Юрий Попов. Николай Заболоцкий в Караганде

Журнал «Хан-Тенгри» публикует ещё один материал замечательного историка и краеведа Юрия Григорьевича Попова.

Предыдущий можно прочитать здесь: Юрий Попов. Куяндинский степной торг | Читайте на IA-CENTR

               

У этой истории есть предыстория, которую очень хочется поведать нашим читателям...

9 мая 1938 года постановлением СНК Казахской ССР в Караганде был образован Учительский институт – первое высшее учебное заведение города с двухгодичным сроком обучения, нацеленное на подготовку учительских кадров для школ. Не секрет, что в те времена  специалистов не хватало. В отдаленных казахских  колхозах преподавание вели в лучшем случае выпускники учительских семинарий. Комплектовать  кадры нового учебного центра приходилось с трудом. Будущих учителей стали  готовить недавние выпускники советских вузов, высланные по политическим мотивам интеллигенты и отбывшие в Карлаге срок оппортунисты  советской власти. 

           Над новорожденным Учительским институтом  принял шефство Ленинградский педагогический институт имени Герцена. Карагандинцы выслали представителя. Так удалось заполучить   библиотечный фонд из 7 тысяч книг и учебников. Среди выпускников  нашлись  добровольцы на переезд. Одним из них оказался Константин Иосифович Меделец, обладатель диплома с отличием, и его супруга Нонна Михайловна. Сразу по приезду в Караганду в октябре 1939 года Константина Иосифовича назначили руководителем кафедры истории. На этом посту он продержался два года. В 1941 его сменил освободившийся из Карлага профессор Виктор Александрович Романовский (1890 – 1971). После его отъезда в Ставрополь в 1947 году К. И. Меделец снова принял кафедру истории. Одновременно поступил в заочную аспирантуру  родного педагогического института в Ленинграде. Защитился в июне 1950 года.

 Его супруга, Нонна Михайловна, вначале вела в Караганде педагогические курсы, преподавала в школах. С октября 1944 года – старший преподаватель кафедры русского языка и литературы Учительского института. Коллектив тогда возглавлял  бывший карлаговец, известный ученый, профессор Павел Степанович Богословский (1890 – 1966). В 1948 году Н. М. Меделец стала аспиранткой-очницей Ленинградского педагогического института. Кандидат филологических наук. Впоследствии  работала в Институте лингвистических исследований РАН СССР. Была одним из редакторов 17- томного «Словаря современного русского литературного языка». 

Обстоятельства переезда супругов в Караганду проясняются в воспоминаниях их сына Петра:

          «Мои родители познакомились и поженились в Ленинграде, будучи студентами института имени Герцена. У родителей мамы была квартира на углу Невского и Литейного, но родители жили в институтском общежитии. Мама не раз рассказывала, что по ночам по коридорам студенческого общежития грохотали сапоги людей, приезжающих на закрытых серых воронках, и поутру студенческая братия не досчитывалась кого-то из своих друзей.

         Отец был выходцем из сибирского села Мостовое под Красноярском, имел литовские корни.  В 1938 году в Красноярске арестовали моего деда – работника городского банка, не пожелавшего прикрыть махинации одного из высокопоставленных местных работников. Отец пытался хоть что-то узнать о его судьбе в большом доме на Литейном. Там ему пояснили, что он ведет себя неразумно и ему не следует больше здесь появляться. Вскоре после этого отца исключили из комсомола и выгнали из института. В это время в Ленинграде в командировке находился один из бывших друзей отца по красноярскому топографическому училищу, который сказал отцу: «Костя, если не хочешь оказаться на Колыме, немедленно уезжай куда подальше, хоть к нам в Караганду. С работой и жильем помогу, останешься в Ленинграде – сгинешь». Так мы и оказались в Караганде, в добровольной ссылке. Позже, уже работая в Учительском институте, отец экстерном защитил институтский диплом в институте им. Герцена и также экстерном кандидатскую диссертацию по специальности «история средних веков». Чем руководствовался отец в выборе специальности, к своему стыду, не знаю. Наверное, что-то его завораживало, но это что-то было совсем не ко времени и, как я понимаю, невостребованность тогдашним обществом его знаний, в конечном счете, и сломала отцу жизнь. Он знал языки – немецкий, английский, польский, немного испанский и, помню, иногда говорил, что когда-нибудь будет преподавать в Оксфорде или в Кембридже. В итоге его Кембридж обернулся уроками в Ленинградской вечерней школе рабочей молодежи.

Первая память о Караганде – аллея центрального карагандинского сквера. Зимой вдоль аллеи сквера стояли сугробы много выше человеческого роста, по крайней мере, моего, и эти сугробы мне всегда казались чем-то вроде альпийских гор. Когда мы с пацанами карабкались через эти сугробы, я представлял себя солдатом армии Суворова, переходящим через Альпы. 

            Хорошо помню свой родной дом на главной улице города – проспекте Сталина. Пятиэтажный, среднерусской постройки уже советского периода, но еще не сталинского покроя. Прямо под нашим балконом на втором этаже находился вход в центральный городской универмаг. (Известен сегодня как «старый универмаг» – Ю.П.). Каждое утро под балконом перед открытием универмага собиралась и галдела на двунадесяти языках толпа народа. Раздраженные люди, пихаясь и отталкивая друг друга, пробивались ко входу в магазин. Задние срывали у передних шапки, кепки и тюбетейки и забрасывали их назад на дорогу. Особенно неистовые битвы под балконом происходили, когда в универмаг завозили самый острый дефицит: часы, швейные машинки, радиолы и велосипеды. Дом считался, как сейчас выражаются  элитным,  назывался – горкомовским: в нем проживали среднего уровня горкомовские работники, преподаватели единственного в городе высшего учебного заведения – учительского института, и всевозможные члены партхозактива города. 

         Детские воспоминания о Караганде – это необъятная выжженная степь вокруг города с сусликами, ящерицами и перекати-поле (караганник), шахтерские терриконы и лагеря за высокими заборами и колючей проволокой с вышками вохры по периметру.

Напротив нашего дома и параллельно ему стоял такой же дом, который именовался «исполкомовским». Оба дома разделял пустырь с оградой из ящиков для угля. У жильцов каждой из квартир обоих домов был свой ящик. Горкомовские и исполкомовские мальчишки, не знаю почему, думаю из-за тщательно скрываемой от них взаимной неприязни их родителей по линии «горком – исполком», находились в состоянии перманентной войны. Ватаги пацанов периодически обстреливали друг друга камнями через разделяющий их пустырь, а временами сходились в рукопашной схватке уже на пустыре. Каждый уважающий себя пацан обязан был иметь свинчатку, зажатую в кулаке, и дубинку, искусно свитую из электрической проволоки. В линии угольных ящиков каждого из домов существовал свой штаб – небольшой деревянный сарайчик, в котором каждая из мальчишеских группировок («горкомовские» и «исполкомовские») разрабатывали стратегические планы дальнейших военных операций. Кто построил эти штабы-сарайчики, сейчас сказать не могу, просто не знаю. Но думаю, что инициативу проявили группы родителей каждого из домов, наивно предполагая, что вокруг такого «штаба» развернется что-то вроде «Тимур и его команда».

            Торцом к обоим домам размещался ряд глинобитных мазанок, в которых обитали многодетные чеченские семьи – выселенцы. Открытых схваток между чеченскими и русскими детьми в пределах города не было. Тем не менее, когда наша ватага собиралась в поход на речку Сокырь, протекающую где-то в 12 километрах от города, в отдалении от нас всегда следовала группа чеченских мальчишек, и мы всегда были настороже, ожидая нападения. Когда говорю об отношениях между чеченцами и русскими, имею в виду, что в основном наш дом населяли русские семьи,  были и казахи из уже возникшей местной интеллигенции. Вообще, нельзя сказать, что были какие-то ощутимые, по крайней степени для нас – детей, межнациональные конфликты между русскими и казахами, хотя отец не раз в разговорах с мамой жаловался на своего шефа – руководителя кафедры. Шеф отцу не мог повредить,  отец в своем роде находился под протекторатом местной ВПШ, где он вел курсы по истории ВКП(б) и международному положению».

               В Караганде у супругов Меделец был большой и интересный круг общения. Дружили с филологами  - супругами С.Ф. Мамиконян и  А.П.Спасибенко, которые также  выбрали Караганду после завершения учебы в Педагогическом институте имени Герцена в том же 1939 году. Нона Михайловна была смелым и неординарным человеком, четко реагировала на события того времени. И когда опальный поэт Николай Заболоцкий в доме партийного просвещения выступил с чтением своего перевода знаменитой поэмы «Слово о полку Игореве», немедленно откликнулась. В газете «Социалистическая Караганда» за 7 октября 1945 года об этом событии промелькнул ее отклик, ценность которого исключительно велика. Корреспонденция – единственное печатное свидетельство о творческих устремлениях поэта в Караганде. Автор указывает, что встреча с поэтом была организована «для интеллигенции города». Таким образом, становится реальным  общение Н.А. Заболоцкого с учеными кафедры русского языка и литературы Учительского института.

Вот текст этой малоизвестной заметки:

На днях Карагандинским городским домом партийного просвещения для интеллигенции города было организовано слушание нового перевода на современный русский язык знаменитого памятника древней русской литературы «Слово о полку Игореве», написанного в стихах поэтом Заболоцким. Перевод безусловно удачен. Поэт точно воспроизводит содержание подлинника, тонко передаёт его эмоциональную насыщенность и одновременно создаёт своё, новое произведение, которое с одинаковым живым интересом прочитает читатель, не знакомый ранее со «Словом о полку Игореве», и читатель, с детства знающий, любящий это бессмертное произведение. Перевод отличается богатством словаря и разнообразием изобразительных средств.

Особенно отрадно, что перевод появился в 1945 году, в год торжества русского народа над самым заклятым его врагом, от чего яркие и звучные стихи перевода, рассказывающие о героической борьбе русского народа за независимость земли русской, звучат особенно близко и волнующе

Тут, пожалуй, не лишним будет напомнить читателям, что сам Николай Алексеевич Заболоцкий закончил Ленинградский Педагогический институт имени Герцена в 1925 году. 

Карагандинка Анна Ивановна Зотова вспоминает:

— Мой муж, Гаврила Михайлович, знал Заболоцкого не один год. Осенью 1942 года они впервые встретились в Комсомольске-на Амуре, потом был Алтай и, наконец, Караганда. Здесь Заболоцкие жили вначале в Большой Михайловке по Первомайскому переулку в доме номер десять. Потом переехали в Новый город. Заболоцкий с женой и двумя детьми, Никитой  и Наташей, поселился на улице Ленина (дом 9, квартира 30) на четвёртом   этаже. Помню, что семьями встречались весной при посадке картофеля. Огороды нам выделили под Саранью. Это километров пятнадцать от Караганды...

К стихотворному переложению «Слово о полку Игореве» Заболоцкий обратился ещё в 1938 году. Но окончательным завершением перевода он стал заниматься в саманном домике села Большая Михайловка. Трудиться приходилось по ночам, урывками, в стеснённых условиях. Сын писателя Н. Н. Заболоцкий, вспоминая те дни, писал: «В начале апреля мы получили жилье в саманном домике в селе Михайловке, километрах в трех от Нового города Караганды. Родители  занялись  благоустройством помещения и борьбой с клопами. Отцу где-то удалось достать две широченные доски, которые были положены на чурбаки и стали кроватью. Появились ящики и другая подобная мебель. Но, несмотря на трудности буквально во всем, появилось ощущение своего дома и семьи. Я подружился с мальчиком – казахом из соседнего дома, который однажды, в памятное утро 9 мая, забарабанил к нам в окно с радостным криком: «Война кончилась! Кончилась война!». И в другом месте он же сообщает: «Проделав трёхкилометровый путь от канцелярии до дома, наскоро поев, отец располагался на кровати (стола не было) и работал». К июню месяцу черновой вариант «Слова» был готов. Однако Заболоцкий чувствовал себя усталым и считал, что отшлифовать квалифицированно весь текст он сможет только на отдыхе. В письме к своему московскому другу Н. Л. Степанову он писал: «У меня есть некоторая надежда получить здесь отпуск на две недели или месяц. Тогда я с новыми силами наброшусь на работу». (Воспоминания о Заболоцком. М.: Советский писатель. 1984. С. 253.).

Начальник отделения гражданских сооружений проектного отдела К. А. Баранов ценил Н. А. Заболоцкого и как сотрудника, и как поэта. 18 июня 1945 года Заболоцкому был предоставлен месячный отпуск. Частично он провёл это время на станции Аккуль Акмолинской области в доме отдыха рабочих и служащих Карагандинской железной дороги. Здесь и был доработан первый полный вариант «Слова о полку Игореве».

6 сентября 1945 года управление Саранского строительства направило официальное письмо в Москву на имя председателя правления Союза советских писателей Н. С. Тихонова. Привожу его краткое содержание.

 

Управление Саранского строительства НКВД в Караганде доводит до сведения Правления Союза советских писателей следующее:

В Управлении строительства в качестве техника-чертёжника производственного отдела работает Заболоцкий Николай Алексеевич.

За хорошую работу по ходатайству Управления Алтайского ИТЛ НКВД в 1944 году тов. Заболоцкий Н. А. был освобождён из-под стражи и в настоящее время он является полнокровным гражданином, имея лишь ограничение права на местожительство (ст. 39 Положения о паспортах).

По характеру своей деятельности Саранское строительство не может использовать Заболоцкого по его основной специальности писателя и потому тов. Заболоцкий работает в качестве технического работника — на работе, не соответствующей ни его образованию, ни его профессии.

Между тем в течение последнего года тов. Заболоцкий в свободное от занятий время выполнил большую литературную работу — стихотворный перевод «Слова о полку Игореве», рассчитанный на широкого читателя. Партийная и профсоюзная общественность Саранского строительства, детально ознакомившись с трудом тов. Заболоцкого, признала его произведением большого художественного мастерства, способствующим широкой популяризации великого памятника древнерусского патриотизма в широких слоях советского народа.

Общественность Саранского строительства, придавая большое политическое и художественное значение труду Заболоцкого, нашла необходимым обратиться к Правлению Союза Советских писателей со следующим.

 

1. Так как тов. Заболоцкий Н. А. своей хорошей работой в лагерях зарекомендовал себя как гражданин, достойный возвращения к своему свободному труду, он должен в силу своих литературных способностей и знаний возвратиться к своей литературной работе.

2. Управление Саранстроя НКВД просит Правление Союза советских писателей восстановить тов. Заболоцкого в правах члена Союза советских писателей и оказать ему всемерную помощь и поддержку как при опубликовании его труда в печати, так и в представлении права на жительство в одном из центральных городов Советского Союза.

Начальник Управления Саранского ИТЛ НКВД майор Кучин.
Начальник Политического отд. Саранского ИТЛ НКВД ст. лейтенант Родивило.

На подлинном печать Саранского ИТЛ НКВД.

Верно. Секретарь Управления Саранского ИТЛ НКВД Вишневская.

На копии гербовая печать Саранского ИТЛ НКВД. 

Как вспоминает известный литературовед И. Л. Андронников, Правление Союза советских писателей решило обсудить перевод «Слова». Под самый Новый год, 31 декабря 1945 года, в управление Саранского строительства поступила телеграмма председателя Союза писателей СССР Н. С. Тихонова о вызове Заболоцкого в Москву. К этому времени Николай Алексеевич совмещал две должности — начальника административно-хозяйственного отдела и начальника канцелярии. Без сомнения, бланк желанной телеграммы вначале попал в его руки. В семью Заболоцких пришла большая радость. Так появился следующий документ:

 

Приказ по Особому Саранскому строительному управлению треста «Карагандашахтострой». 

Содержание: о командировке тов. Заболоцкого Н.А. 4 января 1946 г. № 2, г. Караганда 

На основании телеграфного вызова председателя Союза Писателей СССР т. Тихонова командировать тов. Заболоцкого Николая Алексеевича, начальника канцелярии в гор. Москву с 8 января по 8 марта 1946 года, для чего на весь период командировки представить т. Заболоцкому отпуск без сохранения содержания.

Основание: Заявление т. Заболоцкого, телеграфный вызов Председателя Союза писателей СССР т. Тихонова от 31 декабря 1945 года с резолюцией Управляющего трестом т. Кирчакова и Нач. ОРКИЗ треста т. Сорокина.

Начальник Особсаранстроя (Чечельницкий). 

На подлинном треугольная печать Особого Саранского Строительного Управления.

 

Обсуждение «Слова» в Москве прошло успешно. Благодаря заступничеству Николая Тихонова Николай Заболоцкий получил возможность остаться в городке писателей Переделкино под Москвой.

Заболоцкий оставил Караганду в январе 1946 года. Супруга Екатерина Васильевна  выехала отсюда в июле 1946 года, после того как дети Никита и Наталья завершили обучение в школах.