Валихан Тулешов
Когда то известный казахский философ Кажимурат Абишев, дай Аллах ему здоровья, так определил идеал философии - «найти или создать образ достойной жизни, независимо от того, имеет ли он место в наличной действительности или нет, ибо даже тогда, когда такой образ жизни и дан человеку, он может не занимать статуса ведущей, влекущей человека ценности, организующей весь строй его жизни».
С тех пор я не сомневался в том, что именно «казахская школа» философии (как её называли ещё в советское время), в отличие скажем от других, «ленинградской» или «московской», скажем, сможет попробовать создать или найти обоснование достойного для казахов образа жизни. Что наши философы и интеллектуалы не смогут просто удовлетвориться фактом данности такого образа жизни где-то в Америке, Европе или Японии, а может, на Кубе или в Эфиопии, ибо «данность в жизни не представляет для философии ценности, если она не имеет какого-либо отношения к смыслу человеческого существования». Казахские философы способны обосновать, оправдать и разработать все «формы, пути и даже нехоженые тропки бытия человека в мире, если они достойны его», достойны будущего казахской нации (К.Абишев. Философия. Учебник для студентов вузов и аспирантов. Алматы, 1999. С.15).
Диалектика + гуманизм = постмодернизм
Современная казахская философия началась во второй половине прошлого века с творчества таких философов как Ж.Абдильдин, А.Касымжанов, М.Аженов, К.Абишев, А.Касабеков, А.Нысанбаев, М.Орынбеков, О.Сегизбаев, А.Хамидов, Б.Нуржанов, Г.Акмамбетов, М.Сужиков, М.Бурабаев, М.Сабитов, А.Кельбуганов, К.Рахматуллин, Т.Габитов, В.Ротницкий, М.Хасанов, Н.Сейтахметов, Ж.Молдабеков и др. Все они в совокупности, на основе творческого восприятия и переработки немецкой классической философии, формировали необходимое логическое (методологическое) представление о некоем личностном (национальном) образе свободы, образе истории казахов, сформировали представление о пути, которым должен идти человек, ориентируясь на определенные ценности (принцип деятельности) человеческого мира.
Однако, в процессе созидания, конструирования этого методологического арсенала отечественная философская мысль, как и другая смыслопроизводящая корпорация - писатели, упустила совершенно важный период современной истории - дезинтеграцию СССР и появление на международной арене нового регионального образования - союза независимых государств. Философы не дали оценки мировоззренческим основам марксистско-ленинской идеологии, советскому периоду национальной истории, не сумели насытить общественный интерес переходного, транзитного состояния, общества разнообразнейшими теориями и концепциями человека, не смогли показать переходные модели человеческого существования, восприняв передовой опыт гражданских сообществ развитых стран. Даже сегодня абстрактное методологическое представление о национальном образе свободы, сформированное, когда-то, казахскими философами, ещё не пробудило повсеместно интерес отечественной философии к опыту становления и развития государственности, суверенности и наций состоявшихся стран мирового сообщества.
Пытаясь заполнить эту нишу, описать закономерности становления и развития суверенного Казахстана и казахской нации, новое поколение казахских философов, в общем и целом, не смогло выработать общую мировоззренческую позицию, позволяющую воссоздать целостный образ истории казахов, например, и сочленить его с проектами будущего страны. Не дав полноценной оценки большевистского варианта коммунистической идеологии и её советской модели модернизма, интеллектуальные элиты остались зараженными мультикультуралистскими (пролетарский интернационализм, буржуазный космополитизм) и антирыночными (псевдорыночными), авторитарными стереотипами сознания, где советская студенческая «общага» до сих пор остается метафорой страны, как и её бывшей метрополии.
У посткоммунистических политических элит не хватило мужества покаяться за преступления советского режима, попросить прощенья за гибель миллионов бывших соотечественников, хотя бы, проявить желание покончить со своей двойной лояльностью, цивилизационной слепотой, которые могут горько отозваться на судьбе государственного суверенитета и национального строительства. Приверженность правящих элит либерально ориентированным вариантам коммунистической (интернационалистской) идеологии не дала возможность ярко и свободно проявиться легитимным способам самоорганизации общества, демократическим институтам развития, разнообразию и многообразию форм политического и социального плюрализма. Либерально-демократическая идеология не восторжествовала. Свобода выбора не состоялась потому, что не произошло осознание её необходимости.
По прошествии 17 лет обретения независимости, философы Казахстана, таким образом, столкнулось с ужасающим положением вещей в своем национальном философском цеху. Оказалось, что современная казахская философия ни на шаг не продвинулась в преодолении мировоззренческого кризиса, связанного с переходом страны и общества на новые «суверенные» условия своего существования. Стало совершенно очевидно, что нынешние преподаватели философии не смогут объяснить даже студентам философских факультетов способы и методы формирования ценностей в развитых странах, стандарты и регламенты которых руководство страны, приняв государственную программу «Путь в Европу», собирается внедрить в Казахстане. Получая дипломы философов, политологов, преподавателей философии и политологии, молодые люди вполне серьезно считают, что СССР не сам развалился, а его развалили некие «враги», что для Казахстана приемлем опыт государственного строительства России и Китая, например, а не Италии или Великобритании, что Грузия это не страна по сравнению с Россией, что постмодернизм - это просто смешение стилей в искусстве, а не ориентация человеческой культуры, что постиндустриальное общество - это общество не нашего выбора и т.д. и т.п. Для современного, стремящегося в конкурентоспособное поле и развитое качество, государства такое положение дел («цивилизационная слепота») в самом смыслопроизводящем цеху интеллектуальных элит - нонсенс.
Это сегодня для меня совершенно очевидно, что истины мира и мира самого человека измеряется человеческими ценностями, главной из которых является свобода выбора. Эти человеческие ценности собираются и систематизируются в различных ориентациях культуры. Данные различные ориентации культуры кореллируют с определенными формами государственного устройства, а последние - с формами экономического развития. В этом заключается особенная логика современного человеческого бытия и его философского постижения, которую Альбер Камю лишь обозначил в определении отношения науки к философии и ответственности последней перед своим призванием.
Понятно, что философское умонастроение современной эпохи может быть выражено совершенно разными способами: в искусстве, религии, науке и т.д. Однако объединяющим принципом такого разнообразного умонастроения сегодня выступает философская рефлексивность как глубокая и всесторонняя отнесенность и соотнесённость субъекта преобразования и объекта исследования (в данном случае - общества), глубокий релятивизм (причинно-следственная взаимозависимость) как принцип формирования современного человеческого сознания. Такой глубокий релятивизм позволяет осознать взаимные интересы противоположных исторических тенденций и представлений о них, например, начиная с древнейшей эпики и мифологии казахов, заканчивая современными конструкциями национального сознания, их совместную, более целостную и конкретную интерпретацию, взаимную обусловленность различных человеческих отношений. Такой глубокий релятивизм является методологической базой для писателей, стремящихся описать современную, изменяющуюся и характерную многочисленными историко-культурными «мелочами», а не устаревшую, структурно устоявшуюся и неподвижную, социальную реальность.
Поэтому, сегодня признание исторической необходимости и самоценности предметов всего человеческого мира, по-возможности, всех отношений и нравов общественного человека, их всеобщей материалистической (не материальной, прошу не путать - В.Т.) сцепленности и органической взаимосвязи, глобальный детерминизм элементов человеческого мира (как материальных, так и идеальных), становятся краеугольными камнями уже более осмысленного постмодернистского понимания как глобально интерпретируемой предыстории человечества, так и её будущей подлинной истории, всей мировой цивилизации. Именно здесь становится возможным избежать разрушения исторического измерения времени, произошедшего в советское время, -воспоминания о прошлом и предвидения будущего , ибо материалистическая связь человеческого мира и мира самого человека, как предмет новой - гуманистической логики , например, не даст затмить потенциал человеческого опыта и практики, а тем самым, позволит избежать господства мнимого постмодернистского культа безвременья, лишенного человеческой глубины пространства.
Именно здесь становится возможным построить новыйказахский мир , состоящий из взаимного влияния, корректировки и сочленения внятных и понятных образов истории казахов и проектов будущего как общих перспектив модернизации казахской нации.
В этой связи современным казахским философам следует понимать и объяснять, что постмодернистские требования признания значимости и ценности различных исторических видов и способов организации общественной жизни, их естественно-историческая сменяемость и диалектическая взаимосвязь неуклонно подводят со временем к пониманию нового, современного постиндустриального, а вместе с тем, высоко технологического и глубоко человеческого характера мироустройства и постлиберальной организации общества. Человек в полном объеме - свободный , позиционирующий себя бесконечно в таком обществе, а не одномерный или подчиненный (авторитарному режиму) - вот скрытый смысл исканий современных философов - постмодернистов.
Поэтому, постмодернизм как ориентация культуры в целом есть выражение более конкретной философской аксиологии, вырастающей из постиндустриального состояния общества и утверждающей, что ценности создаются человеческими, то есть, моральными сообществами, что эти моральные сообщества формируются в способе общественного производства, что, наконец, основным мотивом существования этих человеческих (моральных) сообществ является общественное (моральное) и демократическое (права и свободы) признание индивидов друг другом и их сообществом .
В таком постиндустриальном обществе обычный человек может быть постмодернистом существенно больше, чем философ-методолог. Однако методологу легче будет построить новую «гуманистическую логику», основываясь на понимании старой, нежели постмодернисту, который живет больше в аксиологическом измерении. Ведь, постмодернизм - очередной, следующий за модернизмом, этаж ориентации человеческой культуры, культуры человеческого гуманизма.
Если сказать, что постмодернизм появился как запрос новой гуманистической (в противовес диалектической) логики, то в этом будет определенное рациональное зерно. Ибо диалектическая логика как операционная система субъекта деятельности, исследователя-философа, возникшая, прежде всего, как логика эпохи индустриализации и модернизма, названной европейцами ещё «веком силы», «веком власти» и «веком энергии», сегодня, в эпоху постиндустриализма, уже не позволила бы, не включая аксиологическую компоненту, ещё глубже подступиться к освоению очередных этажей человеческой культуры. Осознать постмодернистскую модель образа можно будет посредством построения уже новой или обновленной логики, в которую имманентно вплетено аксиологическое и культурологическое содержание постиндустриального состояния общества.
Мне кажется, что этой гуманистической логикой необходимо в кратчайшие сроки овладеть не только преподавателям философии и политологии университетов, но и господствующим политическим и бизнес элитам нашей страны.
Гуманистическая логика как выражение социальных связей человека в культуре
Итак, как мы уяснили, материалистическая связь, ранее проявляющаяся в корреляции между экономическим развитием и стабильной демократией, теперь должна быть дополнена их корреляцией с различными типами, формами и ориентациями человеческой культуры.
Данная материалистическая связь может и должна быть описана не только в аспекте взаимодействия различных типов и видов деятельности, например, экономики, политики и культуры или экономического развития, развития форм государственного устройства и культурного развития, что, собственно должно быть отражено в нормальных государственных программах модернизации страны, но и иначе, в некотором, скажем, горизонтальном, плоскостном аспекте исследования форм связи индивидов, а именно как социальные связи человека в культуре.
Поясним это поподробнее. Демократия, например, возникает в борьбе с господствующей системой отношений в государстве - с монархией. Она появляется как антитеза отношениям личной зависимости, выражаясь в отношениях вещной (посреднической или рыночной) зависимости индивидов друг от друга, в опосредованном отношении людей друг к другу. Рынок в этом опосредовании являет собой сеть товаропроизводителей как продавцов произведенной продукции, а сеть создает уже человеческое, моральное сообщество, существующее уже на основе определенных стандартов. Но здесь ещё не приходится говорить о демократии как особом культурном и сетевом устройстве человеческого общества. Однако тенденция, проявившись раз, развивается именно в данном направлении.
Иерархии личной зависимости постепенно на смену приходит иерархия вещной зависимости, а в современном постиндустриальном состоянии гражданских обществ развитых стран появляются и вовсе не иерархичные, а равноправные и равносвободные, по своей внутренней структуре конструкции моральных сообществ, основанные на постмодернистской ориентации культуры, считающей все формы и виды связей индивидов в обществе в одинаковой мере ценными и имеющими, поэтому, право на существование и сосуществование. Принципом организации таких моральных сообществ являются актуальнейшие демократические, несиловые, традиции культуры, как например, принцип полисоциокультурализма для Европейского Союза.
В этой связи, европейские философы в середине 60-х годов прошлого века совершенно объективно обратились к исследованию данного феномена постиндустриального общества, считая, что неиерархичность общественной системы, её подлинная свобода возникает на определенной высокой стадии развития обществ. Когда происходит переход от силового способа организации общества к другим несиловым, договорным, то есть, свободным формам самоорганизации общественных индивидов, от демократии государства, попирающего первоначально права самых многочисленных классов и меньшинств, к демократии морали и культуротворчества, отстаивающей права, по-возможности, абсолютно всех меньшинств (в том числе и сексуальных). Данное обстоятельство позволило когда-то К.Марксу в общих чертах очень верно сформулировать принцип такого общества: «Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех».
Конечно, до образца классического «коммунистического», коммунитаристского общества, отвечающего данному принципу, в реальности ещё очень далеко, однако, понятие свободы как свободы выбора , коррелирующее с понятием свободы как творчества , в тесной увязке с ним, функционально присутствует уже в современном европейском законодательстве.
Например, как пишет Марк Леонард, «в основе европейского проекта лежит стремление перейти от мира, в котором царит политика с позиции силы, где «кто силён, тот и прав», к сообществу, основанному на власти закона». Поэтому «европейцы сделали основой своей безопасности взаимное вмешательство и контроль». Данные законы, известные под названием Acquis Communitaire, что буквально означает «приобретенная общность» или «общепризнанный факт» сообщества, «работают не потому, что существует европейское полицейское государство, которое заставит непокорные страны, не соблюдающие эти законы, применять их, а благодаря тому, что все европейские государства хотят, чтобы эта система действовала успешно. А поскольку каждое государство в составе ЕС хочет, чтобы его партнеры подчинялись закону, оно вынуждено само соблюдать его» (См.: М.Леонард. XXI век - век Европы. М., 2006 г. С.65-66.).
Европейские философы, имея в виду именно такую формирующуюся неиерархичность общественных систем, сетевых структур, кинулись разрабатывать структуралистские и в особенности постструктуралистские концепции , в которых подвергли критике идеалистические и экзистенциональные варианты былого мультикультуралистского (модернистского и силового), то есть сугубо структурного (однополярного или двуполярного), формата миропонимания и мироразвития. Они стали показывать значимость внесистемных, маргинальных элементов общественных систем, их значение для формирования новых социальных, политических и экономических институтов, их постиндустриальных общественных конструкций и постмодернистских представлений о них.
С другой стороны, такая резкая реакция со стороны критической деконструкции привела к тому, что её сторонников стали подозревать в отсутствии постмодернистского воображения - этой главной несущей опоры постмодерна («Взаимосвязь самоумножающихся зеркальных образов без глубины и содержания»).
Вместе с тем, хотя постмодерн и выступил против антропоцентрических и этносоциальных концепций ХIХ века, превозносящих те или иные черты модернистского мультикультурного , то есть структурного (силового) общества, большинство постмодернистских философов все же склонны были объявлять гуманизм (и это отчасти верно) - выражением современной планетарной и глобальной идеологии, «которая помещает человека в центр истории и делает из него привилегированного творца смысла» (Ричард Керни .Кризис постмодернистского образа. Перевод Жаната Баймухаметова .- Начнем с понедельника. №14 (676) 13-19 апреля 2007 г.). Это означает признание человека как такого равноценного богу существа, которое вместе с ним, с богом, образует, по выражению Деррида , диалектическое « мы » - «единство абсолютного знания и антропологии, Бога и человека, онтотеотелеологии и гуманизма» (Там же).
Так было положено начало «неструктурного», сетевого принципа построения общественных систем, в котором преобладающую роль стали играть функциональные связи элементов сети, способ их взаимодействия, или формы жизнедеятельности гражданских обществ, многократно увеличившего потенциал и функциональную мощь каждого отдельного человека в процессе его участия в общегражданском цивилизационном строительстве. Именно с этого времени модернизм как способ политической организации правящими элитами социально-экономического пространства и соответствующая этому способу ориентация человеческой культуры стали сходить с подножки поезда постиндустриального общества и соответствующей уже ему новой постмодернистской ориентации культуры.
Деконструкция , в общем и целом, сделала главное - сформировала концепцию выхода сознания гражданских обществ развитых западных стран из состояния идеологического и лингвистического редукционизма, метафизического логоцентризма , характеризующегося данностью, полнотой и законченностью обозначения, а в целом, показала выход из модернистских идеологических структур (экономических и политических), разделяющих мир на «своих» и «чужих», в сторону большего разнообразия, новых мыслительных экспериментов с социальным пространством, в сторону нового, не интернационального, а цивилизационного (постнационального) дизайна социальной жизни, в сторону растущей гомогенизации человеческого сообщества, в сторону «всех своих».
Осмысление всего «неструктурного» в структуре, выявление парадоксов и мешающих жить «мелочей» позволило, например, Ж.Моне в кратчайшие сроки выстроить идеологию развития европейской интеграции, результатом которой явилось образование Европейского Союза. Как считает Паскаль Фонтэн, бывший помощник Жана Моне, профессор Института политических наук, «любые значительные изменения в существующей системе должны учитывать многообразие и принимать во внимание различия стран, что является одним из важнейших преимуществ государств Европы». Это при том, что «несмотря на то что органы ЕС уже доказали свою значимость, они должны быть приспособлены к расширению Союза и увеличению числа стоящих перед ними задач. Чем больше число членов, тем сильнее центробежные силы, которые могут привести Союз к распаду. Краткосрочные приоритеты могут с легкостью сместить приоритеты долгосрочные. Вот почему каждый, кто принимает участие в этой беспрецедентной организации, должен взять на себя ответственность за продолжение эффективной работы системы учреждений ЕС» (Паскаль Фонтэн. Европа в 12 уроках. Европейские Сообщества. 2006 г. С.56.).
Здесь, поскольку материальный компонент жизни человеческого общества воспроизводится уже достаточно эффективно, а технологии позволяют поддерживать необходимый возрастающий уровень общественного воспроизводства на новых культурных основаниях и распределять по новым основаниям (в том числе и по потребностям), то жизнь развитых человеческих сообществ становится свободно-планомерной, осознанно-планомерной. В таких обществах государство как аппарат насилия, администрация, вырождается или перерождается до состояния информационного центра, сервера сетевой организации граждан-членов сети. Силовой формат, принцип силы - изживающийся анахронизм такой сетевой структуры, в котором основная функция власти теряет свою актуальность, так как не предполагает равноправия членов сети. Так, полярность и замкнутый атомизм власти, силовой организации общества, в конце концов, неизбежно приходит в полнейший тупик и заканчивается внутренним самоотрицанием.
За примерами ходить далеко не приходится. Взять хотя бы ту же Бельгию, в которой государство держится, как сказали бы отечественные политологи, «на честном слове», если не сказать больше. Тут, как сказали бы отечественные социологи, этнические сообщества фактически поставили страну на грань дезинтеграции, от которой спасает лишь полноценное членство Бельгии в Европейском Союзе. Однако, в отсутствие центрального правительства, неспособного решать этно-культурные вопросы, гражданское общество, как сетевая организация граждан Бельгии, берет решение данных проблем на себя. Принцип « единство в многообразии », характерный для всего здания Европейского Союза, работает, таким образом, и в каждой отдельной стране.
Развитие либеральной сети государств, абстрактно предсказанное Ф.Фукуямой, предопределяет темпы, направление и скорость постлиберального развития мироустройства. Поэтому, если союзы государств представить по принципу сетевой организации, то, конечно, наиболее развитой и всесторонне организованной сетью государств планеты является Европейский Союз, который уже представляет собой образец постлиберальной организации миропорядка, основанного на единых ценностях свободного рынка, либеральной демократии и прав и свобод личности. В этой связи всякие определения полярности (однополярности или многополярности), полицентричности (термин Д.Медведева) мирового политического устройства - в противовес принципу полисоциокультурализма , например, представляются уже абсолютно неактуальными по причине их внутреннего силового принципа организации. К сведению того же Д.Медведева, Европейский Союз как сеть либеральных демократий уже давно полицентричен. А, если иметь в виду то, что формирование мировой сети либеральных демократий находится в заключительной стадии, на которой происходит дезинтеграция последних недемократических режимов и «империй" (их можно пересчитать по пальцам), то принцип полярности мирового устройства, являющийся отрыжкой устаревших идеологических концепций, давно находится на свалке мировой истории. Такое понимание, по существу, дает возможность развитым странам и их стратегическим партнерам перейти к полноценной практике использования институтов «мягкой (культурной) силы», фактически, исключая инструменты «твердой», военной силы и сугубо политические методы в международных отношениях. Ярким примером такого подхода явился План Саркози , который был не без сомнения принят тем же Д.Медведевым.
В этой связи, как утверждает Марк Леонард, например, «европейская стратегическая доктрина сильно отличается от американской. Использование военной силы направлено на построение мира, а не на демонстрацию мощи. Сила может потребоваться для защиты европейских ценностей, но она никогда не будет основой европейской внешней политики. Солдат используют не для того, чтобы контролировать другие страны, а в первую очередь для ликвидации обстоятельств, приведших к войне. Военные действия Европы прежде всего направлены на изменение структуры раздираемого войной общества. Фактически они направлены на распространение мира» М.Леонард. ХХI век - век Европы. С.91-92.), а не на «принуждение» к нему.
Поэтому даже в сфере европейского понимания применения силы, после событий на Балканах, произошло изменение, выразившееся в формулировании трех основных подходов - идее гуманитарной интервенции, европейской доктрине нанесения упреждающего удара и идее государственного строительства. При этом, европейская доктрина упреждающего удара, в отличие от американской, которая сфокусирована на физических ресурсах и носит исключительно военный характер, основывается на «продолжительном участии, при котором военная составляющая является лишь частью деятельности наряду с экономическим и правовым вмешательством упреждающего характера, и направлена на создание политических и институциональных основ стабильности, а не просто на ликвидацию непосредственного источника опасности» (Там же. С.98.). Следовательно, подобным же образом европейская стратегическая доктрина по существу отличается и от российской, функциональная слабость которой наглядно проявилась в событиях на Кавказе, где она была использована для демонстрации мощи и в качестве основы российской внешней политики.
С другой стороны, демократия изначально как принцип связи человека с человеком основана на культуротворчестве этой связи, на созидании предметного поля этой связи, включая экономические, политические, моральные и т.д. аспекты жизнедеятельности людей в таком сообществе. Демократия с самого начала (с Древней Греции) включает в себя все эти первоначально немногочисленные компоненты сетевого устройства и помогает им развиться в своем лоне. Историческая кристаллизация демократии как сети обобществляющегося культуротворчества индивидов, их сетевой организации - вот что самое главное, что до сих пор не поняли наши политологи и экономисты . Ведь культуротворчество и есть изначально всеобщая характеристика человеческой деятельности, её глубинная морально-нравственная мотивация по воспроизводству общественного человека, его общественного признания как обладателя всей совокупности прав и свобод, сегодня поставленная во главу философии Европейского Союза и НАТО.
Возвращаясь к сказанному, следует упомянуть, что Г.С.Батищевым, известным советским философом, методологом, задолго до Ф.Фукуямы, но практически в одно и то- же время, когда европейские страны приступили к заключительной стадии формирования Европейского Союза как сети либеральных демократий, были описаны социальные связи человека в культуре как некий теоретический образ конструкции свободного, то есть культуротворческого сообщества индивидов. Этот теоретический образ Г.С.Батищева и сегодня во многом подходит для описания идеологии конструкции Европейского Союза и его военного органа НАТО (См.: Г.С.Батищев. Социальные связи человека в культуре.). Однако, весь парадокс заключается в том, что пока советские философы делали теоретические и методологические открытия, гражданские общества западных стран реально строили такую культурную сеть государств.
В этой связи, гуманистическая логика должна быть представлена как логика становления и развития постиндустриального общества, как логика становления и развития постлиберального миропорядка, как логика, выводящая человечество из предыстории человечества в подлинную его историю. В этой логике должно быть показано не просто направление и содержание этой подлинной истории человечества, но и его нравственное отношение к самой предыстории.
«Путь в Европу» как путь Казахстана в подлинную историю его граждан
Сегодня принцип полисоциокультурализма позволяет создать Сеть , а не союз, независимых государств, толерантную и комплементарную естественно-исторически сложившемуся доминированию на планете либерального сообщества наций и государств - этой поистине глобальной Мегасети, основанной на непреходящих человеческих ценностях. В этой связи, призывы той же России «строить многополюсный миропорядок» должны оцениваться как устаревшие, не имеющие ничего общего с формированием и развитием новых, исключающих силовые способы, отношений между государствами и народами, между расами, между этносами и суперэтносами, между нациями и диаспорами и т.д., то есть, между людьми. Тем более, что реальным полюсом, конкурентом США по уровню экономического развития может выступать только Евросоюз и Япония, но никак не Россия. Россия может конкурировать с США и Евросоюзом лишь в военном отношении по паритету ядерного противостояния и обычных вооружений, то есть только в силовом аспекте. Россия как полюс состоятельна лишь в военном аспекте, но никак не в экономическом и социальном, где только доллар и евро составляют официальные мировые запасы иностранной валюты, в том числе и в самой России.
«Как говорит Нобелевский лауреат Роберт Манделл: «Наступление евро может оказаться самым важным событием в международной валютной системе с того момента, когда в 1913 году, вскоре после создания центрального банка США - Федеральной резервной системы, доллар выступил в качестве доминирующей валюты... за одно десятилетие зона евро легко может расшириться так, что будет насчитывать до 50 стран с населением свыше 500 миллионов человек и ВВП, значительно превосходящим ВВП Соединенных Штатов» (М.Леонард. ХХI век - век Европы. С.122-123.).
Более того, учитывая доминирующую нефтяную и газовую составляющую в экономике России, следует признать Европейский Союз лидером в соревновании с США и Азией, не говоря о России, призванном покончить с зависимостью от природных ресурсов, что должно сделать Европу первым континентом «энергетической независимости» (Тамже. С.123.).
Наконец, сила интеграции и расширения, являющаяся показателем привлекательности функциональной силы государства и свободы его граждан, покидает Россию и в демографическом измерении. Ежегодные потери населения в количестве до 800 тысяч человек, притом, что в США ежегодно прибывает до одного миллиона человек, а Европейский Союз растет фактически из расчета «одна страна в два года», вообще говорит о несостоятельности государственной политики в области рождаемости, продолжительности жизни и правоспособности государства создавать легитимные и эффективные привлекательные модели воспроизводства общественного индивида.
Преимущества европейской социальной модели также неоспоримо по отношению не только к США с его ярко выраженной правовой культурой и сосредоточенностью на индивидуальном благосостоянии, но и с Азией с её «ответственностью и созиданием общего блага». «Посредством «Стокгольмского консенсуса» Европа может предложить лучшее из обоих миров: синтез обеспечиваемой либерализмом динамичности со стабильностью и благосостоянием, которые дает социальная демократия» (Тамже. С.132.).
Поэтому говорить о России как о полноценном полюсе цивилизованного многополярного мира, в котором, кстати, реиндустриализация в постиндустриальном направлении так и не начата, сегодня не приходится . Ведь основным потребителем капиталов и технологий в России является не гражданин страны, а её военно-промышленный комплекс, благодаря которому стране долгое время суждено оставаться на окраине мирового развития, в группе развивающихся государств. Ибо разница между развитыми и развивающимися странами заключается в отношении к человеку, а не к минеральным ресурсам страны.
Кристаллизация сети независимых государств (если СНГ все же сохранится), после грузино-осетинского конфликта показавшего ошибочность постсоветского, то есть, силового способа организации этого пространства, очевидно, пойдет по пути, проложенному Европейским Союзом. И в этом надо быть абсолютно уверенными, несмотря на усиление военной составляющей ОДКБ, предпринятой опять-таки руководством Российской Федерации. Ибо вслед за стимулирующим действием европейского права, сила интегрированной Европы приведет в постсоветское пространство европейское понимание нравственности, основным содержанием которого давно стали права и свободы личности как элементарной частицы глобальной человеческой Мегасети, включающей в себя все этапы и этажи, все виды отношений между людьми вплоть до международных отношений.
Казахстану, в Конституции которого продекларирована неотъемлемость прав и свобод личности, такой «путь в Европу» также представляется крайне необходимым. Ибо стабильность государства Казахстан означает «стабильность институтов, гарантирующих демократию, правопорядок, права человека, уважение и защиту меньшинств, а также существование действующей рыночной экономики» и, кроме того, способность справиться с давлением конкуренции и действием рыночных сил внутри сообщества родственных либеральных государств. Стабильность государства Казахстан в таком виде становится лишь звеном стабильности этой глобальной сети либеральных демократий, в котором приверженность целям политического, экономического и валютного союза с такой сетью государств становится жизненно необходимой.
Ведь изменения, которым подвергнется Казахстан, затронут, прежде всего, каждого конкретного человека. В соответствии с европейским пониманием, в Казахстане должен быть расширен принцип недопущения дискриминации, который должен действовать также в отношении пола, расы, вероисповедания, возраста и сексуальной ориентации. К действующему принципу гражданства, по-видимому, надо будет добавить положения о равноправии казахов, родившихся за рубежом и принявших гражданство Казахстана, для баллотирования на все выборные должности в государственных органах власти, предоставление гражданам более широкого доступа к официальным документам государственных органов власти.
В Казахстане, вслед за провозглашением равенства мужчин и женщин, следует добиться действительного гендерного равенства, установить и добиться действительного соблюдения права на защиту сведений личного характера, установить запрет практики улучшения наследственных свойств человека и клонирования человека, установить запрет на многоженство (многомужество), установить права на защиту окружающей среды, прав детей и прав пожилых людей, права на надлежащее управление и т.д.
Страна за годы реализации государственной программы «Путь в Европу» просто обязана приблизиться к европейскому пониманию и уровню реализации основных принципов Хартии основных прав Европейского Союза - достоинства, свободы, равенства, солидарности, прав граждан и законности.
Именно с полной реализацией прав и свобод личности, стабильностью институтов, гарантирующих демократию и правопорядок, уважение прав меньшинств (в том числе, прав диаспор), а также с уверенным функционированием рыночной экономики, способной справиться с давлением конкуренции и действием рыночных сил внутри государства, начнется подлинная история граждан Казахстана и самого государства Казахстан, их сближение и интеграция с Европейским Союзом.
Вступление же Казахстана в ЕС позволит гражданам нашей страны пользоваться самым большим даром объединенной Европы - возможностью выбора. «Это свобода выбирать, в какой стране жить, какую пищу есть, в каком университете учиться, какую работу выполнять и где продавать свою продукцию».
Перефразируя Марка Леонарда, если «в каждом английском супермаркете полки» будут ломиться «под тяжестью свежих спагетти их Италии, французских сыров, греческих оливок, датского бекона» и казахского казы и шубата, надо полагать, наверняка найдутся казахские девушки, пожелавшие убежать от судьбы токал в Швецию, где мужчин больше, чем женщин, а нравы мягче, чем в Шымкенте. Найдутся апашки, пожелавшие «на закате своих дней жить у побережья в Коста Бланке», а предприниматели из Германии, пожелавшие переселиться к своим казахским женам. Казахи получат «возможность пользоваться лучшим из того, что сможет предложить Европа», начнут «строже спрашивать» со своего национального правительства, подгоняя его к достижению «среднеевропейских показателей» собственной компетентности. Национальная политика в Казахстане будет «рассматриваться в более широком контексте», Уже сейчас она «создает настоящую конкуренцию осуществляемых в Европе политических мер. «Среднеевропейский уровень» может дать гражданам колоссальные возможности. Европейская интеграция все больше будет проявляться как нарастающее стремление к оптимальной политике - созданию превосходных больниц, школ с более творческим подходом, принятию наиболее эффективных мер по борьбе с преступностью» (Тамже. С.142-146).
ЕС, выступающий как институт контроля за деятельностью национальных правительств, дает, в свою очередь, странам членам ЕС контроль над политикой, которая приобрела глобальный характер. Консолидированное мнение членов ЕС выступает как консолидированное суверенное право, при котором возможность сведения демократии к фарсу становится совершенно минимальной. Вступив в Евросоюз, страна, внося часть своего суверенитета в общий фонд, в ответ получает контроль над своей судьбой со стороны всего сообщества, а также начинает осуществлять свой контроль над судьбой всего сообщества. В этом заключена непреходящая сила «сетевой Европы».
Совершить мировоззренческий рывок (цивилизационный выход) на параметры европейского уровня государственного строительства и интеграции нации в сообщество свободных и демократических этносов наш долг перед будущими поколениями наших сограждан. Именно на этой основе сама история казахов будет легитимизироваться на их глазах как подлинная, а новая история, тем самым, будет осуществляться как объективная, естественная история свободного народа.
Normal 0 MicrosoftInternetExplorer4 /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin:0cm; mso-para-margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:10.0pt; font-family:"Times New Roman";}
Валихан Тулешов - Координатор Европейского клуба Казахстана, философ, кандидат философских наук.
http://www.arba.ru/article/4537 .
|
