«Талибан*» и ИГИЛ*: быть ли им вместе?
Автор: Александр Князев
Довольно известная история: в мае 1996 года Усама бен Ладен прилетел из Судана в афганский Джелалабад, и, выйдя на аэродромное поле, произнес: – «Слава аллаху, мы прибыли в Хорасан...». В ответ, встречавший его лидер одной из политических партий Юнус Халес, примкнувший в то время к талибам, резко поправил его: – «Вы прибыли в Афганистан, шейх...».
Персидские мотивы и «Хорасан» – чем ИГИЛ* не угодили пуштунам?
Название «Хорасан», закрепившееся за филиалом («вилаятом») ИГИЛ* в Афганистане, не самое удачное как раз с точки зрения «Исламского государства».
Афганский филиал «Исламского государства» назван «Исламское государство в провинции Хорасан» или же, по терминологии ИГИЛ*, «Вилаят Хорасан», где «вилаят» означает административно-территориальную единицу.
Исторический Хорасан – большой регион, когда-то включавший в себя более половины территории современного Афганистана, востока Ирана и юга нынешней Центральной Азии.
Для пуштунских националистов топоним «Хорасан» наполнен ассоциациями с персидской историей и культурой всего региона. Потому название «Вилаят Хорасан» – серьезный раздражитель, как будто бы отвергающий существующую синонимичность слов «афганский» и «пуштунский», и, соответственно, «Афганистан» и «Пуштунистан», Афганистан как страну пуштунов...
Впрочем, есть и версия, что «Вилаят Хорасан» назван так адресно для вовлечения непуштунского населения. Однако то, что он отторгает значительную часть националистически настроенных пуштунов – факт.
Ваххабистская же идеологическая доктрина ИГИЛ* в принципе отрицает существование этносов/наций. Это привлекает в ряды ИГИЛ* этнически разнообразный контингент. Хотя для большого количества мобилизуемых значительнее денежное наполнение процесса – pecunia non olet (деньги не пахнут – ред.), как известно.
Движение талибов не только в идеологии, но и в своей политической практике, – это националистическое пуштунское движение. Даже какие-либо внешние экспансионистские интересы талибов могут распространяться разве что на зону проживания пуштунских племен в Пакистане (в пределах «линии Дюранда»).
Впрочем, даже этот момент сегодня – гипотетический. Пока же пуштунский национализм талибов является важной проблемой установления межэтнического баланса (как фактора мирного урегулирования) в самом Афганистане, но одновременно ограничен границами страны.
Исламский эмират или все же халифат – в чем разнятся глобальные цели ИГ* и талибов*?
Географическое целеполагание и государственное устройство будущего – один из важных доктринальных пунктов расхождения между ИГИЛ* и движением «Талибан»*.
ИГИЛ* и многие другие группировки с такфиристской идеологией (радикальная идеология, основанная на обвинении мусульман в неверии [куфр] – ред.) ставят целью построение всемирного «халифата», они не ограничивают свои действия какими-либо границами. Идеология ИГИЛ* основана на суннитско-исламском ваххабизме, который подчеркивает буквальное толкование Корана.
Религиозная идеология ИГИЛ* основывается на самом раннем исламе, в этом отношении игиловцы* даже более консервативны, чем классические ваххабиты.
ИГИЛ* трактует и создание халифата так же буквально. В отличие даже от, например, «Братьев-мусульман» или «Аль-Кайды»*, для которых халифат является скорее духовной идеей, либо абстрактной целью на далекую перспективу.
Декларируемый талибами «исламский эмират» очерчивается признанными границами Афганистана, и «эмират» — это не единственная версия «нового Афганистана», рассматриваемая в талибском руководстве. В прагматической фракции руководства «Талибана»* обсуждается (хотя в обозримой перспективе это выглядит очень гипотетически), например, вариант схожий с государственным устройством Исламской Республики Иран: верховное теократическое руководство в сочетании со светскими структурами законодательной и исполнительной власти.
«Талибан»* и ИГИЛ* – общие судьбы?
В истории «Талибана» и ИГИЛ есть некоторые общие черты или признаки, вызывающие желание провести аналогии.
Падение режима президента Наджибуллы в Афганистане в 1992 году повлекло за собой фрагментацию страны и период борьбы за власть группировок моджахедов. Население надеялось на установление порядка и социальной справедливости в государстве. Потому появление первых талибов рождало у многих людей надежду, что с приходом «Талибана»* к власти – потребности граждан реализуются. Понятно и то, что в исламской среде социальная справедливость не может устойчиво существовать, кроме как в рамках исламских же постулатов.
Более того, значительной части населения Афгнистана импонировал декларируемый талибами* аскетизм, вписывавшийся как в исламские, так и в социалистические – безусловно, неустоявшиеся и хаотичные представления о некоем идеальном общественном устройстве.
До начала репрессий в крупных городах – Кабуле, Герате, позже Мазари-Шарифе– талибов, особенно на консервативном юге, встречали буквально с цветами, видя в них тех, кто восстановит порядок.
Ирак тех лет, предшествующих появлению ИГИЛ,* эту атмосферу в основных сущностях воспроизводит. После падения режима Саддама Хусейна в Ираке возникает похожее хаотичное состояние, страна фрагментируется, происходят постоянные военные конфликты, террористические акты. Значительную часть ядра ИГИЛ* составляют бывшие военнослужащие и сотрудники спецслужб саддамовского Ирака, среди функционеров ИГИЛ* большую прослойку составляют бывшие активисты партии арабского социалистического возрождения «Баас» – партии Саддама Хусейна.
Когда «Талибан»* начинал свое триумфальное шествие по территории Афганистана в середине 1990-х годов, в него очень быстро вливались, став частью его управленческого ядра, бывшие партийные функционеры НДПА (Народно-демократическая партия Афганистана – марксистско-ленинская партия, существовавшая до 1992 года), бывшие военные и сотрудники спецслужб правительства Наджибуллы.
Идеология и религия у талибов и ИГИЛ*
Впрочем, существующие черты сходства в основном ограничены исторической ретроспективой, общей, наверное, для обоих государств, свалившихся в состояние failed states. Важнее расхождения, например, религиозно-идеологического характера. Суннитский ислам талибов – это буквалистское консервативное следование традиционному для Афганистана ханафитскому мазхабу. Это принципиально отличает его от всех салафитских или ваххабитских ближневосточных движений.
Более того, в идеологии «Талибана» вообще поначалу сильно присутствовал пуштунвали – традиционный свод правил и толкований норм жизни, давно ставший частью пуштунского ислама и основой религиозного национализма пуштунов.
В 1990-е годы талибы пытались бороться с суфийской традицией, но в итоге были вынуждены с ней смириться. Все потому, что суфизм является ключевым аспектом культурного наследия юга Афганистана, связанного с традициями поэзии и фольклора и воплощенного в сети сельских святых мест и могил.
Сельские афганцы имели обыкновение получать информацию по разным жизненно важным вопросам из снов. Любопытно, но основатель и первый лидер движения талибов – мулла Мохаммад Омар был знаменит своими снами. Получив образование от суфиев и уже будучи верховным лидером талибов, он посещал могилу своего наставника почти еженедельно. Посещение могил и вообще существование сакральных мест/предметов, культ святых – все это является тягчайшим грехом в интерпретации ислама, утвержденной в ИГИЛ*. А тот же мулла Омар (основатель движения «Талибан»*) не запрещал большинство суфийских традиций, как и большинство афганцев, он вырос с привычками афганского ислама, включая веру в тавизы – амулеты или крошечные свитки, содержащие стихи из Корана. Не запрещалось и посещение могил для молитвы за умерших.
Суфизм сам по себе является неотъемлемой частью наследия Деобандийской школы (Дар уль-Улюм Деобанд). Суфийские пиры – руководители братств – даже были одними из основателей школы. Важнейшее отличие всего суфизма (и деобандийского направления, в частности) – это возможность понимания ислама не только через изучение Корана и других богословских трудов, но и через духовные практики.
Эта трактовка религиозных практик открывает талибам идеологическое пространство для расширения шариатских бытовых ограничений и восприятия общественно-политических практик, выходящих за границы строгих шариатских норм свойственных ваххабизму/салафизму ИГИЛ*. В ИГИЛ* одной из основных задач объявлена борьба за «очищение» ислама от различных чуждых ему, с их точки зрения, примесей, основанных на культурных, этнических или каких-то других особенностях тех или иных мусульманских народов.
Игиловцы* в современном Афганистане – чего ожидать?
Процесс проникновения ИГИЛ* в Афганистан был неслучайным и нестихийным, этот процесс имеет проектный характер и поддерживается серьезными региональными и/или даже глобальными силами. Поэтому полностью игнорировать фактор ИГИЛ* в Афганистане как пока гипотетическую, но важную при этом угрозу региональной безопасности невозможно.
Переход из «Талибана»* в ряды ИГИЛ* был и пока остается особенно характерен для ряда групп иностранных боевиков, в том числе, связанных со странами Центральной Азии, а также мусульманскими регионами России и Китая. Это обстоятельство также нельзя считать случайным совпадением, оно требует отдельного внимания.
Тем более, что участие в террористических группировках чаще основывается на получении материального вознаграждения. Существует немало свидетельств о периодической смене разными террористическими группировками своей принадлежности к «Аль-Кайде»*, «Талибану»* или ИГИЛ*. Подобная «смена флага» зависит от разных конъюнктурных факторов, в частности, от притока денег внешних спонсоров или других краткосрочных – чаще всего не политических, не идеологических, а корыстно-финансовых – интересов.
Ключевой вопрос, связанный с проблемами обеспечения безопасности региона, – как пришедшие к власти талибы* будут взаимодействовать с ИГИЛ*, «Аль-Каидой»* и связанными с ними обычно немногочисленными группировками, с учетом весьма существенных расхождений в их происхождении, идеологических доктринах и, особенно, поставленных целях и задачах. И может оказаться так, что слухи об их якобы неизбежной консолидации сильно преувеличены.
* – запрещенная в РФ и странах Центральной Азии организация
Поделиться: