Интервью Анатолия Чубайса журналу The New Times. Финансовый кризис может поставить власти перед выбором, в меню которого — увеличение расходов бюджета на поддержку национальной экономики или ужесточение либеральной финансовой политики.

Финансовый кризис может поставить власти перед выбором, в меню которого — увеличение расходов бюджета на поддержку национальной экономики или ужесточение либеральной финансовой политики.

Финансовый кризис может поставить власти перед выбором, в меню которого — увеличение расходов бюджета на поддержку национальной экономики или ужесточение либеральной финансовой политики.

У вас нет сомнений, что на пороге — именно финансовый кризис? Можно долго спорить: рецессия? замедление? — в действительности это не имеет особого значения. Очевидно — серьезное замедление темпов роста мирового ВВП. Очевидно, что этот процесс растянется на 3–4 года. Отсюда — существенное, а возможно, радикальное ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры для России. Конечно, как говорит Гайдар, цены на нефть прогнозировать никто не может. Тем не менее — почти железобетонно — произойдет снижение цен на сырьевые товары, основу российского экспорта. Последствиями этого мирового кризиса — мне кажется, это правильный термин, — будет неизбежное и радикальное ухудшение торгового баланса России. Мне кажется вполне возможным сценарий, при котором мы получим нулевой торговый баланс не через 5–7 лет, как полагают некоторые оптимисты, а через два года, максимум через три. Обнуление торгового баланса означает, что в страну через него перестает поступать валюта. Вот сейчас она закачивается в страну, соответственно, ЦБ ее должен выкупать. Покупая, он эмитирует рубли, рубли являются мотором роста. А нулевой торговый баланс означает, что ничего этого нет. Исчезает мотор роста. Чем это можно компенсировать? Платежным балансом: ты мало что продаешь на экспорт, но зато к тебе приходят инвесторы с деньгами. Однако если с первым дела точно будут идти сложно, то состояние второго в значительной степени зависит от политики России. И у меня нет абсолютно никакой уверенности в том, что мы сумеем потерю 130 млрд долларов торгового баланса компенсировать увеличением притока инвестиций.

Дальше — понятно: голод на деньги, давление на Кудрина — дай денег, дыры в бюджете... И?

И вопрос из финансовой сферы переходит в политическую, не может не перейти. И вот тут — развилка. Один вариант: мы говорим — эти империалисты на Западе нам опять устроили кризис, гнобят нашу родную молодую растущую экономику, пытаются поставить в зависимость. Следовательно, нужно закрыться по максимуму, начиная с финансов, заканчивая поддержкой собственного товаропроизводителя, нужно бюджетом его поддерживать, увеличивать объем расходов бюджета и за счет этого развивать нашу экономику вопреки супостатам. Последствия такой политики катастрофичны. Некоторые признаки ее мы уже видим. Несмотря на колоссальный объем резервов: золотовалютные резервы — 460 млрд долларов, Стабфонд — 160 млрд долларов, — характер макроэкономической политики в стране существенно изменился в прошлом году. Если раньше она была в большой степени монетаристская, то в прошлом году она, по сути дела, развернулась. Результатом этого стал перелом тенденции инфляции: она снижалась до 2006 года, а в 2007 году резко выросла. Откуда рост инфляции? Да, частично он пришел от мирового всплеска цен на продовольствие. Но есть и наш собственный вклад — избыточный рост расходов бюджета. Откуда избыточные расходы бюджета? От политики, понятное дело, издержек предвыборного периода. Все это можно было бы пережить, если бы на это не наложилась сейчас новая мировая экономическая конъюнктура. Выбор такого варианта означает быструю потерю накопленных резервов, это означает в лучшем случае неготовность к следующему кризису, а в худшем случае — просто попадание нас самих в инфляционную спираль. Это риски бюджетной политики. Ровно такие же риски в валютной политике. Масштаб этих проблем такой, что они не могут исчерпаться только внутренней экономической политикой. Они неизбежно затронут внешнюю политику России.

Разве мы уже не живем во «вражеском окружении»?

Удовольствие жить в режиме, как вы называете, «вражеского окружения» можно себе позволить, когда денег в избытке, когда никто не считает, сколько мы за это платим. Вот мы говорим трудящимся, что решили Британский совет разогнать, — это замечательно. Правда, последствиями этого будет то, что мы поставим под угрозу финансовые, а затем и прямые инвестиции, у нас ухудшится ситуация экономическая и так далее. И это только прямые потери. А есть еще и то, что называется «упущенная выгода».Вот посмотрите: в результате уже случившегося обвала на рынках Merril Lynch, Citibank все остальные «погорельцы» (инвестиционные банки. — The New Times) уже потеряли десятки миллиардов долларов, и что они делают? Они садятся на телефон и зовут государственные фонды разных стран — затыкать дыры. Кто это? Китай, Сингапур, нефтеносный Ближний Восток. А где Россия с нашим Стабфондом, который точно было бы крайне выгодно вложить сейчас, когда им плохо? Вот в этот момент и нужно приходить со своими деньгами. Но Россию не зовут. Почему? В Давосе мне все однозначно говорили: абсолютно по политике.

 

То есть это не то, что мы не даем империалистам — дескать, пусть подыхают. Но они, сидя на голодной диете, тем не менее наших денег не хотят?

Не хотят. Когда я разговариваю с этими господами, они мне рассказывают, как происходило дело. Они говорят: я за двое суток собрал 8 млрд долларов: сутки летал, а следующие сутки сидел на телефоне, в том числе последние 4 млрд долларов получил одним телефонным звонком за три минуты. Спрашиваю: «А чего ты в Москву не позвонил?» Он говорит: «Ты что, с ума сошел?» Нам пора снова начать считать, сколько стоит внешняя политика. Повторю еще раз: в старой жизни, когда все было великолепно и прекрасно, когда рынок был переполнен деньгами, мы могли позволить себе сказать: да черт с ним, с Западом, потерпят. А в новой жизни все будет гораздо жестче. Но есть и другой сценарий: восстановление базовых принципов либеральной экономической политики. Это ровно то, что правительство проводило в период с 1991 по 1997 год и с 2000 по 2005 год. В результате той «антинародной» политики был накоплен Стабфонд, который Алексей Кудрин сумел сохранить и приумножить, несмотря на все нападки и истерики. Золотовалютные резервы ЦБ — 460 млрд долларов.

На сколько хватит Стабфонда?

По расчетам Гайдара, при плохих сценариях цены на нефть Стабфонда хватит минимум на 4 года. Но есть одна беда... Что такое «хватит на 4 года»? Это 25% снижения в год. Стабфонд — 160 млрд. Значит, за год будет уходить 40 млрд долларов. Однако для рынка это плохой сигнал, и он начинает ожидать плохих новостей. И истерика начинается значительно раньше, чем когда ситуация по факту становится плохой. И это еще больше тянет вниз, деньги дешевеют значительно быстрее. Это свойство финансовых рынков. Так что проблемы могут начаться раньше, через 2–3 года. И это — повестка для следующего президента.

Власть понимает эти развилки и риски?

Честно говоря, я сам это понял недавно после анализа доклада Гайдара и встреч в Давосе. Не знаю. Как абстрактная возможность это было ясно давно, но сейчас уже речь идет о реальности, а не об абстракции.Бюджетная политика вроде бы прерогатива премьера, которым обещался быть Путин. Так чья это будет все-таки «повестка» и как вы вообще видите эту «двухголовую вертикаль»?По-моему, либо мы увидели пока не всю конструкцию, а лишь ее часть, либо она недолговечна.

The New Times   Приводиться в сокращении.