Казахстан в эпоху кризиса: Приказано выжить!

Коронавирус и дешевая нефть ударили по казахстанской экономике. Сейчас весь акцент на том, как выжить в условиях текущего кризиса. Но совсем скоро встанет вопрос о том, как меняться в посткризисный период. Своим видением мы попросили поделиться депутата Мажилиса, руководителя фракции «Народные коммунисты» Айкына КОНУРОВА.

О структурных реформах в Казахстане говорили уже давно, но так и не провели. Это неоднократно отмечалось в депутатских запросах фракции. Что изменилось сейчас?

Раньше хорошая рыночная конъюнктура на наши экспортные позиции, а это в основном сырье, позволяла откладывать структурные реформы, но теперь они неизбежны. В этом даже какой-то плюс кризиса. По-иному не выбраться из той ямы, в которую мы угодили – средняя зарплата по итогам 2019 года уже порядка 470 долларов. Мы где-то на 70-м месте в мире. Медианная же заработная плата на порядок ниже – 260 долларов. Модальная заработная плата, как наиболее часто встречающаяся, по республике – 135 долларов. И это не просто игра цифр после девальвации. Это, к сожалению, отражает слабость нашей экономики и состояние большинства наших граждан.

Но, прежде чем начинать такие реформы, следует понимать, какую структуру экономики мы хотим, и какая является для нас реалистичной.

Сейчас структура максимально упрощенная и в силу этого – такая же «устойчивая», как табуретка на одной ножке. Мы видим, что падение цен на один товар тут же обрушивает тенге, заставляет пересмотреть бюджет, «эффектом домино» бьет по остальным отраслям. Такая структура уже мало кого устраивает. Все говорят о том, что «пора слезать с нефтяной иглы». Но при этом нет конкретного видения, какие отрасли должны дополнить экспорт углеводородов.

Возможно ли вообще изменить сложившуюся модель?

Никто не предполагал, что цена нефти уйдет в минус, и продавцы будут за нее доплачивать, а сейчас это реальность. В нашей собственной истории был опыт радикальных изменений.

В 1991 году доля нефтедобывающей отрасли в ВВП Казахстана составляла всего 0,6%, черной металлургии – 1,6%, цветной металлургии – 2,5%. При этом легкая промышленность обеспечивала 5% экономики, пищевая – 7,2%, машиностроение – 3,1%. Сельское хозяйство являлось одной из ведущих отраслей, на него приходилось 29,5% ВВП. То есть вместе с пищевой промышленностью АПК давал больше трети всего экономического объема. На сферу услуг приходилось 34,8%.

Сейчас формально структура изменилась от аграрно-индустриальной к сервисно-индустриальной. Доля сельского хозяйства снизилась до 4,5% ВВП, зато на услуги приходится 55,4%. Но на деле, к сожалению, закрепилось доминирование сырьевых и низкопроизводительных отраслей.

Получается, нужно вернуться к прежней структуре?

Сами по себе показатели той или иной отрасли – не самоцель. Структурные и реформы заключаются в том, чтобы в целом увеличивать добавленную стоимость в АПК и обрабатывающей промышленности, экспорт продукции высоких переделов. Не нужно ставить задачу, чтобы они заместили нефтегазовую индустрию. Они должны ее дополнять. Как, например, делают Австралия, Канада, Норвегия. Будучи поставщиками сырья глобального уровня, они одновременно развивают высокотехнологичные сектора. Поэтому никому в голову не приходит называть их «сырьевыми придатками». В этом должна состоять и наша стратегия – создать баланс для сырьевых отраслей.

За счет чего? Как наращивать производство, когда все мировые рынки сжались до предела?

Необходима, в первую очередь, промышленная политика, которой сейчас у нас просто нет. Она должна сопровождаться новой инвестиционной политикой. Вложений в промышленность и АПК не хватает даже для простого воспроизводства, не говоря про модернизацию. Нынешняя доля сельского хозяйства в экономике, конечно, незаслуженно мала для страны с таким огромным потенциалом. «Драйвер экономики» – АПК пока существует только в умах и на бумаге.

Но в любом случае наш главный резерв – внутренний спрос. Мы долго строили модель, которая красиво называется «открытая экономика». Но открытой она оказалась в «одни ворота» – для экспорта только по сырью, для импорта – по всем товарам. В итоге сложилась критическая зависимость от конъюнктуры внешних сырьевых рынков и поставок инвестиционных и потребительских товаров. Если мы посмотрим на баланс производственных мощностей, то по выпуск основных видов пищевой продукции они загружены на 20-40%.

Сейчас в мире начинается большой разворот в сторону самодостаточности. Мы видим, что назревает масштабный возврат промышленных предприятий в национальные юрисдикции. США первыми запустили этот процесс. Д.Трамп своим лозунгом «Make America Great Again!» заявил о смене старых приоритетов. Раньше именно по инициативе транснациональных компаний из США строили глобальные производственные цепочки, чтобы сэкономить на рабочей силе. Сейчас важнее стало другое – обеспечение стран собственным продовольствием, лекарствами и другими базовыми вещами. Нам тоже надо следовать общим курсом.

Насколько внутренний рынок Казахстана достаточен, чтобы стимулировать производство?

Долгие годы формировался миф, что у нас слишком ограниченный спрос, чтобы развивать промышленное производство. Действительно, небольшое население на огромной площади ограничивает рынок. Но почему-то это не останавливает зарубежных игроков. В прошлом году импорт вырос на 14% – до 38,4 миллиарда долларов. В январе 2020 года по сравнению с январем 2019 года рост импорта составил 8.1%, в денежном выражении это порядка 1.4 миллиарда долларов. Эти цифры достаточно говорят о емкости нашего рынка. А ведь это лишь его часть. Есть три больших сегмента. Во-первых, закупки государства и квазигосударственного сектора. Во-вторых, закупки недропользователей и металлургических компаний. В-третьих, потребительский спрос.

К сожалению, государство только сейчас озаботилось тем, что львиная доля расходов на поддержку потребительского спроса, социальные платежи социально-уязвимым слоям населения просто вымываются из страны, через покупки импортных товаров. Финансируя иностранных производителей, наша торговля еще давит на валютный рынок, системно закупая валюту. Коммунисты уже давно предлагали интегрировать программы потребительского спроса, социальной поддержки и развития местного производства и только в условиях ЧП и резкого падения цен на нефть государство решилось на такой шаг. Введение социальных карт с возможностью рассчитываться только за отечественные товары – это первый шаг, о котором мы заявили еще в 2014 году.

Это все большие сектора, значительная часть которых либо отдана на откуп импорту, либо настолько монополизирована и непрозрачна, что не дает эффекта для экономики.  По каждому сектору нужна четкая концепция действий. А все вместе они должны представлять собой новую торговую политику с учетом защитных мер и здорового протекционизма. В этом должна быть ее суть, а не в том, чтобы пытаться регулировать работу базаров и супермаркетов. Есть и еще один стратегический резерв роста ­– сфера услуг.

Но ее доля и так превышает половину экономики...

Доля услуг в казахстанском ВВП ­– 55%. Это соответствует среднему уровню развивающихся стран. В развитых странах она значительно выше – 60-75%, но дело в другом – в структуре этих услуг. В Казахстане из 55% почти 17% приходится на торговлю, по 8% – на транспорт и операции с недвижимостью. Это все нужные сектора, но они низко технологичные. На научно-техническую деятельность приходится лишь 4,5%, на образование – 3%.

Тогда как в развитых странах сектор услуг растет не за счет СТО и ресторанов, а благодаря услугам, которые связаны с разработкой инноваций, цифровизацией. Принято считать, что низкая доля промышленности в ВВП означает потерю индустриального потенциала. Но на самом деле в современной высокотехнологичной промышленности наибольшая добавочная стоимость создается раньше, чем при физическом выпуске продукции – именно в секторе услуг. 

У нас этому направлению вообще не уделяется никакого внимания. Нет политики по развитию сферы услуг, повышению доли высокотехнологичных отраслей. Это очень большой пробел, который нужно восполнять.

Подводя итоги, изменение структуры казахстанской экономики – задача номер один в национальной повестке. Но начинать ее нужно не с погони за цифрами, а с выработки целого комплекса взаимосвязанных политик – промышленной, инвестиционной, торговой, сервисной. Я говорю именно о политиках, т.е. принципиальном, долгосрочном видении, а не просто о госпрограммах. Как показала практика, программы имеют недолгий срок жизни и настроены на освоение бюджетных средств, а не качественное изменение отраслей.