Эксперт: «Зелёная» трансформация создаёт геополитическое давление на отдельные страны и глобальную экономику

Дата:
Автор: Никита Белухин
Эксперт: «Зелёная» трансформация создаёт геополитическое давление на отдельные страны и глобальную экономику

Развитие «зелёной» энергетики ускорилось ещё до пандемии коронавируса. На фоне общего падения инвестиций в энергетический сектор, инвестиции в солнечную и ветряную энергетику продолжили рост – 40% в 2020 г. по сравнению с 30% в 2019 г. Вложения в строительство новых «чистых» мощностей постепенно становятся более экономически оправданными, чем поддержание или модернизация, к примеру, старых угольных станций по крайней мере в развитых странах.

В отличие от предыдущих переходов (от древесины к каменному углю, от угля к нефти и газу и тд.), где ключевыми выступали технические преимущества того или иного топлива, сегодня главную роль играют политические мотивы и ориентация на решение глобальных проблем человечества. Исторически само понятие ВИЭ оказалось связано с концепцией устойчивого развития, утвердившегося благодаря докладу Римского клуба «Пределы роста» и первой конференции ООН по вопросам окружающей среды, состоявшейся 1972 г. На сегодняшний день благодаря, главным образом, взрывному строительству СЭС и ВЭУ с 2000 г. доля «зелёных» источников энергии с учётом ГЭС в мировой электрогенерации достигла 27%.

При этом между различными регионами сохраняются значительные диспропорции в возможностях субсидирования и доступа к возобновляемой энергетике. Так по установленным мощностям ВИЭ согласно статистике Международного агентства по возобновляемым источникам лидерами оказываются Азия (40% от мировых ВИЭ), Европа (20%) и Северная Америка (18%), в то время как на Евразию включая Россию приходится 4,64%, а на Африку всего 2,43%. В то же время в энергобалансе стран Восточной и Юго-Восточной Азии уголь продолжает занимать 36%, а в условиях пандемии и выросших социальных расходов для многих развивающихся стран будет сложно обосновать инвестиции в новые источники энергии, так как в краткосрочной перспективе заменить традиционный и относительно стабильный уголь чистыми, но нестабильными ВИЭ будет трудно. Потребуется и возросшее использование «голубого топлива» для обеспечения национальных энергопотребностей в период отказа от угля и перехода к «зелёным рельсам».

Кроме того, проекты «возобновляемой энергетики» будут способствовать экономическому росту только в том случае, если будут строиться не только новые станции и панели, но и производиться соответствующее оборудование для обслуживания ВИЭ. Само развитие ВИЭ при этом должно идти рука об руку с дальнейшим повышением энергоэффективности, которая на фоне «зелёной гонки» отошла на второй план вероятно по причине как низкой стоимости углеводоров, так и меньших финансовых перспектив по сравнению с проектами в области ВИЭ. Наметившийся тренд декарбонизации в условиях пандемии и связанной с ней снизившейся экономической активности может снизиться по мере возвращения к привычному образу жизни при отсутствии государственной поддержки и регулирования.

Сложности «зелёного» поворота и тенденции развития возобновляемой энергетики в России и странах Центральной Азии Ia-centr.ru обсудил с доцентом кафедры государственной политики факультета политологии МГУ и директором Центра изучения кризисного общества «Центеро» Максимом Владимировичем Вилисовым.

– Зелёная энергетика – удовольствие для развитых и богатых стран. Соответствует ли это представление действительности?

Под зеленой энергетикой понимается энергетика, которая не создает, но использует возобновляемые источники энергии и не осуществляет эмиссию углеводорода. В этом контексте самая распространенной по объемам установленной мощности выступает гидроэнергетика, но этот сектор достиг пределов своего роста. Если говорить про гидроэнергетику, то в лидерах находятся не только развитые страны, но и развивающиеся, такие как, например, Бразилия. Китай, например, сейчас перешел на уровень развитых стран по многим параметрам, в том числе по параметрам развития сектора возобновляемой энергетики и стал лидером по установленной мощности возобновляемой энергетики. Нельзя сказать, что зеленая энергетика это удовольствие только для развитых богатых стран, но она и особенно солнечная энергетика развивается во многом благодаря государственной поддержке.

– Можно ли рассматривать развитие зелёной энергетики с точки зрения геополитики?

Зелёная энергетика безусловно имеет и геополитический аспект. Китай, к примеру, вновь оказался одной из первых стран готовых сделать национальную экономику и энергетику углеродно-нулевой или углеродно-нейтральной. Несколько стран сначала ЕС, потом Япония, Китай и Южная Корея заявили о готовности реализовать такие планы к 2050 году. Байден в своей предвыборной программе тоже об этом говорил.

В ряде европейских и азиатских стран заявили о готовности ввести запрет с 2035 г. на производство автомобилей с двигателями внутреннего сгорания и дизельные автомобили, что оказывает давление на автопроизводителей.

– Как подобное давление может сказаться на России?

Мы видим, как фондовые рынки реагируют, например, на недавнюю новость о том, что кто-то из американских гигантов вроде бы General Motors заявил о реализации проектов по созданию электромобилей. Это сразу поднимает капитализацию компании. Поэтому такое давление есть, и оно осуществляется такими мягкими квазирыночными способами. И, к сожалению, это давление может негативно сказаться на нашей стране.

­ Если мы говорим о технологическом измерении возобновляемой энергетики, то например, возобновляемая энергетика Китая - она основана именно на китайских технологиях или на импорте и развитии зарубежных разработок?

Мы же с вами знаем, как работает Китай. Китай не импортирует технологии, он просто приглашает к себе инвесторов с производствами, а потом технологии заимствует. Если по-честному, то очень часто просто крадет, а потом начинает их использовать. Поэтому мы сейчас оказались в ситуации, когда Китай является крупнейшим мировым производителем большого количества большого спектра оборудования для возобновляемой энергетики. Помимо того, что он у себя установил много объектов возобновляемой энергетики, он теперь еще и активно экспортирует инновационные «зелёные» технологии. Китай освоил производство фотопанелей для солнечной энергетики несколько лет назад и, тем самым, существенно уронил мировые цены, что стало неприятным сюрпризом в том числе для российских производителей. Китай – это уже сейчас мощный технологический игрок, производящий оборудование для возобновляемой энергетики в таких объемах, в которых практически ни одна страна мира сейчас не готова его производить.

Таким образом, технологическая зависимость в сфере возобновляемой энергетики распределяется в сторону европейских и китайских компаний, которые задают повестку и продолжат это делать, по моему мнению, в ближайшее время.

– Стоит упомянуть и введение так называемого углеродного налога, т.е. налога на импорт продукции, которая содержит большой углеродный след. Можно ли это считать инструментом торговых войн, а не проявлением заботы об экологии?

Мы, когда рассуждаем с позиции Российской Федерации и российских экспортеров, ничего другого не можем сказать, только как подтвердить предположение, что это инструмент геополитической и геоэкономической борьбы. Если мы посмотрим на внешнеторговый баланс России, увидим, что там 40 - 50 % в нем занимает ЕС и подавляющее большинство наших товарных позиций: природные ресурсы, в том числе ископаемое топливо. И когда на это вводится углеродный налог, он, очевидно будет большой, который может вообще в принципе остановить наш экспорт.

– Как ЕС может оправдать введение такого налога?

У ЕС есть своя позиция, которую будет использоваться для защиты углеродного налога в том числе и в ВТО. Здесь в качестве аналогии они приводят налог на добавленную стоимость. Мы все знаем, что он корректируется при пересечении таможенных границы, потому что он везде разный, существуют разные условия его взимания, и как только импортный товар пересекает таможенную границу, то к таможенным пошлинам добавляется НДС. И с этой точки зрения углеродный налог будет иметь под собой экономическую целесообразность.

– Возможно ли развитие системы углеродных платежей в глобальном масштабе?

Мир в любом случае движется к введению в различном виде элементов углеродной платы или углеродного налога на национальном уровне. Такая система есть в ЕС, углеродные платы различного типа вводятся в разных штатах США, например в Калифорнии и еще в некоторых штатах, но на федеральном уровне такой налог пока отсутствует. Эта система сейчас вводится в Китае. ЕС заявляет, что если в стране-экспортере существует национальная система углеродных платежей, то ЕС готов гармонизировать свои условия, либо отменить пограничный углеродный налог, либо уменьшить пропорционально, исходя из того, что платится на национальном уровне.

– Отдельные экологи говорят о том, что российские леса выступают серьезным препятствием для развития системы квотирования выбросов углекислого газа, так как они естественные поглотители углекислого газа и снижают стимулы развития декарбонизации на российских предприятиях. Насколько это утверждение можно считать справедливым?

Я не очень понимаю, почему это нужно рассматривать как препятствие. Наоборот, это наше конкурентное преимущество, если мы говорим, в целом, о переходе глобальной экономики в фазу зелёной экономики, где приоритет - не только финансово-экономические показатели, но и экологические показатели производства; где будет важно оценивать углеродность и кислородность, т.е. сколько имитируем парниковых газов, включая метан, и в какой степени компенсируем окружающей среде такую нагрузку.

– Как в России развивается система квотирования выбросов парниковых газов?

Долгое время экономический ущерб относился к экстерналиям рынка, т.е. такой ущерб никак не учитывался в финансово-экономических показателях. Если сейчас механизм в том числе аналогичный углеродному налогу будет внесен в бюджет соответствующих проектов, его можно будет признать объектом оптимизации и т.д. Идея отличая, но дьявол – в деталях, т.е. системы учета, оценки стоимости, предотвращения махинаций в том числе коррупционных, так как в буквальном смысле речь идет о торговле воздухом. При этом же существует потенциальная угроза для России: мы привыкли считать себя экспортером кислорода для мира, но с другой стороны процесс изменения климата в стране может негативно ударить с позиции процессов в арктических регионах, в регионах с вечной мерзлотой, где происходит высвобождение огромного количества парниковых газов, в том числе метана.

Чем быстрее начнет таять вечная мерзлота, тем больше будет высвобождаться метана, чем больше метана и других парниковых газов будет оказываться в атмосфере, тем быстрее буду происходить процессы глобального потепления Ситуация совсем недавно оказалась во внимании властей, экспертов и бизнеса.

– Стоит сказать, что традиционно Россия воспринимается, в первую очередь, как экспортер технологий атомной энергетики благодаря Росатому. А как развиваются зелёные технологии в России?

Согласен с Вами. Я считаю, что Росатом - наше национальное достояние, так же как Газпром, и представляет собой очень высокотехнологичное производство, и сотрудничество в этой сфере очень развито. К сожалению, в остальных сферах возобновляемой энергетики, за исключением гидроэнергетики, где благодаря советскому опыту и школе мы имеем сильные позиции, как и другие постсоветские страны, где достаточное количество ГЭС было построено, в секторе ветра и солнца - у России очень слабые технологические позиции. Это связано с тем, что бурный рост этих технологий пришелся на 90-е и 2000-е годы, на период экономического спада, и спада вообще в промышленности и технологии в нашей стране. Благодаря государственной поддержке, программе поддержки создания возобновляемой генерации, в России была запущена в 2013 г. При этом условием было локализация производства оборудования, именно генерирующего оборудования в сфере возобновляемой энергетики, но Россия пока только начинает выходить на уровень организации собственного производства в частности производства отдельных компонентов и локализации производства зарубежного оборудования.

– Существуют ли российские национальные «зеленые» бренды?

Интересно, что: Росатом имеет в своей структуре зеленое подразделение, которое занимается проектами в сфере ветроэнергетики и локализации зарубежного оборудования – «Новавинд». Следующий этап государственной программы: ориентация производителей на экспорт. Таким образом, не только повышается процент требуемой локализации производства оборудования, но и для производителей, для участников конкурсов, где будет применяться государственная поддержка, т.е. предлагается критерий – наличие экспорта оборудования за пределы РФ. Это потенциально может стимулировать российских производителей выходить на зарубежные рынки.

– Есть ли примеры выходов наших производителей зелёных технологий на зарубежные рынки?

Пока есть только один пример - российский производитель батарей для солнечных электростанций «Хевел», который уже доминирует на российском рынке и приступил к реализации проектов в Казахстане. В 2020 г. компания выиграла несколько конкурсов на строительство 40 мегаватт солнечных электростанций по программе государственной поддержки в Казахстане, которая предполагает фиксированные тарифы на закупку электроэнергии из возобновляемых источников. Все, что сейчас делают российские производители с позиции мирового производства и на установке соответствующего оборудования – очень незначительно. В России целевые показатели обозначены как 3 гигаватта установленной мощности возобновляемых источников энергии. В Китае, например, – это несколько сотен гигаватт.

– Как развивается зелёная энергетика в странах Центральной Азии?

Страны Центральной Азии активно приступили к реализации проектов в сфере возобновляемой энергетики. В Таджикистане и Киргизстане - не надо сильно заботиться, за счёт электрогенерации в сфере гидроэнергетики имеют феноменальный баланс – у них от 20% до 60:% электроэнергии формируется за счёт возобновляемых источников. Существует своя зависимость от сезона и зависимость от других стран Центральной Азии. Казахстан немного раньше России объявил курс на озеленение, хотя сам является энергоэкспортёром. Следом за ним Узбекистан в 2012 г. объявил курс на возобновляемую энергетику.

– Может ли ЕАЭС запустить собственную зеленую программу для всех стран членов по примеры Green Deal в ЕС? Какие для этого есть предпосылки?

Маловероятно, т.к. "локомотивы" ЕАЭС Казахстан и Россия, являются странами-энергоэкспортёрами и очень внимательно следят за подобного рода инициативами. Кроме того, отсутствуют какие-либо экономические механизмы трансформации зелёной инициативы в экономический рост. Мы знаем, что российская экономика находится под давлением на протяжении последних пяти лет из-за санкций и неблагоприятной конъюнктуры на энергоносители, и 2020 год только подчеркнул, что это давление существует. Поэтому у России и ресурсов тоже нет для того, чтобы инвестировать в такого рода программы. По совокупности этих обстоятельств очень мало шансов что такого рода программы в ближайшее время ЕАЭС будет реализовывать.

– Каковы последние тенденции развития возобновляемой энергетики в России?

Сектор возобновляемой энергетики в России достаточно хорошо развивается за счёт собственных ресурсов. Сейчас уже созданы стимулирующие пакеты для развития зелёных проектов не только на оптовом рынке электроэнергии, но и на розничном. Это стимулирует соответствующие компании. Я думаю, что в перспективе пяти лет возобновляемые источники энергии станут конкурентоспособными. Однако тут возникает другая проблема – это, в целом, низкая энергоэффективность российской экономики и российского производства. Бизнес-сообщество отмечает, что у нас экономический спад и стагнация были в 2020 г., но цены на электроэнергию почему-то только росли. Хотя экономических поводов для роста нет никаких. Поэтому непрозрачность рынка электроэнергетики конечно будет играть против зеленых проектов потому что всегда в прозрачном рынке проще сохранять status quo для того, чтобы извлекать ренту максимально быстро, чем пытаться реализовывать какие то новые проекты с долгосрочной окупаемостью 5-7 лет.

– Как в целом развитие «зеленой» оказывает влияние на параметры устойчивости и стабильности режимов на евразийском пространстве? Или прямой связи между этими двумя явлениями нет?

Постановка вопроса вообще очень интересная. Стоит отметить, что несмотря на общую схожесть рынков электроэнергии постсоветских стран, у России рынок электроэнергетики в силу его объёма и специфического исторического прошлого более непрозрачен, чем у других. Несмотря на усилия команды реформаторов, пытавшихся привить этой системе рыночные элементы, множество проблем по-прежнему сохраняются. Огромные капиталовложения требуются для того, чтобы что-то поменять, в том числе в плане энергоэффективности.

Что касается устойчивости и стабильности политических систем, обеспечение энергетической безопасности как части общей системы жизнеобеспечения – это ключевая функция любого государства и любого политического режима. Поэтому Российское государство и российское население придерживается наиболее консервативных взглядов на эту систему. То есть у нас система ЖКХ работает, она обеспечивает базовые потребности, может мобилизоваться, когда это нужно. Поэтому говорить о том, что переход на возобновляемую энергетику даст укрепление стабильности в краткосрочной перспективе нельзя.

– А что можно ожидать в долгосрочной перспективе?

В долгосрочном плане и с точки зрения макроэкономических параметров можно на эту тему рассуждать, если взять для основы рассуждений концепцию ресурсного проклятия. Для того чтобы нам с ресурсного проклятия соскочить, нам нужно развивать любые высокотехнологичные секторы, сокращая зависимость от экспорта сырья и углеводородов. В этом случае сектор возобновляемой энергетики может стать перспективным направлением.

Поделиться: