О «Сибирской книге» Михаила Кречмара

Журнал «Хан-Тенгри» уяснил, какой зверь для России главный. Скажем сразу – далеко не медведь.

  История освоения/покорения земель и народов сибирских, изложенная Михаилом Кречмаром в строгой хронологической последовательности, читается как феерический авантюрный роман. По динамике, колориту персонажей и обстоятельств, немыслимых тяготах не просто героических, а именно что невероятных походов, повторить которые наш современник, снаряженный сегодняшней амуницией, не способен чисто физически – это проверено – так вот, больше всего повествование Михаила Кречмара тянет на фэнтези, не будь всё изложенное достоверной правдой, подтвержденной челобитными, «скасками», отчётами воевод и таможенных изб. Как по мне, такая книга должна быть в каждой сибирской библиотеке, а лучше – во всех российских. Потому что мы по-прежнему, как припечатал А. С. Пушкин, «ленивы и не любопытны» – и, добавлю от себя, европоцентричны: события на Москве и вокруг неё по-прежнему заслоняют от нас героический эпос всемирного значения, каковым безусловно является продвижение русских к Тихому океану. 

  От похода Ермака (1581)  до выхода Ивана Москвитина к Охотскому морю (1641) проходит всего-то 60 лет – но каких! 

  «Должен сразу сказать, - пишет в предисловии к книге Михаил Кречмар, – ни с точки зрения человека XVI века (пусть даже весьма образованного), ни даже с точки зрения культурного человека второй половины XIX века эти пространства невозможно окинуть даже очень беглым взглядом. Посмотреть на них как на единое целое можно лишь с позиции гражданина второй половины ХХ столетия, имеющего в своём распоряжении и аэрофотосъемку, и исследования сотен предшественников-геодезистов, и труды десятков исследователей-географов, и на пороге – спутниковые картографические системы».

  И ещё – оттуда же:

  «Сразу должен сказать, что с общемировой, общечеловеческой точки зрения русское продвижение на восток в XVI-XIX веках имело, скорее всего, положительный оттенок. На обширных сибирских территориях шла война всех племён против всех, и появление новой, могущественной и авторитетной силы, помогло успокоить эти конфликты, свести их фактически на нет. /.../ Борьба сибирских и северных аборигенов с русскими никогда не носила характера того яростного противостояния, которое происходило на Северо-Американском континенте. На это были свои этнические, культурологические и религиозные причины (тесно связанные с природными условиями). Люди, привыкшие к описаниям великих баталий могучих царств /.../ не найдут здесь масштабных битв и великих героев. Военный отряд в четыреста воинов считался огромной ордой, а общая численность сибирских первопроходцев за почти столетнюю историю её присоединения не превышает десяти тысяч человек».

 Так что же двигало первопроходцами? Что заставляло их упорно идти на восток, «встречь солнцу», преодолевая немыслимые тяготы – голод, цингу, топи и гнус летом, пятидесятиградусные морозы зимой, враждебность местных неведомых племён? – Любопытство? Свободная земля под распашку? Указы воевод? Или, напротив, желание убежать подальше от царского гнёта? Ведь писал кто-то из историков: «Русский человек убегал от государства, разнося его на подошвах своих сапог». – Наверное, всё это было, всё так или иначе влияло и двигало людьми. Вот чего оказалось в Сибири совсем немного, так это земли, пригодной для хлебопашества – самого привычного, самого естественного для тогдашнего русского человека занятия и, можно сказать, образа жизни. 

  Зато оказался соболь. Маленький пушной зверёк, к которому местные племена до прихода русских относились, скажем так, без должного пиетета (камчадалы, пишет Кречмар, за шкуру собаки отдавали две или три собольи). Соболь, мех которого на внешних рынках ценился на вес золота. Маленький хищный зверёк стал главным мотором продвижения на восток, во многом определив и маршруты, и характер самой экспансии. 

  В самом деле. Соболь шёл в казну и прямой данью объясаченных племён, и царской десятиной со всех промышленных, то есть промышлявших соболя людишек, и 5% от всех сделок с пушниной. Под добычу пушнины, прежде всего соболя, казна снабжала и снаряжала отряды первопроходцев хлебом, порохом, свинцом, водкой, бисером для туземцев, ставила остроги с казенными и таможенными избами, контролировала все волоки и дороги, ведущие в Сибирь, досматривая всех проезжающих (без исключения для обозов воевод и бояр) – и не надо думать, что Сибирь велика, все дороги не перекроешь – Сибирь велика, да проходов в неё было два-три, от силы четыре, а по топям да по тайге с грузом не пройдёшь даже летом. Под соболя была заточена, на соболе развивалась и совершенствовалась вся тогдашняя административно-командная система. И категорические требования Москвы миром приводить туземцев к шерти (клятве) объяснялись опять-таки и прежде всего видами на бесперебойное поступление «мягкой рухляди» от объясаченных племён. И столь же категорическое требование «свободы вероисповедания», то есть не напирать и не усердствовать с крещением туземцев, объяснялось всё тем же – христиан «белый царь» не мог облагать данью. 

  У какого-то зоолога Кречмар находит фразу, что соболь распространён на всей территории России восточнее Урала – и тут же её переиначивает: «Вся территория России к востоку от Урала лежит в ареале соболя». Ну, возможно, это чуть-чуть натяжка – зато эффектно и очень даже наглядно.

  Факт остаётся фактом – Россия стала империей не только по итогам Ништадтского мира со Швецией (когда Петр Первый официально был провозглашен императором), а именно с приращением Сибири. Имперская корона постфактум венчала подвиг первопроходцев. Соболь сделал своё дело – и очень скоро, с развитием английской ткацкой промышленности, утратил свои позиции на внешних рынках.

  В заключение – еще два абзаца из предисловия:

  «Литература, посвященная присоединению Сибири, огромна. Но становым её хребтом, так сказать, являются буквально две книги – это «История Сибири» Г. Миллера и «Сибирская история» И. Фишера, написанные на материале, обработанном авторами через сто – сто пятьдесят лет после описываемых ими событий. Историю взаимоотношений аборигенов и русских на северо-востоке Сибири я писал, опираясь в основном на работы А. Зуева.

  Несмотря на прошествие ещё почти двухсот лет после написания этих книг, современные авторы продолжают следовать предложенной ими фактологии и хронологии. Дело в том, что, несмотря на разыскание и изучение дополнительных источников, грамот, отписок, сказок, у нас не прибавилось общего понимания этих людей и двигавших ими мотивов. А ведь Присоединение – это и были, прежде всего, люди. А также дороги, снабжение, связь и многое другое, о чём я попытался рассказать».

Интервью с автором «Сибирской книги» читайте в нашей следующей публикации.

 

Михаил Кречмар. «Сибирская книга». 2-е издание, дополненное. Москва, 2021