Б.Ирмуханов: Согнем историю в бараний рог.
Автор: ИАЦ МГУ
Низкое качество учебников по истории Казахстана, а их уже около десяти, (впрочем, как и учебников по другим дисциплинам), давно стало притчей во языцех. Однако "История Казахстана" Ж. Артыкбаева - событие из ряда вон выходящее.
В связи с этой книгой вспоминается другая недавняя история, взбудоражившая нашу казахстанскую, да и мировую общественность. Английский журналист и актер-комик Саша Барон Коэн создал фильм "Борат", который стал очередным увеселительным шоу для западной публики. Его полное название "Борат, или Изучение американской культуры на благо славного народа Казахстана. Сам же Коэн снялся в роли главного героя, вымышленного казахского журналиста Бората Сагдиева. Многие сочли фильм смешным и от души смеялись. Однако многим в нашем руководстве было не до смеха. Они сочли, что фильм оскорбителен для казахского народа и для страны в целом, которая развивается семимильными шагами и вот-вот войдет в число 50 развитых стран мира. Действительно, некоторые пассажи фильма просто абсурдны и смотрятся по-идиотски, если принимать их всерьез, буквально, позабыв о жанре фильма, не соответствующего критериям документального. Российский журналист В. Война, говоря о фильме "Борат", пишет: "Фильм дразнит тех, кто принимает в нем на веру каждое слово. Он оскорбителен лишь для дурака" (1).
Соглашаясь в целом с такой оценкой фильма, полагаю, что "Борат" нацелен и на умного. Моя мысль, возможно, покажется крамольной для наших ура-патриотов, но все же рискну сказать: а вдруг он станет для нас своеобразной шоковой терапией (одну мы ведь уже пережили при переходе от экономики социализма к экономике капитализма), и она заставит нас посмотреть на себя критически, позволит отречься от самообмана, навязываемого безудержным хвастовством и демагогией власти. Мы хвастаемся будущим, ничего реального не сделав, закрываем глаза на суровую действительность, питаем иллюзорную надежду на конкурентоспособность наших товаров, на создание конкурентоспособного государства.
Не меньшую опасность, главным образом в духовном плане, представляют псевдонаучные, лживые "исследования", воспитывающие у народа, особенно молодежи, ложную гордость, фальсифицирующие историю, снижающие и так низкий уровень исторического сознания широких масс. Эти "исследователи" вдохновляются постулатами этноцентризма - идейно-политического течения, склонного рассматривать и оценивать все исторические явления и события через призму ценностей своего этноса. В определенных условиях он может перерасти в национализм. Этноцентризм выступает как консервативная и даже реакционная тенденция, поскольку отражает уровень сознания этноса, а не нации, и потому обращен в прошлое, а не в будущее. Популярность идей этноцентризма проистекает из национального менталитета, ибо казахи, будучи по преимуществу кочевым народом, не имели своей письменной истории и сохранили историческую память в виде устного народного творчества - фольклора.
После образования РК появился сонм журналистов, писателей и просто любителей старины, которые, не имея профессиональной подготовки, в своих "исторических" трудах воспроизводили фольклор вместе со всеми его недостатками в качестве исторического источника. Наиболее одиозные из них сильно смахивают на пресловутых русских квасных патриотов, после похвал которых "только плюнешь на историю России" (2), писал Н. В. Гоголь. Этноцентризм вдохновляет не только этих новоявленных "историков". В постсоветских республиках, в том числе и в Казахстане, при отсутствии общей идеологии, национальной идеи, он был взят на вооружение правящей верхушкой. Одновременно идеи этого идейно-политического течения тесно переплелись с лозунгами и методами теорий "деколонизации" и "десоветизации". Так, довольно разумную мысль Н.А.Назарбаева о том, что "тоталитаризм попытался представить прошлое казахской нации как тривиальную борьбу классов" (3), новоиспеченные бойцы идеологического фронта восприняли как призыв к отрицанию исторической науки вообще и ринулись реконструировать новую отечественную историю. Чего только они не наговорили и не написали! "Чингисхан - казах, он родоначальник казахского народа", "империя Чингисхана - казахское государство", "шумеры - это казахи, переселившиеся в далекие времена из района реки Чу (по-казахски Шу. - Б.И.) в Месопотамию" и т.п. Безудержное хвастовство, самодовольное чванство, отсутствие элементарной научной критики источников, прямая фальсификация исторических фактов, воинствующее невежество - таков, на наш взгляд, неполный перечень характерных черт этих "радетелей" отечественной истории.
Мне казалось, что угроза нашей истории исходит в первую очередь от профанов, дилетантов. В меру моих сил и возможностей я открыто выступал против попыток фальсификации истории, написал несколько специальных статей по этому поводу: "Будем с уважением относиться к отечественной истории", "Моноцентризм и этноцентризм - главные опасности казахстанской историографии", "Знает ли инженер Данияров, что такое ахинея?", "Измышления и размышления о Чингисхане" и др. на казахском и русском языках. Конечно, я видел конформизм наших официальных историков, их приверженность к трайбализму, не всегда удачные, а иногда явно ненаучные высказывания отдельных историков. Однако они казались мне издержками молодости у одних, проявлением интереса к научной моде и конъюнктуре у других, низким профессионализмом у третьих.
Знакомство с учебником Артыкбаева (Костанай - Астана, 2006 г.) для студентов вузов ввергло меня буквально в шок. По содержащимся в нем лжи, мистификации и фальсификации истории автор, на мой взгляд, далеко превзошел небылицы "Бората" и псевдонаучные опусы доморощенных "историков". Учебник написан этнографом, а не историком, и это говорит о многом. Этнография изучает материальную (одежда, пища, жилище, народное искусство и т.д.), духовную (верования, религия, культура) жизнь народа, его быт, проблемы этногенеза, культурно-исторические взаимоотношения народов. Областью этнографии является также устное народное творчество, которое включает предания, легенды, героические, бытовые песни, мифы, сказки и т.д. В настоящее время этнография в большинстве постсоветских республик именуется этнологией, на Западе - социальной и культурной антропологией.
Создается впечатление, что автор не только не понимает имманентно присущие фольклору недостатки как исторического источника, но слепо верит в непогрешимость сведений легенд и преданий, как достоверных источников. Придерживаясь постулатов этноцентризма, он одновременно стремится реанимировать устаревшие в этнографии идеи так называемой "мифологической" теории, получившей распространение в 50-60-х годах ХIХ века, и генеалогического подхода, по которому народ происходит от одного предка. На автора повлияла, безусловно, популярная сегодня в странах, вставших на путь независимости, теория "деколонизации", которая отрицает так называемую "колониальную историю", и потому Артыкбаев заявляет о "гипотетичности" сложившейся истории Казахстана, без тени смущения утверждает, что главная причина такого положения заключается в "элементарном незнании истории казахского народа" и что "история, которая пишется сейчас в степных просторах Евразии, призвана прославлять народы суверенных республик". Он заключает свои тирады словами: "Основным предметом истории должен стать человеческий дух" (4). Как видим, по его разумению, цель науки - не создание полноценной истории народа, а только его прославление и объектом истории являются не люди, а их дух. Чем не квасной патриот и мистик?! Слепо убежденный в том, что национальная история должна быть основана только на национальных источниках, то есть на данных фольклора, он устами М. Ж. Копеева, фольклориста, обвиняет в западничестве, то есть приверженности к европейской культуре, замечательного казахского поэта и мыслителя Шакарима Кудайбердыулы. Не потому ли, что Шакарим - первый казахский генеалогист - резко выступал против абсолютизации шежире как исторического источника: "Родословные наших предков большей частью основаны на всевозможных слухах и передавались из поколения в поколение, подобно сказкам и устным преданиям. Авторы подобных родословных таким образом хотели прослыть знающими, другие - показать свою родовитость, немало среди них и таких, кто на свой лад переиначивал услышанное, а потому сочинения их ошибочны и лживы" (5).
Ошибки и недостатки учебника настолько многочисленны, что мы решили остановить внимание читателей лишь на самых грубых, одиозных из них, представляющих реальную угрозу и опасность для отечественной истории. Так, разделение автором исторической науки на два этапа: "мифологический и библиографический" - является, конечно, нелепостью. Предложенная им периодизация не имеет ничего общего ни с мировой исторической наукой, ни с исторической наукой Казахстана. Очевидно, автор совершенно не понимает смысла периодизации исторического процесса, когда весьма путано пишет: "Периодизация выполняет прежде всего интеллектуальную, гносеологическую функцию, т.е отражает логику процесса, вернее, выступает его зримой формой". Ему не стоило так напрягаться умственно, переделывая чужую мысль, а надо было просто воспользоваться и принять к руководству не утратившие своей актуальности и значимости ясные и четкие слова учителя первых казахстанских профессиональных этнографов С. А. Токарева: "Правильная периодизация является непременной составной частью любого исторического процесса, в том числе и исторического развития всякой науки. Периодизация представляет собой не просто деление процесса на хронологические отрезки для удобства изложения. Она есть установление качественно своеобразных этапов исторического процесса, развертывающегося во времени" (6). Вот как выглядит произвольная периодизация истории Казахстана по Артыкбаеву: древняя история, которая включает совершенно разные эпохи (палеолит, эпоху бронзы и эпоху саков); средневековье, состоящее из эпохи гуннов, древнетюркской эпохи, Золотой Орды; новое время - Казахское ханство в ХV-ХVII вв., Казахское ханство XVIII в., Казахстан в ХIХ в.; новейшая история - Казахстан в XX в. и Казахстан на современном этапе. Автор оказался заложником своей же "теории", соединив в начале XXI в. историю казахского народа под властью царской России с его историей, государственностью как союзной республики в составе СССР. Приводим для сравнения периодизацию, принятую в отечественной историографии: древнейшая история (от палеолита до бронзового века); древняя история (от эпохи бронзы до VI-VII вв. н.э.); средневековая история (VII-XVIII вв.); история нового времени (XVIII - начало XX в.); новейшая история (с 1917 г.).
Концептуальной ошибкой, отступлением от научного подхода, фальсификацией, мифологизацией истории является утверждение автора об Алаша-хане, герое казахских преданий и мифов. Он стремится выдать его не только предком тюркских народов, но и казахского. Автор представляет Алаша-хана реальной исторической фигурой: "Алаша-хан является совре¬мен¬ником пророка Ноя, его сына Яфета и первых казахов. Алаша-хан, Огуз-хан (тоже легендарная фигура), Жоши-хан (старший сын Чингисхана) - основатели династии казахских ханов XV-XIX вв." (7). Понимая зыбкость своей позиции, он, как щитом, пользуется чужим, к тому же ошибочным, мнением, в частности А. П. Чулошникова, историка-любителя, опубликовав¬шего в 1924 г. работу, которая во многих отношениях давно устарела. Наш автор называет его одним из известных исследователей Казахстана. Ссылаясь на Рашид ад-дина, Чулошников писал: "Тюрки называли и называют Яфета (Абулджа-хана) Алаша-ханом". Конечно, вдумчивый и добросовестный историк давно бы проверил эту важную для истории казахов информацию. Но не таков наш автор: или он не читал труд великого персидского историка начала XIV в., или, увидев, что там Алаша-хан совершенно не упоминается, решил, видимо, загребать жар чужими руками. Ошибка Чулошникова очевидна, если обратимся к источнику: "Ной послал Яфета, праотца тюрков, на восток. Тюрки называли и продолжают называть Яфета Булджа-хан (Абулджа-хан)" (8). Как видим, по Рашид ад-дину, предком тюрков является младший сын пророка Ноя Яфет. Никакого Алаша-хана он не знает и не мог знать, ибо в его время ни преданий об Алаша-хане, ни казахов не было. Артыкбаев нередко ссылается и на труд Абулгазы-хана (ХVII в.). Напрасно. В "Родословном древе тюрков" говорится: "Яфет жил у Итиля и Яика. У него было восемь сыновей: Тюрк, Хазар..." (9). И здесь нет имени Алаша-хана. По Абулгазы, предком тюрков является старший сын Яфета. Это мнение утвердилось в мусульманской историографии.
Таким образом, несмотря на всю абсурдность возведения Алаша-хана в библейскую родословную происхождения человечества, простительную, скажем, для доктора теологии, но позорную для доктора исторических наук, Артыкбаев утверждает: "Это понятие (об Алаша-хане) тысячелетиями служило национальной идеей. В эпоху образования Казахского ханства в этот древний цикл сказаний были внесены существенные поправки... Так появляется казахская версия интерпретации своего происхождения как этноса и государственной общности" (10). Так на совершенно ложном посыле он на тысячелетия удревняет образование казахского народа и его государственности. В этой фантазии Казахское ханство, образованное в ХV в., служит для нашего баснописца своеобразной исторической привязкой. Именно эта ложь составляет квинтэссенцию "теории" этногенеза Артыкбаева и его "концептуальной" версии "Истории Казахстана".
Если бы автор не был столь претенциозным, а был честным исследователем, имеющим хотя бы элементарное представление о научной преемственности, то он не только воздал бы должное предшествующим ученым, но и исходил из достигнутого ими уровня в науке, в изучении вопроса. В первую очередь он обязан был склонить голову перед Ч. Ч. Валиха¬новым, В. В. Вельяминовым-Зерновым, которых мы по праву называем основоположниками научной истории казахского народа. Творческое наследие Чокана Валиханова неисчерпаемо, его научная проницательность поразительна. Идеи и мысли Чокана об особенностях пути развития кочевых народов, о месте и значении данных устного народного творчества особенно актуальны сегодня. Так, его версия предания об Алаша-хане представляет подлинный ключ к разгадке тайны происхождения казахского народа. В его кратком изложении легенда об Алаша-хане выглядит следующим образом... Некогда хан Турана Абдулла вынужден был изгнать в степь своего прокаженного сына, названного потому Алача - пестрый (ала). Недовольные жестокостью хана и голодом, многие его подданные бежали на север от реки Сыр в пески Каракум и Бурсук и начали там казачествовать. Храбрые и удалые батыры усилились до трех сотен. Они зажили хорошо, но потом от безначалья у них возникли раздоры. Беда не приходит одна: начался голод. При таком их плачевном положении среди двух сотен появился старец Алач (иностранец, чуждый). Он так понравился казакам своим красноречием и мудростью, что они провозгласили его своим родоначальником и судьей. И по его совету пригласили упомянутого сына Абдуллы-хана и поставили его над собой ханом. В ознаменование своей независимости, отдельности, в память своего хана Алача и отца-судьи Алача они назвались Алач или - по числу сотен - Уч-Алач (три сотни). Название казак осталось за ними и тогда, когда они в составе трех сотен заставили Абдуллу письменно признать их независимость. Так Алач сделался народом, Алача - его ханом. Далее предание, пишет Чокан, говорит определеннее: Тимур в первый поход на Тохтамыша, проходя через кочевье казаков Каракума, заметил их, разгромил их улусы и повесил двух ханов, Амета и Самета (11). Сколько здесь драгоценных сведений о нашей истории: народ казак, жузы, чужак Алач, ставший у казаков родоначальником, Алача-хан, река Сырдарья, пески к северу от Аральского моря Каракум и Бурсук и, наконец, исторический факт - упоминание первого похода Тимура на Тохтамыш-хана, который подробно излагается в сочинениях с одноименным названием "Зафар-наме" Низам ад-дина Шами и Шараф ад-дина Йезди, придворных историографов Тимура. Поход состоялся в 1391 году. Таким образом, без большого риска ошибиться можно утверждать, что указанные события произошли во второй половине XIV в., но никак не тысячи лет назад. При желании читатель найдет толкование этого предания в нашей работе "Из истории казахов: "Аз" - Жанбек, Казахское ханство и жузы" (Алматы, 2001).
Мысли Чокана Валиханова об отношении к фольклору, его данным представляют непреходящую методологическую ценность. Высоко оценивая богатое устное народное творчество казахов за простоту, отсутствие всяких чудес, он писал: "Для истории народов кочевых и вообще племен, не имеющих письменности, источниками были и будут полубаснословные их легенды и отрывки известий из летописи цивилизованных народов, с которыми они имели столкновение". Он подчеркивал, что "всякое искаженное, баснословное предание" может считаться достоверным только "при сличении их с историческими указаниями", то есть с данными письменных источников. Потому сведения преданий Чокан называл "не историческими фактами" (12). Такой подлинно научный подход к фольклору, его данным явно не устраивает Артыкбаева и ему подобных.
Учебник содержит много незрелых формулировок, ошибочных и даже порочных выводов и заключений, а также массу фактологических ошибок. Так, автор выдвигает совершенно дикую версию о существовании в эпоху бронзы в Центральном Казахстане народа "мык", он разделяет давно уже отвергнутое в науке мнение о тождестве различных по происхождению, языку и физическому типу народов: эфталитов (хайталов, абделов) и гуннов, не задумывается даже, почему последних называли "белыми гуннами". Он некритически подошел к ошибочным положениям А. Н. Бернштама и потому считает, что гунны разгромили Римскую империю и установили феодализм, не различает хуннов и гуннов. Артыкбаев не знает, что жужаны и авары были одним народом. Заявляя, что большая часть жужан была истреблена тюрками в середине VI века, он допускает двойную ошибку: большинство жужан подчинилось тюркам (лишь 20 тысяч, вероятно, воинов, бежали на запад и, подчинив местные гуннские и угорские племена, создали с центром в Паннонии - современной Венгрии - могущественный Аварский каганат), тюрки никогда не вели истребительных войн. Автор бездоказательно утверждает, что государственной идеологией Тюркского каганата был туранизм. Не все семь племен, составивших этнос кимак, были по происхождению татарами, как считает автор. Он ошибочно включает кыпчаков в состав 24 огузских племен.
Утверждение Артыкбаева, что "страна Аргу" - это владение эфталитов, простиравшееся от Ташкента до Восточного Туркестана, и что Махмуд Кашгари (XI в.) якобы описывал землю эфталитов и называл ее "страна Аргу" - чистый вымысел, ибо эфталитов в это время и в помине не было и к тому же они никогда не занимали указанную территорию. "Страна Аргу" у Махмуда Кашгари - это территория от Тараза до Баласагуна, то есть до современного г. Токмак в Кыргызстане, и населена она была в это время отюреченными согдийцами. Автор совершенно упустил из виду существование на территории Казахстана Хазарского, Тюргешского и Кимакского каганатов.
Артыкбаев явно путает смысл слов кампания и компания, ибо военные походы Чингисхана все время называет "компаниями", а имя Чингис переводит на казахский лад, как "Шы" кЅз" - недосягаемая вершина, хотя истинный смысл слова "кЅз" - пропасть. Ошибочность выражений автора о том, что государство Чингисхана изначально представляло союз сильных личностей, что территория Казахстана вошла в состав улусов Джучи и Чагатая, что, войдя в монгольскую империю, дешт-и кипчакские племена Алаша сохранили значительные автономные права, свои традиционные культы и атрибуты независимости, не вызывает сомнений. Непонятно, почему передвижения племен и народов в период монгольского завоевания и после он называет "элитарными перемещениями". Казахский жырау (сказитель) у него стал жрец-жырау. Автор явно не понял нашу концепцию об этнической общности "ногайлы" (народная этимология) или "узбек" (книжная), без которой трудно понять происхождение казахского народа. Формирование "узбеков" (по имени знаменитого золотоордынского хана Узбека I половины XIV в.) или "ногайлы" (не имеет никакого отношения к чингизиду, эмиру Ногаю, погибшему в самом начале XIV в., поэтому происхождение термина остается неясным) не было результатом простой ассимиляции относительно малочисленного, но политически господствую¬щего народа (монголов) с более многочисленным этносом (кыпчаками), представлявшим фактически собирательное наименование трех близкород¬ственных народов: собственно кыпчаков, куманов и канглы. Это был органический сплав двух компонентов, в результате которого появился новый этнос с единым тюркским языком, особым психическим складом, общей идеологией (чингисизм), своим устоявшимся представлением о государственности, выработанным эпохой Золотой Орды. Этот синтез монгольского и тюркского элементов можно назвать суперэтносом. Именно из него после распада Золотой Орды "пошли" казахи, ногайцы, кара-калпаки и те узбеки (ногайлы), которые последовали за Мухаммедом Шайбани при завоевании им наследия тимуридской империи в Средней Азии. У автора суперэтнос "ногайлы" - это имперское понятие.
Очевидна нелепость утверждений о том, что эмир Ногай с племенем мангыт покинул Золотую Орду во II половине ХIII века и стал независимым правителем в районе Северного моря, что Алаша-хан создал в степях Улытау (в Центральном Казахстане) казахское государство и "наши исследования по материалам казахских преданий о Алаша-хане свидетельствуют о древности этой легендарной и колоритной личности. Имя "Алаш" связано с жизнью и бытом первых коневодов Великой степи" (13). Опустившись с заоблачных высот фантазии, автор вновь отступает от истины, когда пишет, что Касым-хан перенес столицу государства (Казахского ханства) в Улытау и построил там мавзолей в честь первопредка и первого хана казахов Алаша-хана. Перенос столицы Казахского ханства в горы Улытау - чистейший вымысел автора. Стольным городом при Касым-хане, как до него при Бурундук-хане был город Сарайшык на реке Яик, где и был похоронен Касым-хан. Что касается мавзолея Алаша-хана, то могу сказать, что еще студентом видел его и помню мемориальную надпись, гласившую, что это памятник XI в. На некотором расстоянии был мавзолей Джучи-хана. Считаю, что и XI в. был для Алаша-хана слишком ранней датой, ибо мавзолей был построен на несколько веков позже и не Касым-ханом. Шараф ад-дин Йезди, описывая поход Тимура, упоминает только мавзолей Джучи-хана. Если бы в это время был и мавзолей Алаша-хана, то Йезди не преминул бы рассказать и о нем.
Изрекая, что этническая структура казахов достаточно ярко проявляется при квалифицированном изучении шежире (генеалогия) и устного творчества казахов, автор как результат собственного "квалифици¬рован¬ного" изучения выдвигает совершенно нелепую версию о том, что казахи Младшего жуза состоят из ногайских племен" (14). Известно, что еще Чокан Валиханов указывал на казачествующих батыров именно Младшего жуза, что в народных преданиях междуречье Яика и Едиля (Урала и Волги) называлось "ата мекен" - земля предков, что сами термины "казак", "алаш" возникли на земле Младшего жуза.
Странно, но автор так и не понял значения самой выдающейся победы казахского оружия, когда вооруженные "огненным боем" 600 воинов Джангир-султана (хана) нанесли тяжелое поражение хунтайджи Батуру в 1644 г. В учебнике Артыкбаева Орбулакская битва даже не упоминается, не говорится также и о знаменательных победах казахов над джунгарами в битвах, получивших у народа названия "Калмак кырылган", "Аныракай", зато автор пишет о каком-то освобождении казахов из-под опеки джунгар после смерти Галдан-Церена и утверждает, что Абылай подписал с Россией договор о добрососедстве, что фактически до 1822 года Средний жуз оставался независимым, что "большая политика Абылая позволила казахам стать доминирующим кочевым этносом ХVIII века, что в этом столетии казахи вели победоносные войны против джунгар, узбеков, кыргызов". И это в ХVIII веке - времени великой трагедии казахского народа в результате тяжелого поражения от джунгар, вынужденного принятия российского подданства Младшим и Средним жузами, цинской экспансии. Автор пишет о каком-то этапе вассалитета Казахстана по отношению к России в 30-60-е годах XIX века. Среди акынов, жырау ХIХ века он даже не упоминает Махамбета Утемисова, воина-поэта, не называет среди русских исследо¬вателей казахской истории самого выдающегося - В. В. Вельями¬нова-Зернова. Артыкбаева, разумеется, нельзя сравнивать по части антикоммунизма, скажем, с З. Бжезинским или А. Солженицыным, однако и он в меру своих сил и способностей пытается очернить Советский период истории казахов, что ему не всегда удается. Так, говоря о культурной революции в Казахстане, он утверждает, что она была придумана не для того, чтобы поднять грамотность народа, а для того, чтобы вырастить "нового человека", то есть манкурта. И тут же строчит о введении в стране 7-8-летнего и среднего образования, создании вузов, подчеркивая при этом мысль о постепенном снижении качества знаний, но бывшего все же высоким до недавнего времени. Автор не может отрицать достижений республики в области промышленности, сельского хозяйства, науки и культуры. Что касается современного этапа истории Казахстана, то он ограничивается кратким перечислением общественно-политических событий и приводит некоторые статистические данные по социально-экономическому положению Казахстана. Однако и здесь он допускает оплошность, когда ссылается на явно неудачное мнение одного автора по поводу Конституции 1993 года: "Конституция впервые во всемирной истории легитимировала такое социально-этническое явление как "народ Казахстана". Этот факт имеет стратегическую перспективу... которая проявится через столетия" (15). Вот как! На фоне будущих "столетий" даже "2030" кажется лишь бледной реальной перспективой, малозначащим перевалом.
Учебник буквально напичкан пространными цитатами на казахском языке, доходящими до трех страниц. Автор стремится найти к каждой исторической эпохе, соответствующее, по его разумению, казахское изречение из сказок, легенд и даже пословиц и поговорок, создавая, таким образом национальный антураж. В работе много заимствований, часто без ссылок на автора и на источники. Видно, что Артыкбаев усердно поработал над моими книгами: "Древняя история Казахстана", "Прошлое Казахстана в письменных источниках", "Исторические воззрения мыслителей XX века". Но он ни разу не признается, что данные взяты им в такой-то работе. Однако плагиат имеет особенность заявлять о себе ошибками плагиатора. Да и любой автор, который долго и тщательно работал над своим произведением, без труда обнаружит свои мысли, формулировки и выводы, факты в чужом сочинении, как казах в прошлом, который мог без труда обнаружить свою скотину в чужом стаде. Даже заимствуя, он делает ошибки. Так, он приписал цитату из труда древнегреческого врача Гиппократа "отцу истории" Геродоту, сообщение Геродота о миграции племен с востока на запад он так сократил, что изменился и смысл информации. Артыкбаев без тени сомнения может вместо одного автора указать на другого, например, вместо Иордана на Приска, не догадываясь, что труд Приска, римского автора V века, дошел до нас в изложении готского историка VI века Иордана. Или, скажем, обещая дать словесное описание портрета Аттилы, он забывает о своем обещании. Артыкбаев силится показать свою эрудицию, знакомство с трудами выдающихся мыслителей, но его попытки передать их мысли, идеи своими словами трудно считать успешными, ибо они для него слишком сложны, "неудобоваримы". Так, идею немецкого философа XX века К. Ясперса об "оси мировой истории" или "осевой эпохи" он попытался применить и к истории Казахстана. Ясперс осевое время относил к 800 - 200 лет до н.э., к тому духовному процессу, когда произошел самый резкий поворот в истории, когда появился человек такого типа, какой сохранился и по сей день. Истоки трех течений осевого времени Ясперс связывал с Китаем, Индией и Западным миром (16). По интерпретации Артыкбаева, осевое время для кочевников - это зарождение зороастризма, когда пророк Зороастр не раз путешествовал через Бетпакдалу (пустыня к северу от оз. Балхаш. - Б.И.), распространяя свою веру. Так сложилась ось Великой степной культуры Евразии... "Ядровая территория (так по тексту. - Б.И.) служила началом и фундаментом этничности. Эпицентр системы координат евразийского степного мира находился в Сары-Арке, известной как политический и культовый центр, как отчий дом" (17). Вот так, одним росчерком пера, небылицей Артыкбаев "посрамил" наших известных археологов, которые тщательно и успешно изучили эпоху бронзы в Центральном Казахстане и не заметили такого феноменального памятника как культовый центр зороастризма в регионе. Что касается "отчего дома", то, скорее, это и есть калька с "мыктын уйі" - "дом мыков". Автор легко и непринужденно обращается с именами ученых, говоря: Тойнби сказал, Блок написал, Вебер утверждал, Михайлов подчеркнул и т.д. Он полагает, что эти имена у всех на устах, что все их знают как своих близких и родных. Дело доходит до курьеза: он цитирует, например, А. Вебера (Альфреда Вебера), известного философа, социолога, родного брата "буржуазного Маркса" Макса Вебера. В другом месте он делает ссылку тоже на А. Вебера, но не разъясняет, что это другой Вебер, наш современник, известный философ А.Б. Вебер, кстати, один из рецензентов моей докторской диссертации, за что я ему вечно благодарен. Или, скажем, он делает ссылку на Михайлова. Читатель в недоумении - кто же он, что так правдиво написал о голодоморе в Казахстане в начале 30-х годов XX века? Валерий Михайлов, в отличие от А.Б. Вебера - москвича, наш земляк, потомственный и талантливый журналист, поэт, прозаик, документалист, он, как и его отец, руководил "Казахстанской правдой", которая была тогда не просто респектабельным официозом, а интеллектуальной, демократичной газетой, публиковавшей на своих страницах статьи авторов разных политических воззрений.
Несколько общих замечаний по поводу учебников вообще и рецензируемого в частности. Учебники пишутся, как правило, не самыми талантливыми учеными, ибо они - не строго научное исследование, а методические пособия, следовательно, носят дидактический, воспитательный характер. По учебнику учатся, поэтому их писали в первую очередь талантливые методисты, имеющие богатый опыт педагогической деятельности. Для учебников обязательны следующие критерии: не превращать их в трибуну для дискуссий, дебатов; в них должны быть достоверные материалы, устоявшиеся в науке положения и выводы; они должны содержать все ценное, что накоплено наукой в своей области и, конечно, автор не может не то что навязывать, но и выказывать свои взгляды, тем более не получившие одобрения сообщества ученых. Учебник, по сути, является компилятивной работой в хорошем смысле слова, то есть он сгусток того, что наработано специалистами в этой области, потому автору в какой-то мере легче, чем исследователю, ибо он работает над готовыми материалами и его задача заключается в том, чтобы их правильно подытожить, методически и литературно обработать, чтобы учебник давал о предмете целостное и правдивое представление, был понятен и вызывал доверие студента, учащегося и вообще читателя. По хорошему учебнику учится не одно поколение студентов. Учебник, естественно, должен быть написан не просто грамотно, но и литературно безупречно.
"История Казахстана" Артыкбаева, к сожалению, не отвечает этим критериям. Так, в изложении автора вместо "великого и могучего" читатель видит корявый и даже убогий русский язык. Работа содержит массу элементарных орфографических, грамматических ошибок, не говоря уже о стилистических. Учебник не выдерживает критики не только с научной точки зрения, но и в методическом плане. Порочная концепция автора наглядно отразилась в структуре работы, в которой 11 глав и все они построены по одному шаблону: особенности эпохи, хозяйство, социальная организация, этнополитическая история, культура. Такое однообразие вызывает тоску и недоумение. Наверное, и самому автору все это осточертело, и в последней главе он посвятил разделу "хозяйство" лишь одну страницу.
Тщеславие автора, кажется, получило удовлетворение, ибо он самодовольно сообщает, что работа является победителем первого конкурса МОН РК по вузовским учебникам и рекомендована для студентов, преподавателей вузов и для всех, кому не безразлична история Отечества. Все это походит на ложь, потому что никакой государственный орган не имеет права на такую рекомендацию. В появлении на свет этой работы сыграли свою роль, на мой взгляд, беспринципная, некомпетентная позиция рецензентов Ж. Таймагамбетова (археолог), З. Кабулдинова, анонимных членов конкурсной комиссии и, конечно, ответственных чиновников МОН РК. Автор гордо заявляет, что под его руководством защищено 10 кандидатских диссертаций, не забывая сказать еще, что он известный этнограф, археолог и историк, то есть феноменальное явление в отечественной истории - многопрофильный исследователь. 10 кандидатов плюс он сам - это уже, выходит, серьезная заявка на создание школы в Казахстане, наподобие "школы анналов" во французской историографии.
В заключение хотелось бы сказать следующее. Артыкбаев, конечно, имеет законное право выражать как свои научные, так и политические взгляды. Желать, чтобы у нас была полноценная отечественная история - это благое намерение. Но как его осуществить? Попытки переделывать историю, как это делает Артыкбаев, - дело столь же неблагородное, сколь и неблагодарное. Остается один путь, традиционно научный: тщательно изучать историю, обогащать ее новыми открытиями, устранять "белые пятна", исправлять имеющиеся "переходящие ошибки" в историографии, приводить ее в соответствие с новейшими теоретическими и методологическими положениями, избегать влияния моноцентризма и этноцентризма - одним словом, создавать честную, полноценную историю своего народа. Учебник Артыкбаева - первый, написанный в духе приоритета устного народного творчества. Теоретическая, методологическая слабость автора не позволили ему дать научную интерпретацию данных фольклора. Однако оседлавших тему фольклора историков, хотя его проблемами занимается специальная дисциплина - фольклористика, еще хватает. Так, один из 10 кандидатов, подготовленных Артыкбаевым, вышел на дорогу, ведущую к докторской степени. Он представил рукопись диссертации под названием: "Казахские шежире как исторический источник", в которой приходит к выводу, что именно шежире представляет подлинную историю казахского народа. То есть он превзошел своего учителя, который считал все устное творчество источником истории народа. Диссертационный совет не внял моему отрицательному мнению как члена экспертной комиссии и принял рукопись к защите. И вы, дорогой читатель, можете не сомневаться, что соискатель получит искомую степень.
С другой стороны, не стоит, по-видимому, драматизировать ситуацию в исторической науке Казахстана и тем более демонизировать учебник и его автора. Практически учебник на 98 процентов основан на отечественной историографии. Историческую науку Казахстана со всеми ее достоинствами и недостатками, проблемами и пробелами я сравнил бы с современным жилым зданием, которое функционально одинаково в мире. "Историю Казахстана" по-артыкбаевски я уподобил бы не казахской юрте - шедевру народного искусства, универсальному жилью для кочевника, а современному зданию, на фасаде которого намалеван плохо исполненный казахский орнамент "аркар мѕйiз". Жаль, конечно, что студенты вместо полноценной, достоверной истории вынуждены будут читать ее суррогат. И грустно, что наше Министерство образования и науки поощряет такой учебник.
Литература.
1. Новое время, 3 декабря 2006. С. 37.
2. Гоголь Н.В. Сочинения. Том 11. - М., 1986. С. 295.
3. "Казахстанская правда", 1997, 14 декабря.
4. Артыкбаев Ж.О. История Казахстана. -
Автор -
Беймбет ИРМУХАНОВ.
№ 1, 2008 г.
Простор |
Поделиться: