Как Алматы стал городом кино

В годы Второй мировой войны в Алматы было снято 20 полнометражных и 10 короткометражных фильмов. 15 ноября 1941 года «Алма-Атинская киностудия» слилась с эвакуированными в Казахстан киностудиями «Мосфильм» и «Ленфильм» и превратилась в Центральную объединенную киностудию художественных фильмов — ЦОКС. Работа киностудии продолжалась до 1944 года. Как же случилось, что в годы войны Алма-Ата стала кинематографической столицей Советского Союза? Ответы на этот и многие другие вопросы нам дали Союз кинематографистов, Центральный государственный архив кинофотодокументов и звукозаписей РК и журналистка Людмила Енисеева-Варшавская, предоставившая для публикации мемуары своего отца — историка-публициста, руководителя сценарной мастерской «Казахфильма» Льва Варшавского.

Здание, в котором находились кинопавильоны. Теперь в нем расположена Казахская государственная филармония имени Жамбыла (на Толе би – Калдаякова).

Алматы была выбрана потому, что, как заверяли синоптики, здесь было триста солнечных дней в году, а это давало возможность широко использовать съемки на натуре, не прибегая к строительству дорогостоящих павильонов. Конечно, были еще и какие-то другие соображения, но главным было наличие трехсот солнечных дней.

Известный режиссер Михаил Ромм рассказывал, как все это случилось: «...В 1941 году мне пришлось в первый раз приехать в город Алматы. Приехал я с довольно печальной миссией – просить председателя Совета народных комиссаров Нуртаса Ундасынова приютить в городе две киностудии: «Мосфильм» и «Ленфильм». Для этого нужно было отобрать в этом, в общем-то, небольшом городе (причем не забудьте, что такого размаха строительства не было и город был очень молодой) единственный и лучший Дворец культуры, отобрать гостиницу, крупнейшую в городе, и один, только что выстроенный новый дом. А Алматы должна была разместить в то время и какую-то промышленность, принять тысячи эвакуированных, а не только кинематографистов. Следовательно, мы предъявили этому маленькому городу огромный и тяжелый счет. Разговор был сложный, и я старался доказать товарищу Ундасынову, что за это время Алматы получит кинематографию. Кончится война, и в городе останется киностудия, аппаратура, кадры.

К декабрю Алматы была полна кинематографистами, и кинематографическая жизнь кипела. И когда прибыли первые эшелоны с мосфильмовцами и ленфильмовцами, их уже ждали гостиница «Дом Советов», превращенная в общежитие, Дворец культуры, в котором хозяйничали строители, столяры, плотники, спешно переоборудовавшие его под киностудию, и свежевыкрашенный, с иголочки, новый трехэтажный дом на углу улиц Кирова и Пролетарской, получивший громкое название «лауреатника», ибо в нем разместились ведущие мастера советского киноискусства – режиссеры, операторы, актеры.

В конце 1941 года на улицах и в пригородах Алматы, а также в павильоне отданного киношникам нового Дворца культуры снимались фильмы «Котовский», «Машенька», «Парень из нашего города». Работали все не за страх, а за совесть. Часто прилетал с фронта Константин Симонов, и кинематографисты заставили его закончить второй, после «Парня из нашего города», сценарий – «Жди меня». Директор ЦОКС Михаил Тихонов не дал ни дня отдыха режиссерам Столперу и Иванову, и они очень быстро сняли по нему фильм. Столпотворение царило и внутри новоявленной студии, где уже готовились «военные киносборники» и шла подготовка к съемке больших полнометражных фильмов. Здесь можно было увидеть крупнейших мастеров советского кино, прославленных режиссеров и операторов: Пырьева и Райзмана, темпераментного Пудовкина в своей клетчатой куртке, унылого Абрама Роома, вечно куда-то торопящегося Фридриха Эрмлера, массивного Столпера, братьев Васильевых, улыбающегося Григория Львовича Рошаля, обычно в берете, подтянутого Герберта Раппапорта, Козинцева и Трауберга и, конечно же, массивную фигуру Сергея Михайловича Эйзенштейна.

Весной 1941 года Эйзенштейну предложили снять фильм об Иване Грозном. 1-я серия фильма (1945), воспевшая идею великодержавности, была удостоена Сталинской премии, 2-я серия не вышла на экран, так как, по мнению ЦК ВКП(б) «…режиссер Сергей Эйзенштейн во 2-й серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов...». Встреча  Сталина, Молотова и Жданова с Эйзенштейном и артистом Николаем Черкасовым в феврале 1947 года дала возможность переработать картину, но очередной, смертельный, инфаркт не позволил Эйзенштейну сделать этого. Фильм был показан только в 1958 году. Любопытно, что режиссер сначала рисовал кадры будущей картины на бумажных карточках. Он был замечательным графиком, и тот, кто хоть раз видел его рисунки, никогда их не забудет. Михаил Тихонов писал: «Это было увлекательное зрелище. Сергей Михайлович раскладывал карточки в последовательности одну за другой, сопровождая это краткими замечаниями. Это были сотни, тысячи карточек, каждая изображала собой кадр – точную мизансцену, в большинстве своем воплощенную потом в фильме. Они были так детализированы, что одна сцена убийства Басманова или сцена убийства Владимира Старицкого были разбиты на три-четыре рисунка».

