Киргизстан: политика без политиков

На мой взгляд, для того чтобы увидеть причины происходящих в соседней стране катаклизмов, совершенно не обязательно изучать биографии и цитаты людей, упоминаемых сегодня в связи с этими событиями. Достаточно посмотреть на Киргизстан как на систему социально-кульутрных ландшафтов.

Фрунзе 1970-80-х, где я неоднократно бывал в школьные годы, напоминал мне не очень слаженный симбиоз Чимкента и Краснодара: он сочетал в себе одновременно и азиатскую и южнороссийскую нестоличность, где тихий уют зеленых улиц соседствовал с пылью базаров.

Бишкек 1990-х напоминал вполне уже устоявшуюся смесь Алматы и Оша: блеск вывесок шикарных бутиков и ночных клубов отсвечивал на тюках и баулах, бесконечной гирляндой протянувшихся от Дордойского до Ошского рынков.

Бишкек 2000-х в разной степени гармоничности сочетал в себе все перечисленные культурные ландшафты. Каждый житель выбирал себе свою среду и жил в ней, пересекая другие по мере необходимости, но надолго там не задерживаясь.

Вполне уютно чувствовали себя в Бишкеке, да и везде в Киргизстане приметы нового времени. Развивался бизнес и гражданское общество. Через тысячи тренингов, конференций и проектов, организованных западными организациями прошли десятки тысяч жителей самых отдаленных уголков страны самого разного возраста. Эти люди научились воспринимать окружающую жизнь в категориях гражданского общества, видеть пути и механизмы общественного влияния на приятие решений, относиться к власти всего лишь как к менеджерам в зависимости от их эффективности, а не как к высшему авторитету.

Кроме того, это привело к не бывалому расцвету свободы слова, которая ощущалась, сразу, стоило только приемнику в машине настроиться на бишкекское радио, еще только подъезжая к границе из Киргизстана. Может, в южной столице было по-другому, но люди из Чимкента сразу чувствовали разницу. Не существовало абсолютно никаких запретных тем и выражений. Не всегда это работало во благо обществу. Его морали и согласию внутри него. Порой некоторые пассажи ведущих просто повергали в смущение даже весьма искушенных в вопросах межполового взаимодействия взрослых людей из Казахстана. Степень откровенности СМИ по поводу взаимодействия различных ветвей власти и политических деятелей Киргизстана оценить не могу, но, полагаю, она была не меньшей. Иногда чувствовалась усталость от обилия подробной информации по всем темам, но чтобы устать от свободы слова, нужно, чтобы она была.

Не менее впечатляющими были достижения Киргизстана в развитии неправительственных организаций, правозащитной деятельности и концептуальной проработке новых для нас явлений социальной и политической жизни. В 2000 году в Женеве я видел как кто-то из заместителей генерального прокурора или министра юстиции страны бледнела и краснел перед напором правозащитников во время отчета Киргизстана по демократическим преобразованиям. Представить что-то подобное в Казахстане было просто невозможно: уровень развития гражданского сознания и авторитета неправительственных организаций просто непредставим. К тому же, авторитету организаций западного образца сильно способствовал большой внешний долг стран перед странами Запада.

Кыргызстан, одна из немногих стран в СНГ, где в законодательную практику введено понятие «этническое меньшинство», где реформа местного управления была проведена не под диктовку исполнительных органов… Этот список можно было бы еще долго продолжать, если бы не два обстоятельства.

Во-первых, в конце 1990-х стало понятно, что уровень развития свободы слова и гражданских организаций поражает не только гостей страны, но и собственных чиновников, что выразилось в серии законодательных и исполнительных инициатив, резко ограничивающих непосредственное влияние граждан на принятие политических решений по поводу их собственной судьбы.

Во-вторых, как следствие, возникло ощущение, что в Киргизстане гражданское общество как система понятий и институтов не во всем совпадает с обществом как с совокупностью жителей с их стратегиями повседневного выживания. Лишь ограниченное число непосредственных получателей грантов и сотрудников международных фондов и организаций смогли превратить информацию, полученную на тренингах в практический ресурс вполне успешной социализации. Остальные же вынуждены были искать себе другие социальные ориентиры.

И они были найдены в виде традиционных родовых патриархально-клиентальных связей, которые были разрушены у тех народов СССР, которые стали жить по законам индустриального общества, но законсервированы у тех, для кого была создана национальная государственность и квоты для национальных кадров. В сегодняшнем Киргизстане возможности самореализации с использованием индивидуальных ресурсов в виде квалификации и опыта работы сильно ограничены, в силу чрезвычайной узости рынка достойных вакансий. Соответственно расцветает значение неформальных связей и авторитетов.

Вслед за сетью офисов фондов и гражданских организаций, страна покрылась сооружениями, которые свидетельствуют о могуществе отдельных региональных и родовых фигур (памятники, мечети, мемориальные монументы). Происхождение их различно, есть и бывшие советские руководители и их дети, есть и «поднявшиеся» в начале 1990-х уголовные братки. Их объединяет одно, каждый из них строит свою идеологию не на абстрактных понятиях демократии и гражданского общества, на идее взаимопомощи в интересах «своих». И обездоленные выходцы из сельской глубинки эту помощь действительно обретают, чувствуя себя членами могучего коллектива, где они могут получить, все, что им нужно, и ради которого могут пойти на многое.

О там как далеко может зайти сплоченность и самоотверженность подобных сообществ, все мы видели в апреле в Бишкеке и других регионов страны. Породив причины для социального недовольства и не оставив легитимных каналов его трансформации в позитивные политические действия, власть вольно или невольно провоцирует насилие и противостояние в обществе. И совершенно не важны фамилии, тех, кто говорит сегодня от имени власти в стране. Главное, чтобы простой человек чувствовал связь между тем, что говорят акаевы-бакиевы-отумбаевы и положительными перспективами в своей собственной судьбе. А это возможно только в том случае, если политические реформы будут сопровождаться расширением сферы приложения своих сил жителями страны.

Игорь Савин