Анил Джанвиджай: «Русские не совсем европейцы, в них есть что-то восточное...»

Журнал «Хан-Тенгри» поговорил с переводчиком, увеличившим корпус читателей русской литературы на 1 миллиард человек.

– Анил, вы выдающийся переводчик русской поэзии и прозы на язык хинди, самый активный популяризатор русской литературы на Индостанском полуострове, основатель и главный редактор крупнейших литературных сайтов на хинди «Кавита кош» (Собрание поэзии) и «Гадья кош» (Собрание прозы). Вряд ли ошибусь, если добавлю, что вы вообще один из лучших знатоков не только русского языка, но и России, поскольку живёте в Москве более тридцати пяти лет. Можно сходу задать сакраментальный вопрос: как вы дошли до жизни такой?

- Да, конечно, можно. Только имейте в виду, что у нас принято очень добросовестно отвечать на подобные вопросы. Вы готовы? 

– Да, разумеется. 

- Очень хорошо. Я сейчас расскажу вам всё.  

– Ой...

- Во-первых, я очень рано научился читать. Вы не поверите, но я читаю с трёх лет. Мы жили в Барели, штат Уттар-Прадеш, это 150 км на север от Дели. Папа работал на железной дороге, мама преподавала в швейном училище. Нас, как в русских сказках, было три брата – двое умных, а третий начал читать с трех лет, и к семи годам прочитал все детективы из библиотеки, расположенной по соседству. Каждый день я ходил в эту библиотеку за очередным детективом. 

Мой папа разговаривал на урду, но очень хотел выучить хинди, поэтому стал читать книги на хинди. Он принес домой большой роман Мунши Премчанда, это наш классик, читал его по вечерам, а с утра уходил на работу. Пока он работал, я тоже читал Премчанда, потому что все 560 детективов из библиотеки уже прочёл. Потом я спросил у папы: – Папа, есть ли у вас возможность достать подобные книги? (Мы в Индии всегда обращаемся к родителям на «вы».) – Ну, попробуй почитать эту, – предложил папа. Я ответил, что уже прочитал. Он не поверил, устроил мне экзамен, убедился, что я действительно прочитал огромный роман, и через пару дней принёс мне сразу несколько книг. Так я пришёл к серьёзной литературе на хинди.   

 Потом моя жизнь переменилась, как в индийском фильме. Мне было 12 лет, когда мама попала в аварию и умерла. Папа женился на другой. Отношения с мачехой не сложились, я убежал из дома, добрался до Дели и начал мотаться. Два года работал домашней прислугой, потом на заводе, на фабрике. У меня было конкурентное преимущество – я хорошо знал литературный хинди. Поэтому смог поступить на работу корректором в издательстве – сначала в одном, потом в другом, третьем, четвёртом. И так, не получая никакого специального образования, стал журналистом в газете. 

Газета издавалась на хинди. Им нужны были люди, готовые сотрудничать почти бесплатно. Конечно, они платили какую-то сумму, но эта сумма была очень маленькой. Я работал там, потому что мне было удобно – в редакции были большие столы, на них можно было спать. Под утро я ложился и спал. Мне не нужно было платить за комнату, мне не нужно было платить за все остальное, то есть я днем работал в издательствах, а ночью в газете.

И вот однажды главный редактор газеты пришёл ночью, в 22 часа, дал мне книгу палестинских поэтов и сказал, что к утру должны быть готовы переводы нескольких стихотворений. Я удивился, испугался, стал возражать, что не знаю английского языка. – Ничего-ничего, - сказал редактор. – Ты поэт, ты молодой, давай, старайся. – Я считался тогда молодым поэтом, мне был 21 год. Редактор дал мне словарь англо-хинди и ушел. За всю ночь я перевёл десять стихотворений, причём буквально каждое слово смотрел в словаре, 90% слов смотрел в словаре, кроме самых употребительных.

Утром редактор вернулся, прочитал мои переводы и обалдел. Великолепно, кричит. Потрясающе! Как это ты сумел?!? – В 10 часов стали приходить другие сотрудники, все читали, все хвалили  и говорили, что это вообще не похоже на перевод, как будто прямо на хинди написаны эти стихи. Их тут же напечатали в газете, и уже на следующий день начали от читателей приходить отклики, все хвалили, всем понравилось. 

После этого я прослыл хорошим переводчиком среди моих знакомых, то есть уже люди знали, что я хорошо перевожу, поэтому начали меня предлагать и мне предлагать. От прозы и публицистики я отказывался, потому что гордо считал себя поэтом, а стихи начал переводить. 

Потом меня как-то спросили: а почему ты не переводишь русских поэтов? Газета наша была коммунистическая, то есть она поддерживалась Советским Союзом. И я стал переводить Вознесенского, потом Евтушенко – разумеется, с английского. Со временем обо мне узнали в посольстве СССР. Тогда в каждом крупном городе Индии были дома культуры СССР. Сейчас уже не в каждом городе, но в самых крупных сохранились культурные центры, а при них советники по культуре. И вот такой советник по культуре зовёт меня и говорит: а не хочешь ли ты выучить русский язык?  

И я в том же году поступил в Университет им. Джавахарлала Неру. Это самый лучший университет Индии, примерно как МГУ для России. Мне помогли, чтобы я мог поступить в институт русских исследований при университете. Поступить-то поступил, два года там учился, но учился мало, опять же, я не привык на уроки ходить, меня же улица воспитывала.

Уже после 1-го курса я старался переводить с русского языка, более или менее, как русский язык тогда понимал, опять же, через словари. Да, сейчас я уже профессиональный переводчик, сейчас я понимаю, что с помощью словаря можно переводить палестинские стихи, но русские стихи нельзя, потому что они совсем другие, ведь говорят одно, а значение совсем другое. Тогда всем казалось, что я хорошо перевожу, потому что я переводил русский лад на лад хинди, и всем это нравилось, потому что эти стихи звучали, как на хинди. 

Потом, уже другой советник, предложил мне поехать на три года в Москву, чтобы изучать русский язык. Я согласился, хотя очень не хотелось уезжать из Индии. В последнюю ночь перед вылетом поехал к Трилоцену, нашему великому поэту, которого считал своим гуру, и признался, что не хочу улетать. - Когда ты должен улетать? – спросил Трилоцен. – Сегодня под утро. – Всё, ты улетаешь, - сказал он. – Если тебе не понравится, тогда возвращайся, ведь тебе никто не говорит, что ты обязательно должен там жить. Поедешь, если тебе не понравится, приедешь обратно. 

Я его послушался и полетел.

– И куда прилетели?

- Прилетел в Москву. Первый год учился на так называемом рабочем факультете МГУ, где мы учили язык, через год был зачислен на филологический факультет МГУ. А в 1984-ом году поступил в Литературный институт на отделение перевода. 

– Трудно было осваиваться? 

- Первые дни были трудными, потому что жизнь совершенно другая, мне нравилось или нет, но я постепенно привык. Сейчас пишут, что тогда в СССР был дефицит всего – но мне, как иностранному студенту, с этим почти не приходилось сталкиваться. В первую очередь, я вегетарианец с детства, поэтому мне было трудно только в том смысле, что был запах в молоке, потому что у нас другие коровы, другое молоко, а сейчас мне уже так не кажется. Да, тогда было другое молоко и кефир другой, но я привык постепенно. 

В общем, вы поняли – про дефицит мяса и колбасы ничего сказать не могу.

Потом, наверно, вы не знаете, но я сейчас расскажу, на каждого студента иностранного, который приезжал из-за границы, ведь только из Индии приезжало 5 тысяч человек, и из других государств тоже, ведь очень много училось, то есть почти 200-250 тыс. студентов каждый год приезжали. На каждого студента советское правительство давало 1000 рублей, чтобы он мог купить себе пальто, обувь и все остальное. Это сразу по приезде. Стипендия была 90 рублей, это тогда совсем неплохие деньги были, плюс эта тысяча. У нас был зам декана по хозяйственной части, он брал каждый день 20 студентов и водил их в ГУМ, в закрытый отдел. Помню, что в первый день я потратил 430 рублей, там было и пальто, и обувь, и носки, и все другое, а остальные деньги я мог потратить по  своему усмотрению. Да, советское время было хорошим, для своего народа не так делали, как для людей, которые приезжали из других стран. Свой народ так не баловали. 

Учился я опять очень нерегулярно, на занятия ходил плохо, потому что много ходил в народ. Говорить начал хорошо, но писал плохо, с орфографическими ошибками. Другие индийцы учились день и ночь, но говорили хуже меня и устные экзамены сдавали хуже. Я учил язык в народе, в живом общении, а они в аудиториях. 

В то время здесь было Гостелерадио, и у них была передачи на Индию. Один диктор-индиец, остальные русские. И вот этот диктор-индиец заболел. Они вышли на меня, я начал туда ходить сначала просто так, то есть получал деньги за каждый день работы, а через год меня оформили официально и дали от Гостелерадио ведомственную квартиру. У Гостелерадио тоже был свой магазин, там всё было, никакого дефицита не чувствовалось. 

Через год после поступления в Литературный институт я женился на русской девушке, с которой познакомился в институте, поехал знакомиться с её родителями в Оренбург и уже по дороге увидел, что такое дефицит, когда на станциях с московского поезда мешками разгружали колбасу, мясо и даже хлеб.

– Как вас встретили родители жены? 

- Ой, они очень, очень отговаривали свою дочь выходить за меня замуж. Но она не отговорилась. Да и немножко поздно было, если по-честному. Вскоре у нас родилась дочь. Сейчас ей уже 36 лет, она преподает японский язык в Высшей школе экономики. 

– Японский – это чудесно. А хинди она знает?

- Ещё бы. Я с первых её дней говорил с ней на хинди. И вообще она без ума от Индии, у них с мамой была возможность пожить там несколько лет. В результате она знает пять языков: русский, хинди, японский, английский и немецкий. А ещё у меня три сына – правда, уже от второго брака.

– Вот теперь я понимаю, что вы глубоко укоренились в России. А как к вам, с вашей характерной индусской внешностью, здесь относятся?

- Великолепно! Можно сказать, что я просто в рай попал. Люди очень хорошо относились, меня останавливали на улицах, приглашали к себе. Конечно, были и недоразумения – с моей-то внешностью. Как-то приехали с друзьями в Балашиху, и меня прямо на выходе с платформы упаковала милиция. Оказалось, что Балашиха была по тем временам закрытым объектом. Я потом объяснял ребятам в штатском: откуда мне знать, где у вас закрытые для иностранцев зоны? Дайте мне перечень городов, куда мне нельзя. – Но и сам перечень составлял гостайну, ничего мне не дали. 

Зато потом, от Литературного института, я объездил с командировками чуть ли не весь Союз. 

– А что за командировки такие были?

- От Литературного института были такие командировки, мы читали поэзию, то есть культурные такие командировки, в разных колхозах, на разных заводах, в разных республиках. Где я только не был – от Владивостока до Душанбе… Я почти весь Союз посмотрел: Абхазия, Дагестан...

– В Абхазии, по-моему, вы могли бы сойти за своего... 

- Да, так и было, даже абхазские девочки со мной учились, они были, как наши индианки, и потом культура очень похожа. То есть, культура вообще, культура юга России очень похожа на индийскую культуру. Начиная от Дагестана и Чечни вплоть до Памира, по всему югу тогдашнего СССР. В языках много общего, потому что у нас тоже много турецких и арабских слов, потом фарси, и мне было легко. 

Мои стихи переводили на все южные языки России, потом начали переводить на казахский язык, на киргизский, на туркменский. Это делали мои товарищи, которые учились со мной в Литературном институте, то есть я переводил их стихи, а они переводили мои стихи, и нас печатали в разных журналах, которые у них издавались. Покойный Зелимхан Яндарбиев, который одно время был исполняющим обязанности Президента Чеченской республики, учился тогда вместе со мной, переводил мои стихи на чеченский язык, а потом издал книгу, у меня она сохранилась. 

– Чем-то тогдашняя Средняя Азия напоминала вам Индию?

- Вы знаете, здесь было лучше, то есть гораздо лучше, я говорю про советское время. Да, конечно, я после Советского Союза туда не ездил, но в советское время жизнь была гораздо лучше, нежели в Индии, потому что в Индии очень много бедных, а тут не было бедных. Да, конечно, были небогатые в основном, но цены же были просто смешными. Хлеб стоил 13 копеек, если помните, и за 7 копеек был хлеб в Москве, и трамвай стоил 3 копейки, автобус 5 копеек, троллейбус 4 копейки. Я помню, что из 90 рублей стипендии я тратил на еду 20 рублей в месяц, не больше – а если бы ел мясо, наверно, было бы еще дешевле...

– Вот тут, боюсь, вы ошибаетесь. Наверное, вас много и часто угощали в те времена... 

- Потом у вас нет… У нас самое плохое, что есть – это кастовая система. Кастовая система – это самое плохое, потому что она не дает людям развиваться. Каста всегда на первом месте. В самых больших городах это мало видно, потому что смазывается, но все равно – люди встречаются, и самый первый вопрос, если ваша фамилия не передает вашу касту, он тут же спрашивает, какая у тебя каста? И только после этого решает, какие отношения будет строить с тобой, будет разговаривать или нет, тебя можно трогать или нет? Да, на самом деле, это очень плохо, потому что каста же ничего не дает, ведь мы все люди. 

В России я с дворником каждый день встречаюсь, и руку ему жму, а в Индии нет, никто не протянет руку. И если вы дадите, тогда он вам не подаст, потому что он побоится, что вы или он не той касты. Просто испугается, когда вы протянете ему руку. 

– В общем, в Советском Союзе вам понравилось...

- Да. Я тут, что называется, укоренился. Нашёл своё призвание. В советское время переводилось очень-очень много русской литературы, здесь было два издательства – «Прогресс» и «Радуга», они постоянно переводили. Тут работали 20 переводчиков, причем переводили обычно с английского языка. Про меня можно сказать, что я первое поколение, которое переводит с русского на хинди, таких 3-4 человека, причём в совершенстве обоими языками владею только я, у других либо один хромает, либо другой. Человек занимается переводами и не знает значения слова «майка». Какая «майка», что это – они не знают, потому что не жили здесь. Спрашивают меня, что значит слово «мент», то есть не знают простейших слов. Не понимают русских пословиц и поговорок, потому что они хитрые, они как русские – говорят одно, а сами подмигивают. Чтобы понимать русский язык, надо не просто пожить в России – надо обжиться, надо жить с русскими, по-другому никак.

– Потом Советский Союз распался... 

- Да, потом Советский Союз рухнул, и вся та отстроенная культурная политика, которую он проводил на Индию в частности, стала сворачиваться.  Стали сворачиваться издательские программы – а те, которые сейчас появляются, уже не могут набрать того качества, которое было наработано в советское время. Вот смотрите. У нас есть серия типа «Жизни замечательных людей», и там напечатали книгу про Марину Цветаеву. Она так переведена, что никто читать её не будет. Во-первых, переводили с английского, а во-вторых, переводчик язык плохо знает, то есть хинди плохо знает, а если язык плохой, то никто читать не будет. Я иногда хочу быть не переводчиком, а  редактором, потому что переводится очень много, но переводится откровенно плохо.

Вот сейчас Институт перевода даёт гранты для перевода – а я им объясняю про другой момент. Вот та литература, которая была 30 лет назад в Советском Союзе, которая переводилась. Вот тут сидели редактора, каждое слово проверяли, каждую строчку, и на хинди хорошо было переведено. И я им говорю, чтобы издательство дало грант, чтобы они переиздавали те книги, которые были напечатаны раньше, которых уже давно нет в Индии. Я готов быть редактором этих книг, пожалуйста, я готов бросить свою работу, как переводчика. Тут нужно меньше времени, типа того, что если я перевожу одну книгу год или шесть месяцев, например, я сейчас перевожу большой роман Достоевского, то эти книги можно редактировать за месяц, то есть, соответственно, в год 12 книг. 

Я говорю, давайте сделаем русскую библиотеку на 100 томов, и тогда это будет гораздо лучше для индийских читателей, а гранты дайте издателю, чтобы он урезал цену на книги, потому что книги в Индии действительно дорогие. Сделайте их вполовину дешевле – и они будут нарасхват, потому что индийские читатели очень хотят читать русскую литературу, но у них нет хороших и недорогих книг.

А в 90-е годы, чтобы как-то кормить семью, мне пришлось заниматься бизнесом. Я занимался бизнесом с 1993-го по 1998-ой год, пять лет, и за это время купил 34 квартиры в районе Кутузовского проспекта.

– Сколько-сколько? 

- Да-да, 34 квартиры. Там были однокомнатные, двухкомнатные и трехкомнатные квартиры. Бизнесом я занимался… Товары народного потребления, мыло, шампуни, кремы разные всякие, все это я привозил из Индии, потом порошки стиральные, и я продавал все это здесь. Тут не было тогда ничего, потому что Россия все это перестала производить, все заводы рухнули. Я привозил из Индии, продавал здесь, но весь бизнес шел в долг. Я получал в долг, я налаживал все это в течение года, я продавал оптовикам в долг, а оптовики дальше давали в долг, все государственные организации покупали в долг. Все шло в долг, даже тюрьмы с больницами покупали в долг. У меня до 1998-го года все шло очень хорошо, постепенно все развивалось, но в 1998-ом году случился кризис, я за один день все потерял, потому что мне никто долги не вернул, кроме одного человека. То есть, один человек был моим постоянным клиентом, он был из Владивостока, и он мне вернул 800 долларов – и всё! Больше никто ничего не вернул, а я должен был миллионы долларов отдать в Индии поставщикам! На меня давили с долгами, поэтому я все квартиры постепенно продавал, квартиры тоже подешевели тогда, все квартиры продал, отдал все долги и поступил в МГУ преподавателем.

У меня все спрашивают, не жалею ли я? – А что жалеть? Я здесь зарабатывал, здесь потерял… У меня осталась одна квартира, потом для дочки одна квартира осталась. За 8 лет две квартиры в центре Москвы – это нормально. Вот столько я заработал. В советское время такое было бы невозможно.

– А квартира, которую вам выделило Гостелерадио?..

- Нет, она никак не моя, это была ведомственная квартира. Мне её дали, когда я пришел на Гостелерадио. Тогда у меня была своя отдельная квартира и ещё комната в общежитии Литинститута на Добролюбова. Было очень удобно. Хочешь поработать – езжай к себе, хочешь погулять – езжай на Добролюбова. Там, в общежитии, я познакомился и подружился с прекрасными современными поэтами – Иваном Ждановым, Алексеем Парщиковым, Александром Ерёменко. Они туда часто приезжали, мы очень весело проводили время. Теперь все трое почти что классики, я их всех переводил. 

Квартира от Гостелерадио закончилась, когда я оттуда ушел, то есть в 1991-ом году. После этого я у них работал практически бесплатно, просто потому, что без меня там ничего не получалось, а в 2016 они закрыли все передачи на хинди и я ушел совсем.

– Почему закрыли?

- Говорят, что наши индийские чиновники русским чиновникам сказали: у вас же идут передачи на английском, зачем вам лишние траты, зачем на хинди? У нас по-английски все понимают!.. В Индии был очень хороший сайт на хинди, они его закрыли. Отключили и всё! На Гостелерадио тоже был свой сайт, на хинди было 5-6 сайтов русских, все сайты закрыли. Весь наш труд, то есть переводы русской культуры… Очень много материалов там было. Теперь нет ничего! 

– А, то есть у вас свои эффективные менеджеры, у нас – свои...

- Когда в России стали закрывать школы в небольших деревнях, я сказал: «Россия пошла по пути Индии». Вы знаете, сколько у нас полностью неграмотных? Десятки миллионов! 

– Так-так... Давайте в конце-концов разберемся с вашими языками. Сколько народу в Индии говорит на хинди? 

- На языке хинди говорит, если считать всех, для кого это не родной язык, примерно 80% населения, может быть, даже больше.

– То есть никак не меньше миллиарда человек. Хорошо. А на урду?

- Хинди и урду – это один и тот же язык, только два разных направления.

– То есть, примерно как сербский и хорватский языки?

- Да, один и тот же язык, просто хинди использует больше санскрит. Ещё есть тамильский язык, на котором говорят в Индии, Шри-Ланке, Сингапуре – и, конечно, бенгальский, на нём говорят в Калькутте и Бангладеш. Бенгальский всегда был литературным языком, высоким, литература на нём появилась раньше, чем на хинди.

–  А насколько распространён в Индии английский язык?

- Английский является вторым государственным языком в Индии, но владеют им не более 7-10% населения. Уверенных пользователей максимум 5%. Это люди, живущие и работающие в больших городах, связанные с высокими технологиями, сферой обслуживания, военно-технической сферой, преподаватели. Максимум 10% населения, считая таких, как я, которые как бы знают язык, но на слух не воспринимают, книг не читают и в повседневной жизни не пользуют. 

– Ну, то есть наши чиновники одним махом отрубили доступ к русской культуре миллиарду человек. 

- Да-да. При том, что поддержка сайтов стоит копейки.

– Но ваши, выходит, не лучше. Эффективные менеджеры всюду действуют одинаково эффективно.  

- Да, конечно. 

– Мы похожи – я  имею в виду Индию и Россию?..

-  Я так понимаю, что да, культурная разница есть, причем большая, но это получается в силу религии, а так очень похожи. Наши страны похожи в думах своих, то есть думают одинаково. Русские, как мы всегда говорим, не совсем европейцы, в них есть что-то восточное. Я объездил всю Европу, и скажу откровенно: русские люди более гуманные, они лучше встречают, они более сердечные, можно так сказать. Не случайно у вас, в особенности в глубинке, так хорошо принимают индийские фильмы, а индийцы так хорошо воспринимают русскую литературу. Мои дети считают себя интеллектуалами и немножко издеваются над индийскими фильмами, но сами не могут жить без Индии, их туда тянет каждый год, и теперь они буквально воют из-за ограничений, связанных с коронавирусом.

То есть, такое мощное взаимное притяжение – оно реально.

---

    

Анил Джанвиджай (род. В 1957-ом году, Барели, штат Уттар-Прадеш) – крупнейший переводчик русской поэзии и прозы на язык хинди. С 1984-го года перевёл и опубликовал в Индии более 60 русских книг, включая повести и романы Гоголя, Достоевского, Чехова, Платонова, Рыбакова, Шукшина,  стихи Ахмадуллиной, Ахматовой, Блока, Бродского, Бунина, Вознесенского, Высоцкого, Гумилёва, Евтушенко, Ерёменко, Жданова, Есенина, Лермонтова, Мандельштама,  Маяковского, Парщикова, Пушкина и многих других.