Хан-Тенгри
Историко-культурный и общественно-политический журнал
Проблемы и перспективы евразийской интеграции
Семен Заславский. Опылённые смертью
Дата:
Журнал Хан-Тенгри — о двух гениальных скульпторах, преодолевших смерть на войне.
Посвящается другу — Саше Черняховскому
Плодоношу, опылённый смертью.
Породил железных чудовищ.
Множество монстров-мутантов
Мою нору заполняют.
Теперь не могу умереть спокойно.
Мучаюсь мыслью:
Что с детьми будет моими,
Когда я исчезну…
Вадим Сидур
1
26 июня 2024 года, в день рождения Вадима Сидура, думаю о нем, ушедшем в 1986 году.
О его судьбе я писал в очерке «Мадонна Сидура», опубликованном в журнале «Хан-Тенгри»: Мадонна Сидура | Читайте на IA-CENTR Очерк послужил материалом для сценария фильма с таким названием. Не так давно кто-то разместил этот фильм в интернете (ссылка в конце статьи). Но, боже мой, сколько недосказанного осталось «за кадром»!
«Воистину, каждый человек – в убытке, кроме тех, которые уверовали, совершали праведные деяния, заповедали друг другу истину и заповедали друг другу терпение!» (Коран: сура 103 («аль-'Аср»), аяты 2-3).
2
Компенсировать постоянный убыток нашей жизни пытается искусство. Человечество помнит невероятные усилия гениальных своих творцов в их стремлении победить Время и Смерть, придать благородную форму даже своему поражению в этой, беспощадной по отношению к человеку, войне.
Вадим Сидур
3
Война входит в состав человека, сложного и противоречивого существа, заброшенного на эту землю для того, чтобы менять себя и природу. Сложен и противоречив, человек верит в Бога и богохульствует, стремится к правде и лжёт. Обуянный любовью и ненавистью во все эпохи своего пребывания на нашей планете, он занят уничтожением себя и ближнего своего. И, похоже, не отречется от зла человек, и земля, заселенная им, будет стонать и содрогаться до тех времен, когда «времени больше не будет».
Николай Гумилев, участник Первой Мировой войны, не раз ходивший в штыковые атаки, написал стихи жестокие и сильные, лишенные прекраснодушной либеральной болтовни о «вечном мире». Стихи, подтверждающие проницательную догадку древнегреческого философа Гераклита: «Война — отец всех вещей». Несомненно, актуальны они и в наше время засилья дронов и других холодно-механических орудий убийства смертного человека:
С сотворенья мира стократы,
Умирая, менялся прах.
Этот камень рычал когда-то.
Этот плющ парил в облаках.
Убивая и воскрешая,
Набухать вселенской душой,
Это воля земли святая,
Непонятная ей самой.
4
«За кадром» фильма «Мадонна Сидура» брезжил, увы, пока еще не реализованный замысел другого произведения под названием «Опылённые смертью». Текст сценария о спасении великого российского скульптора безвестной украинской крестьянкой мог бы быть дополнен историей жизни современника Сидура, незнакомого ему Йозефа Бойса. Этот второй герой будущего фильма родился в Германии, в Крефельде, в 1921 году. Он был на два года старше Сидура.
Несомненный талант живописца сочетался у немецкого юноши с интересом к естественным наукам. Нордические мифы он изучает глубоко и пристрастно, не предполагая, что в недалеком будущем станет легендарной его собственная жизнь. И когда запылали в 1933 году по всей Германии костры из книг, во дворе своей школы Йозеф Бойс почему-то выхватил из огня книгу шведского ученого-натуралиста Карла Линнея «Система природы».
В 1936 году Бойс вступает в ряды молодежной национал-социалистической организации «гитлерюгенд». Вадим Сидур приблизительно в это же время становится комсомольцем, горячо уверовав в коммунистические идеалы. Приближается событие, что отметит своим огненным клеймом их параллельные судьбы — Вторая Мировая, а для нас Великая Отечественная война…
5
На путях добра и зла, на дорогах войны Йозеф Бойс и Вадим Сидур с большой долей вероятности смогли бы увидеть друг друга только в перекрестье пулеметного прицела. Сидур в 1942 году становится командиром пулеметного взвода, а Бойс попадает в элитные гитлеровские войска люфтваффе, где, опять же, служит стрелком-радистом в звании унтер-офицера на борту Юнкерса-87. Эти люди получают тяжкие, почти не совместимые с жизнью ранения в 1944-том году.
Сидуру разрывная пуля немецкого снайпера вырвала язык, раздробила зубы и обрекла на несколько мучительных челюстно-лицевых операций в институте гнойной хирургии. Если бы не украинская девушка Саша Толкачева, вынесшая раненого младшего лейтенанта Вадима Сидура из-под огня и вернувшая его к жизни в своей хате, вряд ли бы мы сейчас писали о нем…
А Бойс вместе с его самолетом был сбит под Симферополем и спасен крымскими татарами. Они завернули полуобгоревшее тело потерявшего сознание немецкого офицера в войлок, пропитанный овечьим жиром, и долго возвращали Бойса из мира иного на нашу грешную землю.
В своих воспоминаниях об этом Бойс пишет: «Если бы не татары, меня сегодня не было бы в живых. Они — кочевники Крыма, клочка земли между двумя фронтами, не выбирали сторон в войне. Именно они нашли меня в снегу сразу же после крушения, когда германские спасательные группы уже оставили надежду. Я долгое время был без сознания и очнулся только через 12 дней, к тому моменту находясь уже в германском полевом госпитале. Поэтому все мои воспоминания о 12 днях на грани смерти — это образы, проникшие в сознание. Последнее, что я четко помню, — то, что уже слишком поздно прыгать, парашют не откроется... Должно быть, мысль возникла за секунду до удара об землю. К счастью, я не был пристегнут — всегда предпочитал свободу движения ремням безопасности. Мой друг застегнул ремни, и сила удара заставила его буквально исчезнуть, распасться на атомы. Но я, вероятно, пробил стекло и полетел назад, когда самолет врезался в землю, это меня и спасло, хотя я получил ранения черепа и челюсти. Потом хвост самолета перевернулся и полностью погрузился в снег. В таком виде татары нашли меня позже. Я помню голоса, произносящие «вода», помню войлок их шатров и густой, настойчивый запах сыра, жира и молока. Они покрыли мое тело жиром, чтобы помочь ему накапливать тепло, и обернули меня войлоком, как изолятором, чтобы тепло оставалось внутри».
Йозеф Бойс
6
После окончания войны, искалеченные всемирной бойней, Йозеф Бойс и Вадим Сидур создают свои особые миры в пределах пограничного переживания стойкости хрупкой жизни пред лицом неизбежной смерти.
Оба — по духу евразийцы. Ведь не только Микеланджело и Мур способствовали развитию пластического языка произведений Сидура. По словам художника, «каменные бабы» во дворе исторического музея Днепропетровска стали для него первыми образцами высокого искусства скульптуры, созданных народами Великой Степи.
Давайте и мы приглядимся к «балбалам» — гениям-хранителям степных народов – и убедимся, что скифы и половцы не ушли из нашей истории. Они оставили нам в наследство искусство, не уступающее по своей жизненной мощи произведениям Донателло, Родена и Джакометти.
Видимо, тогда, еще до войны, «балбалы» молчаливо поведали Сидуру о вечном противостоянии человека беспамятству и всеобщей гибели, о народах, запечатлевших в каменной летописи своё существование под покровительством Бога бездонного голубого неба по имени Тэнгри. Они говорили с ним на предельно лаконичном и емком языке камня о фундаментальных для всего человечества понятиях земли и неба, хлеба и воды, жизни и смерти.
Пережив трагедию Второй Мировой войны, Сидур, вероятно, обращался к своей детской памяти о «балбалах», и они спасали его душу от отчаяния , что временами настигало художника во второй половине злосчастного двадцатого века:
Я раздавлен
Непомерной тяжестью
ответственности
Никем на меня не
возложенной
Ничего не могу
предложить
человечеству для
спасения
Остается застыть
Превратиться в
бронзовую скульптуру
И стать навсегда
Безмолвным взывающим.
