не процитировать его: «Петр ожесточился, видя, как вокруг него играют в закон, по его выражению, словно в карты и со всех сторон подкапываются “под фортецию правды”. Есть известие, что однажды в Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобросовестностью, он хотел издать указ вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно на покупку веревки. Тогда блюститель закона, “око государево”, генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: “Разве, Ваше Величество, хотите царствовать один, без слуг и подданных? Мы все воруем, только одни больше и приметнее другого”». Человек снисходительный, доброжелательный и доверчивый, Петр в такой среде стал проникаться недоверием к людям и приобрел наклонность думать, что их можно обуздывать только «жесточью». Он не раз повторял Давидово слово, что «всяк человек ложь», приговаривая: «правды в людях мало, а коварства много».

 

Гетман Иван Мазепа

 

            Но только исключительные обстоятельства заставляли Петра быть жестоким по отношению к людям нерадивым, вороватым, неверным, обманувшим его доверчивость. Для примера возьмем историю его взаимоотношений с малороссийским гетманом Мазепой. Думается, что, даже умирая, Петр проклинал Мазепу, не простил ему измены. Воспользуемся сочинением о Мазепе уже полузабытого историка и литератора Корнеловича. В современной мне Украине образ Мазепы популярен и героизирован. Мазепе украинские патриоты даже хотят поставить памятник на месте Полтавской битвы. Мазепинский вирус предательства бродит в умах и душах многих украинцев, русофобская политика киевских властных структур, демонизирует историю России, уничтожает общую историческую память. Петра Великого в Украине национал-патриоты ненавидят, снимают о нем похабные фильмы, пользуясь ситуацией безвременья и межеумья в стране, ставшей транзитной территорией после распада СССР. Только вот забывают бывшие товарищи и нынешние господа, что Петр I любил Украину, именно в Киеве нашел верного друга и соратника Феофана Прокоповича. Феофан Прокопович стал одним из главных идеологов петровских реформ и навсегда запечатлел деятельность Петра в своих речах и сочинениях.

            Впрочем, вернемся, читатель, к Мазепе. Вот что пишет о нем Корнелович: «Место рождения и первые годы жизни Мазепы покрыты мраком неизвестности. Достоверно только то, что он провел молодость при варшавском дворе, находился пажом у короля Иоанна Казимира и там образовался среди отборного польского юношества. Несчастные обстоятельства заставили его бежать из Польши.

            История представляет нам его в первый раз в 1674 году главным советником Дорошенко, который под покровительством Польши правил землями, лежавшими по правой стороне Днепра.

            Московский двор решился присоединить в то время сии страны к своей державе. Мазепа, попавший в плен при самом начале войны с Дорошенком, советами против бывшего своего начальника много способствовал успеху всего предприятия и остался на службе у Самойловича, гетмана Малороссийской Украины. Самойлович, заметивший в нем хитрый ум и пронырство, увлеченный его красноречием, употреблял его в переговорах с царем Федором Алексеевичем, крымским ханом и с поляками. В Москве Мазепа вошел в связи с первыми боярами царского двора и после неудачного похода князя Василия Васильевича Голицына в Крым в 1687 году, чтоб отклонить ответственность от сего вельможи, он приписал неуспех сей войны благодетелю Самойловичу, отправил о сем донос к царям Иоанну и Петру и в награду за сей поступок был, по проискам Голицына, возведен в звание гетмана обеих Украин. Между тем война с крымцами не уставала; поход 1688 года был еще неудачнее прошлогоднего; здесь в то время произошла перемена в правлении. Владычество Софьи и ее любимца кончилось, и власть перешла в руки Петра. Мазепа, опасаясь разделить несчастную участь с вельможею, которому он был обязан своим возвышением, решился объявить себя на стороне юного государя, обвинил Голицына в лихоимстве и остался гетманом.

            Утвержденный в сем достоинстве, Мазепа всячески старался снискать благоволения российского монарха. Он участвовал в Азовском походе; во время путешествия Петра по чужим краям счастливо воевал с крымцами, и один из первых советовал разорвать мир со Шведами.

            В словах и поступках он казался самым ревностным поборником выгод России, изъявлял совершенное покорство воле Петра, предупреждал его желания. Петр, плененный его умом, познаниями, довольный его службою, благоволил к гетману особенным образом. Он имел к нему неограниченную доверенность, осыпал его милостями, сообщал ему самые важные тайны, слушал его советов. Случалось ли, что недовольные, жалуясь на гетмана, обвиняли его в измене, государь велел их отсылать в Малороссию и судить как ябедников, осмелившихся поносить достойного повелителя казаков. Еще в начале 1705 года Мазепа писал к Головкину: «никогда не отторгнуть от службы премилостивейшего моего государя». В начале 1706 года был он уже изменник.

            Несколько раз уже Станислав Лещинский (король польский – авт.) подсылал к Мазепе поверенных своих с пышными обещаниями и убеждениями — преклониться на его сторону, но последний отсылал всегда сии предложения Петру. Замыслив измену, повелитель Малороссии почувствовал необходимость притворства.

            Ненавидя россиян в душе, он вдруг начал обходится с ними самым приветливым образом; в письмах своих к государю уверял он более чем когда-нибудь в своей преданности, а между тем потаенными средствами раздувал между казаками неудовольствие против России. Под предлогом, что казаки ропщут на тягости, понесенные ими в прошлогодних походах и в крепостных работах, он распустил войско, вывел из крепостей гарнизоны и стал укреплять Батурин; сам Мазепа притворился больным, слег в постель, окружил себя докторами, не вставал с одра по нескольку дней сряду, не мог не ходить, не стоять, и в то время, как все полагали его близким ко гробу, он приводил в действие свои намерения, переписывался с Карлом XII и Лещинским, вел по ночам переговоры с присланным от Станислава иезуитом Зеленским (вот она ирония истории, читатель) о том, на каких основаниях сдать Малороссию полякам и отправлял тайных агентов запорожцам с разглашениями, что Петр намерен истребить Сечь и чтоб они готовились к сопротивлению.

            Гетман еще более начал притворятся по вступлению Карла в Россию. В 1708 году болезнь его усилилась. Тайные пересылки с шведским королем и письма к Петру сделались чаще. Карла умолял он о скорейшем возвращении в Малороссию и избавлении её от ига русских, и в то же время писал к графу Гавриле Ивановичу Головкину, что никакие прелести не могут отторгнуть его от великодержавной руки царя русского и поколебать недвижимой его верности. Между тем шведы были разбиты при Добром и Лесном, и Карл обратился в Украину. Петр повелел гетману следовать к Киеву, и с той стороны напасть на неприятельский обоз, но Мазепа не двигался из Борзны. Притворные его страдания час от часу усиливались. 22 октября 1708 года писал он еще к графу Головкину, что он не может ворочаться без пособия своих слуг, более десяти дней не употребляет пищи, лишен сна и, готовясь умереть, уже соборовался маслом, и 28 числа, явившись в Горках с пятью тысячами казаков, положил к стопам Карла XII булаву и бунчук в знак подданства и верности.

            Что побудило Мазепу к измене? Ненависть ли его к русским, полученная им еще в детстве, во время его пребывания при польском дворе? Любовная ли его вязь с одною из родственниц Станислава Лещинского, которая принудила его перейти на сторону польского короля? Или, как некоторые полагают, любовь к отечеству, внушившая ему неуместное опасение, что Малороссия, оставшись под владычеством русского царя, лишится прав своих? Но в современных актах ее не вижу в поступках гетмана Малороссии сего возвышенного чувства, предполагающего отвержения от личных выгод и наград и пожертвовании собою пользе сограждан. Мазепа в универсалах и письмах своих к казакам клялся самыми священными именами им, что действует для их блага, но в тайном договоре с Станиславом Лещинским отдавал Польше Малороссию и Смоленск с тем, чтоб его признали владетельным князем полоцким и витебским. Низкое, мелочное честолюбие привело его к измене. Благо казаков служило ему средством к умножению числа своих единомышленников и предлогом для скрытия своего вероломства. И мог ли он, воспитанный в чужбине, уже два раза опятнавший себя предательством, двигаться благородным чувством любви к родине?

            Ведя тайные переговоры с Карлом XII, гетман обещал королю, что малороссийский народ перейдет на его сторону, но ошибся; народ остался верен своему царю, только запорожские казаки с кошевым Гордиенко перешли на сторону Карла XII. Войско Карла XII, надо заметить, не встречало сочувствия со стороны местных жителей, и жители Украины, вопреки уверениям и обещаниям Мазепы, далеко не были расположены помогать шведам».

            ...Портрет Мазепы, написанный Корнеловичем, правдив и убедителен, в отличие от олеографических подделок современных украинских псевдопатриотов, возвышающих Мазепу до уровня всенационального мученика и героя.

12.

            ...Но не только взяточники, мздоимцы и предатели проносились в одночасье перед глазами умирающего Петра. Незадолго до смерти, по словам Ключевского, «Петр мечтал соорудить памятники своим покойным военным сподвижникам — Лефорту, Шеину, Гордону, Шереметьеву, говоря про них: “Сии мужи верностью и заслугами вечные в России монументы”.

