Республика Корея в Центральной Азии: недооценённый внешний игрок

Многополярность и полицентричность, о наступлении которых спорят в международном экспертном сообществе, сегодня реализуются не только в теории, но и на практике – как минимум на пространстве Центральной Азии. 

Последние семь лет интеграционный лексикон центральноазиатской дипломатии оперировал либо китайскими смыслами вокруг инициативы «Пояса и Пути», либо российскими – в рамках ЕАЭС.

Казалось, что поляна евразийских интеграционных проектов вряд ли сможет вместить ещё кого-то кроме «медведя» и «панды». Однако после дистанционных выступлений президентов Туркменистана, Казахстана и Узбекистана 30 октября 2020 года на Международном форуме северного сотрудничества в Сеуле можно сказать, что на центральноазиатском рынке интеграционных проектов прибыло.

Когда появился интерес?

Корейская инициатива оказалась настоящей тёмной лошадкой, которая динамично стартовала в 2017 году как личный посыл Президента Республики Корея Мун Чжэ Ина: 26 июня вышел президентский указ о создании Комитета для координации северного экономического сотрудничества, а уже 6 сентября Северное экономическое сотрудничество было представлено на 3-м Восточном экономическом саммите во Владивостоке.

Период 2017-2018 гг. был посвящён выработке концептуальных аспектов «9 мостов кооперации» (железные дороги, производство электроэнергии, углеводороды, северный морской путь, порты и авиапорты, кораблестроительство, сельское и рыбное хозяйство, промышленная кооперация) и проработке российско-корейского взаимодействия для новой северной политики Сеула. 

С 2018 по 2019 гг. прорабатывались транспортно-логистические вопросы и процедуры взаимодействия между федеральным, региональным и муниципальным уровнями при реализации северного сотрудничества, а также проведены корейско-китайские переговоры по вопросам подключения Северо-Восточных районов КНР к северной инициативе Республики Корея.

В 2019 году состоялось апрельское турне Президента РК Мун Чжэ Ина по странам Центральной Азии. Высокое дипломатическое событие фактически стало приглашением Ашхабада, Ташкента, и Нур-Султана к Новому северному сотрудничеству. 

Период с 2019 по 2020 гг. можно считать утверждением центральноазиатского направления во внешней политике Кореи в целом и в контексте новой северной политики, в частности. 

В итоге, несмотря на то, что инициатива Сеула была представлена в РФ, за три года она получила гораздо более широкую географию, предусматривая три субрегиональных акцента: Западный регион (Западная часть РФ, Украина, Беларусь), Восточный регион (Дальний Восток РФ и Северо-Восточный район КНР) и Центральный регион (Страны ЦАР, Монголия).

В чем отличие от проектов ЕАЭС и китайского «Пояса и пути»?

Корейская кооперационная инициатива сильно отличается от подходов Москвы и Пекина. 

Прежде всего, это перенос принципа клиентоориентированности из коммерческих B2B и B2C секторов на межгосударственный уровень. Здесь корейцы предлагают кооперационные форматы, изначально учитывающие национальные потребности экономического развития стран Евразии.

Важно, что Республика Корея указывает конкретные стратегические документы государств региона, на которые она ориентируются в этом сотрудничестве:

· Стратегия развития Казахстана до 2050 года;

· Стратегия действий по пяти приоритетным направлениям развития Узбекистана на 2017-2021 годы;

· Программа социально-экономического развития Туркменистана на 2018-2024 гг.

У корейской стороны также есть стратегическое видение ситуации. Так, если в 2017 году евразийские планы Сеула включали только РФ, КНР, Монголию и Казахстан, то анонс стратегических доктрин Узбекистана и Туркменистана оперативно повлиял на дипломатическую активность и кооперационные конструкты Южной Кореи в регионе.

Большое значение в Северном экономическом сотрудничестве уделяется позиционированию проекта. Если коротко обозначить дипломатический маркетинг корейского проекта – это диверсификация экономических связей.

В этом контексте выступления трёх центральноазиатских президентов фиксирует функциональную значимость «Новой северной экономической политики» для региона.

В частности, приветственная речь Г. Бердымухамедова содержала следующие характеристики: «…практическое осуществление идей и принципов, заложенных в основу «Новой Северной экономической политики», станет действенным стимулом к созданию многовекторных энергетических, транспортно-транзитных коридоров… основным содержанием нового облика геоэкономики на Евразийском континенте должна стать диверсификация сотрудничества… любые конструктивные стратегии, нацеленные на развитие, призваны не замещать, а дополнять друг друга на основе сопряжения и сочетаемости интересов и долгосрочных целей».

Президент РУз Ш. Мирзиёев в своём выступлении также использовал комплиментарные оценки: «Мы в Узбекистане высоко оцениваем «Новую северную политику», направленную на обеспечение безопасности и углубление многопланового сотрудничества на обширном Евразийском пространстве».

Лидер Казахстана К.-Ж. Токаев высоко оценил актуальность и жизнеспособность «Новой Северной политики», связав первостепенную важность построения диверсифицированной и устойчивой экономики для Казахстана с корейскими инициативами.

Стратегия и реальность

Содержательно, страна утренней росы в Центральной Азии сейчас в отстающих среди действующих лидеров макроэкономического пьедестала. 

По абсолютным цифрам товарооборота со странами ЦАР за 2019 год, показатели Сеула в 4 раза меньше московских и пекинских по казахстанскому направлению; в 2,5 и 4 раза –по узбекистанскому, сильно уступает и по Туркменистану.

Однако если сравнить динамику роста товарооборота за последние три года, то темпы развития внешнеторговой деятельности в корейско-казахстанских отношениях вышли на догоняющую траекторию: среднегодовой экспорт за период с 2017 по 2019 гг. (первые три года реализации северного экономического сотрудничества) составил 365%, а импорт 1000% к показателям 2016 года (пары «РФ – Казахстан» и «КНР – Казахстан» имеют следующие показатели: 132% – 147% и 143% – 157%).

Дополнительно наблюдается интенсификация экспорта в паре «Корея– Узбекистан», где средние значения за 2017-2019 гг. составили 200% от результатов 2016г. (достижения РФ и КНР – 158% и 194%).

Столкновения крупных субъектов мировой политики приводят к ослаблению устоявшихся международных архитектур и сфер влияния, увеличиваются дипломатические люфты для поиска новых направлений многовекторной политики малых государств. 

Межгосударственные процессы в Центральной Азии наглядно демонстрируют общемировую тенденцию, где стремительное включение Южной Кореи в экономические процессы центральноазиатской подсистемы международных отношений расширяет возможности балансирования для стран ЦА.

Более того, такое положение межгосударственных отношений в регионе ужесточает требования к предлагаемым проектам сотрудничества, заставляет пересмотреть подходы к реализации со стороны основных спонсоров.