Казахстан-2019: Enter the dragon

Казахстан после эффектного ухода Нурсултана Назарбаева (заявление об отставке прозвучало  19-го числа, 19-го года, в 19.00) с поста президента вступил в публичный этап транзита власти.

Однако добровольная отставка казахстанского президента  только на первый взгляд выглядит  сенсационной,  так как подготовка к передаче власти  началась ещё в 2010 году. Она  недавно завершилась наделением широкими полномочиями Совета безопасности Казахстана (чьим пожизненным руководителем является первый президент) и формированием в  феврале нынешнего года нового кабинета министров, а также назначением накануне ухода Н.Назарбаева с поста президента нового прокурора. В дополнение к этому Касым-Жомарта Токаева, ставшего новым президентом, в кресле спикера Сената сменила старшая дочь первого президента Дарига Назарбаева.

Таким образом, мы являемся свидетелями создания политического механизма, призванного обеспечить без особых проблем и потрясений транзит власти. Очевидно, что в казахстанском обществе в целом, и более узко – внутри его экономической и политической элиты существует определенного уровня  напряжение, и в этой связи  верховная власть в Казахстане в последние годы была сосредоточена на поддержании равновесия и обеспечении консенсуса в обществе. В том числе, пыталась с разной степенью успешности выстраивать обратную связь между правящей элитой  и выразителями интересов тех общественных групп,  которые не имеют прочных позиций в казахстанской экономической системе.

Очевидно, что экономическая стабильность Казахстана по-прежнему поддерживается во многом за счёт значительных поступлений от экспорта углеводородов, а, как правило, в государствах (особенно на постсоветском пространстве) с ресурсозависимой экономикой существуют внутренние противоречия, связанные с распределением доходов от экспорта сырья.

Казахстан в этом плане не является исключением и при нарастании или углублении социального кризиса существенный рост социальных противоречий вполне возможен. Но будем надеяться, что этот сценарий останется не реализованным.

А что же внешний фон транзита?

Сегодня укоренилась иллюзия, что Пекину, Брюсселю, Вашингтону и Москве одинаково выгодно, чтобы «власть в Астане сменилась тихо и так, чтобы ничего в итоге не поменялось». Однако не стоит забывать, что  в наши дни важнейшим фактором, определяющим глобальные политические процессы, является соперничество мировых держав, прежде всего, обострившееся соперничество между США и Китаем. К тому же США и Россия также находятся  сегодня в состоянии конфронтации. Таким образом, Казахстан оказывается внутри треугольника Вашингтон – Пекин – Москва (который вновь стал геополитической реальностью), каждый угол которого имеет собственное и чрезвычайно весомое значение для Нур-Султана (бывшей Астаны).

Причем, если ещё несколько лет назад китайская политика в Центральной Азии проводилась с оглядкой на Москву, то сегодня представители Поднебесной в частных беседах говорят о том, что они такие же («кто смел, тот поспел и съел») равноправные партнеры. Во многом по этой причине сотрудничество стран ЦА с Китаем, несмотря на определенные фобии в отношении Поднебесной, стало многопрофильным и максимально динамичным. В частности, в Казахстане  китайские инвестиции надёжно защищены, и в целом динамика казахстанско-китайских отношений является положительной.

Однако на этом фоне не стоит переоценивать успехи китайского присутствия в регионе, вокруг которого много информационного шума. Во многом последний обусловлен тем, что основные результаты взаимодействия стран региона, включая Казахстан, а также Россию, с Китаем проявятся не раньше чем через десяток лет, а мы все являемся заложниками ожидания завышенных скорых результатов.

Например, в России, в её экспертных кругах, популярно мнение о том, что Казахстан «более продвинулся в сотрудничестве с Китаем». Тем не менее, в беседах казахстанские бизнесмены подчёркивают, что наоборот -  они изучают российский опыт преодоления нетарифных барьеров на китайском рынке (в частности, при поставках российского шоколада и крепких алкогольных напитков).

При этом широко разрекламированные 51 проект по переносу производства из Китая в Казахстан, о создании в их рамках 20 тысяч новых рабочих мест, и связанных с ними $28 млрд. китайских инвестиций, пока остаются в большей степени на бумаге. Сегодня китайцы считают деньги намного лучше, чем делали это до кризиса. Безусловно, в двустороннем сотрудничестве есть положительные результаты, среди которых на первое место, с точки зрения казахстанских интересов, правомерно поставить китайские займы на модернизацию трех казахстанских НПЗ.

Однако существуют прогнозы, что по мере нарастания ожидаемых проблем в собственной  экономике, Китай постепенно будет терять интерес к региону, но при этом государства ЦА останутся с огромными долгами перед Китаем, что само по себе создает существенные риски.

С другой стороны, опасения в отношении Китая постепенно снижаются в казахстанской бизнес-среде (и сегодня их там фактически нет), но остаётся высоким среди тех, кто не имеет в Китае конкретных экономических личных интересов.  Дело ещё и в том, что ради собственных политических очков (в основном на региональном уровне) выбор китайских компаний в качестве объекта для нападок является наиболее удобным для некоторых казахстанских чиновников, стремящихся добиться популярности на поприще патриотической риторики.

Тем не менее,  ситуация будет меняться в скором времени, в том числе, по мере того, как будет подрастать новое поколение, призванное стать мостом между двумя государствами-соседями. Сегодня более 20 тысяч молодых граждан Казахстана  обучается в Китае (для сравнения в России их обучается около 70 тысяч человек), из них со временем, наряду с иными специалистами, вырастет новое поколение китаеведов (для сравнения – сейчас в Казахстане около 5 фамилий, которые на слуху в качестве китаеведов, в России, по разным оценкам, около 150 в разной степени публичных профессиональных дипломированных специалистов в этой области).

Что касается России, то в отличие от других центров силы, которые могут (и скорее всего, готовы) использовать в работе на казахстаснком направлении все возможные методы, Москва (как и Евросоюз) объективно заинтересована в сохранении стабильности.

Россия и ряд стран ЕС (прежде всего, Германия), обладающие меньшими ресурсами, чем Китай и США, в случае переноса жесткой конкуренции между Пекином и Вашингтоном на пространство Центральной Азии, вряд ли стремятся стать частью американо-китайского противостояния. В этой связи, в ближайшее время мы можем стать свидетелями совместных попыток представителей России и Германии "обкатать" в странах ЦА, и в первую очередь в Казахстане, некие пробные совместные проекты, развитие которых может стать выгодным всем их участникам. Это, собственно говоря, и есть вариант реализации стратегии win-win. О которой так много говорят эксперты по региону, не имея на руках при этом конкретных примеров реализации таковой на практике.