Эти «безмолвно взывающие» плосколицые тюркские Афродиты на протяжении многих столетий живут в художественном каноне, что формировался со времен палеолита вплоть до XIII-го века н.э.
Скифские и половецкие «каменные бабы», так же, как и образцы европейской пластики, прошли долгий путь своего становления и упадка от глубокой архаики до модерна.
Да и само время — безжалостный модернист – уродует их тела и лица ветром, дождем и снегом, так что многие из этих изваяний теперь уже вполне могут рассматриваться на уровне концептов, выставленных, скажем, в Нью-Йоркском музее Гугенхайма.
А скульптор Йозеф Бойс создает в 50-х годах XX века инсталляции из …войлока и жира, памятуя о своих спасителях — крымских татарах, что были потомками великих кочевых народов Золотой Орды.
Черствую и меркантильную душу буржуазно ограниченного европейского человека Бойс пытается пробудить полынным ветром, дующим из степей внутренней Монголии.
Новые жизненные смыслы ищет Бойс в опустошенной душе надорванного Второй мировой войной человечества.
…Когда-то алчные белые люди, пришедшие в Северную Америку, безжалостно уничтожили ее коренной народ — индейцев. При этом они вырубали ее континентальные леса и отстреливали бизонов из пулеметов, установленных на поездах. Теперь Бойс предлагает потомкам этих доблестных англосаксов посадить, каясь в своем злодеянии, 7000 дубов. Лопата в данном случае становится для Бойса предметом преображения человека и его природы, залогом его выздоровления, способным преобразить наш все еще ветхозаветный и жестокосердный мир.
7000 дубов Йозефа Бойса
Здесь будет уместным напомнить читателю о Сидуре, создавшем целый цикл композиций с этим орудием труда и увековечившем его в стихотворении:
Старые ржавые железные лопаты
Собранные мною на свалках мусора
Напоминают большие желтые листья
Похожие на человеческие лица
Несчастные в своей ненужности.
Для Сидура и Бойса все в этом мире ценно — любой человек, любой предмет, любая былинка полны внутренней красотой, трогательно неповторимы и гениальны.
7
Неповторимость любой человеческой жизни оказалась в XX-м веке малозначимым фактором. Массовость человеческих жертвоприношений в эпоху двух мировых войн приобрела неслыханные масштабы, стала, по выражению Маркса, «нормой и образцом». Языческим, по сути, был минувший XX-й, да и XXI-й, не внимая словам Нагорной проповеди, легко преступает древний запрет человекоубийства. И новой кровью полниться земля — наша колыбель и могила, чья «воля святая, не известная ей самой», для людей темна и неведома.
И сколько же в нее ушло драгоценного человеческого потенциала — людских жизней, задохнувшихся в газовых печах, насильственно оборванных пулей, штыком, дроном…
И Сидур, и Бойс с их неистовой формой творческого протеста против убийства всего живого оказались мучениками истины о бытии, где люди, зная учение Христа, многократно предавали и предают своего Бога. Как будто в крови европейских народов проснулась жертвенная жестокость истребленных ими ацтеков и майя. Правда, не лицемерной была вера ацтеков и майя в справедливого для них Бога войны Уицилопочтли. Кровь погибших в сражениях и под жертвенным обсидиановым ножом должна была, по их представлению, постоянно пополнять жизнеобразующий раствор в фундаменте нашего мироздания. Без этого трагического действа (и в это свято верили народы древней Латинской Америки) рухнули бы стены и купол общего космического дома, став безобразным погребением для всего человечества…
…Что же, погибли ацтеки и майя, давно ушли те, кто их уничтожил, а «земля пребывает вовеки» в постоянной смене религий, народов, культур. И вместе с ней, попавший в силки заблуждений Мирового Разума, выдуманного Гегелем, меняется и в тоже время остается неизменным ее беспокойное дитя — Человек. И пишет в одном из своих стихотворений Вадим Сидур:
Умрут все,
Никто не воскреснет.