            Ему хотелось поставить эти памятники в Александро-Невском монастыре под сению древнего святого князя, невского героя. Рисунки памятников были уже отправлены в Рим к лучших скульпторам, но за смертию императора дело не состоялось».

13.

Так что же видел Петр Первый, уходя в мир иной, когда у его изголовья стояла неумолимая кончина — суровый конвойный, как определял смерть Шекспир. Как же полна и насыщена событиями и людьми была жизнь царя, поистине, во всем великого, и в победах, и в поражениях! Как измотала, измучила и его, и Россию Северная война! Но она была не напрасна, «ногою твердой стать при море» удалось новорожденной Российской империи, осененной гением Петра I. Гангут, Полтава, Нарва — огненные вехи славы и бессмертия на пути российского народа, ведомого Петром в европейскую семью народов «при стуке топоров и громе пушек» (выражение Пушкина). Опять же, неоднократно цитируемый нами историк Ключевский пишет не только об осуществившихся планах Петра Великого, но и о его замыслах и мечтах. А в мечтах видел Петр Первый свою Россию великой евразийской державой. И вот что пишет Ключевский по этому поводу: «Петр мечтал, пользуясь речной сетью России, соединить все моря, примыкающие к русской равнине и таким образом сделать Россию торговой и культурной посредницей между двумя мирами, Западом и Востоком, Европой и Азией. Он смотрел еще дальше, за пределы русской равнины, за Каспий, куда посылал экспедиции князя Бековича-Черкасского, между прочим, с целью разведать и описать сухой и водный путь в Индию: за несколько дней до смерти вспоминал он давнюю свою мысль об отыскании дороги в Китай и Индию Ледовитым океаном. Уже страдая предсмертными припадками, он спешит написать инструкцию Камчатской экспедиции Беринга, которая должна была расследовать, не соединяется ли Азия на северо-востоке с Америкой, вопрос, на который уже давно и настойчиво обращал внимание Петра Лейбниц». А мы, в свою очередь, обратим внимание на особенно актуальные для России двадцать первого столетия слова Ключевского: «Чтобы быть умелой посредницей между Азией и Европой, России надлежало не только знать первую, но и обладать знаниями и искусствами последней».

14.

И, как многие известные и безымянные россияне, Петр жизнь свою положил за Отечество, и его парадиз Петербург его стараниями, его любовью стал «Северной Пальмирой», средоточием российской науки, российского искусства. Нельзя, конечно же, не помнить о жертвах сотнях тысяч людей, павших во имя осуществления великой петровской идеи.

И все же, прежде всего Петр не щадил самого себя, и среди российских самодержцев это был, пожалуй, самый энергичный, самый талантливый, самый дальновидный царь-реформатор.

В дальнейшем, в начале XX века, российское самодержавие исчерпало себя, повинуясь неизбежному закону угасания, свойственного всему живому. Именно в Петербурге расцвел тогда «Серебряный век», прекрасный цветок, таящий в глубине своего обаяния семена гибели и распада...

Последние минуты перед смертью Петр вывел дрожащею рукою слова «отдайте все»... Что же означает это послание личности, в творческой самоотдаче отдавшей всего себя России? Не звучат ли эти слова глухим упреком многочисленным ближним его, кто не о чести и славе России думал, а набивал деньгами свой карман? Или же, туда, куда уходил Петр, уже не потребна была человеку никакая собственность, никакое имущество, и он, как христианин, понимал это, отправляясь в дальнюю запредельную дорогу к Всевышнему?

В 1911 году, незадолго до крушения Российской империи, созданной Петром, на станции Остапово умирающий Лев Толстой произнес перед смертью: «Не надо связей...»

«Зеркало русской революции», Лев Николаевич, задумал незадолго до своего ухода в мир иной раздать все, последовательно отрекаясь не только от имения своего, но даже и от своего великого искусства...

Многие либералы, входящие в своеобразную секту ненавистников России, считают Петра Великого жестоким азиатским деспотом, что был одержим необузданной страстью к насилию. Безусловно, много грехов и ошибок было на совести умирающего царя. Мог бы и про себя сказать Петр Первый: «Всяк человек ложь и я то ж». Высокая, очень высокая была цена бесчисленных проб и ошибок Петра в строительстве и утверждении такого государства как Российская империя. Да и в том, что называется личной жизнью, Петр не был счастлив, и чувство душевного опустошения и глубокого одиночества часто овладевало его душой. Когда Петр стоял у гроба своего сына, быть может, он горько сожалел, что не дал возможности прожить царевичу Алексею свою жизнь в деревне с простой сельской женщиной, осудил на пытки и смерть своего слабого и безвольного наследника. Теперь он сам умирал в мучениях и скорбях, обращаясь к Богу на том пути, где Всевышний соединяет кончину и зачатие.

