Первый русский проект «поворота рек». О Хивинском походе князя Черкасского

Журнал «Хан-Тенгри» подслушал беседу писателя Льва Усыскина и историка Артёма Андреева.

Л. У.: Начнем, я думаю, с XVII века. Могли бы вы дать такой начальный расклад: что именно находилось в непосредственной близости от южных границ в XVIIвеке и как это в России воспринималось?

А. А.: В XVII веке наш ключевой форпост в том регионе – это конечно Астрахань и Терки. Но крепость Терки – это больше Кавказ. А вот Астрахань – это крупный торгово-транспортный узел, прежде всего с Ираном, где правила династия Сефевидов – он у нас назывался державой Кизилбашей. И дальше в сторону того, что только в XIX веке станут называть «Средней Азией» –  Хива и Бухара. Но были, конечно, не только государственные образования со своими правящими династиями – Арабшахидов для Хивы и Аштарханидов для Бухары. Был еще комплекс кочевых народов: кочевые узбеки, туркменские племена, калмыки и каракалпаки. Со  всей этой, условно говоря, системой приходилось взаимодействовать российскому государству. 

Л. У.: А как это происходило? Было ли как-то это упорядочено в Посольском приказе, имелись ли дипломатические отношения с этими двумя государствами?

А. А.: Да, еще со второй половины XVI века, когда прибывали посольства – назовем для упрощения так, как они сами себя называли – Хорезм (Ургенч и Хива) и Мавераннахр (Бухара) – и, конечно, всех интересовала торговля через Астрахань с Российским государством, причем, она интересовала не только тех, кто был на Востоке, но и тех, кто на Западе. Англичане первыми догадались, что если контролируется территория от Архангельска до Астрахани, то можно проложить безопасный торговый путь и как-то этим воспользоваться. 

Л. У.: А как в России эти два государства воспринимали? Как полностью независимые, суверенные, или как зависимые от кого-то?

А. А.: Насколько я понимаю, взгляд тогда у всех в XVII в. – от государя до дьяков и подьячих  Посольского и иных приказов и рядовых обывателей – был условно «государецентричный»: царь вел отношения с ханом Хивы и ханом Бухары. С Хивой, понятно, более интенсивно – в виду географической близости. И до петровского времени все они воспринимались исключительно как равные – это видно по «Царскому Титулярнику» от 1672 года, где они упоминаются в ряду восточных, но равных правителей. В том же «Титулярнике» значился «Могол Индейский», и от него тоже прибывали посланники. В XVII векe два раза прибывало посольство из Балха. Был короткий период, когда Балх (сейчас город в Афганистане) пытался обрести независимость на фоне противоречий между Сефевидами и узбеками из хорезмийских и бухарских династий. Представления о дальних восточных странах были, конечно, неполные, но они были – и о государствах, и о народах. Более того, если посмотреть записи расспросных речей тех, кто торговлей занимался и ездил на восточное побережье Каспия, то видно, что разбирались даже в таких тонкостях, как наименования туркменских племен. То есть, знали прекрасно деление на текинцев и човдуров.

Л. У.: И был соответствующий штат переводчиков в Посольском приказе – а не только с татарского и персидского?

А. А.: Недавно вышла замечательная книга А.В. Белякова «Служащие Посольского приказа 1645-1682 гг.». Там довольно детально расписан весь штат и то, каким образом обеспечивалась его работа. Были прекрасные специалисты по тюркским языкам, в XVII веке складывается династия Тевкелевых – они работали при Посольском приказе – потом один из их представителей будет служить Петру Первому, примет крещение. А позднее привезет для Анны Иоанновны документ о принятии казахов Младшего Жуза в подданство. До этого они были мусульманского вероисповедания. Были переводчики и были толмачи. Переводчиков немного – они работают с документами, а толмачей и приставов, владевших языками, было достаточно большое количество. 

 

Л. У.: А с племенами как строились дипломатические отношения?

А. А.: Если говорить о конце XVII века, можно в качестве примера вспомнить последнюю орду ойратов – мы их сейчас называем калмыками. У них был сильный хан Аюка. Хан Аюка четыре раза приносил шерть, то есть присягу российскому государю. Четыре раза – это значит каждый раз было его последнее твердое решительное «может быть». Тут еще имело место различие пониманий. Шерть по-разному понималась в Москве и среди руководства кочевых племен. В Москве считали, что это присяга народа и следовательно – навсегда. С другой же стороны понимали, что это персональный договор и если кто-то умирает – царь или хан – то она больше не действует. Если не ошибаюсь, такой же порядок действовал между Крымом и османами. И, зная это прекрасно, султаны каждого нового хана вызывали в Стамбул, и он заново приносил присягу. 

Ещё один интересный момент отношения с племенами. Идея поворота Амударьи к Каспийскому морю – которая потом звучала как идея Петра Великого – на самом деле родилась в среде туркмен Мангышлака. (Сейчас самое большое число представителей этой этнической группы живет на Ставрополье, на самом Мангышлаке их буквально единицы остались.) Именно они были крайне заинтересованы  в том, чтобы вода Амударьи не уходила целиком в Арал, а по, так сказать, доисторическому руслу Узбой попадала в Каспий. 

Дело в том, что туркмены Мангышлака оказались тогда в самом удручающем положении. С одной стороны их водные ресурсы ограничивает Хорезм, с севера давят казахи, есть еще каракалпаки со стороны Усть-юрта, но самый сильный нажим на них идет от калмыков хана Аюки. Аюка был тогда мощнейшим фактором – его кочевья простирались от Астрахани до Хорезма, где он даже участвовал в возведении ханов на трон. То есть, к примеру, Йадгар-хана поставил он, используя военную силу. У него там были свои интересы, не во всем совпадавшие с интересами Петра Первого.

Л. У.: Так эта идея – про «поворот» Амударьи – она в XVII веке как-то русских касалась?

А. А.: Нет, она появится позже и будет связана с приездом в Россию Ходжи-Нефеса, представителя мангышлакских туркмен. Интересно, что по нашим письменным источникам всегда подается, что приехал один Ходжа-Нефес, тогда как по этнографическим источникам -  легенде туркменов Мангышлака, с ним было еще четыре человека, каждый представлял свой отдельный род мангышлакских туркмен.

Л. У.: Про Ходжу-Нефеса мы еще поговорим. А пока такой вопрос: как в те времена стороны представляли себе границы владений? Было ли понятие о какой-то линии?

А. А.: До XIX века с его геополитикой линиями границ еще никто не мыслил. Границы скорее определялись возможностью административных центров оказывать влияние. То есть, владения определялись по каким-то опорным точкам. Скажем, на Кавказе это была крепость Терки. Туда или в Астрахань прибывают послы и там уже начинается процесс их приема, сопровождения. А если говорить про Хорезм, то такой точкой является Хива. И здесь есть интересная история, которая пока еще полностью не исследована. Это попытки Хорезма на переговорах где-то с 1675 года добиться строительства на Мангышлаке в местечке Тюб-Кораган – как я предполагаю, это Караганская пристань где-то в районе залива Кочак, откуда начинается старая караванная дорога до Хорезма – крепости российской стороной.  

Л. У.: Не понял, это российское предложение?

А. А.: Нет, по российским источникам это предложение хорезмской стороны. Но здесь нужен хороший хорезмийский источник, чтобы это подтвердить. Либо хотя бы оригинал письма от хана, где бы это предложение содержалось. Я такого не встречал.

Л. У.: А в представлениях Хорезма это была их суверенная территория или как бы такая ничейная земля?

А. А.: Хорезм тогда определял свой суверенитет главным образом по лояльности племен. Вот эти туркмены большей частью были лояльны. Но безопасность там была относительной – там, куда прибывали российские купцы на своих судах-бусах. Хотелось все это максимально обезопасить и в этой логике могло возникнуть подобное предложение. Но тут вступают в действие особенности российской бюрократии: идея пришла, ее фиксируют и теперь при всякой новой посольской делегации документы прежних подымают и эту идею реанимируют для переговоров. Ничего не забывалось. И, когда Петр I стал государем, все эти идеи были под рукой. Благодаря личности Петра I  они все больше стали приобретать черты проектов.

Л. У.: С дипломатическими отношениями понятно. А было ли какое-то силовое взаимодействие?