Подготовка к съемкам «Ивана Грозного» требовала не только вдохновения. Здесь были проявлены чудеса изобретательности, ибо снимался он в то время, когда нельзя было достать ни гвоздей, ни красок, ни самых необходимых вещей. Не было фанеры, из которой строят декорации. И тогда кому-то в голову пришла спасительная мысль – из тростника-чия были сплетены огромные маты, на них отлично держалась штукатурка. И целая бригада художников под руководством всегда невозмутимого Шпинеля, главного художника фильма, расписывала их, в точности воссоздавая интерьеры кремлевских залов, царских покоев и собора, в котором происходила торжественная коронация Ивана Грозного. Впрочем, не меньшее удивление вызывала и снежная зима, отснятая жарким летом. Каскелен, расположенный в 50 километрах от Алма-Аты, на время превратился в Подмосковье. Помните сцену, когда к Грозному, удалившемуся в Александровскую слободу, идет народ, прося его о возвращении в Москву? Резко выделяется орлиный профиль царя Ивана, занимающий весь правый угол кадра, а внизу, в далекой перспективе видно, как на белом снегу извивается черная лента, теряющаяся где-то вдали. Это толпы народа, идущего в слободу. Сперва снег думали заменить солью. Но соли не было. Тогда соль заменили мелом, разбросав по нему борную кислоту, чтобы создавалась иллюзия сверкающего на солнце снега. Но и борной кислоты было мало, что приводило в ярость оператора Эдуарда Тиссэ.

Эдуард Тиссэ, великий мастер светописи, не отставал и от исполнителя заглавной роли, доводя Николая Константиновича Черкасова чуть ли не до бешенства. Черкасов работал в своем театре, эвакуированном из Ленинграда в Новосибирск. Отпускали его на съемки нехотя. Времени было в обрез. Он как-то подсчитал, что в течение года три месяца провел в поездах, курсируя между Новосибирском и Алматы. Бывает, происходили и казусы. Вот что пишет в своих воспоминаниях Черкасов: «В течение трех дней я наблюдал все батальные эпизоды при жаре в семьдесят градусов с холма – с места царской палатки – в полном гриме (снимался эпизод взятия Казани). Чтобы снять кадр выхода царя из палатки, требовались на небе облака для создания перспективы кадра. Оператор отказался снимать без облаков. Снимались отдельные эпизоды приступа, а я около шестнадцати съемочных дней дежурил и все время был наготове на случай появления облаков.

Наконец в горах Алатау выпал снег и появились красивые узорчатые облака. Я радостно закричал вниз режиссеру и операторам:

– Начинайте снимать меня, а то облака исчезнут!

Я боялся, что если сейчас же не отснять, то снова придется ожидать две-три недели, а может быть, и больше. Режиссер и киногруппа тут же перебросили съемочную аппаратуру, и выход царя из палатки был торжественно зафиксирован на пленку».

На этой картине Черкасову вообще работалось крайне непросто. Еще в подготовительном периоде ему пришлось искать грим Ивана Грозного от семнадцати до пятидесяти лет. По ходу съемок надлежало сделать шестнадцать возрастных гримов. Художник-гример Анджан сбился с ног. Да и условия были тяжелые. Так как алма-атинская электростанция не могла днем и вечером обеспечивать студию электроэнергией, съемки всех картин проходили по ночам, а в десять часов утра актеры разгримировывались. Но они терпели. Ради искусства они были готовы на все.

Музыку к фильму «Иван Грозный» писал знаменитый композитор Сергей Сергеевич Прокофьев, а тексты – не менее известный поэт Владимир Луговской. Прокофьев был очень замкнутым, немногословным, глубоко ушедшим в свои мысли человеком, изысканно вежливым, рафинированным. Целые дни он проводил у рояля, погруженный в мир звуков. А Луговской был очень живым, общительным человеком, особенно когда находился под влиянием винных паров. Сергей Эйзенштейн очень любил их обоих при всей полярности их характеров. С Прокофьевым он работал еще на картине «Александр Невский» и изучил все его повадки. А Луговского, по сути дела, он узнал только в Алматы, и все свое внимание устремил на то, чтобы поэт и композитор смогли дружно работать.

Среди других картин, снятых в ЦОКС, была и  картина «Песни Абая».
На фото: режиссер Григорий Рошаль с артистом Елубаем Умирзаковым в период съемок в 1944 году.

Действие фильма «Песни Абая» разворачивается в казахской степи, где свирепствуют жестокие родовые законы. Их жертвами становятся юная Ажар и ее возлюбленный поэт Айдар. Потрясенный смертью своего ученика, Абай обращается со страстной речью к обманутому народу: «Как ветер, летит время, как волны, гонит поколения. Куда? К великому берегу счастья. Казахи, друзья мои, разве не вы сквозь вечное горе стремились к нему? Верьте, идите с нами вместе к счастью. Откройте глаза…». Уже тогда Елубай Умирзаков был народным артистом Казахской ССР.

Пумпянский Борис Яковлевич – военный оператор ЦОКС. Он много раз просился на фронт, но его не отпускали, необходимость в столь ценных кадрах была очень высока. Наконец в 1944 году он был отправлен на 4-й Украинский фронт. Пумпянский  снимал фильмы «Комсомольцы», «Тебе, фронт!», «Освобождение Чехословакии». За  последний фильм он был посмертно награжден Сталинской премией. Погиб Борис Яковлевич в 1944 году на съемках репортажа о работе полевой почты в Карпатах. Самолет налетел на трос подвесной канатной дороги и разбился.

Супруга Пумпянского Семирамида (Сэдда) Николаевна также работала в ЦОКС. Оба они приехали в Алматы в 1938 году. К концу 1943 года режиссер Дзига Вертов завершил свой задуманный фильм, названный «Тебе, фронт!». Кинооператором был Борис Пумпянский, а ассистентом режиссера – Сэдда Пумпянская. Фильм известен в мировом кинематографе, он повествует о воинском и трудовом подвиге казахстанцев в годы ВОВ. Как рассказывала Сэдда Николаевна, в фильме нет игровых кадров – «все снималось на местах и актеров не было».

На фото: Пумпянская на выставке казахских художников, 1942 год.

Алматы, 1942 год. Работники ЦОКС во время проведения субботника на территории киностудии. Среди них и супруги Пумпянские.

В 2010 году архивист Центрального государственного архива кинофотодокументов и звукозаписей Республики Казахстан Сауле Сатаева побывала в Москве в гостях у Семирамиды Пумпянской. Чуть позже Сатаева опубликовала интервью с кинематографисткой в газете «ЛИТЕР-Неделя». На вопрос, с какими чувствами вы вспоминаете Казахстан, Сэдда Николаевна ответила: «О казахской земле я могу сказать только хорошее, это родина моего сына. А любые воспоминания всегда связаны с людьми, причем людей хороших всегда больше. Я в этом уверена. Я вот как скажу: я с таким удовольствием приезжала в последний раз. Правда, я очень огорчилась, не увидев яблоневые деревья в городе.  На улицах тогда везде росли яблони вдоль улиц. Я и сейчас очень хорошо помню наш приезд. Мы приехали в мае, был солнечный день, я вообще не помню пасмурных дней. И зимой не помню, чтобы где-нибудь еще было так много солнца, так ярко сверкал снег, это было так красиво. Помню, Борис Яковлевич должен был снимать восхождение альпинистов на пик Комсомола. Саше было тогда 3 года, мы стояли у окна, и я говорила сыну: «Папа сейчас там, вон на той горе, я вижу, как он идет по горам, а ты видишь?». И сын мне отвечал: «Да, я вижу, вон мой папа шагает».

    Кинооператор Владислав Микоша писал о героическом и скромном труде  хроникеров Великой Отечественной войны, о съемках, сделанных на фронтах в последнее мгновение перед гибелью: «Что же заставляет оператора быть в самых трудных, нередко опасных моментах истории? Это желание быть свидетелем, наблюдающим события, и от неутолимой потребности создавать сами свидетельства. Творить документы. Причем не только профессиональная, но и гражданская, патриотическая потребность оператора. Если бы не тысячи метров кинопленки, смогли бы мы оставить нашим потомкам более убедительные свидетельства подлинного героизма тех, кто сохранил Родину, мир, жизнь…».

Кадр из фильма "Парень из нашего города".

Во второй половине 1944 года, когда положение на фронтах в корне изменилось, студия с честью завершила свое существование, и «Мосфильм» с «Ленфильмом» вернулись к себе домой. Основные цеха, как и пообещал в свое время Михаил Ромм, вместе с оборудованием были полностью переданы городу. Часть москвичей и ленинградцев временно задержалась в Алматы для подготовки будущих специалистов. А такие мастера своего дела, как Ефим Арон, Владимир Файнберг, Михаил Аранышев, Вячеслав Левицкий и Павел Зальцман, остались здесь насовсем.