«Эпоха перемен» для Центральной Азии: экспертный анализ
Автор: Ia-centr.ru
В дискуссии приняли участие А.А. Колесников, профессор, директор Центра евразийских исследований СПбГУ, Б.К. Султанов, профессор, директор Исследовательского института международного и регионального сотрудничества (директор Казахстанского института стратегических исследований при президенте Республики Казахстан в 2005-2014), С.А. Притчин, старший научный сотрудник Центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН, Фабрисси Виельмини, аналитик Vision & Global Trends (Италия), К.П. Курылев, профессор РУДН, директор Центра исследований постсоветских стран и главный редактор журнала «Постсоветские исследования», Б.И. Эргашев, директор Центра исследовательских инициатив «Ma'no» (Узбекистан), Р.Р. Бурнашев, профессор Казахско-немецкого университета (Казахстан), Д.Ю. Чижова, директор портала Ia-centr.ru, А.А. Перминова, шеф-редактор портала Ia-centr.ru, Ю.В. Шевцов, директор Центра по проблемам европейской интеграции (Беларусь). К.К. Рахимов, исполнительный директор Центра стратегических решений «Аппликата», Киргизия, Д.В.Сапрынская, научный сотрудник Института стран Азии и Африки МГУ, руководитель проектов Фонда поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова.
Инициатор, модератор дискуссии и предыдущих ситуационных анализов – А.А. Князев, профессор СПбГУ и ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО (У) МИД России.
Мир, который не будет прежним
А.А. Колесников открыл дискуссию приветственным словом. Участникам ситуационного анализа было предложено рассмотреть два гипотетических сценария развития ситуации в Центральной Азии. Прежде всего – по итогам военной операции на Украине, а также глобального противостояния США и западных стран (условно «Запад») – с одной стороны, с Россией, КНР, Ираном и рядом другим стран (условно «не-Запад») – с другой.
Первый предложенный сценарий – «умеренный», скорее позитивный. Военная операция на Украине завершается в относительно быстрые сроки и успешно, с точки зрения интересов России и для «не-Запада». На этой основе формируются некие новые (обновленные) правила поведения в отношениях между «Западом» и «не-Западом», меняется мировая геополитическая и геоэкономическая конфигурация. Частично снижается санкционное противостояние, военно-политическая конкурентность принимает преимущественно мирные, политико-дипломатические формы. Стороны глобального противостояния возвращаются к действиям на основе международного права. Значительная часть государств, включая и страны Центральной Азии, занимает позицию «неприсоединения» и имеет достаточно широкое пространство для маневрирования в своей внешней политике.
Второй предложенный на рассмотрение сценарий – «конфронтационный», скорее негативный. Военная операция на Украине принимает затяжной характер, с минимумом успехов с точки зрения интересов «не-Запада». Одновременно сохраняется кризисное состояние стран «Запада». Мировая геополитическая и геоэкономическая конфигурация также меняются, но общее противостояние не снижает градус, усиливается глобальная поляризация и формируется обстановка «новой холодной войны».
Большинство принятых ранее правил поведения не соблюдаются, стороны глобального конфликта действуют скорее ситуативно, роль международных площадок при участии мирового сообщества остается формальной. Уровень противостояния внешних центров силы в Центральной Азии резко возрастает. Страны Центральной Азии, напрямую не участвующие в конфликте, оказываются в ситуации жесткого выбора, когда становится необходимо принимать ту или иную сторону. То есть в опосредованной форме становиться участниками конфликта. Новое «движение неприсоединения» оказывается неустойчивым, подверженным резким воздействиям со стороны «полюсов», ограничивающих самостоятельность «неприсоединившихся» стран и возможности их развития.
Исходя из предложенных двух сценариев участники постарались оценить вероятные изменения в политике мировых центров силы, риски и последствия продолжения курса «многовекторности» во внешней политике стран Центральной Азии.
Сегодня новая геополитическая и геоэкономическая конфигурация в Центральной Азии формируется на фоне трансформации всей мировой системы международных отношений. Обычно в списке стран «не-Запада» после России и Китая называют Иран, а может ли измениться сегодня его региональная роль? Новое время открывает и новые возможности развития для стран Центральной Азии, создаваемые, в том числе, и глобальным санкционным противостоянием: в краткосрочной и в стратегической перспективах.
Конфронтация или урегулирование в условиях нарастания угроз
В ходе дискуссии эксперты высказали и свои мнения о том, какой из обозначенных сценариев, по их мнению, полностью или наиболее вероятен.
Константин Курылев дал такую оценку: «Наверное, вполне справедливо будет согласиться со словами С.В. Лаврова – нынешняя ситуация эпохальна, поскольку идет битва за то, каким будет новый миропорядок… Еще в 1958 году известный американский политолог Органски отметил, что вопрос не в том, станет ли Китай самой могущественной державой в мире, а в том, сколько времени КНР потребуется для того, чтобы такого статуса достичь. Считается, что индикатором периода властного транзита является достижение претендентом на мировое лидерство порядка 80% силы доминирующего актора. И как показывают, в частности, наши исследования в РУДН, объективно и по целому ряду показателей Китай уже обошел США: и по сводному индексу национального потенциала, и по абсолютному объему ВВП по покупательской способности, и по развитию инфраструктуры, догоняет по показателям НИОКРа».
Конечно, продолжил Константин Курылев, США сохраняют свои позиции за счет нематериальных ресурсов – и дипломатическое влияние, и разветвленная сеть союзов, «мягкосиловой компонент», возможность проецировать военную силу в разных регионах мира. Однако объективно нынешняя ситуация подвигает коллективный «не-Запад» к тому, чтобы выстраивать свои институциональные основы, ведь у «Запада» они были выстроены уже давно: резервные валюты, контроль над глобальными СМИ, военная структура в лице НАТО, МВФ.
«Не-Запад» такими институциональными ресурсами не обладает, но ярким свидетельством того, что коллективный «не-Запад» формируется, можно считать голосование в Генассамблее ООН, например, по украинскому кризису.
Бахтиёр Эргашев отметил: «Первый сценарий – крайне маловероятный, я убежден в том, что идет реально война в различных форматах за трансформацию мира, и результатом этих процессов станет реальная трансформация существующего миропорядка. Идет холодная война, с проблесками горячей, – все это всерьез и надолго, не закончится полумерами. При этом я не думаю, что понадобится 10-15 лет, и уже к 2026 году основные контуры будут видны. В силу того, что сам регион Центральной Азии – уникальный, граничит с тремя формирующимися центрами силы – Россия, Китай, Индия, то процессы в регионе будут жестко конфронтационными».
Поэтому, продолжил эксперт, «существующий глобальный центр силы, грубо говоря, западный центр – во главе с США – имеет очень сильный интерес к Центральной Азии. Несомненно, в результате мы увидим, что этот регион станет полем жесткого противостояния между США – с одной стороны, и Россией и Китаем – с другой. При этом в регионе будет все больше возрастать то, что я называю «фактор растущей Индии», и это не только про экономику. Вполне вероятно усиление Ирана, Турции и Пакистана... В силу того, что страны Центральной Азии не обрели настоящей субъектности как в политическом, так и в экономическом и военном отношении – это надо признать – то все сценарии будут реализовываться больше за счет внешних факторов».
Константин Курылев подчеркнул: «Что касается сценариев для Центральной Азии в этих условиях, то наиболее вероятен второй сценарий. По нашим расчетам, за следующие 10-15 лет Китай станет основным актором на мировой арене. Это то время, за которое странам Центральной Азии, да и не только им, нужно будет определиться с партнерами.
Как мы видим сейчас в Центральной Азии к этому выбору многие не готовы и даже сопротивляются такому выбору, но реалии таковы, что его придется сделать. Чем раньше выбор будет сделан, тем более выгодное положение в новой системе в рамках коллективного «не-Запада» эти страны займут. Это касается и России, с учетом того, что этот коллективный «не-Запад» выстраивается как китаецентричный, так что России нужно занять такое положение, которое позволит ей не оказаться в полной мере в фарватере китайских интересов. А «движение неприсоединения», если уж такой термин использовать, обращаясь к историческому прошлому и экстраполировать его на ситуацию в Центральной Азии, попросту не сложится».
Станислав Притчин предположил, что очерченные варианты развития будущего для региона могут в чем-то взаимодополнять друг друга: «По поводу сценариев – возможна комбинация из этих двух. Они настолько многогранны по условиям, которые предложены нам на рассмотрение (место и роль международных организаций, ход событий на Украине, положений стран «не-Запада» и др. – ред.), что их может быть хоть 20 штук.
Пока многовекторность стран региона работает, прекрасный пример – выступление Токаева, личное его участие в российском форуме с президентом Российской Федерации. Однако при этом, одновременно, жесткое обозначение своей позиции, которая расходится с российской. Это ли не пример многовекторности или хотя бы попытки ее отстаивания? Мы с вами готовы сотрудничать, встречаться, мы не отказываемся от ЕАЭС, но при этом у нас своя особая позиция по вашей геополитической повестке дня. Понятно, что возможности для сохранения такой позиции будут сокращаться, но, как мы видим, пока странам удается «протиснуться» за счет гибкости, не обидеть Россию и не встроиться в санкционное давление Запада».
Булат Султанов обозначил свое видение так: «Из двух предложенных сценариев – умеренный и конфронтационный – я уверен, что будет развиваться второй, сценарий глобального противостояния между Западом и тем, что вы условно назвали «не-Западом». Я с Бахтиером Исмаиловичем (Эргашевым – ред.) здесь полностью согласен, но мы должны исходить из следующего: западные эксперты считают, что санкции против России – это не инструмент изменения политики, они нацелены на экономическое и техническое разорение России. Вопрос: заинтересован ли в этом Казахстан? Нет, потому что у нас самая протяженная граница, нам легче вести переговоры с одним центром – с Москвой, чем с теми регионами, на которые хотят расколоть Россию. Точно также мы заинтересованы в сильном Китае: мы вовсе не хотим, чтобы Казахстан стал проходным двором для боевиков и ИГИЛ* (запрещен. организация), которые будут идти для поддержки сепаратистов из уйгурских радикальных организаций. Поэтому я абсолютно уверен, что Россия находится в состоянии войны, как ее назвал Лавров – тотальной гибридной войны».
Фабрисси Виельмини подчеркнул, что «важно поговорить о последствиях ситуации на Украине для Центральной Азии. В Казахстане среди молодежи, которая получила образование в Англии, в Америке, в Европе, есть достаточно-высокая эмоциональная привязанность к украинской судьбе, такое ощущение, что в их глазах Казахстан будет следующим в случае, если Россия победит. То есть местные ребята, которые считают, что надо активизироваться и сопротивляться российскому влиянию. Мне интересно на этой площадке было бы обсудить вместе с другими экспертами, как сейчас выглядит версия о событиях в Казахстане спустя полгода после январского кризиса - было ли внешнее вмешательство, если да, то какое? Ведь в случае, если западные интересы сейчас потерпят поражение на Украине, то в Центральной Азии опять могут разыгрываться сценарии со внешним вмешательством».
Ему ответил Булат Султанов: «Я вот к тезису о том, что среди молодежи в Казахстане много симпатизантов Украине. Конечно, та часть молодежи, которая училась по западным грантам, она привыкла воспринимать все то, что происходит, через западные СМИ. У нас то, что происходит на Украине, вызывает серьезное расслоение в обществе, я, например, считаю, что мы сейчас столкнулись с войной, прокси-войной Запада против России».
Юрий Шевцов также подчеркнул, что «сама по себе степень конфронтационности сценариев будет определяться ходом боевых действий в Украине. Мы сейчас не просчитаем, что будет к Новому году, но мы можем говорить о том, что при любом ходе боевых действий, новый отопительный сезон в Украине будет сопряжен с еще больше гуманитарной катастрофой, чем было в самом начале конфликта…То есть предстоящая гуманитарная катастрофа будет еще более масштабной и исходя только из этого, степень конфронтационности между Россией и Западом в ближайшее время будет только нарастать. Как это отразится на Центральной Азии?»
По мнению Юрия Шевцова, нужно отталкиваться от того, что Запад заинтересован во взрыве этого региона хотя бы потому, что возникнет «второй фронт» против России. «С начала года мы видели попытки реализации событий, каждое из которых могло взорвать весь регион. Это Казахстан – в начале года, Афганистан - когда была тревога зимой, что там будет голод, Пакистан, Иран, с его волнениями, и что-то непонятное в Таджикистане. Скорее всего на общем фоне конфронтации между Западом и Россией эта тенденция к взрывоопасности региона будет нарастать. В самом регионе мы видели, что, несмотря на эти все страшные угрозы, которые возникали тут, резервы устойчивости в каждой стране оказались достаточно высоки, чтобы не взорваться всерьез. Конечно, и при внешней помощи, как это произошло в Казахстане в начале года. «Мне кажется, что надо отталкиваться от того, что Запад в ближайшее время будет сокращать степень экономической и иной поддержки и инвестирования в Центральную Азию в целом. Это значит, что независимо от сценариев конфронтации России и Запада, в этом регионе проектами развития станут те, которые связаны с Россией и Китаем. Но самое главное, что у региона есть внутренний потенциал в каждой стране, выдерживать внешние и внутренние вызовы, есть привязка перспективных проектов к России и Китаю, что создает предпосылки для встраивания Центральной Азии в «не-Запад», опирающийся на Россию и Китай».
Дарья Сапрынская отметила ключевое значение Центральной Азии в реализации жизненно необходимых задач для всех центров мировой силы, из чего следует вероятность скорее конфронтационного варианта, но тем не менее, есть место и умеренному сценарию. «Многократно отмечалось уже, что Центральная Азия может стать в ряд с Украиной и продолжить тем самым создание «пояса нестабильности» вокруг России. Однако эти же вызовы нестабильности работают против интересов КНР и Ирана. Для КНР, с провозглашением стратегии двойной циркуляции, важна безопасность в регионе, потому как она позволяет продолжить создание инфраструктуры в обход Тихоокеанской зоны. «Лавирование» стран Центральной Азии в рамках многовекторности также подталкивает скорее к конфронтационному варианту. Поэтому для России одной из главных задач является формирование с регионом не просто дружеских, а именно партнерских отношений с четким пониманием обоюдных зон ответственности. Особенно в связи с санкционной ситуацией. А для стран Запада – сохранение и формирование подчиненной либеральным ценностям элиты внутри стран, а также создание препятствий для российско-китайской кооперации».
Единственным из экспертов, Кубат Рахимов проявил в выборе сценария оптимизм: «По поводу сценариев моя точка зрения проста: мы все-таки придем к первому сценарию...По сути то, что не смогла до конца сделать пандемия, «добивает» украинский конфликт. Мировой экономический кризис сейчас очевиден, США этот конфликт даже необходим, чтобы смягчить глобальные кризисные явления и каким-то образом «занять чем-то паству». Поэтому первый сценарий, который будет напоминать чем-то ситуацию после 2014 года, он вероятнее».
Окно в мир: антироссийские санкции – возможность для региона?
Еще одно явление, вызвавшее повышенный интерес в обсуждениях – введение вторичных санкций в отношении стран региона. Бахтиёр Эргашев: «…мы ожидаем жестких вторичных санкций от западного блока в отношении стран, поддерживающих или сохраняющих нейтралитет в отношениях с Россией. А применительно к Республике Узбекистан даже в течение пяти месяцев этого года можно говорить о резком росте реэкспорта определенных товаров из Узбекистана в Россию. В гораздо больших масштабах это происходит через Казахстан, а, значит, неизбежно западный блок будет принимать вторичные санкции, которые работают в рамках параллельного импорта в Россию. На сколько они будут жесткими, это еще нужно понять, но то, что они будут - это однозначно. Никто полумерами ограничиваться не будет».*
После начала украинского кризиса, считает Станислав Притчин, Запад максимально использует заинтересованность и потребность центральноазиатских государств в сохранении сотрудничества, сохранении имиджа инвестиционно-привлекательных государств, для того чтобы создать возможности давления на Россию через вторичные санкции. «Ситуация достаточно эффективно используется западными странами, если судить о том, на какие шаги пошли центральноазиатские государства, в частности, в банковской сфере. С точки зрения абсолютного суверенитета, очень странно выглядит то, что Казахстан вынужден оказывать давление на Сбербанк – ключевой банк соседнего государства, с которым является главным торговым партнером. Ситуация на самом деле является абсурдной и показывает, насколько по ряду таких измерений, в частности финансово-валютных, насколько западные страны создали инструменты влияния на Центральную Азию. Как Запад сейчас использует их для того, чтобы оказывать давление на центральноазиатские государства, которые действуют в ущерб собственных интересов».
А ведь собственные интересы, продолжил Станислав Притчин, заключаются в том, что Центральная Азия могла стать финансовым хабом для России и можно было бы использовать центральноазиатские банки, чтобы обходить эти ограничения. То есть, «объективно, в банковской сфере Центральной Азии минимум игроков, торгующихся на западных площадках, которые прошли IPO и реально зависят от позиции западных государств. Однако это опасение каких-то мифических вторичных санкций в итоге заставляет страны ЦА идти на поводу. То есть, возникает момент преувеличения угрозы западных санкций. Я не говорю, что все заинтересованы в том, чтобы «форточка оставалась», но самим себе странам региона эту «форточку» закрывать не совсем разумно. Пока же вся Центральная Азия так и делает, максимально закрывая себе возможность этой «форточкой» быть – во всяком случае, на официальном уровне и в финансовом плане».
Ремарку внес Александр Князев: «Вот уже много раз прозвучало понятие «вторичные санкции», но ведь вводя вторичные санкции против Узбекистана, Киргизии, Казахстана, в принципе какой-то из региональной страны, условный Запад будет терять в политической сфере. Если та или другая страна, попадая под санкции, оказывается в ситуации конфронтации с Западом, ведь это в политической сфере мгновенно будет означать сужение возможностей западной «мягкой силы» в этой стране, сужение возможностей влияния западных лоббистских групп на принятие политических решений. Наложение санкций на одну, вторую, третью, четвертую страну - оно будет усиливать противоположный лагерь, эти государства автоматически сближение с Китаем и Россией».
Иран, ШОС, БРИКС – второе дыхание для институтов «не-Запада»?
В продолжение Александр Князев задал вопрос: « Когда говорят о «не-Западе» чаще всего идет списком: Россия, Китай, потом идет Иран. Иран имеет очень большую границу с регионом – с Туркменистаном сухопутную, морскую с Казахстаном и Россией. В текущем переформатировании геополитики может как-то измениться роль Ирана как одного из сегментов «не-Запада» и страны, находящейся в прямом соседстве с Туркменией, по морю с Казахстаном, Россией?»
Юрий Шевцов заявил: «Возможно, сегодня Иран и является ключом к этому региону: именно вокруг Ирана сегодня скапливается наиболее взрывоопасный потенциал всего региона. Это связано с противостоянием иранской атомной программе, иранскими прокси на Ближнем Востоке, и в связи с тем, что Иран и ближние к нему страны оказываются под угрозой возможного голода. Сможет ли Иран устоять? Вот от этого зависит, что будет в регионе. По-моему, сможет. Продолжил Бахтиёр Эргашев: «Несомненно, роль Ирана будет усиливаться, и в силу его потенциала и в силу того, что он хочет этого. Прежде всего, в транспортно-коммуникационной сфере. Это и работа по международному транспортному коридору «Север-Юг», и планируемое расширение международного транспортного коридора «Узбекистан-Туркменистан-Иран». Однако у Ирана много вопросов на западном направлении: тут и Сирия, и Ливан, и тот же Ирак. И еще никак не снижающийся накал в отношениях с монархиями Персидского залива. Поэтому, как мне представляется, рост интереса Ирана к региону пока будет ограничен».
Булат Султанов отметил, что, возможно, «говорить надо не о странах «незападных», а о той формулировке, которую предложил господин Ван И, член Госсовета КНР и министр иностранных дел КНР: о необходимости расширения БРИКС, которая в этом случае могла бы стать организацией стран нового миропорядка. Если мы еще сумеем увязать в один узел БРИКС+, «Один пояс – один путь» и «Большое Евразийское партнерство», которые Казахстан поддерживает, то мы можем найти зонтик для тех малых государств, которые принципиально заинтересованы в том, чтобы Россия была сильным и независимым государством. Я хотел бы обратить ваше внимание на заявление президента Токаева, который заявил: «Казахстан мог бы сыграть полезную роль некоего «буферного рынка» между Востоком и Западом, Югом и Севером. В долгосрочной перспективе нам необходимо сохранить открытую, справедливую, взаимосвязанную и устойчивую глобальную экономику». Я думаю, что это довольно смелое заявление Токаева, которое дает нам возможность проложить дорогу к тем возможностям, которые открываются для стран «не-Запада».
Александр Князев задался вопросом: «Сегодня несущие конструкции «не-Запада» – Россия и Китай. А возможна ли в среднесрочной перспективе институциализация «не-Запада»? Мы говорили про БРИКС, но мне кажется, что для региона интереснее ШОС, ОДКБ и ЕАЭС?».
По этому поводу Булат Султанов высказался так: «Россия должна активизировать свое участие в организациях на Востоке, потому что Запад, увы, закрылся надолго и наглухо: я думаю, это грубейшая ошибка западных политиков. Считаю, что таким образом Россия просто вынуждена будет поворачиваться на Восток и нужно будет использовать все возможности для привлечения России во всевозможные организации с участием стран Не-Запада. Вспомним шестой Каспийский саммит, где участвовали лидеры России, Азербайджана, Ирана, Казахстана и Туркменистана. Если мы создадим Каспийскую организацию сотрудничества, то я думаю, что Россия прорубит уже не «форточку», а окно на восток и на юг, тем более что и Иран, и Китай, и Индия поддерживают Россию в ее противостоянии против Запада. Мы все устали от диктата Запада, все хотим жить по правилам ООН, в соответствии с уставом ООН, а не по правилам, которые приняли США и которые трактуют их по-своему».
Рустам Бурнашев отметил: «С моей точки зрения, роль Ирана в регионе имеет смысл разделить на техническую часть и идеологическую. Понятно, что с технической точки зрения вопрос, например, транзитного потенциала Ирана будет возрастать. В идеологическом плане вопрос более проблемный: а какую идеологию предлагает нам Иран, которая позволит ему присутствовать в регионе более эффективно, более значимо? Этой идеологии нет или она не соответствует тем установкам, которые сформировались в Центральной Азии за последние 30 лет. Для консолидации и увеличения роли какого-то государства, должна быть четкая идеологическая модель, которая будет соответствовать запросам в странах Центральной Азии. Примерно то же самое касается и ШОС в том ее виде, в котором организация находится сейчас, она носит абсолютно технический характер. Она не предлагает какой-либо консолидирующей идеологии. Максимум, предлагается «борьба с тремя злами», которая абстрактна и не выступает консолидирующей основой».
Александр Князев: «В свое время я очень много писал по поводу трансафганских проектов, всегда относился к ним критически, но я думаю, что сейчас в России должно измениться отношение к некоторым из этих проектов. Например, который предлагается Узбекистаном: строительство железной дороги Мазари-Шариф – Кабул – Пешавар. До нынешней конфронтации России с Западом у РФ отношение к проекту была довольно равнодушным, РЖД проявляла там некоторый интерес, скорее, как к выгодному подряду. Теперь в связи с начавшимся геополитическим «разворотом на Восток» Россия может стать и прямым участником такого строительства, создавая и для себя маршруты на рынки стран Индийского океана, Персидского залива. Такое изменение позиции может в меньшей степени относиться и к проекту дороги «Мазари-Шариф – Герат – Чабахар». Несмотря на то, что эти два проекта в определенной мере конкурентны, а приоритетом России является коридор «Северг-Юг», реализация этих проектов только усилит коммуникационный потенциал всего большого региона в интересах всех участников. Конечно, реальные работы по любым проектам возможны лишь только с достижением определенного уровня стабильности и безопасности в Афганистане». К последнему присоединился и Бахтиёр Эргашев: «На самом деле, реализация трансафганской железной дороги зависит от ситуации в Афганистане, что бы там не говорили в Москве, в Ташкенте или в Пакистане. А ситуация там, как мне представляется, никак не способствует тому, чтобы этот проект в даже среднесрочной перспективе был начат».
Александра Перминова заключила дискуссию: «Подводя какие-то итоги хотелось бы отметить, что у нас все-таки получился такой реалистичный прогноз по возможному сценарию развития событий – наращивание общего уровня конфронтации одновременно с повышением роли стран условного «незапада». Институализация таких «незападных» организаций, разных форматов взаимодействия, как мне кажется, сейчас очень важный и нужный шаг, как для России, так и для стран Центральной Азии, для Китая, Ирана и др. В этом плане все-таки у Шанхайской организации сотрудничества, исходя из того, что есть в политическом нарративе стран-участниц ШОС, больше всего шансов выступить в роли консолидирующей для «незападного» лагеря площадки».
Так, показательно и присоединение Ирана к ШОС, у этого государства очень близкие к РФ и КНР оценки текущего состояния Афганистана, есть интерес к реализации экономических проектов на территории страны. Да, и в целом, считает Александра Перминова, в рамках Шанхайской организации сотрудничества есть общее видение будущего Афганистана, что крайне важно и всегда было в геополитических реалиях для региона. Исключение, в определенной степени составляет Таджикистан. Однако уже по повестке обсуждений в ходе недавнего визита президента РФ в Душанбе было видно, что у наших стран понимание по развитию и региональной интеграции (в контексте Евразии) близко.
Также эксперт отметила, что «КНР все активнее взаимодействует со странами Центральной Азии в сфере безопасности, что происходит с 2016 года, когда американцы в очередной раз порывались «уйти из Афганистана». Это не про новый раздел сфер влияния, КНР и РФ в регионе – союзники, так что это история про новые формы реализации китайских интересов в сфере безопасности в регионе. В рамках июньского формата «Китай + 5 стран Центральной Азии» министр иностранных дел КНР Ван И предлагал построить в регионе прочную «крепость мира» – что важно, опять для достижения региональной связанности и продвижения, в том числе, китайской инициативы «Пояса и пути». Реализация любых позитивных для России и стран Центральной Азии сценариев в регионе будет в любом случае связана с вовлеченностью в общие транспортные, транзитные, а, возможно, и инфраструктурные проекты с КНР – это нужно понимать и отталкиваться от этого в выстраивании перспектив «незападных» институтов».
Кубат Рахимов подвел такой итог: «Что будет после этого конфликта? Что-то еще придумаем или придумают за нас. Мое общение с российскими промышленниками показывает, что внутреннее российское лобби, и это не только военно-промышленный комплекс, но и практически все отрасли, хотели бы заградительных барьеров, режима контрсанкций, потому что им тяжело конкурировать с импортом. Возвращаясь к сюжетам по Центральной Азии. Первое – это конфигурация – «русский штык, китайский юань», она стала явной и сейчас самое важное время для России и ее союзников – достичь правильных договоренностей на китайском направлении… Судьба решается не в лобовом противостоянии, а в перераспределении возможностей и полномочий среди так называемых союзников. Я всегда скептически отношусь к роли Китая и к экспертам, которые говорят о том, что мы все перейдем на юань. Экономика КНР, может, и вторая в мире, но по валютам – всего лишь 4% от общей массы. Поэтому нам необходимо очень быстро возвращаться к проекту банка ШОС и клирингу внутри ШОС, если мы собираемся идти на дальнейшее углубление конфронтации с Западом».
Необходимо возрождение «шестерки» в рамках разноскоростной интеграции ШОС, считает Кубат Рахимов. «Мы потеряли мобильность внутри организации, когда перешли от формата 4 страны ЦА + Россия + Китай к некой большой аморфной организации. Нужно возрождать эту «шестерку», делать ее активной, деловой, перспективной и тогда можно будет говорить о том, что произошло перераспределение полномочий между Россией и Китаем в регионе, там, где Россия реально поворачивается к региону и дает коридор возможностей для китайских партнеров… Поэтому, стратегически, я вижу все так: нужна перезагрузка отношений России с Китаем на центральноазиатском поле, соответственно, согласованная нейтрализация каких-то попыток недружественного вклинивания в регион, усиления ЕС или США, и, конечно же, нужно обновление договоренностей по влиянию в регионе. И Китай в этом заинтересован, и Россия заинтересована», – сделал вывод эксперт.
Бахтиёр Эргашев заключил, что «говоря о возможностях для региона, раскручивание спирали напряженности и уровня напряженности между Западом и незападом объективно будет приводить к усилению санкций, усилению той гибридной войны о которой уже говорили. Россия является главным гарантом безопасности в регионе - это объективная реальность, при этом как я считаю, роль Китая как гаранта безопасности будет расти. То есть в военной сфере влияние Китая будет только усиливаться, это связано и с тем, что опять активизируется роль США и Великобритании в Афганистане. А не для того Китай поддерживал талибов, чтобы выгнать американцев из Афганистана и снова их туда запустить».
Бахтиёр Эргашев отметил, что «Узбекистан не является членом ОДКБ и ЕАЭС и на первый взгляд, кажется, что это создает большую свободу маневра, но, как показывает практика на сегодняшний день, именно на Узбекистан сегодня больше всего давления со стороны Запада, так и со стороны России и Китая. Здесь главный вызов – сможет ли Узбекистан сохранить свою политику равноудаленности от глобальных центров силы, страна должна выдержать это давление и не отойти от основополагающего принципа о запрете на расположение иностранных баз в стране и отказа на участие в военно-политических блоках. Хотя некоторые узбекские эксперты и начали публиковать интервью и статьи о том, что Узбекистан является островком стабильности – это глупость. Только за первые 5 месяцев 2022 года СГБ Узбекистана арестовала более 200 активистов, часть которых собиралась производить террористические взрывы в Узбекистане. Поэтому ситуация с безопасностью – плавающая. И, конечно, не только в Узбекистане».
* От редакции: На следующий день после проведения ситуационного анализа стало известно о первом прецеденте вторичных санкций в регионе. Министерство торговли и го сдепартамент США внесли в санкционный список компанию из Узбекистана, которая специализируется на закупке иностранной продукции для оборонной промышленности России. «Деятельность частной компании Promcomplektlogistic включала поставку электронных компонентов, таких как микросхемы, для Radioavtomatika». Американским компаниям запрещено сотрудничать с представителями узбекской компании Promcomplektlogistic, все ее активы будут заморожены. Другие предприятия, которые полностью или частично принадлежат Promcomplektlogistic, также внесены в санкционный список.
Поделиться: