Постсоветская, или независимая Туркмения - страна, считающаяся феноменом благодаря усилиям, приложенным к тому «культовым» диктатором Туркменбаши. Обычно при сравнении и в целом при анализе региона эта экзотика предлагала выделять ашхабадский «особый случай» и куда меньше вникать в общие с соседями по СНГ черты. Однако уже полтора года, как создателя феномена Ниязова нет в живых, в стране - иной руководитель, и он декларирует иные принципы, которые вполне вписываются в общий центрально-азиатский контекст. Но, несмотря на перемену, механизм функционирования туркменской власти демонстрирует такую устойчивость, что возникает вопрос: а не является ли этот механизм хоть и предельным, но как раз не исключительным, а формообразующим и, как говорят математики, устойчивым состоянием властных систем, действующих по подобным принципам?! То есть, иными словами, одной из таких моделей для стран региона, к которой те могут скатиться в будущем. Что же определяет туркменский предел?
Герман МЮЛЛЕР, Наталья ХАРИТОНОВА
Есть опасность, что оно может стать моделью для центрально-азиатских государств
Постсоветская, или независимая Туркмения - страна, считающаяся феноменом благодаря усилиям, приложенным к тому «культовым» диктатором Туркменбаши. Обычно при сравнении и в целом при анализе региона эта экзотика предлагала выделять ашхабадский «особый случай» и куда меньше вникать в общие с соседями по СНГ черты. Однако уже полтора года, как создателя феномена Ниязова нет в живых, в стране - иной руководитель, и он декларирует иные принципы, которые вполне вписываются в общий центрально-азиатский контекст. Но, несмотря на перемену, механизм функционирования туркменской власти демонстрирует такую устойчивость, что возникает вопрос: а не является ли этот механизм хоть и предельным, но как раз не исключительным, а формообразующим и, как говорят математики, устойчивым состоянием властных систем, действующих по подобным принципам?! То есть, иными словами, одной из таких моделей для стран региона, к которой те могут скатиться в будущем. Что же определяет туркменский предел?
Феномен Туркменбаши
Конечно, при ответе нельзя обойти феномен Сапармурата Ниязова. Формирование культа личности туркменского лидера (башизм) стало практически закономерным явлением в рамках проводимой этим самым лидером политики, суть которой следует определить как специфический восточный фашизм. Но суть эта была и остается для многих заслонена колоритом, навеянным воспоминаниями о сказках «1001 ночи». Знаменитая «Рухнама», введение нового календаря, «элементы» восточного обычая проскинезы и т.д. - все это выглядело, с одной стороны, как восточное самодурство, а с другой - даже добавляло образу Отца всех туркмен известную «изысканность»... Но, по сути, создателю мифа о Золотом веке туркменского народа удалось продемонстрировать уникальный даже для тогдашней Центральной Азии опыт государственного строительства на жесткой этнической платформе, искоренить интеллигенцию, высший статус придать власти и силе, в том числе и силе кулака, создать широкий слой «рухнамизированных» темных молодых пассионариев, ничего не познавших в жизни, кроме того, что такая система дает им осознание собственной значимости - вот они, те самые «истиные арийцы», которые изобрели колесо и могут пнуть под зад всяких узбеков, казахов, армян и русских. И определенные материальные блага - чины в спецслужбах, освободившиеся от чужаков рабочие места и квартиры!
Но по порядку... Фактическое отсутствие какой бы то ни было социальной политики накладывалось на «эффект Рухнамы» - изъятие из школьных и вузовских программ всех предметов на русском, узбекском, казахском языках и замена их занятиями по изучению «Рухнамы», массовое уничтожение библиотечных фондов на русском и ряде других иностранных языках и специфика обучения в средней и высшей школах, трудовых коллективах, ориентированная на пресловутую «Рухнаму», утверждающую мировой приоритет туркмен и культ их Отца Туркменбаши.
Исход русскоязычного населения был закономерен и спланирован. Схема была во многом схожа с узбекской, только еще более жестка и последовательна. Но в Туркмении, в отличие от других центрально-азиатских стран, где пик выезда русскоязычного населения пришелся в основном на середину 90-х годов, апогей обозначился в начале 2000-х годов. Такое «несоответствие» было обосновано прежде всего так называемым покушением на Туркменбаши в 2002 году. Наряду с такими лидерами оппозиции, как Б. Шихмурадов, пострадало и русскоязычное население, которое не только в глазах самого Ниязова, но и более широкой элиты ассоциировалось с потенциально «ненадежным» контингентом! Это решало одновременно несколько проблем: уничтожались малейшие ростки протеста в среде коренного этноса, но одновременно укреплялось его положение (на уровне осознания своей важности) на фоне изгнания русскоязычных «чужаков».
В 2003 году Туркменбаши был предпринят еще один шаг в этом направлении - появилось распоряжение руководства республики о необходимости определиться с гражданством - либо стать туркменами, либо фактически стать иностранцами и покинуть страну. После этого последовала еще одна волна эмиграции русских.
Ценой репрессий и вымывания русскоязычного слоя стала беспрецедентная деградация в образовательной сфере, в медицине и в других областях, что фактически подвело туркменский народ к грани или за грань (по оценке целого ряда специалистов) гуманитарной катастрофы. Зато в крупных городах место русскоязычного слоя и, так сказать, интеллигентсткой прослойки на фоне тотальной наркомании среди молодежи заняли молодые «манкурты» в погонах сотрудников спецслужб, вместо институтов овладевшие «Рухнамой» и возможностью, к примеру, выпихнуть чужака-русского или армянина из его собственной квартиры и вселить туда своих родственников. Эту власть и чувство собственной значимости и силы им вместе с погонами и дал Баши. А чувство собственной значимости порой будет поважнее сытого желудка.
Итак, Ниязову удалось: расчленить и уничтожить интеллигенцию в самом широком смысле, создать систему такой «прополки» госаппарата, которая исключает всяческую возможность создания в нем протестных групп, дать плебсу простую мифологию туркменского национального превосходства и величия нового государства. Это и есть базовый элемент для башизма, считающегося отчего-то в Центральной Азии феноменом. Но разве не узнаваемы черты, присущие некоторым «коллегам» по региону?
Поначалу казалось, что приход нового лидера повлечет за собой туркменскую «оттепель». Однако этого не случилось. Например, политика вытеснения русскоязычного населения продолжается, не так давно из администрации президента была спущена установка: в медицинских учреждениях сократить персонал за счет нетитульных наций. В частности, в одно из учреждений поступило указание оставить «привлекательный внешне персонал коренной национальности»... Социальная политика по-прежнему отсутствует. В сфере образования «Рухнама» заменяется не на математику и литературу, а работами нового президента на тему гигиены населения; в целом же облик образовательной сферы, за некоторыми исключениями, остается практически неизменным. Не менее плачевное состояние в экономической сфере - регионы находятся на грани катастрофы. О социальном оптимизме вообще речи быть не может - накладываясь на эффект обманутых ожиданий, подобные настроения могут усилиться. Но, что характерно, не в управляющей элите, а лишь в народной среде, и вне всяческого политического контекста. Сегодня известны случаи поджога автозаправок - подобная протестная активность наблюдалась лишь после проведения ниязовской пенсионной реформы 2006 г.
Однако фактическое отсутствие изменений во внутренней политике после смены президента (настолько, что Бердымухамедова можно назвать преемником Ниязова абсолютно во всех смыслах), тем не менее, сопровождается серьезной коррекцией образа восприятия страны - виртуальной ее либерализацией. Новый миф уже получил название «эпоха Возрождения».
К примеру, если Ниязов всячески демонстрировал политический нейтралитет страны, особенно по отношению к Западу, при этом поддерживая достаточно тесные отношения с талибами, то Бердымухамедов, напротив, стремится показать, что в Туркмении есть место гражданскому обществу. К примеру, были созданы потемкинские деревни в виде аж трех комиссий по пересмотру уголовных дел и т.д.
Но - и эту особенность необходимо подчеркнуть, как свидетельство устойчивости, неизменности, инвариантности башистского режима - эффективность государства как системы остается нулевой! Авторы рискуют высказать тезис, что, по сути, речь может идти не о государственной структуре, а о сетевой!
Не государство, а сеть
Интересно, что с точки зрения стабильности туркменский механизм государственного строительства можно оценить как позитивный - власть в Туркмении не свергалась, таджикских кровавых боев гражданской войны, «киргизских» революций или андижанских волнений там не было. Основным мобилизующим моментом и при Туркменбаши, и при Бердымухамедове остается жесткая авторитарная власть, диктат лидера, а властные механизмы функционируют в тех рамках, которые позволяет этнократический режим. Но принципиальным моментом является следующее: государство является эффективным настолько, насколько эффективна структура, базирующаяся на родственных связях коренного этноса. А это, по сути, - сетевая структура! Здесь речь идет и о коррупционных механизмах, понятых вне этической оценки, а как фактически единственный способ достижения социальных и экономических целей, и о ротации в элите, и, что очень важно, о каналах передачи информации. Так столь ли феноменальна Туркмения и в этом отношении!
Хотя на сегодняшний день можно смело говорить о том, что здесь, в отличие от соседних государств, и без того «короткая скамейка запасных» на руководящие посты у нового туркменского лидера исчерпалась. Это связано не столько с практически отсутствующим механизмом вертикальной мобильности (традиционно движение элит происходит по горизонтали), но и с тем, что если у Туркменбаши отсутствовали многочисленные родственники и он ставил на ответственные посты людей по принципу «верности», то Бердымухамедов первым делом раздал максимальное количество назначений своим родственникам. При том, что родственников на все посты (точнее, на прокорм) «не хватило», новый туркменский лидер вынужден обращаться к ниязовской схеме назначений, только людей уже все равно не хватает. Тем более что от предыдущего лидера была полностью перенята практика жестких кадровых чисток - этот необходимый и логичный элемент башизма.
Башизм как бренд. Перспектива
Итак, Туркменбаши создал бренд, составленный из эпатажных эффектов и мифологем. Прототип национальной идеи туркмен (если, конечно, она осмысливалась как таковая) содержится в «Рухнаме». Квинт-эссенция нацио-нальной идеи в положении, что туркмены изобрели колесо, а Отец Всех Туркмен - изобрел туркмен. Нынешняя молодежь фактически выросла с этой идеей, нашедшей отклик среди коренного этноса как признание национальной исключительности. Работа по формированию мифа «Золотого века» Туркменбаши была достаточно успешно реализована, несмотря на то что в ней не нашлось места гражданскому обществу. Однако в условиях полной, в том числе информационной изоляции и отсутствия не то что голоса, но шепота интеллигенции, это не имело никакого значения по сравнению с тем эффектом значимости, который давал плебсу этот миф наряду с виртуальным обещанием благополучия.
Сегодня идет процесс коррекции основных мифологем - это прежде всего связано с линией на налаживание диалога с Западом, которую начал Бердымухамедов. Формируется идея строительства в Туркмении гражданского общества, широко декларируются (прежде всего «с прицелом» на Запад) изменения, связанные с функционированием правовых институтов и т.д., как некий шаг на пути либерализации общества. Но этот процесс не затрагивает главного - не идет «дебашификация», а культ личности Туркменбаши по принципу подстановки лишь заменяется культом нового лидера и его семьи - уже вовсю мифологизируются фигуры его предков и т.д. (Кстати, симптоматично, что идеологической работой на уровне государства занимаются те же люди, что и при Ниязове.) В итоге те инструменты, которые использовались при формировании государственности, продолжают использоваться и сейчас, причем порой в еще более жесткой форме.
И, естественно, следующий туркменский лидер вынужден думать о том, как ему закрепиться во власти и сформировать слой, поддерживающий новую мифологию, новый культ. В рамках существующего жесткого туркменского этноцентризма, отражаемого мифологемой «туркмены - лучшие из лучших», это может делаться по проверенной схеме формирования башистов, тем более что, как уже говорилось, Туркменбаши фактически создана, выращена фашистская среда.
Как известно, фашизм - явление широкого спектра, его формы - от «мягкого» итальянского до национал-социализма... Башизм - в форме ли «Золотого века» или «Эпохи Возрождения» - с его основными принципами к этому спектру, несомненно, относится, причем к самой правой зоне спектра. И тут уместно напомнить: опыты Туркменбаши с пристальным вниманием изучал И. Каримов - особенно после Андижана, а шани Бердымухамедова - Э. Рахмон. Оба лидера, как утверждают инсайдеры, быстро перенимают элементы туркменского «феномена»! Кстати, сам Баши, говорят, столь же внимательно изучал методы Сталина...
Но представим себе, пока только на минуту, что на каком-то этапе власть не успеет в новой мифологии за плодящейся фашистской средой! Ей не хватит «тонкости» ее создателя, Туркменбаши! А теперь учтем, на фоне усиливающегося социального кризиса, перспективу усиления до сих пор не игравшего в Туркмении значительной роли фактора исламизации маргинальных слоев! (Что, при социальной неустроенности населения, бесперспективности и при невозможности прикрыть границы с Узбекистаном, Ираном и Афганистаном, неизбежно.) И сразу мы не то что вспомним Таджикистан, Андижан, вспомним и киргизские события, но и вынуждены будем задуматься о формах и проявлениях исламского фашизма! Задуматься не абстрактно, а вполне конкретно. По-соседски!
Так что, увы, феномен Туркмении не столь далек от общего контекста стран СНГ, как многие там хотели бы видеть!
