Махамбет – герой нашего времени

В начале недели в Алматы состоялись два информационных просмотра на казахском и русском языках (в кинотеатре «Цезарь» и в Доме кино) нового фильма «Махамбет» по сценарию Олжаса Сулейменова. Название фильма говорит само за себя. Эта картина о легендарном герое начала позапрошлого века, вошедшем в историю и культуру народа, как вели­кий бунтарь степей, Махамбете Утемисове - поэте, воине, личности. Олжас Омарович долго обдумывал свой проект, и вот картина выходит именно сегодня - на пике новых вызовов времени. И стала актуальной, на наш взгляд. Пять лет назад Олжеке поручил продюсерство фильма своей старшей дочери - Мадине, которая вместе с творческой группой создала «Махамбета». Впереди - премьера фильма, после которой будут обсужде­ны его кинематографические достоинства - работа режиссера (Сламбека Таукелова) и актеров. Нам же интересен замысел автора. О нем беседа с Олжасом СУЛЕЙМЕНОВЫМ.

В начале недели в Алматы состоялись два информационных просмотра на казахском и русском языках (в кинотеатре «Цезарь» и в Доме кино) нового фильма «Махамбет» по сценарию Олжаса Сулейменова. Название фильма говорит само за себя. Эта картина о легендарном герое начала позапрошлого века, вошедшем в историю и культуру народа, как вели­кий бунтарь степей, Махамбете Утемисове - поэте, воине, личности. Олжас Омарович долго обдумывал свой проект, и вот картина выходит именно сегодня - на пике новых вызовов времени. И стала актуальной, на наш взгляд. Пять лет назад Олжеке поручил продюсерство фильма своей старшей дочери - Мадине, которая вместе с творческой группой создала «Махамбета». Впереди - премьера фильма, после которой будут обсужде­ны его кинематографические достоинства - работа режиссера (Сламбека Таукелова) и актеров. Нам же интересен замысел автора. О нем беседа с Олжасом СУЛЕЙМЕНОВЫМ.

- Олжас Омарович, первые же кадры фильма захватывают интересом к на­циональной атрибутике, которой вы, как автор, уделили немало внимания. Фильм начинается со сцены коронации хана Джангира. Впервые увидела на экране над головами исторических казахов треххво­стое полосатое знамя. Это наш древний национальный флаг?

- Первоначально и полосы, и «хвосты» в государственной символике размещались вертикально. Тогда не «три хвоста», а «три вершины», «три острия» были символами государства у многих народов древности. Начиная с шумерских и древнеегипетских времен. Они воплощались в разных матери­алах - в камне, в металле (короны), в войло­ке - характерные ханские колпаки трехвер-хие, сохранившиеся у казахов до недавних времен. Одно из образных названий герба Уш Жуз - Три Острия - стали выражением тройственной организации союза племен, образовавших казахский народ.

-А полосы на знамени?

- Они тоже перекочевали из союзного герба. Две-три полосы в гербе-тамге озна­чали «союз племен». И назывались эти зна­ки в тюркских диалектах по разному. Я где-то уже объяснял, что герб «Две вертикаль­ные полосы» еще в начале XX века казахи называли описательно «крс алип» - «пара алип», т.е. пара букв арабского алфавита, изображаемых вертикальной чертой. Но до того как тюрки узнали арабский алфавит, они эти знаки называли более образно ики пчак - «два ножа-стилета». И это сложное слово слилось в термин кипчак. И степь от Алтая до Черного моря еще в XIV веке на­зывалась в восточных документах Дешт-и-Кипчак (Степь Кипчакская). После разгрома государства кипчаков Чингизханом союз этих же племен принял как свое имя другое название того же союзного знака кос ок - «пара стрел». В орхонских источниках упо­минаются племенные объединения уч ок («Три Стрелы»), он ок («Десять Стрел»). Но дожило до наших дней в качестве обобща­ющего этнонима - кос ок, потому что иска­зилось и перестало жить частями. Превра­тилось в монолит - казак (козак, козок).

И полосы, и трезубец объединились в одном образе - полосатом знамени с тремя хвостами. И мифического родоначальни­ка казахов поэты средневековья назвали Алаш-хан - от ала - «полосатый». Отсюда имя легендарной столицы древних казахов - Алаш-Орда («Дворец Алаша»), ставшее названием партии казахской интеллиген­ции начала XX века.

Обо всем этом надо говорить, потому что происхождение этих символов неиз­вестно. А я узнавал о них, десятилетиями собирая и осмысливая разрозненные све­чения, рассыпанные в исторических источ­никах.

И создавая первый национальный фильм нового века, я постарался насытить его фактуру утраченными, забытыми символами прошлого, без которых культура народная не полна. К сожалению, не все сдалось снять или сохранить в монтаже. Но кое-что хотя бы мельком, но обозначилось. В частности, полосатое треххвостое знамя.

- Вы называете «Махамбет» первым национальным фильмом нового века. От­ветственное заявление.

- Не заявление, а пока - заявка. Из того, что снято у нас в этом десятилетии, «Махам­бет» может претендовать на эту ступень.

-А«Кочевник»?

- Ну, тот фильм, скорее, можно назвать интернациональным произведением Лос-Анжелеса и Капчагая.

Почему именно Махамбет, ведь его на­тура ассоциируется в его произведениях, в его личности как противостояние, как сегодня говорят, оппозиция. Он поднимал протестный дух в народе, не согласен был с системой правления. Почему вы именно к Махамбету обратились, к его личности?

- Вернее, к трем самым острым фигу­рам. Они выражали драматургию своего времени. Джангир-хан, европейски обра­зованный человек, мечтает, чтобы жизнь казахской степи приближалась к европей­ской. Путь в Европу и сейчас нами провоз­глашается. Несколько шагов в том направ­лении сделано в начале XIX века. Он пони­мал, что кочевничество, скотоводство - уже вчерашний день. Уже все тюркские народы вокруг осели, они землю пашут. А только казахи оставались последними кочевника­ми. Он понимал, что этот способ хозяйство­вания тормозит, тянет в средневековье. Он хотел построить город, школы, больницы. И на самом деле Джангир-хан вместе со своей женой Фатимой первые начали проводить прививки оспы. Раньше чем в Петербурге было сделано в степи. Благодаря стараниям его жены Фатимы, которая закончила в Пе­тербурге Смольный Институт Благородных Девиц.

-Она казанская татарка?

- Да. Дочка муфтия. Знала языки. По-настоящему ее фигура будет раскрыта во второй части этой картины.

-Будет вторая часть?

Да. Мы ее хотим сделать совместно с Россией. Первая совместная постановка. Министр культуры Кул-Мухаммед написал письмо министру Авдееву. Оба министер­ства, надеюсь, включат проект в план буду­щего года.

-Вернемся к «Махамбету». Вы, автор сценария, взяли Махамбета в период яр­кого переломного сдвига уклада жизни степняков. Глубокие личностные проти­воречия в атмосфере почти классовых противоречий. Почему все-таки произо­шел серьезный конфликт между друзьями - Махамбетом, Исатаем с одной стороны и Джангиром с другой, который вылился в большой бунт, кровопролитие, ожесто­чение, во вражду?

- Начинался конфликт укладов, кон­фликт старого, привычного и нового, пред­лагаемого Джангир-ханом. Он попытался силой наложить модель европейского уклада на степь. Она оказалась не готовой к этому и не восприняла ее. Всегда привыч­нее обычный уклад жизни. Это естественно. Джангир-хан, говоря современ­ным языком, был прогрес­сист. А его друзья защищали старый уклад, за который было большинство народа. Махамбет и Исатай стояли на стороне большинства. Вот из-за чего они пошли на конфликт со своим другом. Все, что делал друг, казалось им антинародным. Джангир-хан отдавал землю во владения своим султанам. Они собирали дань, налог с населения, который вносили в казну. И эти средства становились бюджетом стро­ительства города. В итоге получился кон­фликт. И хан сломался. Понял, что доверил эту работу тем, кто так не думал, как он.

Они воспользовались его замыслами, чтобы нажиться самим. И продолжали жить по-старому. Им город был не нужен. Не нуж­на программа переустройства жизни.

- Ради укрепления власти и обогащения, как это знакомо.

- Простые мотивы, но они привели к конфликту больших личностей и конфликту двух мировоззрений, выразителями кото­рых были с одной стороны Джангир-хан и Фатима, а с другой - Махамбет и Исатай.

- Кто все-таки проиграл, кто выиграл? История, та - советская, говорила, что это была война бедноты против хан­ства и порабощения народа. Народными героями были Махамбет и Исатай. Те­перь, когда мы живем в несколько ином мире, можно ли понять, что выиграл Джангир-хан, который начал реформы, как Петр I?

- Джангир-хан проиграл. Проиграли и Махамбет, и Исатай. Потому что еще не пришло время Джангира, а время Исатая и Махамбета уже уходило. Если бы казахи в то время послушались таких людей, как Джангир-хан, как Абай, как Чокан Валиханов, которые призывали свой народ к зем­лепашеству, к промышленному производ­ству, то казахи в 30-е годы XX столетия не понесли бы таких потерь, какие случились. Но они продолжали жить в новом мире по-старому. Это новое время сильно покале­чило мой народ. Кочевой образ жизни не выдержал испытания коллективизацией. Узбеки, которые пахали землю в 30-е годы, от голода не пострадали. Джангир-хан в на­шем фильме с горечью говорит, что кочев­ники хотят, чтобы бараны им показывали дорогу. А у тех дорога приводит только в бойню.

- В смысле, что куда пойдет баран, туда пойдет и народ? Чисто природный путь.

- Да. Хан говорит, когда разговаривал с пахарем: тебе не за бараном, а вот за этой сохой нужно ходить. Вот она тебе верную дорогу покажет. В этих словах выражается его мировоззрение, его планы. То, что он хотел сделать для своего народа.

- А позиция Махамбета, Исатая тоже была естественна в те времена?

- Она, к сожалению, была общенарод­ной.

- То есть этот конфликт был неизбеж­ным?

- Наши герои, правда, увидели не этот конфликт, о котором говорим, а другой, более очевидный и понят­ный - народ страдает от лихоим­ства султанов. Поэтому они приня­ли сторону народа. К сожалению, тогда не было шанса коренным образом сломать старый уклад, это было невозможно, нереально.

- Для этого надо сначала изме­нить сознание народа, так ведь?

- Не знаю, как тогда можно было безболезненно для наро­да провести эту реформу. Боль­шущие для этого нужны были средства. Даже империя этими средствами для устройства жиз­ни своего народа не располагала. У Джангир-хана тем более такой возможности для решительных действий просто не было.

- У Петра все-таки хватило. Коренным образом сломали и уклад России, и политику, и куль­туру.

- Это стоило нескольких мил­лионов жизней крестьянской России. Об этом быстро почему-то народ забывает, и Петербурж-ский погост, как называли Санкт-Петербург, со временем снова стал погостом уже в XX веке. Как-то судьба дважды провернула тя­желое колесо по тому же самому. Я бы не сказал, что сильно пере­строилась Россия после петров­ских нововведений. Но она рас­ширила свои территориальные пределы. Вышла к морям, подо­шла вплотную к Европе и к Амери­ке. Может быть, как бы это грубо не звучало, эти жертвы были исторически неизбежны.

- Олжас Омарович, истории пишутся и фильмы в том числе делаются для того, чтобы из­влекать уроки, учиться. Какие уроки мы извлекаем именно из той эпохи и тех конфликтов, ко­торые раскрыты в вашем филь­ме?

- Сейчас мы опять пережива­ем примерно ту же ситуацию, что случилась в начале XIX века. Сме­ну старого уклада жизни, перехо­да, грубо говоря, от социализма, к которому мы так и не подошли по-настоящему, к капитализму, ко­торый с каждым нынешним днем обретает все более мифические черты.

-Как быть?

- Все-таки мы вроде бы дви­жемся в нужном направлении и дойдем до желаемой цели, если не помешает пропасть кризиса, кото­рая может обострить социальные противоречия во всех странах. И мы не исключение.

Здесь всем нашим государ­ствам необходима помощь не только антикризисных планов, но даже истории. В сюжете «Махамбета» ведь главным, в конце кон­цов, становится не конфликт но­вого с устаревшим, а банальный конфликт алчности меньшинства с обездоленной массой. Вот какое повторение всегда опасно.

Если это иметь в виду, то пря­мые ассоциации исторических персонажей с образами совре­менности даже интересны и поу­чительны. Можно поспорить и со­гласиться. Масштабы свершений некоторых современных героев иные. Значительно крупнее. И не все персонажи совпадают с совре­менными фигурами.

А впрочем, «Махамбет» - фильм о любви поэта и красавицы Баян. И такое будет повторяться во все времена.

Гульжан ЕРГАЛИЕВА,«Свобода Слова»