Весной 2023 года активизировались контакты Душанбе по внешнеполитической линии: Эмомали Рахмон выступил с трибуны ООН, а еще раньше состоялся визит в Таджикистан Владимира Мишустина. Дипломатическая активность преследует понятные цели: найти новые пути выхода из долговременного кризиса в экономике. Однако экономические проблемы, возможно, вовсе не главный вызов для Таджикистана на сегодняшний день. О современном международном контексте дипломатии Душанбе Ia-centr.ru рассказала заведующая сектором Центральной Азии ИМЭМО РАН Дина Малышева.
– После мартовского визита премьер-министра России Михаила Мишустина в Таджикистан можно наблюдать интенсификацию бизнес-сотрудничества двух стран. Каковы перспективы партнерства Москвы и Душанбе на современном этапе?
– Пока просто были подписаны документы. Бизнес-переговоры ведутся, но пока всё проходит на уровне обсуждения намерений. Сказать, что прямо сейчас российские компании хлынули в Таджикистан, будет большим преувеличением.
Душанбе, конечно, заинтересован в экономическом сотрудничестве с Россией, учитывая, что она является главным реципиентом трудовой миграции из Таджикистана. Кроме того, у страны есть серьёзные экономические контакты с Китаем, Душанбе также пытается наладить контакты со странами Залива. Однако наиболее серьёзным экономическим партнёром остается Россия.
Кроме того, уже несколько лет о Таджикистане говорили как о государстве, которое будет вступать в Евразийский экономический союз – еще с момента, когда туда вступала Киргизия. Соглашения, подписанные при визите Мишустина, как раз направлены на то, чтобы подготовить Душанбе к этому процессу. Каждая страна-претендент на членство в ЕАЭС должна выполнить очень строгие предварительные условия для того, чтобы её кандидатура была рассмотрена в союзе.
Таджикистан объективно заинтересован в интеграции – для страны, откуда в Россию поступает огромное число трудовых мигрантов, это решает очень многие проблемы. Кроме того, договоренности предусматривают экономическую помощь Таджикистану со стороны России – этот фактор тоже может лечь в основание будущего взаимодействия.
Я полагаю, перспективы сотрудничества двух стран в большей степени зависят от Таджикистана, нежели от России. Еще в советское время ТаджССР была очень бедной республикой, а последствия гражданской войны до сих пор ощущаются там и в экономическом, и в политическом плане. Внутренняя стабильность государства во многом зависит от уровня экономики. Удастся ли Душанбе преодолеть сложнейшие экономические проблемы с российской помощью – покажет время, но работа предстоит очень сложная.
Россия заинтересована в Таджикистане – и здесь играет важную роль не только экономическая поддержка, но и военно-политический аспект. Мы называем Таджикистан стратегическим партнёром; на Памире, на границе с Афганистаном находятся очень важные российские военные объекты. Здесь есть взаимная заинтересованность, ведь вызовы со стороны Афганистана никто не отменял.
– Что можно сказать о современном контексте внешней политики Душанбе в отношении Афганистана?
После ухода американцев из Афганистана и захвата власти талибами* в Панджшере сохранялось сопротивление, которое преимущественно состояло из афганских таджиков. С одной стороны, талибы* заявляли, что подавили движение, – но в то же время по информационным каналам обвиняли Таджикистан в поддержке Панджшера.
При этом не вполне понятно, продолжается ли сопротивление. Я внимательно слежу за тем, что происходит в Афганистане, однако я не очень доверяю информации из западных источников, а в наших очень скудная информация.
Может быть, этого сопротивления уже нет или оно находится за пределами Афганистана: серьёзной угрозы для правительства Кабула я пока не вижу. И я не уверена, что Таджикистан оказывает им серьёзную поддержку и может ли вообще ее оказать. К слову, некоторые радикальные исламистские группировки, которые базируются в Афганистане, сформированы из этнических таджиков – и они напрямую угрожают Таджикистану, в то время как талибы* с такими угрозами не выступали. По крайней мере, пока.
– Возникает впечатление, что сопротивление в Панджшере скорее является предметом информационного и дипломатического торга, нежели текущей реальностью. Как будто есть новость, но за ней ничего не стоит.
– Согласна. Отношения между талибами* и таджиками очень непростые – появлялась даже информация, что правительство Исламского Эмирата Афганистан направило отряды, сформированные из таджиков, на границу с ГБАО — якобы для охраны этой границы. Кому это понравится? Чем они там занимались и были ли действительно туда направлены – на самом деле неизвестно. Однако такие сообщения возникали.
К слову, такой демарш не понравился бы не только Таджикистану, но и Китаю – а нынешнее правительство в Кабуле очень заинтересовано в экономическом сотрудничестве с КНР. При этом у Китая также есть серьёзные интересы в Таджикистане. Поэтому я думаю, что какой-то баланс между Душанбе и Кабулом будет найден – с оглядкой на большого соседа.
– В конце марта состоялся визит талибов* в памирский город Хорог, при этом официальной реакции Душанбе на событие не последовало. О чём может свидетельствовать этот визит, если он действительно был?
– Ситуация довольно странная. Этот визит вызывает недоумение не только у меня, но и у многих коллег-экспертов. Непонятно, был ли он согласован с Душанбе? Неясны его цели и то, о чём талибы* договаривались, – причём приезжала достаточно представительная делегация.
Возможно, между странами уже существуют какие-то негласные договоренности. Информации о последствиях визита пока не поступало – хотя времени прошло достаточно. Был ли это шаг к примирению между Душанбе и правительством талибов*? Кстати, в экономическом плане Таджикистан всё это время продолжал выполнять свои обязательства по поставке электроэнергии Афганистану.
– Сохраняется ли активность США в регионе после бегства из Афганистана в 2021 году?
– В последнее время США значительно активизировались – причем не только по линии экономики, но и в военном плане. После победы талибов* американцы хотели часть своих баз, которые раньше были в Афганистане, перенести в Центральную Азию.
В качестве возможных стран для переноса рассматривались Узбекистан и Таджикистан. Однако Узбекистан по своей Конституции абсолютно нейтральное внеблоковое государство, ему запрещено иметь какие-то базы. Поэтому в Вашингтоне долго «обрабатывали» Душанбе.
На данный момент, я полагаю, для американцев приоритетом является Казахстан. Таджикистан нужен Вашингтону в меньшей степени – лишь в той мере, в какой США заинтересованы в наблюдении за Афганистаном и Китаем.
С территории Таджикистана удобнее всего контролировать соседние страны, его пограничные перевалы интересуют Пентагон с точки зрения стратегии. Но трудно представить себе, что при наличии в Таджикистане нашей военной базы – самой крупной в Центральной Азии – там могут появиться какие-то американские военные объекты.
– А китайские?
Да, китайские появляются. Но КНР не называет их «военной базой» – это «контрольно-пропускные пункты». Вероятно, нынешний интерес Пекина к Бадахшану связан с активизацией радикалов – китайцы хотят создать заслон для деятельности радикальных исламистов, которые угрожают и Таджикистану, и Китаю.
Если талибы* пока ведут себя по отношению к Душанбе достаточно корректно, то не подчиняющиеся Кабулу радикальные группировки представляют реальный вызов безопасности в регионе. Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан – вот три страны, которые могут стать потенциальными объектами этой угрозы.
* – организация, деятельность которой запрещена в России