Только лето вернется,
Если войны не будет.
8
И все-таки смерть в творчестве Сидура всегда чревата будущей жизнью.
В фильме «Мадонна Сидура» присутствует образ Виктора-победителя. Это человек без рук и ног, осколок снаряда снес ему половину черепа. Но его восставший фаллос становится выше виселицы, где качаются в своих петлях казненные немцами или русскими дезертиры…
9
Противореча себе и всему, что я писал в 3-й главе этого эссе, цитируя стихи Гумилева, возвращаюсь к важнейшей из 10 библейских заповедей: «Не убий».
В юности меня поразила одна мысль Леонардо Да Винчи (привожу его слова по памяти): «Если бы не была столь единственно неповторимой наша жизнь — не стал бы так мучиться и тосковать человек в тот час, когда покидает его тело Бессмертная душа». Позволю себе таким образом истолковать слова великого итальянца: человек в последние минуты перед своим уходом в небытие прощается не только со своими близкими и со всем, что он успел полюбить на нашей земле.Каждого смертного в час кончины оставляет его гений, только его гений и в то же время гений всего человечества, должно быть, равный по своей созидательной мощи самому Творцу.
Об этом, об этом сложил свои предсмертные стихи русский писатель Афанасий Фет:
Не жизни жаль с томительным дыханьем.
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем.
И в ночь идет, и плачет, уходя.
10
В краткий срок жизни, отпущенной Сидуру после войны, в разных видах искусства проявляется его израненная душа. Он создает скульптуры из дерева, камня и металла, графические работы и акварели, а когда второй инфаркт почти сбил его с ног, начинает писать стихи. Мысль о близкой смерти становится в его стихах глобальной и неотвратимой:
Я — цветок осенний.
Всю жизнь на мне гадали
Лепестки обрывали
Да — нет
Любит — не любит
Будет — не будет
Один лепесток остался
Нет
Не любит
Нет не будет
Нет
Теперь все ясно
Пришла пора прощаться
Освобождать место
На перенаселенной
Планете.
…Но прощальная любовь к жизни и к женщине, олицетворяющей жизнь, озаряет осеним светом его последние стихи и неповторимую графику, родственную поэтическим «ню» Амадео Модильяни. Не знаю, почему вспомнились мне недавно слова вдовы художника: «По-настоящему желать и любить женщину может только калека…» Так ли это? Не знаю. Какой-то горький, страдальческий опыт стоит за догадкой Юлии Львовны.
Большой талант, даденный Сидуру от Бога, стремился выйти за пределы своих возможностей, потому что под солнцем искусства отчетливей и зримей видна неотступная тень физического и духовного вырождения, следующая за человеком во все века.
Художник стремится быть таким же щедрым, как природа, заполнить мир не только скульптурами и стихами. Он жаждет женской ласки как высшей благодати жизни, способной дать бесчисленное, как у библейских патриархов, потомство. И вслед за признанием «жаль семени моего, растраченного впустую», как будто стремясь восполнить утраты убийственного для человечества столетия, он пишет:
Я мог бы быть
Отцом миллиардов жителей
Миллионов планет
Превзойти Создателя
Изваявшего только
Адама и Еву.
И Йозефу Бойсу в послевоенное время становятся тесными границы его искусства. Он делает свою мастерскую открытым домом, приобщает людей к творчеству, полагая всех живущих талантливыми и добрыми людьми на единственно обитаемой во всей Вселенной Земле. Нет на ней замены ни одному из тех, кто, прожив свой срок на белом свете, уходит в небытие. Бабочки, деревья, цветы, животные становятся его братьями и сестрами, весь мир — его мастерской.
Но до конца его дней основными материалами творчества остаются для Бойса войлок и жир.
От редакции:
Фильм С. Заславского «Мадонны Сидура» можно посмотреть здесь:
Мадонны Сидура Александра (youtube.com)
