Рашид Г. Абдулло. Центральная Азия: откуда исходит угроза?
Автор: ИАЦ МГУ
Рашид Г. Абдулло. Центральная Азия: откуда исходит угроза? |
На протяжении менее чем одного месяца, в Душанбе прошли две международные конференции, посвященные одной теме - вызовам и опасностям, проистекающим из нынешних событий в Афганистане для стран Центральной Азии и путям их нейтрализации. Первая из этих конференций, состоявшаяся 17 октября была организована в Российско-таджикском славянском университете (РТСУ). Организатором и спонсорами второй конференции, прошедшей 11-12 ноября, выступили Центр стратегических исследований при Президенте Республики Таджикистан и Международный институт стратегических исследований в Лондоне.
В программе обеих конференций значилось множество выступлений на самые различные темы. Но было очевидно - их организаторы и спонсоры озабочены перманентной нестабильностью в Афганистане. Эксперты, которых они собрали на свои мероприятия, пытались ответить на один вопрос - что делать дальше?
Для участников конференции в РТСУ главным представлялась необходимость поговорить о том, как реагировать на вызовы региональной безопасности, т.е. безопасности Центральной Азии и, непосредственно, всему пространству СНГ, проистекающие из всего того, что происходит сегодня в Афганистане. В конечном итоге, суть и смысл выступлений абсолютного большинства участников свёлся к тому, что угрозе с юга надо противопоставить совместные действия не только самих центрально-азиатских стран, но и их союзников по СНГ и ОДКБ и что такому решению нет реальной альтернативы. Так уж сложилось, что проведение конференции, практически совпало по времени, вполне возможно и непреднамеренно, с выдвижением идеи о необходимости создания в рамках ОДКБ реальных совместных вооруженных формирований входящих в него стран - до дивизии включительно, способных оперативно нейтрализовать угрозу с юга безопасности региона и всего пространства СНГ.
Угроза региональной безопасности в Центральной Азии в самих странах региона и СНГ сегодня привычно понимается как угроза, исходящая исключительно из Афганистана и, прежде всего, от религиозно-политического движения Талибан и комплекса идей, которыми оно руководствуется. Такое понимание угрозы безопасности региона является, как минимум, некорректной. Соответственно, вряд ли вполне корректным является и предлагаемые способы её нейтрализации - координации военных усилий стран, входящих в ОДКБ, для отражения угрозы с юга.
Талибы ещё в 1997 г. вышли к границам Туркменистана, Узбекистана и Таджикистана. С тех пор и до самого момента свержения режима их правления каких либо проблем между ними и этими государствами не наблюдалось. В отношении Таджикистана справедливым будет даже сказать, что проблемы, связанные с контрабандой афганских наркотиков, имелись на участках границы с территориями, подконтрольными тогдашнему Северному альянсу.
Активность движения талибов была направлена на восстановление государственности Афганистана, формально существовавшей, но на деле отсутствовавшей, ибо страна была фактически разделена на вотчины полевых командиров, правившими ими в соответствии со своими представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо, и даже выпускавшими свои деньги, как это имело место на территориях, подконтрольных Рашиду Дустуму. На территориях, переходивших под власть талибов, устанавливался единый, унифицированный порядок. Внешняя лёгкость и стремительность успеха талибов, объяснялась, во многом, поддержкой населения, уставшего от анархии в стране и своеволия полевых командиров и готового поддержать любую силу, способную навести в ней порядок, вполне понятный и приемлемый для него.
Руководство талибов до событий 11 сентября 2001 г. можно было обвинять в чём угодно, но только не в отсутствии прагматичности и рационализма. Они прекрасно понимали, что их правление может быть признано международным сообществом лишь в том случае, если они на деле будут признавать установившиеся реальности, в числе которых и незыблемость границ сопредельных Афганистану государств. В стремлении добиться признания международного сообщества и на основе неформальных договорённостей с этим сообществом, талибы развернули жёсткую борьбу с наркодельцами и к осени 2001 г. практически свели на нет производство наркотиков в стране.
Опыт Таджикистана показал - стоит власти привлечь противную сторону к более или менее реальному управлению страной, как практически сразу даже самые радикальные из её представителей, при условии, что им свойственен политический рационализм, оказавшись пред необходимостью реально заниматься сложными вопросами обеспечения развития страны, утрачивают свой радикализм, становятся прагматиками и государственниками. Это же самое доказывает и пример Ирана, когда после прихода к власти нынешних правящих сил, они сосредоточились на внутренних проблемах страны и проявляют исключительный прагматизм и рационализм в своей внешней политике. Разные радикальные лозунги, время от времени исходящие из уст тех или иных политических деятелей этой страны, так и остаются всего лишь лозунгами и предназначены для внутреннего потребления. Не более того.
Если всё это так, а это так и есть на самом деле, то почему талибы, после установления своей полной власти над страной, должны были бы отличаться в этом плане от бывших таджикских оппозиционеров, или бывших иранских революционеров? Они и показали, выйдя в своё время к границам своих центрально-азиатских соседей, что в достаточной мере обладают прагматизмом, рационализмом и потенциалом государственников. К тому же, сегодня между районами, находящиеся под контролем талибов, и границами центрально-азиатских государств лежат значительные территории, подконтрольные международной коалиции и подпираемой ею правительству Хамида Карзая. Следовательно, говорить о том, что талибы угрожают безопасности государств Центральной Азии не приходиться.
Большой проблемой, которую можно рассматривать как представляющую угрозу благополучию стран региона, конечно же является контрабанда наркотиков. Но эта угроза является производной от свержения режима талибов, организованного США и их союзниками. За время нахождения войск международной коалиции в Афганистане производство наркотиков возросло в десятки раз и достигло невиданных ранее размеров. Говорить о наркотической угрозе, как угрозе имеющей сугубо афганское происхождение, неправильно и нелогично. Без наличия платежеспособного спроса на наркотики в Европе и без присутствия в Афганистане сил международной коалиции это явление не выросло бы до нынешнего своего уровня и состояния. Естественно, и борьба с ним имеет не столько региональное, сколько более широкое международное измерение и может быть успешно решена не столько объединением силового и прочего потенциала стран региона, сколько стабилизацией ситуации в Афганистане, утверждением у власти в стране дееспособных местных сил.
Главным источником политических угроз региональной безопасности в Центральной Азии являются разного рода проблемы в каждой из стран самого региона и в отношениях между ними, но никак не «угроза с юга». И ноябрьские события 1998 г. на севере Таджикистана, и «баткентские войны» в следующие два года, и покушение на Сапармурата Ниязова, обострившее его отношения с некоторыми из соседей, никак не были связаны с афганской угрозой и имели абсолютно местные корни.
Проблемы, которые можно квалифицировать как потенциально вероятные угрозы безопасности региона порождаются, прежде всего, самим процессом становления постсоветских независимых национальных государств, далеко не лёгким и простым процессом трансформации бывших составных частей некогда могущественной мировой супердержавы в самостоятельные независимые современные государства.
Трансформационные процессы в каждой из стран региона развиваются по своему, со своей спецификой, с разной скоростью. Так, в Таджикистане уже в течение первых месяцев независимого существования жёсткая борьба различных регионально-политических элит привела к гражданской войне. В результате этой войны уже к концу 1992 г. страна фактически распалась на отдельные, вполне самостоятельные региональные составляющие, и оказалась на гране исчезновения.
В республике до сих пор много и охотно говорят о навязанном, естественно извне, характере этой войны, не желая, по тем или иным политическим, психологическим и пр. причинам, признавать, что её политической, сугубо внутренней первопричиной была нерешённость вопроса о власти. Если в других странах региона политические элиты, обеспечившие не драматический переход своих стран в эпоху независимости, утвердились у власти ещё в советские времена, то Таджикистан вступил в неё находясь в состоянии острейшего внутриполитического противостояния. Лишь военно-политическая победа одной из регионально-политических элит, закреплённая на 16 сессии последнего, ещё советского созыва, парламента - Верховного совета Республики Таджикистан, а затем итогами президентских выборов в ноябре 1994, сформировала условия, благоприятствующие собиранию воедино распавшихся земель и формированию постсоветской таджикской национальной государственности.
После президентских выборов 1994 г. данный процесс растянулся ещё на дюжину лет и включил в себя начавшийся в апреле того же года официальный переговорный процесс между сторонами военно-политического противостояния, приведший 27 июня 1997 г. к подписанию мирных соглашений, реализации этих соглашений на этапе поддержания мира, закончившееся 31 марта 2000 г., и постконфликтное миростроительство, официально завершившееся 31 июля 2007 г. Весь этот процесс миротворчества, поддержания мира и потсконфликтного миростроительства протекал под эгидой ООН и при активном содействии международного сообщества.
Этот процесс - преодоление национального раскола и становление нового таджикского государства, неоднократно подвергался испытанием на прочность. В июле-августе 1997 г. силы, несогласные с курсом президента страны Рахмона на достижение мира, подняли мятеж. В ноябре эти же силы совершили вооруженное вторжение в бывшую Ленинабадскую, а ныне Согдийскую область на севере страны. И в первом, и во втором случаях, произошедшее никак не было связано с Афганистаном и «угрозой с юга». Как не было связан с ней и остаточный, во многом детерминированный прошедшей гражданской войной, всплеск политических страстей в Хороге, административном центре Горно-Бадахшанской автономной области, в июне текущего года. Участники этих событий, помимо всего прочего, в ультимативной форме потребовали от Душанбе не вводить в регион дополнительные вооруженные силы и, тем самым, покусились на суверенитет национального таджикского государства над всей территорией страны.
Мартовские события 2005 г. в Кыргызстане, обозначившие крах курса президента Аскара Акаева на создание витринного «острова демократии» в Центральной Азии, майские события того же года в узбекском Андижане в значительной степени были обусловлены внутренними причинами. Определённое внешнее влияние, имевшее место в этих событиях опять же никак не было связано с Афганистаном. Как не были связаны с афганскими событиями «баткентские войны» или действия боевиков в Бухаре и под Ташкентом на рубеже двух последних десятилетий.
И уж совсем никакого отношения к угрозе с юга не имеет возникшая в последние годы напряжённость в отношениях между государствами региона по водным вопросам, частным проявлением которых является негативная реакция Узбекистана и Казахстана на действия и даже всего лишь планы Таджикистана и Кыргызстана повысить степень утилизации своего немалого гидроэнергетического потенциала, как необходимого условия обеспечения стабильной и надёжной энергетической базы развития их национальных экономик. Эта напряженность, имеющая все предпосылки для того, чтобы стать перманентной, создаёт реальную, а не гипотетическую угрозу региональной безопасности.
Постоянной головной болью для небогатых доступными углеводородными ресурсами республик региона являются проблемы с соседними государствами, обладающими такими ресурсами. Такой же головной болью для этих стран является и их транспортно-коммуникационная зависимость от тех же богатых углеводородными ресурсами стран, которые и в этом случае находятся в более предпочтительном состоянии. Последние нередко используют энергетическую и транспортно-коммуникационную зависимость для оказания давления на обделённых, в этом плане соседей, что никак не улучшает ситуацию с безопасностью в регионе.
Если уж и имеется внешний фактор, способный угрожать безопасности стран Центральной Азии, то таковым может быть лишь нарастающее присутствие и противостояние в регионе мировых держав. Но эта потенциальная угроза может стать реальной лишь в том случае, если власти центрально-азиатских стран окажутся не в состоянии удержать свои отношения с этими державами, в той или иной форме и степени присутствующими в них, на уровне достаточности, избежать их трансформации в грозящие необратимостью.
Неконтролируемый, избыточный характер отношений между Бишкеком и Западом при Акаеве привёл, наряду с курсом на реализацию экстравагантной для региона либерально-демократической модели построения постсоветского кыргызского государства к мартовским событиям 2005 г. Этот же избыточный характер отношений Узбекистана с США и их западными союзниками стал одной из предпосылок андижанских событий и основным фактором, содействовавшим развертывания мощного давления Запада на республику сразу же после андижанских событий.
Ещё большим фактором, способным угрожать безопасности региона, является вновь развернувшееся при Владимире Путине соперничество между США и Россией за влияние на умы и сердца политических и прочих элит региона, за вектор их политической, геополитической и цивилизационной ориентации, за доступ к ресурсам Центральной Азии. В Грузии такое соперничество лишило страну безопасности, привело к её военному разгрому и утрате территориальной целостности в ходе последней кавказской войны.
Российско-американское или, если угодно, американо-российское соперничество в Центральной Азии объективная данность, имеющее, кстати, не только негативное измерение. Оно вполне может обернуться для каждой из стран региона значительными выгодами, если они окажутся способными поддерживать баланс в отношениях с Россией и США таким образом, чтобы ни одна из них не усмотрела в отношениях стран региона с другой прямую угрозу своей безопасности.
Рашид Г. Абдулло, Душанбе
Поделиться: