Почему от утверждения, что в Казахстане «нет связанного с Россией национального комплекса», отдает наивностью?!

Прошедшее после пятидневной российско-грузинской войны время сделало очевидным одну вещь. Россия даже на самые близкие к ней, считающиеся ее наиболее верными экономическими партнерами и военно-политическими союзниками постсоветские республики уже не имеет такого влияния, какое привычным образом продолжало приписываться ей.

     Тут, прежде всего, имеются в виду Беларусь и Казахстан. С официальным Минском Москва вроде как вот уже столько лет ведет переговоры о создании объединенного общего государства, так что она могла бы быть вправе в первую очередь от него ожидать признания вслед за ней собой государственной независимости Абхазии и Южной Осетии. В белорусской столице по этому вопросу России долго кормили обещаниями вынести такой вопрос на рассмотрение своего парламента. А потом...

     Потом вдруг официальный Минск повел себя так, что оказались крайне удивлены не только в Москве, но и почти во всех столицах стран, входящих в СНГ. Потому что Белоруссия выступила в поддержку позиции Грузии в этом вопросе. То есть она пошла в этом вопросе куда дальше, чем даже некоторые однозначно прозападные и придерживающиеся во многом антироссийской ориентации восточно-европейские страны, обязав, к примеру, своим гражданам ездить в Абхазию и Южную Осетию только через Грузию. И ни в коем случае не через Россию, что на практике, как известно, совершенно не выполнимо. Так как, скажем, на границе, отделяющей Грузию от югоосетинской территории, попросту нет пропускных пунктов. Но для вдруг вставшей в отношении своей ближайшей союзницы России крайне конфронтационную позицию официального Минска, видимо, важна в данном случае не суть, а форма.

     Но то, что официальные органы в белорусской столице предприняли, видимо, как очередной вызывающий шаг с целью заставить Москву считаться с собой в очередном же спорном двустороннем вопросе, в остальных постсоветских столицах определенно восприняли как более чем очевидное свидетельство утраты Кремлем способности контролировать ситуацию даже в ближнем окружении России. Не говоря, разумеется, уж обо всем постсоветском пространстве.

     Потому что, хотя белорусы и прежде время от времени оказывались крайне недовольными Москвой и ударялись в соответствующую жесткую критическую риторику, они до сих пор при этом исходили из позиции своей близости к России и верности ее стратегическим интересам, что, мол, недооценивается. А тут уже случилось совершенно иное. Россия могла быть готовой к тому, что Минск постарается максимально оттянуть обращение к вопросу признания или непризнания государственной независимости мятежных грузинских автономий, но едва ли она ожидала такого поворота в его политике отношении вопроса, представляющего своего рода яблоко российско-грузинского раздора. Такое уже явно не может квалифицироваться как проявление обычных трений между ближайшими партнерами и союзниками. Такое можно оценивать как однозначный переход на сторону противника в стратегическом вопросе для того, чьим союзником ты считался или воспринимался.

     Посему в ближнем окружении России, в среде других постсоветских стран-членов таких организации, ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС, сразу же замерли в ожидании того, как же она ответит на такой «бунт на корабле» ведомого ею блока стран. Внятного ответа так и не прозвучало.

     Так что вскоре же Москва получила второй вызов. Уже со стороны Узбекистана. В Ташкенте тоже пошли в отношении России на такой шаг, какой с его стороны еще недавно совсем невообразимо было бы, казалось, ожидать. Узбекская столица официально выразила недовольство предполагаемым расширением российского военного присутствия. И сейчас, быть может, уже нет гарантий на то, что дальше не пойдет выстраиваться цепь подобных демаршей в «своем» ближнем зарубежье России. В такой ситуации поведение Москвы представляется весьма невнятной.

     На таком фоне теперь даже в самой России начинают пессимистически оценивать перспективы удержания ей, если можно так выразиться, постсоветского интеграционного пространства под своим началом. Вот что, к примеру, говорится в публикации под названием «Россия станет политической калекой, если будет выбирать между Таможенным союзом и ВТО», появившейся 3 августа в «Московском комсомольце»: «Сфера влияния России в бывшем СССР успешно разваливается в течение уже многих лет. Но у самых дальновидных политиков в Москве возникло ощущение, что сейчас мы находимся у некой критической черты. "В ближайшие годы мы либо пройдем точку дезинтеграционного невозврата, либо сумеем затормозить, - сказал мне высокопоставленный чиновник президентской администрации. - И шансы на то, что эта точка будет пройдена, велики: мы вялы и неповоротливы». 

     Вместе с тем автор этого материала полагает, что «единственной страной, готовой к интеграции с Россией не только на словах, но и на деле, является Казахстан». И перечисляет целый ряд аргументов в пользу того, почему же, мол, наша республика в позиционировании себя по отношению к России не такая, какая Украина: «В отличие от, скажем, Украины, Киргизии, Таджикистана и Молдавии власть в Казахстане полностью контролирует ситуацию в стране и способна провести в жизнь любое свое решение. Оппозиция представлена здесь тремя категориями: маргиналами, скрытыми марионетками власти и уж совсем экзотическими персонажами, находящимися в эмиграции... Еще одно ключевое отличие от Украины. В результате голодомора и прочих "прелестей" коллективизации число украинцев сократилось на 15,3%. Количество казахов - как следствие аналогичных событий - упало на 27,9%. Но у Казахстана нет связанного с Россией национального комплекса. Подспудные страхи казахов относятся скорее к их другому великому соседу - Китаю. А Москва воспринимается как полезный противовес Пекину».

     Первого аргумента оспаривать особенно не станем, хотя и нельзя не сказать о том, что Казахстан как совершенно открытая экономическим, политическим и всем прочим веяниям извне страна был и остается чрезвычайно уязвимым перед лицом возможных достаточно сильных воздействий внешних сил. И то, что пока его проносит, означает, скорее всего, только одно. То, что Казахстану пока удается примирять и гасить в себе заключающиеся в связанных с ним интересах противоречия тех самых внешних сил. Делается это проверенным способом - путем уступок. Но уступать без конца невозможно. С другой стороны, у тех, кому все время уступают и уступают, соответственно растут аппетиты. Резерв для уступок у Казахстана уже сейчас определенно исчерпывается. Что будет потом - вот в чем вопрос... Но мы тут сейчас не об этом. А об остальных предположительно названных автором «Московского комсомольца» отличиях Казахстана от Украины.

     Прежде всего, касательно того, что у казахского населения и у казахского истеблишмента «нет связанного с Россией национального комплекса» из-за голода в начале 1930-ых годов в Казахстане.  Тут у российского автора, смеем заверить, немного неверные представления. Голод в начале 1930-ых годов в казахском национальном сознании оставил очень глубокий след. Ведь, в отличие от украинцев, почти все казахи того времени пострадали от него постольку, поскольку тогда они как народ в подавляющем своем большинстве были связаны с сельским хозяйством и зависели от животноводства, а в городах, которые оказались куда меньше тронуты нехваткой продовольствия, их тогда было совсем мало.  Так что у тут попытки, по украинскому примеру, добиваться признания голода в начале 1930-ых годов и его последствий следствием геноцида против казахского народа предпринимались. Они не получили большого международного резонанса в силу специфики общественно-политической атмосферы, СМИ и информационного пространства в Казахстане. Но это едва ли значит, что такая ситуация в отношении голода в начале 1930-ых годов, оставившего, повторимся, глубочайший след в национальном сознании казахов, будет неизменно сохраняться и впредь. Так что от утверждения, что в Казахстане «нет связанного с Россией национального комплекса», отдает, по меньшей мере, наивностью. Если выведение такой темы на высокую орбиту большой политики станет отвечать политическим видам могущественных сил, обладающих необходимыми ресурсами, опыт Украины вполне может найти казахстанское продолжение.

     Что же касается «подспудных страхов казахов», которые-де «относятся скорее к их другому великому соседу - Китаю», нежели России, и того, что в казахской среде «Москва воспринимается как полезный противовес Пекину», тут можно сказать вот что. Такие стереотипы превращаются в анахронизм уже сейчас. Потому что страхи страхами, а кушать надо. Причем - каждый день. И желательно - несколько раз. Уже сейчас в Казахстане множество людей из простонародных масс нахождение занятия и средств на пропитание себе и своей семье связывает больше с Китаем и китайцами, с их экономикой и товарами, чем с Россией и россиянами, с российской экономикой и российскими товарами. С целью заработать какие-то деньги часто ездят в Китай или подолгу живут в той стране много казахстанских граждан. И их куда больше, чем их сограждан, которые с аналогичной целью ездили бы или жили бы в России. По сути, казахстанским гражданам занятия, которые требуют реальных усилий и дают реальную осязаемую отдачу, предоставляют, главным образом, западные инвесторы, осваивающие нефтегазовые и горнорудные месторождения страны, и - прямым и опосредованным образом - Китай.

     И еще. Еще в 2005 году показатель китайско-казахстанского товарооборота был несколько раз меньше показателя российско-казахстанского товарооборота. В 2008 году они почти сравнялись. Вот-вот китайцы по этой части начнут опережать россиян. Таковы тенденции.

     Вот она, та действительность, которую официальная Астана не может даже при желании игнорировать. 

     Поэтому тезис о том, что «единственной страной, готовой к интеграции с Россией не только на словах, но и на деле, является Казахстан», представляется небесспорной. Причем с течением времени - все больше и больше. 

Ерберген САЛЫКОВ

INOSMIKZ.COM.