Казахстан после ЧП: что придется менять Токаеву?

Президент Токаев в заявлении о продлении карантина до 11 мая, не преминул добавить, что наша страна вступает в качественно новую стадию развития и, по сути, мы будем жить в новой реальности. Поэтому предстоит осуществить масштабную, глубинную трансформацию экономики и системы госуправления.

Согласитесь, в устах нового главы государства слова о глубинной трансформации экономики и госуправления, произносимые даже по чисто ситуативному поводу, трудно понимать иначе, как заявку на масштабную ревизию всего президентского наследия. А ведь заявления подобного реформаторского смысла новый глава государства делал уже не раз. Например, еще в январе, до коронавируса и неприятностей с нефтяными ценами, озадачивая правительство, президент потребовал программу нового экономического курса и глубоких, возможно, радикальных, реформ.

Да, политес насчет продолжения линии Елбасы обязательно присутствует, а ссылка на коронавирус, как на основание для переделки унаследованной системы здесь как раз кстати, но, если новый президент неизменно говорит о глубинных реформах, значит, с этой мыслью он никогда не расстается. А то, что такая преследующая его мысль озвучивается открыто говорит о решимости ее реализации.

Правда, направление нового экономического курса президент Токаев не указывает, да и от чего именно надо отказываться в прежнем наследии тоже не конкретизирует. Но не все сразу, дальнейшее развитие кризисной ситуации внесет необходимую ясность.

Мы же, со своей стороны, тоже можем поспособствовать пониманию, от чего надо бы поскорее уходить. И здесь очень кстати напомнить, что на переломе века и тысячелетия, с конца 1999 и по начало 2002 года, должность премьер-министра Республики Казахстан занимал Касым-Жомарт Кемелович Токаев, действующий президент с весны прошлого года. Чем интересна эта параллель времен – именно тем, что прошедшие два десятилетия смело можно озаглавить так: от истоков к … развороту.

Судите сами: год 2000-й, первый год нового столетия и деятельности нового премьера, был во всех смыслах стартовым: уже была проведена приватизация «по индивидуальным проектам» с передачей основных на тот момент нефтепромыслов и металлургических комплексов «иностранным инвесторам». И тогда же был практически завершен перевод национальной валюты на полную конвертируемость, фактически – превращение тенге в «местный доллар», только с плавающим относительно нового «старшего брата» курсом, – неизменно в сторону понижения. И как раз за полгода до того, 1 апреля-1999 тенге был отпущен в совсем уже «свободное» плавание, успешно догнав рубль, упавший после августовского 1998 года дефолта вдвое. То есть, все условия для начала всем нам памятных «тучных лет», включая уже объявленную «Стратегию Казахстан-2030» к назначению премьера Токаева были готовы полностью.

Единственно, чего не хватало, так это подъема нефтяных цен, но будущему главе государства здесь не совсем повезло. Да, разорительных 12,7$/баррель в среднем по 1999 году (казахстанская нефть шла еще на несколько долларов ниже) он не застал, но 17,7 доллара на первом году руководства правительством и лишь слегка обнадеживающие 28,3 доллара за баррель в 2001-м, отложили бурный старт созданной тогда модели на последующие годы и уже следующего премьера. Но в любом случае, именно при нынешнем главе государства в качестве главы правительства только что сформированная экспортно-сырьевая модель тогда стартовала.

Зафиксируем стартовые параметры.

Экспорт в 2000 году принес Казахстану 8,8 млрд долларов, на импорт было потрачено 5 млрд, но счет текущих операций платежного баланса замкнулся с плюсом только 0,5 млрд, потому что часть валюты ушла еще на обслуживание внешнего долга и вывоз доходов инвесторами. Поясним: в рамках начатой еще в 1996 году политики «макростабилизации», кредитная эмиссия тенге была заменена на исключительно обменную, опора была сделана на внешние заимствования и иностранные инвестиции. Но тогда было только начало: внешний долг по итогам 2000 года достиг чепуховой по нынешним меркам суммы 12,6 млрд, а валютных резервов у Казахстана было вообще только на 3 млрд долларов. Соответственно, результирующая международная инвестиционная позиция Казахстана (от которой и отсчитывается вывод валюты из экономики) вышла на 11,1 млрд долларов, и уже тогда с минусом.

Теперь итоги 2019 года: экспорт 65 млрд, импорт 49 млрд, итого торговый баланс принес 16 миллиардов долларов плюса. Однако баланс доходов инвесторов и кредиторов вывел из экономики $21,8 млрд, поэтому сальдо счета текущих операций свелось с дефицитом 5,5 млрд долларов. Не мудрено, ведь внешний долг по итогам 2019 года вырос до 158 млрд, при всего 91 млрд в резервах у Нацбанка и в Национальном фонде. Соответственно, минусовое значение международной инвестиционной позиции Казахстана в конце прошлого года подросло до 63 млрд долларов. Отсюда и те самые 21,8 млрд валютного вывоза.

Есть ли у нас шанс, при таких-то накопленных внешнеэкономических итогах – долг в два раза больше резервов, а вывод валюты кредиторами-инвесторами съедает треть от экспортной выручки, удержать внутриэкономическую и, соответственно, социальную стабильность? В рамках продолжения того же курса – исключено. Наоборот, дефицит платежного баланса из-за падения нефтяных цен, а также и снижения физических объемов экспорта теперь резко нарастает, и в эту воронку затягивает курс тенге.

Поэтому времени на раскачку, – президент Токаев обнародовал суровую правду еще до карантина и нефтяных неприятностей, действительно, нет.

Вот еще подталкивающая к решительной смене курса арифметика: если просуммировать весь платежный баланс с 2000 по 2019 годы, узнаем, что Казахстан получил экспортной выручки на почти круглую – 1020 млрд, один триллион и еще 20 миллиардов долларов, сумму. И эта заведенная в экономику валюта разошлась так: затраты на импорт $748 млрд и еще $278 млрд вывели за границу инвесторы и кредиторы. Среди которых, это надо подчеркнуть отдельно, не все иностранные. Часть «иностранных» инвестиций и займов, надо полагать, это проводимые через офшоры и другие внешние юрисдикции выводимые отсюда же деньги.

«Вывозная» экономика – она компрадорская, это симбиоз реальных сырье-добывающих компаний и международных финансовых структур с местными политико-экономическими кланами.

И еще надо понимать, что триллион двадцать миллиардов долларов за двадцать лет, это не вся стоимость сырьевого экспорта, а лишь та часть, которая возвращается экспортерами для внутренней деятельности. Деятельность же эта существенно удешевляется с каждым падением курса национальной валюты – отсюда и «плавание» со 142 тенге за доллар в 2000 году до 383 по 2019 году.

Теперь главный вопрос: а к каким качественным улучшениям национальной экономики привел вошедший-вышедший из нее триллион с лишним долларов?

В 2000 году экспорт составил 48%, почти половину от тогдашнего ($18,3 млрд) ВВП. Оно и понятно: все 90-е шел распад, внутренняя экономика лежала на боку, шанс давал лишь выход на внешние рынки. Соответственно, много и закупалось - импорт тогда занял более четверти, – 27% ВВП.

Теперь 2019 год: экспорт – 36% от ВВП, тоже слишком много, но все же ближе к трети, а не к половине. Что-то внутри страны тоже заработало. А вот импорт … те же 27% уже нынешнего ВВП, зависимость экономики от закупа промышленных и потребительских товаров ничуть не снизилась. И это при двух уже пятилетках ФИИР и всех программах поддержки малого-среднего и прочего бизнеса.

Но самое шокирующее вот что: если в 2000 году доля горнодобывающей (читай – нефть и руды) отрасли в объеме промышленного производства составляла 44%, а перерабатывающей (в том числе и работающая на тот же экспорт экспорт первичная металлургия) – 46%, то по итогам 2019 года голимый сырьевой экспорт вышел на 55%, а какая-никакая переработка дала только 38%. Получается, триллион с лишним долларов экспортной выручки только закрепил и усугубил «вывозную» структуру казахстанской экономики: сделал ее еще менее технологичной и еще более сырьевой.

Или сельское хозяйство, ставшее повышено важным в наших карантинных и чрезвычайных обстоятельства: в Казахской ССР его вклад составлял 25% ВВП, к 2000 году осталось 16%, а итог 2019 – … 8%.

Лечится ли такая исчерпавшая себя внешнеэкономическая модель?

Да, конечно. Но чтобы выписывать рецепты и прописывать лечение, необходимо взять анализы и поставить диагноз. Что мы и попытались сделать. А что касается президента, то кому как ни доктору, наблюдавшему пациента еще при рождении, ни приступить к безотлагательный терапии. А то и хирургии.

ИАЦ является свободной площадкой для обмена мнениями. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.