Адиб Халид: Что такое Узбекистан? Откуда он появился?

Границы современного Узбекистана были очерчены не советскими этнографами, а местной интеллигенцией, к которой идея о нации пришла и укоренилась за некоторое время до революции, — считает профессор истории из Миннесоты Адиб Халид.

Революция в России породила культурную революцию в ЦА

Тяжелые потрясения – войны, экономический крах и голод – трансформировали местные общества и привели к власти в регионе новые группы, а новое революционное государство начало создавать новые же институты. Это было время надежд и амбиций, когда местные игроки ухватились за возможность, предоставленную революцией, чтобы изменить свои общества. По мере того как революция тесно сплеталась с чаяниями народа, а мечты интеллигенции Центральной Азии приобретали новые образы, в регионе стали создаваться национальные республики, среди которых Узбекистан приобрел важнейшее значение.

Используя архивные источники из Узбекистана и России, а также прессу и беллетристику того периода на узбекском и таджикском языках, Халид дает первое содержательное описание политической истории 1920-х годов в Узбекистане. Он исследует сложные отношения между узбекской интеллигенцией, местными большевиками, а также Москвой, демонстрирующие, как развивалась ситуация в ранней советской Средней Азии.

Фокус на узбекской интеллигенции позволяет ему изложить новую трактовку советской национальной политики.

Узбекистан, утверждает он, не являлся созданием советской политики, но стал проектом мусульманской интеллигенции, возникшей в советском контексте в пустотах сложной политики того периода. Энергия, порожденная революцией, стала основанием “золотого века” современной культуры, где авторы экспериментировали с новыми литературными формами и где сложился современный узбекский язык. Книга знакомит с ключевыми текстами этого периода и утверждает, что это десятилетие было не чем иным, как культурной революцией.

Что такое Узбекистан? Откуда он появился?

В своем выступлении в университете Дж.Вашингтона Адиб Халид остановился на центральном вопросе своей книги – что такое Узбекистан? Откуда он появился?

Столетие назад карта Центральной Азии выглядела совершенно иначе, не предполагая появления здесь новых национальных государств. Поэтому когда в эпоху “холодной войны” исследователи стали искать объяснение тому, как образовывались республики Средней Азии, стало популярным утверждение о том, что их возникновение – это результат произвольной политики Сталина, следовавшего принципу «разделяй и властвуй».

Разделение региона по этническому принципу и своевольное определение границ было направлено, таким образом, по мнению большинства, на укрепление этнических особенностей каждой республики и упреждение возникновения здесь сильного, объединённого какой-либо идеологией (например, пантюркизм, панисламизм) региона, способного бросить вызов советской власти.

Адиб Халид утверждает, что такие утверждения избыточно фокусируются на советской национальной политике и мало принимают во внимание роль местных, коренных акторов – в первую очередь, дореволюционной мусульманской интеллигенции (так называемых джадидов).

Границы современного Узбекистана были очерчены не советскими этнографами, а мусульманской интеллигенцией, к которым идея о нации пришла и укоренилась за некоторое время до революции.

Если до 1917 года они (представители в первую очередь оседлого населения Центральной Азии) идентифицировали себя как «мусульмане Туркестана», то в 1917 произошел настоящий взрыв этнического сознания и подъем тюркизма. Теперь интеллигенция представляла себя как «тюрки Туркестана», гордо открыв для себя свои тюркские корни. При этом подъем тюркизма не означает развитие «пантюркизма»: братство с другими тюрками осознавалось, но никакого политического союза с ними не предполагалось – только воображаемое сообщество. Тюркизм давал возможность мусульманам Центральной Азии вступить на мировую арену как тюрки.

Отдельное место в этом процессе занимает историк и поэт Абдурауф Фитрат (1886–1938). Родившийся в Бухаре и говоривший на персидском языке, Фитрат четыре года (1909–1913) провел в Стамбуле, где впитал в себя идеи тюркизма. В одной поэме Фитрата чудным образом переплетаются образы домусульманского Турана и средневековых огузов, монгола Чингисхана и нечингизида Тимура.

Великий Туран – это политическое воображаемое, мечта, которая соседствует с образом Тимура, наследником кочевых традиций, мусульманином, завоевателем, построившим столицу в Самарканде и поддержавшем развитие культуры, литературы и чагатайского языка.

Чагатаизм стал формой идентичности Узбекистана, вобравшей культуру, ислам, тюркизм, наследие тимуридов. При этом наследницей тимуридов стала Бухара – последний пример мусульманского государства, которое пережило российское правление и было разрушено приказом Фрунзе. Союзником Фрунзе были младобухарцы – молодые бухарские реформаторы, включая Фитрата и его последователей, которые три года управляли Бухарской Народной Советской Республикой и исполняли политику тюркизации Бухары (в частности, через переход от персидского к узбекскому языку, который они объявили государственным сразу после прихода к власти).

То есть, тюркизм в Центральной Азии стал развиваться из Бухары, а не Туркестана.

По плану младобухарцев, Бухара должна была быть базой создания Узбекистана, который включал почти все области, заселенные оседлым и полуоседлым населением – «народ узбеков» – но исключал кочевые народы, таких как казахи или туркмены.

Файзулла Ходжаев (1896 — 15 марта 1938), другой известный младобухарец, в своем «узбекском проекте» аргументирует, что «народ узбеков», сплоченный ранее в государство тимуридов, распался из-за «экономического разложения, утраты государственного единства, физического разрушения народа под господством ханства, эмирата, царизма”. Задачей советской власти, писал Ходжаев, является объединение узбекского народа.

После национально-территориального размежевания в 1924 году вновь образованная Узбекская Советская Социалистическая Республика включала в себя почти все исторические города Центральной Азии. Джалалабад и Ош были отданы Кыргызстану по советской логике, где крупные урбанистические центры должны поддерживать экономику отсталого, сельского населения, а Хива была эксклавом.

Узбекистан виделся как Великая Бухара, обособленная от входящей в нее Таджикской АССР.

В течение советского периода узбекская идентичность развивалась и поддерживалась в рамках советских правил и ограничений, в «славном прошлом» воспевались Улугбек и Алишер Навои, поддерживая чагатайский принцип узбекской идентичности. Поэтому неудивительно, что в 1991 году Тимур стал символом нового узбекского государства, а Узбекистан претендует не на наследие узбекских племен Шейбани-хана, но на единое наследие оседлой культуры всей Центральной Азии.

---

Источник

Адиб Халид