А. А.: Есть история походов казаков на Каспии – но это, в основном, западное побережье моря. Начинается она примерно еще в 1570-е годы.  Но самые масштабные грабительские походы казаков были уже связаны с внешнеполитической конъюнктурой, когда Михаил Федорович запретил им промышлять на черноморском побережье в рамках отношений с Крымом и Турцией, и казаки переориентировались на государство Кызылбашей, что породило массу дипломатических скандалов. В конце концов Москва вынуждена была пресечь эти грабежи усилиями Астраханских воевод. Что до Хивы, то организовать на нее поход – это невероятно сложная задача, даже в XIX веке так было. Сама природа защищает Хивинский оазис. Восточное побережье Каспия – оно крайне бедное и потому непривлекательное для грабежа. Наоборот, когда казаки грабили шахские суда, они добычу припрятывали на восточном побережье ближе к Тюленьим островам – потому что там практически никого не было. Так что со стороны русских первая серьезная силовая экспедиция – это уже поход Александра Бековича Черкасского в 1717-ом году.

 

Л. У.: А в обратную сторону? Набеги на русские поселения ради грабежа и захвата рабов?

А. А.: Что-то, наверное, было, но если говорить о масштабной угрозе русским поселениям – то скорее это Разин, который захватил Астрахань, чем кочевые племена. Пожалуй, в плане набегов я вспоминаю такой довольно малоизвестный эпизод – он относится уже к 1713 -1714 годам. Было заведено следственное дело по поступившей из Константинополя от российского посла информации. О том, что туда прибыли и вели переговоры с визирем два купца, один хивинский, другой бухарский, и посол от Аюки-хана. И велись разговоры о захвате Астрахани и передачи города османам. В ответ на это Петр Первый запретил ездить в хадж, были арестованы все бухарские и хивинские купцы в Астрахани, в том числе два упомянутых в сообщении персонажа – их, кажется, куда-то под Архангельск увезли, где они потом и умерли. Вот такой был эпизод – силовая составляющая планируемой операции в основном должна была осуществиться калмыками Аюки. 

Л. У.: Тем самым мы добрались до петровских времен. Вопрос: что изменилось? Но сперва, наверное, об идеях Петра. Каковы были его представления о задачах политики на данном направлении?

А. А.: Насколько я представляю, большей частью эту политику концептуально пытался оформить Борис Алексеевич Голицын, «дядька» Петра. Он до 1705 года возглавлял Казанский приказ. При нем в 1698 -1699 годах было посольство из Хорезма, приехал посол Достек-бек, привез грамоту от хана Хорезма, которую перевели в том смысле, что Хива просится в российское подданство. Но я знакомился с оригиналом грамоты, составленном на персидском языке, там было три пункта. А в переводе уже оказалось пять пунктов, в том числе один – о желании перейти в российское подданство. В оригинале же это были исключительно вопросы торговли – хивинцы хотели, чтобы им разрешили покупать так называемые «заповедные товары», те, что были под запретом для продажи на Восток. Это были стратегические металлы: медь, олово, свинец, огнестрельное оружие. И еще, кстати, ловчие птицы. Это был очень ценный ресурс: предмет роскоши на экспорт. 

Так вот, вернемся к грамоте – в переводе, значит, оказалось пять пунктов, в том числе просьба о переходе в подданство, причем, он шел чуть ли не самым первым. И в персидском оригинале была формулировка «быть в дружбе с другом падишаха, а с его врагом во вражде», это классическая формулировка шерти – хотя здесь это могло быть и просто риторическое изъявление дружелюбия. Таким образом, посол Достек-бек уехал с грамотой о том, что хан хивинский теперь в подданстве русского царя, а российская бюрократия для себя отметила, что Хива – это часть российского государства. Но это длилось до 1713 года, когда уже вполне осознали, что никакого подданства Хивы на самом деле нету. И уже упомянутому Александру Черкасскому будут ставить задачу привлечь Хиву в подданство. 

Л. У.: А с Бухарой?

А. А.: Из Бухары было посольство в 1706 году, а потом в 1717-1718  годах приезжал такой интересный персонаж – Кули-бек Топчибаши. Я разбирал его архивное дело – это очень яркая иллюстрация того, как на низовом уровне выглядят отношения России со Средней Азией. Попался очень интересный документ – челобитная княжны Дарьи Ураковой о том, чтобы ее с дочерью разместили в один из кремлевских (т.е. богатых, привилегированных)  монастырей. И под челобитной – печать Кули-бека Топчибаши. Дальше в челобитной подробно расписывается ее жизнь – что она была замужем за князем Петром Ураковым, ее и всю ее семью, включая князя, похитили башкиры во время восстания, продали их в рабство, князь со старшими детьми сбежал, а она, беременная, осталась в Бухаре. Там она родила сына («кул» – это «раб» на тюркских языках). Сын, видимо, оказался талантливым, состоялся на службе у хана Бухары и стал «топчибаши» – главой арсенала хана. Дальше, в виду русского происхождения, хан отправил его в Россию, и ему поручалась важная задача – сгладить инцидент с арестованными бухарскими купцами. Фактически, он был урожденным Ураковым.

Л. У.: А мать он привез с собой?

А. А.: Он ее еще раньше отправил из Бухары. С посольством 1706-го года. И когда он сам прибыл – занимался активно своими родственниками: сестре помогал, какие-то финансовые вопросы решал. Это помимо дипломатической деятельности. Обратно он в Бухару отправился уже вместе с Флорио Беневени и, как вспоминает последний, всю дорогу до Бухары он отчаянно ему вредил.

Л. У.: А кто такой Флорио Беневени?

А. А.: Ориенталист, итальянец на русской службе. После гибели экспедиции Черкасского его отправили в Бухару. После себя он оставил реляции – уникальный источник не только по Бухаре, но и по Хиве того времени. Беневени дает там характеристику хану Шир Гази – тому, который уничтожил отряд Черкасского. Он с ним встречался неоднократно. Этот человек был на русской службе до кончины Петра, а при Екатерине Первой вернулся на родину, понимая, что никакого развития отношений с Востоком не предвидится.  

Л. У.: Его пригласили в Россию именно как ориенталиста?

А. А.: Да. В Коллегии Иностранных Дел действовала Канцелярия,  при ней состояла экспедиция «Турецкого и других Восточных языков», и он ее возглавлял. А одним из его заместителей был А.В. Тевкелев – тот самый, о котором мы говорили раньше.

Л. У.: Теперь, если можно, вернемся к началу петровской политики. В какой степени на Петра повлияли западноевропейские представления о Востоке? О том, что там что-то такое нужно исследовать. присваивать и так далее? Витсен, другие люди, которые были для него авторитетами…

А. А.: Насколько я понимаю, Петр в большей степени ориентировался на своих помощников – наследие Посольского приказа и приказа Казанского дворца. Концептуальное наследие Б. А. Голицына. Смотрите: вот кто такой князь Черкасский?  Он был приемным сыном Бориса Алексеевича. Это немаловажно. Кроме того, Голицын в 1700 году убедил Петра издать указ, по которому все дела Хорезма и Бухары передавались из Посольского приказа в приказ Казанского дворца.  

Л. У.: То есть Головкин и Шафиров больше к этой теме не были причастны?

А. А.: Ну, нет – вот эта история, связанная с замыслом передать Астрахань османам – она исходит из Посольского приказа, отвечавшего за посольство в Стамбуле. 

Л. У.: Понятно. Дальше об идеях.

А. А.: Смотрите. Есть такой тезис, что Петр думал об Индии – так как всякая великая европейская держава должна иметь выход к Индии. Но об Индии прекрасно знали весь XVII век и индийских купцов от Астрахани до Казани было достаточно много. Петр, конечно, думал о безопасном транзитном пути в Индию – но знаний не хватало. Тогда же действительно предполагали, что Амударья берет начало в Индии. Отсюда идея повернуть ее к Каспийскому морю. Но мы-то теперь знаем, что если станем подыматься по Амударье – то что мы будем делать в горах Памира? Даже в конце XIXвека памирские экспедиции считались крайне непростыми. Но вы знаете, наверное,  что повлияло на Петра. Если он считал себя уже наравне с европейскими правителями, то в рамках такого «ориентализма» меняется отношение к правителям региона – он уже их считает рангом ниже себя. 

Л. У.: А вот есть такое представление, возможно, ошибочное, что у Петра была еще и такая игра: есть задача вписаться в, так сказать, европейский концерт держав, но для этого нужно внести свой вклад культурный. И в этом качестве очень хорошо подходят описания неизвестных земель, сделанные по правилам европейской науки. 

А. А.: Да, карта Каспийского моря, его восточного побережья, в разработке которой принимал участие Черкасский…

Л. У.: Ага. Вот мы сейчас все это нарисуем, отделим кое-что секретное, а остальное подарим Французской Академии Наук. 

А. А.: Есть монография С.А. Мезина «Петр I во Франции», где подробно описано на французских источниках, как Петр в Париже встречался с Делилем, потом была встреча во французском парламенте, где Петр стал поправлять нарисованное на глобусе. Но если говорить о картировании Каспийского побережья – то это несколько карт, а не одна. Черкасский сперва делает рабочую карту, к ней прилагалась еще и карта Аральского моря и предполагаемого русла Амударьи. А уже точно береговую линию фиксируют А. Кожин, Ф.И. Соймонов и другие – эта работа была завершена в 1726 году. После смерти и Петра, и Черкасского.

Л. У.: Вот теперь мы подошли собственно к истории экспедиции Александра Бековича Черкасского.

А. А.: В 1713 году в Россию прибывает Ходжа Нефес. В это же время приезжает хивинский посол Ашур-бек. В общем возникает идея поиска заветного города, где намывают золото. Где он расположен – никто не знает, где-то в центре Азии. И подполковник И. Бухгольц идет искать его, и  А. Черкасского снаряжают. Но Черкасскому еще поручается съемка линии побережья, поиск пути в Индию. Кстати говоря, Черкасский еще до этого продвигал идею добывать золото на западном Кавказе – в тех краях, откуда он родом. Но она ни к чему не привела. 

 

Л. У.: А можно пару слов про него самого?

А. А.: Черкасский, урожденный Девлет-Гирей, сын Бек-мурзы, из знатного черкесского рода. Стал заложником ситуации, когда враждовали его отец и дядя, Бек-мурза и Хай-туко. Бек-мурза, видимо, уступал в чем-то и отдал своего сына в аманаты, в заложники Хай-туко. А тот передал его в аманатную избу – так называлось место в Терках, где жили заложники, дети знати лояльных России племен. Дальше он каким-то образом попадает в семью Голицыных. В 1690-е годы в Москве принимает крещение. Вся его дальнейшая жизнь связана не с теми линиями князей Черкасских, которые были в Москве со времен Ивана Грозного, Темрюковичи и другие. Если не ошибаюсь, там четыре линии было, князей Черкасских, и не факт, что они друг с другом были в родстве. В общем, Александр жил в семье Голицыных, женился на его дочери Марфе Борисовне и получает земельный надел в Юдино. Образование, скорее всего, домашнее. Не складывается по документам, чтобы он уезжал учиться за границу. Да, есть такой миф, что он уезжал в Голландию учиться навигации, но на самом деле туда уезжал другой Черкасский, «княж Андреев сын». Он уехал учиться в 1708 и вернулся в Архангельск в 1712 – тогда как «наш» Черкасский в это время уже во всю себя проявляет. 

Служит в Преображенском полку. Самое раннее о нему упоминание там – 1706 год. Начинал с рядовых, дослужился до капитана лейб-гвардии в итоге. Во время войны с Турцией 1711 года Черкасскому поручалось организовать содействие со стороны черкесов. Он заручается их поддержкой, а дальше произошла довольно некрасивая история, когда они вышли сражаться с ногайцами, которые были вассалами Крыма, и им не удалось соединиться с войсками Петра Матвеевича Апраксина. И мы видим, как исполнительный Черкасский отчаянно добивается этого соединения, чтобы дать бой ногайцам, тогда как Апраксин никуда не спешит, так как имеет сведения о событиях на реке Прут, где армия Петра была окружена и начались переговоры о мире. В конце концов с ногайцами сражался отдельно Апраксин и черкесские князья потом добивали их остатки. Но сам выход черкесов против ногайцев был крайне негативно воспринят в Крыму и, после заключения мира с Турцией, черкесы опять попали под влияние Крыма и Крым стал им мстить. Черкесы просили защиты у России, но тщетно – мир есть мир. 

Л. У.: А теперь собственно Среднеазиатский проект.

А. А.: В 1713 году приезжает Ходжа Нефес в Астрахань и каким-то образом знакомится с князем М. Замановым, который служил в приказе Казанского дворца. Он свел Нефеса с Черкасским и все втроем они прибыли к Петру, и изложили ему идею поворота реки и сообщили, что туркмены Мангышлака готовы перейти в российское подданство. Параллельно с этим – приезд Ашурбека, в результате у Петра складывается целый комплекс идей о том, что делать на восточном побережье Каспия. Приведение в подданство Хивы, разведка побережья, исследование русла Амударьи. Запускается государственная машина и начинает оказывать содействие Черкасскому. Он прибывает в Астрахань и готовит морскую экспедицию, которую проводит в конце 1714 года. В начале 1715 года он ее продолжает, высаживается на побережье, спускается ниже, в направление Астрабада, проводит разведку местности, то есть фактически доходит до Персидской границы. 

Помимо этого, он из Астрахани отправляет агентов, которые должны разведывать караванные пути и прохождение высохшего русла Амударьи. Они уходят на год, примерно. К 1716 году у него уже две карты, новые данные разведки о ситуации в Хиве и Бухаре и союзнические отношения с туркменами Мангышлака, которые станут ему содействовать, когда он начнет строить укрепления. Заложена крепость форт Св. Петра в заливе Кочак и, ниже, в нынешнем Красноводском заливе – Красноводская крепость. В обеих крепостях были оставлены гарнизоны. Почему-то часто пишут, что крепостей было больше – три или четыре – но это неверно. Только две. По отчетам в архиве РГА ВМФ мы видим, как эти гарнизоны снимались потом.

Л. У.: Большие были гарнизоны?

А. А.: Достаточно большие. От 600 до 1293 человек. 

Л. У.: Это русские солдаты? В смысле, не из местных племен, а из регулярных войск?

А. А.: Там был полк Хрущева – это форт св. Петра. А фон дер Виден в Красноводске командовал Коротояцким полком. Пехотные полки. Есть еще упоминание, что взяли туда пленных саксонцев, яицких казаков вперемешку с татарскими добровольцами – их тоже считали казаками. Эти татары, кстати, оставили очень ценные показания о походе на Хиву – те, кто остался в живых, разумеется. Еще был небольшой черкесский отряд – видимо, родственники Черкасского. Но они были не в гарнизонах, а в 1717 году сопровождали А. Черкасского в направлении Хивы.

В Либаве 14 февраля 1716 года Петр дает Черкасскому новое распоряжение – там 13 пунктов, в том числе приведение Хивы в подданство путем передачи хану части военного отряда для защиты. Это довольно загадочная для меня инициатива – не нашел пока ее источники. Помимо этого – посылка в Бухару. Там следует понять, каким образом можно привести хана в подданство. И разведать путь в Индию – это Кожину поручалось, но он этого делать не стал, а всячески сопротивлялся. Кожин вообще мрачная фигура этой истории.

Л. У.: А кто это такой был?

А. А.: Поручик Кожин, он как раз учился навигации за рубежом. Его назначили в подчинение Черкасскому, но он всячески саботировал распоряжения своего начальника, жаловался на него постоянно, потом, когда его снарядили в поход к Астрабаду, он воровал у местных жителей скот. Фигура аморальная – с ним много эпизодов негативного толка в Астрахани. Уже после гибели Черкасского он въехал на свиньях к бухарскому посланнику. После этого его сослали в Сибирь, на этом следы его теряются.

Л. У.: Вернемся к экспедиции Черкасского.

А. А.: Да. Здесь какая имеется сложность: что это было – дипломатическая делегация или военный поход? Шир Гази-хан воспринял это однозначно как военную угрозу, приближающуюся к его границам. Три с половиной тысячи человек, с пушками, с обозом. Но при этом идут передавать ему это войско, включая пушки – а он этого не понимает. Ему везут подарки от Петра и Черкасский воспринимает себя как посол. Шир Гази-хан посылает свои отряды навстречу, имеют место стычки, русские отбивают эти наскоки. Вообще же, сам факт того, что они совершили этот переход в летний период через пустыню – это подвиг невероятный. Старая караванная дорога от Кочака до Хорезма не была рассчитана на такое количество людей – их приходилось растягивать, иначе колодцев на всех не хватало. Проводниками были калмыки Аюки – но их оставили на середине пути, дальше до границ Хорезма русских довели туркмены. 

Л. У.: Еще купцы двигались вместе с отрядом?

А. А.: С ними был Ходжа Нефес с туркменами и калмыки. Купец там был, наверное, только М. Заманов, бывший из купеческой семьи, но служивший чиновником  в Астрахани. В общем, Шир Гази-хан не признал в них послов. Помимо этого, произошел некий неприятный эпизод с дипломатическими подарками, часть которых Заманов разделил, отчасти испортив – на это обратили сразу внимание и подарки Шир-Гази вернул. Заманов же это сделал, боясь, что им не хватит средств на обратный путь и надо таким образом себя обезопасить. Об этом всем мы узнаем из показаний выживших и, в частности, Ходжи Нефеса. Он  потом приехал в Астрахань  и дал показания о том, как все происходило. Он понимал, что его могут и казнить, счесть предателем, почем зря, но он повел себя мужественно.  

Дальше – больше. Ну, всем известный эпизод, когда между Черкасским и Шир-Гази-ханом заключается мир. Черкасский клянется на Библии, Шир-Гази-хан через своих представителей клянется на Коране – обещает, что с отрядом ничего плохого не будет. После этого отряд примерно в ста километрах от Хивы разделяется (так как, по словам хивинцев, нет возможности его обеспечить водой и припасами) и, разделенный, уничтожается по  частям. Произошло это в местечке, которое сейчас называется Пор-сы по-туркменски. Не Пор-су – «вонючая вода» - а Пор-сы, что означает просто «вонючее».  По туркменской легенде, когда отряд разделили, у каждой его части справа и слева сидело по узбеку или туркмену. И как только они дали отмашку, тут же всех стали убивать. Из-за огромного количества трупов это место стало называться «вонючим». Черкасского, Заманова и некого, согласно хивинским хроникам, Андрея «Губернота» казнили в самой Хиве. Еще часть людей хотели казнить в Хиве, но против этого выступили духовные авторитеты. Они сказали, что если обманом людей захватили, то казнить их нельзя. 

 

Л. У.: И что в итоге стало со всеми этими людьми?

А. А.: Большая часть погибла, значительная часть оказалась в рабстве и их постепенно выкупали, Флорио Беневини в этом плане пытался содействовать. И часть отпустили, например, некоторых казаков и татар.  

Л. У.: А откуда мы знаем, почему Шир Гази-хан не принял Черкасского как посла?

А. А.: Когда Флорио Беневини оказался в Бухаре, он понял через какое-то время, что против него плетутся интриги и это может стоить ему жизни. Он покидает Бухару, переезжая в Хиву, которая, после расправы над отрядом Черкасского, враждебна к России. Но, как ни странно, хан его очень хорошо принимает. Они с ним дискутируют, и Шир Гази-хан ему говорит: «Ну как посольство может иметь столько солдат и стрелять из пушек?» И, конечно, хан пытался через Беневини восстановить отношения с Россией, уладить инцидент.

Л. У.: Это история с ответным посольством Хивы…

А. А.: Да, да, там арестовали посланника Мир-Ваиса, отправили в Рогервик на каторгу, где он и помер.  

Л. У.: А какая была официальная версия хивинской стороны? Мы не знаем, кто перебил русских?

А. А.: Ну, нет, официальная версия у них была красивая: Черкасский ослушался Петра и двинулся с войском вопреки воле царя, и мы себя защищали.  Так хан и говорил Флорио Беневини: вот ты прибыл сюда один, с грамотами – вот ты и есть посол. А тут идет три тысячи человек с артиллерией – это посольством не называется.

Л. У.: Дальше как-то восстановились отношения? 

А. А.: Продолжались приезды хивинских посланников – и при Анне Иоанновне и позднее, но значимость самого направления падала. Был эпизод при Елизавете Петровне, когда пытались оживить Караганскую пристань и развивать торговлю. Но расходов было больше, чем доходов. При этом, если вернуться к петровской эпохе, начнется развитие фронтира: будут строиться пограничные укрепления, спускаться от них линии – к середине XVIII века появится Оренбург как форпост на юго-востоке. И уже в XIX веке будут раздаваться голоса о том, что Хива не контролирует туркмен, ведутся грабительские набеги и что-то с этим надо делать. Это все будет обсуждаться до Хивинского похода Перовского. 

Л. У.: А что стало с теми двумя каспийскими крепостями и их гарнизонами?

А. А.: После расправы с Черкасским отряд лояльных Шир Гази-хан туркмен напал на Красноводскую крепость, фон дер Виден отбивался , а потом, когда поняли, что смысла дальнейшего пребывания там нет, погрузили все на суда – вплоть до пуговиц, если верить отчетам, – отбыли в Астрахань. В Астрахани они узнали, что и форт св. Петра снялся и тоже был эвакуирован.