Картина Ивана Никитина

 

Уходя, Петр приближался к «началу своему», к тому моменту, когда он появился на свет в еще не затронутой его реформами России.

И все россияне, сколько не будет существовать наше Отечество, будут благодарить Бога за то, что в Кремле 30 мая 1672 года Наталья Кирилловна Нарышкина родила ребенка, нареченного Петром.

15.

           

Возвращаясь к мысли о перекличке роковых и переломных веков в истории России, невозможно не вспомнить об Октябрьской революции 1917 года. Тогда новейшая российская история вновь, как река, переменила русло и помчалась навстречу неведомому ей будущему. Петровское время и время становления Советского государства характеризуют особая трагическая насыщенность отпущенного им срока существования. Их роднит дерзость задач и целей, а также вера в необходимость революционных преобразований во имя своей страны и своего народа. Весь душевный состав человека меняется в такие времена переустройства всего существующего порядка вещей. Об этом писал в двадцатых годах XX века Владимир Маяковский:

Это время —

трудновато для пера,

                                    но скажите

вы,

                                                                        калеки и калекши,

                                    где

                                                когда,

                                                            какой великий выбирал

                                    путь,

                                                чтобы протоптанней

и легше?

            Увы, калеки и калекши очень часто являются наследниками великих деяний великих людей. Калеки и калекши моральным резонерством подменяют живую энергию предков. Калекам и калекшам история родного Отечества представляется сплошным кровавым кошмаром. Во времена весьма удобной для бандитов и воров «перестройки», подготовившей крушение Советского Союза, скульптор Шемякин «ничтоже сумняшеся» установил на территории Петропавловской крепости в Ленинграде бездарный, патологически безобразный памятник Петру Великому. Видимо, забыл диссиденствующий маляр: «глаз человека — благородное животное, которое нельзя оскорблять». Шемякин оскорбил глаза тысяч людей, пытаясь оболгать не только память о Петре Великом, но и его образ в гениальном произведении Фальконе.

16.

            Поэтическим эхом эпохи Петра Великого явилось творчество Пушкина. По словам Марины Цветаевой, Пушкин стал последним подарком, переданным России Петром. Хорошо известны его «Стансы», где Пушкин обращается к Николаю I с призывом быть столь же великодушным и благородным в своей жизни и деятельности, как и его великий пращур. «В надежде славы и добра», несомненно, апеллируя к стихам Пушкина, пишет сто лет спустя после смерти Александра Сергеевича свои «Стансы» Борис Пастернак. И очень явственно звучит в стихах Пастернака не только перекличка с пушкинским стихотворением, но и мотив конформизма по отношению к своему жестокому послереволюционному времени.

Столетье с лишним — не вчера,

А сила прежняя в соблазне

В надежде славы и добра

Глядеть на вещи без боязни.

 

Хотеть в отличье от хлыща

В его существованье кратком

Труда со всеми сообща

И заодно с правопорядком.

 

И так, вперед не трепеща.

Пусть утешают параллели,

Пока ты жив, и не моща,

И о тебе не пожалели.

            Откровенно неискренние, а в чем-то и жалкие стихи Пастернака преисполнены не пушкинским мужественным приятием жизни, а подсознательным страхом Бориса Леонидовича за существование своей гениальной особы. По духу наиболее близкими к пушкинским стансам оказываются вот эти боговдохновенные стихи Мандельштама:

Ну что ж, попробуем, тяжелый, неуклюжий

Скрипучий поворот руля.

Земля плывет. Мужайтесь, мужи,

Как плугом, океан деля.

Мы будем помнить и в летейской стуже,

Что десяти небес нам стоила земля!

            Хочется верить, что и в «летейской стуже» дух Петра хранит Россию. Революционные преобразования Петра I в какой-то мере стали для нас, потомков, продолжением традиционного существования России, как великой империи с ее огромным влиянием на судьбы всего мира. Вспоминаются слова композитора Густава Малера (привожу по памяти): «Традиция — это сохранение и передача огня, а не поклонение остывающему пеплу».

И в наши дни, когда тясячелетняя ненависть запылала на рубежах нашей родины, выстоять и устоять нам помогут все наши предки, кто собирал земли России, кто защищал Россию в бесчисленных войнах, кто отдавал за нее жизнь, подобно одному из самых, действительно, великих и славных ее сынов — Петру Первому. Затем мы и завершим это сочинение гулким словом Пушкина:

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия!