После вывода войск США и их союзников из Афганистана в августе 2021 года власть в стране попала в руки движения «Талибан»*, находящегося под санкциями ООН за террористическую деятельность. После изгнания иностранных войск и расправы над инакомыслящими движение начало трансформацию всех сфер жизни в стране в соответствии со своими религиозными догмами. Изменения коснулись прав женщин, которые лишились большей части свобод, а также образования, экономики, медицины, развлечений и религии. Об этом в интервью Ia-centr.ru рассказал ведущий научный сотрудник ИМИ МГИМО МИД России и профессор СПбГУ Александр Князев.
— Как вы оцениваете изменения в политике талибов* с момента их возвращения к власти в августе 2021 года?
— Сразу оговорюсь, что абсолютно неверно говорить о «расправе над инакомыслящими», не было никаких расправ, во всяком случае, мне ничего о них неизвестно. Что касается изменений в политике движения талибов*, то, по моему убеждению, при всей их неоднозначности, все-таки скорее эти изменения позитивны. Очевидны успехи в борьбе с коррупцией, с производством наркотиков, в противодействии международным террористическим группировкам, пока еще использующим территорию Афганистана. К слову, с Главным управлением разведки действующего афганского правительства в сфере антитеррора успешно сотрудничают спецслужбы России, Узбекистана, Ирана, Туркменистана.
Едва ли не главное достижение талибов* за три года, прошедшие после их прихода к власти, — это резкое, в сравнении с предыдущими десятилетиями, повышение общего уровня безопасности в стране. И не только потому, что сами талибы* перестали воевать, как это было до августа 2021 года. Они провели очень большую работу по борьбе с обычной преступностью. Ну и в условиях, когда в стране нет вооруженной оппозиции, это позитивно отражается на общей атмосфере в обществе. Направленные против талибов* террористические акты, о которых громко заявляют разного рода «антиталибские» группы, управляемые в подавляющем большинстве случаев из западных стран, ОАЭ, Турции, скорее виртуальны, нежели реальны. Население приняло власть движения талибов*, тем самым обеспечив им легитимность внутри страны. Какой-либо институциональной оппозиции движению талибов* в стране за всё время, прошедшее после 15 августа 2021 года, не возникло, это только виртуальное пространство полнится заявками на такого рода вакансию.
Что касается прав женщин, то это сугубо внутреннее дело страны. Когда-то Афганистан одним из первых среди мусульманских стран подписал Всеобщую декларацию прав человека. Однако, как и все без исключения подписавшие её страны, не выполнял её положений при всех существовавших в стране режимах. С точки зрения нашего европоцентричного мировоззрения, конечно, положение женщин в Афганистане выглядит как что-то очень архаичное, но кто сказал, что через наше мировоззрение нужно оценивать происходящее в стране, относящейся к иной культурно-цивилизационной общности. Более 70 процентов населения Афганистана живут в сельской местности, а еще есть кочевники, нынешнее положение не устраивает только часть, думаю, что меньшую, городского населения. Для подавляющего же большинства всё происходящее — это возвращение к традиционности. Наверное, со временем сами талибы* будут понемногу проводить либерализацию положения женщин, но надо же понимать, что сегодняшнее состояние — это, по сути, реванш традиционалистов после десятилетий вестернизации, чуждой большинству населения.
Когда говорят, что талибы* не выполнили своих обещаний типа создания инклюзивного правительства или образования для женщин, — это от лукавого. Часто ссылаются на Дохийское соглашение, подписанное представителями движения талибов* с США 29 февраля 2020 года. Но там речь шла о формировании правительства с включением в него представителей «Талибана»*. США неоднократно нарушали это соглашение, в результате талибы* просто взяли власть в стране в свои руки и, уже будучи свободными от каких-либо обязательств, сами сформировали такое правительство, которое посчитали нужным.
Можно и нужно обратить внимание на то, что сейчас, говоря об инклюзивности, наши, российские представители, а также представители Ирана, Узбекистана, еще ряда стран делают это в рекомендательном формате, не требуя и не используя этот вопрос как средство давления на Кабул. Для западных стран требование инклюзивности имеет инструментальный характер. По моему мнению, представленность в правительстве разных политических сил, включая и этнополитические, — это фактор большей устойчивости правительства. Но дело в том, что создавать инклюзивное правительство сейчас просто не из кого, поскольку движение талибов* — это единственная субъектная политическая сила как внутри страны, так и на внешнем контуре. Реальных политиков, которые могли бы войти в состав такого правительства и которые были бы независимы от внешних акторов, в Афганистане практически не осталось. Вырастет новое поколение таких политиков и будет меняться наполнение всей системы государственного управления. И сами талибы* подвержены эволюции, постепенно, и они будут созревать для принятия необходимого решения.
— Каковы основные приоритеты и цели, которые они преследуют на внутреннем и международном уровнях?
— Создание теократического государства, и для этого, хотя об этом говорится только в самом общем виде, преодоление фрагментации общества по разного рода критериям: этническим, религиозным, региональным и так далее. Приход движения талибов* к власти — это своего рода революция, можно провести немало параллелей с приходом революционеров к власти в разных странах. По сути, ведь движение талибов* после начала оккупации Афганистана в 2001 году — это классическое национально-освободительное движение, просто идеология его специфична. Я, например, нахожу немало черт сходства и с победой Кубинской революции 1959 года, да и с нашей октябрьской 1917 года. Самая близкая аналогия для сегодняшнего Афганистана — Исламская революция в Иране, отличие в том, что в Иране образца 1979 года не было той отсталости в развитии, которая есть в Афганистане. В мире существует не так уж мало теократических государств — тот же Иран, Саудовская Аравия, элементы теократии существуют в правовых системах и в государственном устройстве Пакистана, Индонезии, Турции, Судана, Нигерии и многих других стран. В сущности, теократическая модель ничем не хуже и не лучше, скажем, демократической, тут важно, чтобы избранная модель соответствовала состоянию общества и работала. Западная концепция либерализма была чужда афганскому обществу, то, что происходит сейчас, — это попытка вернуть страну к естественному для неё пути развития.
Еще одно отличие с точки зрения международного позиционирования: если иранские революционеры с первых дней прихода к власти заняли жесткую антиамериканскую позицию, то движение талибов* дистанцируется от того, чтобы занимать чью-то сторону в поляризующемся мире. Думаю, что не получится, одновременно они уже делали заявления о желании стать полноценным членом таких организаций, как ШОС и ЕАЭС. Их приоритетом на международном уровне является всё, что может приносить пользу стране, в первую очередь в том, что касается экономики. Этому серьезно препятствует соответствующая резолюция Совета Безопасности ООН, налагающая на движение талибов* санкции. Сейчас отменить эту резолюцию вряд ли удастся, если бы кто-то — например, Россия, или Китай — инициировал такую отмену.
Тем не менее, мне кажется, что внешнеполитическая практика тех стран, которые стремятся конструктивно подходить к отношениям с Афганистаном, постепенно отходит от надуманного клише о признании или непризнании правительства движения талибов*. США и их союзники манипулируют этим вопросом исходя из собственных интересов. В то же время верительные грамоты от посла, назначенного правительством движения талибов*, принял председатель КНР Си Цзиньпин, в ходе визита в Кабул премьер-министра Узбекистана Абдуллы Арипова на днях было принято решение о повышении дипломатических отношений, что также подразумевает назначение посла кабульским правительством. Признание де-факто состоялось и с нашей стороны. В России и еще ряде стран дипмиссии возглавляют назначенные Кабулом дипломаты в ранге временных поверенных, но, думаю, это уже ненадолго. В нашей стране нужно пока пройти этап отмены ставшего уже анахронизмом решения о включении «Талибана»* в список запрещенных в России организаций, а там уже недалеко будет и до аккредитации посла. В любом случае для развития внешнеэкономических связей препятствием будет уже не столько статус движения талибов*, сколько отдельные проблемы, связанные с безопасностью, и неясный инвестиционный климат. Поэтому и экономическое взаимодействие пока ограничивается в основном торговлей, а нужны инвестиции и развитие инфраструктуры. У Афганистана колоссальный транзитный потенциал, способный стать катализатором экономического развития в целом.
— Как правление талибов* влияет на безопасность и политическую динамику в Центральной Азии? Какие последствия это может иметь для соседних стран?
— Афганистан пока остается страной с недостаточно сильной ролью государственных институтов, что обуславливает некоторые риски. Тем не менее большинство стран – соседей Афганистана к настоящему времени вполне успешно сотрудничают с действующим правительством. Про сотрудничество в сфере безопасности я уже упомянул, в остальном ничего сколько-нибудь экстраординарного не происходит. Небыстро, но протекает включение Афганистана в систему региональных, в первую очередь экономических, связей. В этом плане как наиболее успешных я бы выделил Иран и Узбекистан. На днях между Афганистаном и Узбекистаном были подписаны инвестиционные соглашения на сумму 1,4 миллиарда долларов, Ташкент в Афганистане очень активен. Есть пограничные проблемы с Пакистаном, эти проблемы имеют свою более чем вековую историю, это наследие британского колониализма в регионе, и они будут, наверное, иметь долговременный характер. Есть проблема радикального идеологического влияния: сам пример талибов*, пришедших к власти и реализующих исламскую — в их, конечно, понимании — модель государства, этот пример в определенной мере стимулирует радикальные религиозные настроения в странах региона. Хотя это, конечно же, не причина роста этого радикализма в Таджикистане, Туркменистане или Узбекистане, он воздействует на определенные группы людей и в России, да и по всему миру. Но это ведь проблема не Афганистана и не талибов*, это в первую очередь проблема для каждой страны своя, внутренняя. Интересно, что действующая во многих странах и запрещенная в России экстремистская партия «Хизб ут-Тахрир» (террористическая организация, деятельность которой запрещена в России) критикует движение талибов* за то, что они, цитирую, «отказались выходить за афганские границы, свернули джихад и лишили поддержки угнетенных в Западном Китае, Центральной Азии и Палестине».
— Каковы экономические последствия прихода талибов* к власти для Афганистана? Как это может сказаться на экономическом положении стран Центральной Азии? Каковы экономические последствия правления талибов* для Афганистана и как это может сказаться на экономическом взаимодействии с Центральной Азией и Россией? Какие отрасли могут пострадать или получить выгоду?
— Правительству движения талибов* досталось от прежних правительств почти катастрофическое состояние экономики. Всё строилось на внешней помощи, западные страны на протяжении двадцати лет просто осуществляли финансовые вливания, лишь поддерживающие более-менее терпимый уровень жизнедеятельности населения, но никак не способствовавшие развитию страны. Эти средства в большей части еще и разворовывались, причем в огромной степени, даже не доходя до Афганистана. Фактически правительству пришлось работать на микроэкономическом уровне, почти постоянно находясь где-то на грани от того, что называется гуманитарной катастрофой. О каком-то макроэкономическом стратегировании вряд ли приходится говорить и сейчас. Тем не менее сейчас заметно небольшое оживление в экономике: запускаются предприятия, простаивавшие десятилетиями, создаются рабочие места. Пусть масштаб этого не так велик, как хотелось бы, но позитивные тенденции есть. В любом случае ведется тактическая экономическая работа, которая дает возможность экономике страны, той, которая есть, держаться на плаву.
Приход движения талибов* к власти создает большие возможности для стран Центральной Азии и для России. Для региональных стран — например, для Узбекистана — важен афганский рынок. Хотя и наша страна на этом рынке уже неплохо наращивает присутствие, в частности, в продовольственном и энергетическом секторах. Но есть и более глобальное. Если взять хотя бы одну только сферу транспортных и энергетических коммуникаций, Афганистан способен стать для России пространством выхода на Глобальный Юг, да и разворота на Восток. Но для того, чтобы он стал таковым, нужно участвовать в упрочении его стабильности, в первую очередь — в развитии экономики. Я считаю, что России, а также её региональным союзникам и партнерам нужна более проактивная политика в отношении Афганистана.
— Каковы потенциальные выгоды для Запада от правления талибов* и почему это может идти вразрез с интересами сотрудничества России и ЦА (Узбекистана, в частности)?
— Специфика всей новой и новейшей истории Афганистана обусловлена высочайшей ролью внешнего манипулирования внутриафганскими процессами путем управления существующими конфликтами. Региональная стратегия США после вывода войск из Афганистана продолжает оставаться агрессивной, наступательной, направленной на достижение своего доминирования и сохранение влияния на главные региональные процессы. Ключевым или даже центральным элементом этой стратегии является сохранение конфликтной ситуации в Афганистане с параллельным вовлечением в конфликт всех соседних стран, а также России, Ирана и КНР. На Западе видят в талибах* инструмент, используя который они могли бы так или иначе влиять на положение дел в большом регионе Среднего Востока, Южной и Центральной Азии. Западу на руку длительная неопределенность ситуации, возникшая с приходом к власти движения талибов*. Афганистан для США был и остается просто площадкой для решения геополитических задач. Я говорю не только в прошедшем времени, поскольку есть очень высокая вероятность, что США — особенно в случае прихода к власти Республиканской партии — могут инвестировать в эмигрантскую оппозицию. Об этом уже вслух говорят некоторые из соратников Дональда Трампа. Имея деньги, эта оппозиция будет способна начать новый этап гражданской войны в Афганистане. Западу выгодно дестабилизировать ситуацию в Афганистане, создавая проблемы для России, Ирана, Китая, при этом другие страны региона для них — это просто расходный материал. И есть серьезные опасения, что такой сценарий для Афганистана и региона исключать нельзя.
— Каковы возможности и риски для центральноазиатских стран в контексте взаимодействия с «Талибаном»*? Как эти страны могут адаптировать свою внешнюю политику к новым реалиям в регионе?
— Ничего ни к чему не нужно адаптировать, нужно просто работать. Дальнейшая стабилизация в Афганистане возможна только при условии его кооперации с региональными странами, при этом проекты экономического характера в Афганистане способны серьезно стимулировать развитие для всех стран региона. Есть два варианта. Либо будет, пусть и не быстро, но по нарастающей происходить включение Афганистана в региональные процессы в экономике, в инфраструктурном развитии, в энергетике, в совместном решении водных проблем, в гуманитарной сфере, что будет выгодно и полезно для всех. Либо США и их союзники инвестируют в так называемую «антиталибскую оппозицию», которая начнет террористическую войну против действующего правительства, и в стране начнется хаос. В этом случае может случиться некое дежавю, будет воспроизведена ситуация 1990-х годов, когда все изолировались от Афганистана, чем способствовали еще большей радикализации тогдашнего движения талибов* с известными последствиями.
— Как правление талибов* может повлиять на безопасность и политическую стабильность в Центральной Азии?
— Спустя три года всё еще нельзя уверенно говорить о вероятности разворота всех процессов в сторону полноценного оптимистического сценария. Но и нет оснований говорить о вероятности разворота по исключительно негативному сценарию. Эта уже очень долговременная неопределенность, скорее всего, будет сохраняться еще длительное время, что будет требовать от стран — соседей Афганистана повседневной ситуативной коррекции своих действий на афганском направлении.
И еще, может быть, это самое главное. Нужно отказаться от априори негативистского отношения к реально действующей в стране власти. Такой подход существует среди некоторой части политиков, экспертов, журналистов, упорно отрицающих необходимость конструктивной работы с движением талибов*. Этот подход можно охарактеризовать как во многом инерционный, заимствованный из 1990-х годов и не учитывающий происходящих изменений, это подход через призму устоявшихся стереотипов и просто косности мышления. Это как раз те настроения, которые играют на руку политическому классу США, заинтересованному в продолжении и эскалации конфликта в Афганистане. К счастью, мнения этих «лидеров общественного мнения» не определяют политику России, да и подавляющего большинства стран — соседей Афганистана.
* — организация находится под санкциями ООН за террористическую деятельность
