БЕЛОРУССИЯ: МНОГОВЕКТОРНАЯ БЕЗАЛЬТЕРНАТИВНОСТЬ

Дата:
Автор: ИАЦ МГУ
Заключение долгожданного и многострадального российско-белорусского соглашения по нефти не может не радовать. В то же время, отношения между Россией и Белоруссией на текущем этапе, по-прежнему оставляют желать лучшего. Если говорить о восприятии ситуации в российских правящих кругах, то оно на данном этапе может быть охарактеризовано двумя термина – недоверие и раздражение.
БЕЛОРУССИЯ: МНОГОВЕКТОРНАЯ БЕЗАЛЬТЕРНАТИВНОСТЬ
Сергей Михеев Заключение долгожданного и многострадального российско-белорусского соглашения по нефти не может не радовать. В то же время, отношения между Россией и Белоруссией на текущем этапе, по-прежнему оставляют желать лучшего. Если говорить о восприятии ситуации в российских правящих кругах, то оно на данном этапе может быть охарактеризовано двумя термина – недоверие и раздражение. Несмотря на отмечающееся потепление российско-белорусских отношений, настороженность представителей политических и деловых кругов России и их сдержанность в оценках уровня взаимоотношения двух государств сохраняется. Политика, проводимая Белоруссией в 2009 году, не раз подтверждала, что за шагами навстречу России неизменно следовали попытки сближения с Западом. Такая «маятниковая» позиция не дает возможности быть уверенным в стабильности курса Белоруссии. Отчасти это объясняет и нежелание российского бизнеса строить долгосрочные планы инвестирования и совместной деятельности с белорусскими партнерами. Демонстрируемое Минском сближение Белоруссии с ЕС и Украиной, обсуждение энергетических проектов по транспортировке углеводородного сырья в обход России, противоречит интересам последней и вызывает вполне объяснимую негативную реакцию. Дальнейшее продвижение белорусскими властями идеи транспортировки азербайджанских и туркменских энергоносителей через свою территорию в Европу может значительно осложнить отношения с Москвой. Вступление в договоренности с Украиной по оказанию давления на российских поставщиков углеводородного сырья в Европу может способствовать активизации российских альтернативных транспортных проектов (Северный и Южный поток) и переориентации на них, что, в конечном счёте, приведет к снижению или полной потере доходов стран - транзитёров и охлаждению политического диалога. Ситуация усугубляется и самой стилистикой ведения дел белорусской стороной. Уверения в том, что тот или иной «вопрос решён» может в одночасье, буквально накануне того или иного события сменится на прямо противоположное мнение. Это расценивается в Москве не иначе, как попытка «подразнить» Кремль. Такая стилистика не соответствует высокому статусу сторон и самому понятию об ответственной политике на партнёрских основаниях. Но самое главное то, что в итоге такое поведение не приносит и самой белорусской стороне никаких стратегических дивидендов. Видимость решения сиюминутных проблем на самом деле только усугубляет внутреннее недоверие и раздражение российских властей, что неизбежно сказывается на принятии тех, или иных решений в стратегической перспективе. Таким образом, на повестке дня, на мой взгляд, две наиболее важные проблемы: - вопрос о реальных намерениях белорусских властей и опрос о мерах по преодолению взаимного недоверия. Сразу отмечу, что вопрос о реальных намерениях российской стороны я не ставлю, так как при всех оговорках эти намерения в целом на сегодняшний день достаточно ясны. Как минимум – сохранять с Белоруссией союзнические отношения в военно-политической, гуманитарной и (по возможности) экономической сфере. Как максимум – довести до полной реализации проекты Союзного государства. Вопрос же о реальных стратегических намерениях белорусского руководства, на мой взгляд, сейчас актуален не только для России, но и для самой Белоруссии. Создаётся впечатление, что и сам Минск не вполне понимает, в какую игру и с какими конечными целями он вступает, начиная практиковать, так называемую, «многовекторную» политику. Как далеко он готов зайти в подобной практике? А главное – зачем конкретно это необходимо делать? Это непонимание достаточно очевидно и оно, на мой взгляд, уже имеет результат в виде брожения внутри самого белорусского общества и распространения неуверенности во внешнеполитическом курсе Белоруссии за пределы страны. Может быть, такая позиция чисто теоретически расширяет поле для манёвра. Но в практическом измерении она же порождает и вполне осязаемые риски, имеющие вполне материальное выражение. Чем больше «расшатывать» это позиционирование, делать его двойственным, тем больше риск того, что «амплитуда маятника» начнёт выходить из-под контроля белорусских властей. Причём и во внешней, и во внутренней политике. Чем более резкими будут шаги, тем более ощутимыми станут и их последствия (в том числе, и негативные). Естественно, что я, как российский эксперт, не могу претендовать на абсолютную непредвзятость. Однако я позволю себе попытку объективно проанализировать возможные последствия развития нынешнего, амбивалентного позиционирования Белоруссии. Что ждёт Белоруссию в этом случае? Возможности Белоруссии постоянно балансировать на грани конфликта интересов Запада и России ограничены её геополитическим положением. Ей не удастся практиковать такую «мягкую многовекторность», которую может позволить себе, к примеру, Казахстан, не имеющий выхода на западные границы бывшего СССР, а также имеющий другие альтернативные полюса притяжения в виде Китая, соседей по Центральной Азии, тюркского и (ещё шире) мусульманского мира. Белоруссия находится на переднем крае разграничительной линии между сферой интересов России и Запада. Никаких других игроков здесь нет, и не предвидится. Поэтому стороны будут усиленно склонять её к тому, чтобы определиться более чётко. И единственный реальный вариант, альтернативный нормальным отношениям с Россией, это стать «второй Украиной» и влиться в ряды лимитрофных государств, продающих свою роль геополитического буфера между Европой и Россией, а также площадки для оказания Западом давления на Москву. При этом, рано или поздно придётся однозначно продекларировать вектора на интеграцию с западным миром – вступление в НАТО и ЕС (при весьма спорных реальных возможностях интеграции в Евросоюз). Сразу оговорюсь, что все хорошо понимают, что оба потенциальных проекта – сближение с Западом и сближение с Россией – по многим пунктам имеют эффект «перекрещивания». Целый ряд потенциальных дивидендов и потенциальных проблем и в том, и в другом случае достаточно похожи и, в известной степени, дублируют друг друга. Различается лишь их вектор. Поэтому рассматривать их я не вижу смысла. Тем не менее, на мой взгляд, есть и ряд принципиальных отличий, на которых стоит обратить внимание особо. Первое. В случае выбора западного вектора абсолютно неизбежен курс на прямой конфликт с Россией, так как именно это и есть главный фактор, интересующий западных партнёров. Только этот «товар» сейчас можно достаточно эффективно «продавать» на геополитическом «рынке». Хотя цена его несколько снизилась с приходом новой американской администрации. Всё остальное представляет лишь периферийный, вспомогательный интерес. Ситуация жёсткого выбора практически неизбежна и со временем будет становиться только всё более актуальной. В то же время, так же неизбежны и последствия такого выбора (см. ниже). В случае с Россией жёсткость такого выбора значительно ниже. Россия ни сейчас, ни в обозримом историческом будущем не планирует и не будет готова к оказанию симметричного ответного давления в западном направлении. Максимум на что она будет способна – политика сдерживания. Второе. Неизбежным станет радикальное изменение цивилизационного кода Белоруссии и её населения. С одной стороны, это будет естественным, технологическим условием для выбора западного вектора. С другой, скорее всего, последует прямое требование от западных партнёров в данном направлении. Это изменение кода включает в себя целый комплекс факторов, начиная от пересмотра истории и заканчивая тотальной вестернизацией (явной и скрытой) в стиле современного западного постмодерна. В технологическом плане это повлечёт требования снять контроль с информационного поля, обеспечить свободные выборы (с обязательным уходом Г.Лукашенко), открыть доступ западным НПО, создать режим наибольшего благоприятствования для прозападной белорусской оппозиции. Все эти шаги естественным образом дестабилизируют внутриполитическую ситуацию в стране. По крайней мере, контроль за этой ситуацией со стороны нынешних властей будет серьёзно ослаблен и впоследствии полностью утрачен. Нельзя исключать и лавинообразного развития событий (очередной «цветной» проект станет вполне возможен в случае ослабления вертикали власти) с непредсказуемыми последствиями для нынешнего руководства страны. Изменение кода так же неизбежно со временем повлечёт реанимацию забытых геополитических проектов. Можно с большой долей вероятности предсказать радикальное усиление роли Польши и Литвы, которые могут стать «операторами» западного проекта реформ в Белоруссии с вероятным эффектом ограничения реального суверенитета. Третье. В обязательном порядке будет поставлен и вопрос об изменении модели экономического устройства. Учитывая тот факт, что Белоруссия не обладает возможностью экспортировать сырьё, скорее всего, её экономику постигнет участь прибалтийских государств. Лишь отдельные, наиболее эффективные предприятия будут куплены с неизбежной радикальной реструктуризацией производства. Одним из результатов изменений в экономике станет безработица и массовая миграция работоспособного населения за пределы страны. Четвёртое. При этом, радикальный разрыв с Москвой, скорее всего, вынудит Россию перейти к скрытой и открытой поддержке пророссийской оппозиции в стране, которая обязательно появится в том или ином виде. К примеру, её костяк могут составить военные и работники других «силовых» ведомств, которых придётся массово сокращать в связи с издержками перехода к новой экономической модели, а также естественным сокращением военной инфраструктуры в связи с разрывом кооперации с Россией в этой сфере. Естественно, что все описанные последствия произойдут не сразу. Для этого потребуется время. Но важно понимать, что в случае принципиальной смены вектора они действительно неизбежны. Что же касается позитивных дивидендов от такой переориентации, то их оценка зависит от системы ценностей того, кто этот процесс оценивает. Интеграция с Европой теоретически, видимо, возможна. Если этот факт оценивать, как однозначно положительный и полезный, что является дискуссионным вопросом. Но при этом, надо чётко понимать четыре вещи. Во-первых, перспектива реальной интеграции очень далека. Опыт Турции, бывших республик Югославии, Украины и Молдовы это совершенно однозначно демонстрирует. Причём, итоговый результат не гарантирован. Во-вторых, интеграция возможна только на условиях ЕС и НАТО. В этой системе координат Белоруссии будет на очень долгое время (возможно на века) отведена совершенно конкретная роль окраины Европы и инструмента для давления на Россию. В-третьих, все издержки интеграции (и оговорённые, и любые другие) Белоруссии придётся, скорее всего, преодолевать самостоятельно. Опыт показывает, что нет никаких оснований всерьёз рассчитывать на то, что Запад готов будет взять Белоруссию «на содержание». В-четвёртых, необходимо осознавать, что Россия остаётся при этом значительным игроком мировой политики и нельзя исключать ситуацию, при которой Запад может договариваться с Россией по неким глобальным вопросам, игнорируя интересы Белоруссии. Или «закрывать глаза» на действия России, негласно признавая «статус кво», как это недавно произошло в случае с Южной Осетией и Абхазией. В этом случае, все усилия белорусского руководства по выработке нового курса могут быть в одночасье и совершенно неожиданно обнулены. Проще говоря, если сейчас российско-белорусские проблемы решаются суверенно по линии Москва-Минск, то при таком будущем эти проблемы могут начать решаться через голову Минска по линии Москва-Брюссель-Вашингтон. Постсоветская практика показывает, что в реальном выигрыше при таком раскладе событий оказываются достаточно ограниченные группы местной политической и бизнес-элиты, чьё относительное (и не всегда гарантированное) благополучие паразитирует на системном кризисе всей жизни государства и общества. Что же касается населения, то в случае с Белоруссией первоначальная реакция на такие шаги может оказаться и достаточно позитивной, что связано с фактическим отсутствием у белорусского общества негативного опыта шоковых либеральных реформ (во всех сферах жизни). Но затем резко негативная реакция так же неизбежна. Компенсировать её будет сложно. Так как из реальных инструментов воздействия у власти останется лишь два рычага: вестернизированная массовая культура (включая СМИ) и право неограниченного выезда из страны. В то же время, как уже говорилось выше, вполне естественно было бы услышать на все вышеприведённые аргументы возражения того рода, что при тесной интеграции с Россией многие из упомянутых негативных последствий также неизбежны. Не лишены смысла и тезисы о том, что нынешняя Россия это в значительной степени страна, добровольно стремящаяся в направлении вестернизации и встраивания в глобальные схемы евро-атлантической политики. Такая точка зрения представляется, не лишённой смысла, но всё же во многом поверхностной, тактической и не учитывающий стратегические, системообразующие моменты. В силу целого ряда факторов – масштаб, исторические традиции, цивилизационная самоидентификация, реальные цели Запада в отношении России и многих других – Россия не способна к тотальной вестернизации и полному слиянию с западным вектором развития даже в том случае, если будет к этому искренне, в полном составе и изо всех сил стремится. А Запад, в свою очередь, не способен «переварить» Россию даже, если бы очень этого хотел. А он, откровенно говоря, не особенно этого и хочет. Запад хотел бы от русских несколько очень конкретных, прагматичных вещей, а отнюдь не полномасштабной интеграция России в западный мир. Это обстоятельство неизбежно влияет даже на ту российскую элиту, которая искренне симпатизирует евро-атлантическим идеалам. Именно поэтому мы можем наблюдать перемены в позиционировании российского правящего класса в сравнении с 90-ми годами прошлого века. Эта элита, может быть, и хотела бы пожить в соответствии с перестроечными иллюзиями, но реальная жизнь не даёт к этому никаких возможностей. По этой же причине Россия обречена на то, чтобы играть свою игру. И в этой игре ей нужны будут союзники. Причём потребность в союзниках значительна настолько, что партнёрство с Россией возможно на гораздо более приемлемых условиях, чем в случае с евроинтеграцией. Представляется, что по «сумме очков» негативные последствия интеграции с Россией в стратегической перспективе значительно ниже негативных последствий интеграции в евро-атлантические структуры. Многие же однозначно негативные факторы (к примеру, эгоистичные устремления отдельных российских бизнес-групп) являются вполне преодолимыми, временными неприятностями, которые не формируют общей исторической перспективы. В рамках проектов ЕврАзЭС, Таможенного союза, Единого экономического пространства, Союзного государства и других интеграционных объединений возможность гибкого решения всех спорных вопросов представляется более значительной и эффективной, нежели в достаточно жёстких рамках, задаваемых стандартами евро-атлантической интеграции. Опять же, не обсуждая дублирующие друг друга факторы, остановимся на вышеизложенных принципиальных (и негативных) отличиях и их «отражения» при российском векторе. Первое. Россия заинтересована в сохранении нынешней цивилизационной идентичности Белоруссии и белорусского народа со всеми вытекающими последствиями. Второе. Россия в стратегической перспективе заинтересована в сохранении всех эффективных мощностей белорусской промышленности при условии их интеграции в кооперационные схемы в рамках ЕврАзЭС, ЕЭП и Таможенного союза. Проще говоря, Москва заинтересована в создании некоего подобия ЕС на постсоветском пространстве с собственными производственными цепочками и создания некоего конкурентоспособного хотя бы на внутреннем рынке конгломерата мощностей. Роль Белоруссии здесь трудно переоценить. На сегодняшний день в этом вопросе масса трудностей, но стратегический ориентир именно таков. В идеале речь может идти об альтернативном экономическом центре влияния глобального масштаба. Третье. Россия готова с пониманием отнестись к любому политическому устройству внутри самой Белоруссии, если это устройство будет способствовать, как минимум, поддержанию союзнических отношений. Нынешней белорусской элите при этом варианте не только не грозят проблемы, но, напротив, существуют и перспективы роста. Четвёртое. Вопросы политического лидерства, политических амбиций и перспектив белорусской элиты могут быть эффективно решены в рамках развития проекта Союзного государства. Более того, при определённых условиях белорусская элита может получить шанс подняться на качественно новый уровень принятия решений и выйти за пределы белорусского политического поля. Предпосылки для этого создают структуры Союзного государства, в которых два явно неравновесных партнёра в политическом качестве представлены в равной степени. Нельзя исключать, что времена, когда выходцы из Белоруссии участвовали в определении стратегии на самом высшем уровне, могут вернуться. В рамках евро-атлантической интеграции даже самая прозападная белорусская элита имеет весьма жёстко очерченные пределы роста влияния. Пятое. В проекте Союзного государства условия вырабатываются сообща (в отличие от варианта НАТО и ЕС, куда Белоруссию примут только на уже существующих стандартных условиях этих блоков). Шестое. Проблемы экономической совместимости являются вполне решаемыми при условии наличия политической воли и действительно партнёрского подхода к их решению. В крайнем случае, они могут быть отложены на неопределённый срок. Седьмое. По целому ряду жизненно важных экономических вопросов (к примеру, поставки энергоносителей) Запад ни сейчас, ни в обозримом будущем в принципе не способен заменить для белорусов Россию. Естественно, что все эти вопросы дискуссионные и требуют долгого, кропотливого согласования. Однако ещё раз необходимо отметить, что это вопрос принципиального выбора, который с течением времени будет становиться всё неизбежнее. Одним из факторов, влияющим на приближение «часа Х» является вопрос о политическом долголетии президента Белоруссии Г.Лукашенко. И ситуация здесь складывается парадоксальная. С одной стороны, непонимание и личная неприязнь между Г.Лукашенко и российским руководством с каждым годом только накапливается, что со всей очевидностью тормозит объективно взаимовыгодные процессы кооперации. Эта неприязнь толкает белорусское руководство на сближение с Западом и его постсоветскими союзниками (что автоматически осложняет отношения с Москвой). С другой стороны, чем теснее отношения Г.Лукашенко с Западом, тем острее будет ставиться вопрос о его отстранении от власти и радикальной смене политической и экономической системы в Белоруссии. Причём вариант передачи власти контролируемому преемнику, скорее всего, этой проблемы полностью не решит. Естественно, что и с российской стороны субъективные факторы действуют тем сильнее, чем меньше контакта и доверия между руководством двух стран. Совершенно очевидно, что в этой ситуации одним из краеугольных вопросов является вопрос укрепления мер доверия между российским и белорусским руководством. Иначе субъективное недопонимание, сиюминутные интересы и проблемы могут «раскачать» ситуацию так, что выигравших от этого ни в России, ни в Белоруссии не будет. Ошибка может иметь разрушительные и необратимые исторические последствия. А в выигрыше, как обычно, окажутся третьи силы. При этом, представляется, что существующие механизмы и структуры взаимодействия показывают себя недостаточно эффективными. Не исключено, что позитивное влияние на процесс окажет создание некоего нового формата согласования позиций и мнений. Если первые лица по тем, или иным причинам оказываются в затруднительном положении при личном общении, то для выполнения этой функции необходимо создать дополнительный инструментарий. Ясно одно – нынешние российско-белорусские отношения могли бы быть значительно более конструктивными и приносить гораздо больше позитивных результатов народам двух стран. Для элит обеих стран способность использовать исторический шанс и решить эту задачу и является настоящим тестом на дееспособность и соответствие своему статусу. Сергей Михеев – вице-президент Центра политических технологий http://www.politcom.ru/9509.html
Теги: Беларусь

Поделиться: