Новое афганское правительство в лице «Талибана»* после прихода к власти столкнулось с большим количеством трудностей, оставшихся после ухода американцев из #Афганистан'а и непрекращающихся долгие годы военных действий. Однако за полгода талибы смогли выйти на разные переговорные площадки (в двустороннем и многостороннем формате) с внешними игроками, развивают экономические связи и формируют свою модель государственности. Все это дает повод обсудить ближайшее будущее Афганистана в современном мире. Насколько стабильны позиции движения «Талибан»* у власти и стоит ли ожидать международного признания талибского режима в Афганистане – Ia-centr.ru узнал у профессора СПбГУ, востоковеда Александра Князева.
– Александр Алексеевич, уже около семи месяцев движение «Талибан»* находится у власти в Афганистане. Однако, по некоторым данным, внутриполитическая борьба на территории страны еще не окончена. Так ли это, какие сегодня существуют угрозы для талибского режима?
– В движении происходит постоянная межфракционная борьба, которая влияет на принятие и реализацию решений от имени «Талибана»*. Это иррегулярное движение, еще в период до прихода к власти его характеризовало отсутствие строгой пирамидальной иерархии и какой-то жесткой дисциплины.
Тем не менее, конфликты внутри движения талибов имеют хорошие шансы на мирный исход, они учатся находить компромиссы.
Семь месяцев – не слишком большой срок даже при нынешней динамике политических процессов. Представьте себе правительство Советской России примерно к весне 1918 года. Какое там было разнообразие партий и фракций, сколько противоречивых и разнонаправленных решений принималось, насколько была низка управляемость вооруженными формированиями, не говоря уже об управляемости регионами. Постепенно и движение талибов начнет формировать более устойчивую внутреннюю политику.
Кого-то возмущает сам факт создания теократического государства, но это как раз проблема тех, кто с этим обстоятельством не согласен.
Можно предположить, что теократическая форма государственного устройства в значительной степени будет соответствовать запросам и нуждам большей части граждан страны, в особенности, сельского населения Афганистана, составляющего около 76% от общего числа.
Конечно, для европоцентричного мировоззрения, преобладающего, в частности, в России и во всем русскоязычном пространстве, чуждо выглядят проявления той культурно-цивилизационной модели, которая предлагается «Талибаном»*.
В самом Афганистане сторонники светской модели – это урбанизированный и чаще всего вестернизированный социальный сегмент.
Эксперименты по установлению светских моделей государства в Афганистане потерпели неудачу. И советский вариант, и те имитации демократической республики, которые были навязаны США и их союзниками.
– А если говорить не о единстве талибов, а о внутриафганской оппозиции, которая обещает талибам столкновения этой весной?
– Какой-либо институционализированной внутриафганской оппозиции просто не существует. Существует несколько заявляющих о себе военизированных групп, которые пытаются создавать локальные прецеденты. Они только имитируют некое «массовое сопротивление» движению талибов.
Я, например, согласен со словами Замира Кабулова, спецпредставителя президента России по Афганистану, о «виртуальности» таких групп.
Большая часть информации об их нападении на талибов ничем не подкреплена кроме заявлений самих «фронтов», например, «Фронта национального сопротивления Афганистана» и т.п. Время от времени появляются выступления, бездоказательные и часто постановочные фото и видео.
В условиях современных информационных войн наивно было бы все это принимать на веру.
К слову, все условные «фронты» занимают откровенную антироссийскую позицию по поводу специальной военной операции на Украине. И уже есть ряд прецедентов, когда их представители пытались заниматься вербовкой наемников среди афганских эмигрантов в нескольких странах для войны на Украине против российских войск.
Трудно говорить о какой-либо внутриполитической борьбе в Афганистане, хотя и существует опасность, что виртуальные фронты находятся в поиске внешних инвесторов для эскалации прямых военных действий. Возможно, кто-то уже и нашел своего спонсора.
В таком случае в стране начнется не внутриполитическая война, не политика. Денежные вливания извне поспособствуют началу нового этапа гражданской войны в Афганистане, в которой больше всего заинтересованы именно западные страны.
Исходя из сегодняшнего глобального конфликта между Западом и Россией, США и европейские государства могут проявить интерес к инвестированию новой большой войны в Афганистане для создания проблем Китаю, Ирану, России.
Очень беспокоит инициируемый «антиталибскими» силами этносепаратизм в стране, грозящий запуском процесса по разделу Афганистана. Подобное уже было в афганской истории.
В 1929 году эмир Аманулла-хан, представитель пуштунской династии, был свергнут повстанческой армией Бачаи Сакао (он же, в таджикской интерпретации Хабибулла Гази). Это первый опыт прихода к власти в Афганистане не пуштуна. Опыт неудачный, менее чем через год Бачаи Сакао был повешен.
Куратором Бачаи Сакао, готовившим восстание и провоцировавшим идею создания на севере Афганистана узбекско-таджикского государства под управлением известного басмаческого курбаши Ибрагим-бека, был легендарный Лоуренс Аравийский. Он работал в Зоне племен под псевдонимом Пир Карам-шах.
Очень похоже на нынешнюю ситуацию – англосаксы делают ставку на этнические меньшинства и на межэтнические противоречия. Всегда повторяю, что в истории нет ничего нового.
– На данный момент одной из наиболее острых проблем для Афганистана является угроза гуманитарного кризиса. Какие действия предпринимает талибское правительство Афганистана для ее решения?
– Подобного рода угроза существует еще с осени. Кризис, вроде бы, пока не достиг предельного уровня остроты, но признаки возможной катастрофы существуют.
В частности, это касается проблемы «внутренне перемещенных лиц», которая обострилась еще при правительстве Ашрафа Гани, до прихода «Талибана»* к власти.
Что это значит? Большое количество людей перемещалось из зон военных действий в более спокойные места. К настоящему времени количество этих внутренних беженцев составляет в Афганистане от полумиллиона до миллиона человек.
Положение этих людей сейчас действительно катастрофическое, у действующего правительства и администраций на местах чрезвычайно мало возможностей им помочь.
Если говорить о беженцах за пределами страны, то это актуально для Ирана, где их численность еще с 1990-х годов к настоящему времени превышает 6 миллионов человек.
20 лет страна жила в основном за счет внешней помощи и после ухода американцев лишилась 80% денег.
При этом за время присутствия США в Афганистане не было создано экономических структур, которые бы позволили государству обеспечивать себя самостоятельно.
На фоне того обилия экономических и инфраструктурных объектов, что были обустроены в свое время Советским Союзом, западное присутствие в Афганистане и не пыталось заниматься каким-либо развитием страны.
Проблема обостряется тем, что большинство товаров первой необходимости для Афганистана в данный момент импортируется.
Еще один аспект – заморозка афганских активов на Западе. Мне кажется, что эта проблема будет затягиваться и дальше, поскольку для США это удобный инструмент оказания давления на ситуацию в Афганистане.
Манипулируют ситуацией и международные организации, в первую очередь ООН. 31 марта под эгидой ООН прошла конференция по оказанию гуманитарной помощи Афганистану, распределение которой игнорирует реальные органы власти в стране.
История повторяется, в 1980-х годах УВКБ ООН участвовала и в создании «коридоров» для прохождения караванов и отрядов моджахедов в обход правительственных и советских войск, и в отправке афганских детей в пакистанские медресе, где из них воспитывали будущих боевиков…
Правительство «Талибана»* имеет довольно мало рычагов для восстановления экономики Афганистана. Однако сейчас предпринимаются меры для возрождения малого и среднего бизнеса, происходит налаживание отношений с Пакистаном и Ираном, в меньшей мере с Узбекистаном и Туркменистаном, во внешней торговле.
Таким образом, работа идет, но при этом «Талибан»* сегодня, конечно, неспособен самостоятельно преодолеть все происходящие в стране критические явления.
– Допускаете ли Вы возможность признания власти талибов в ближайшем будущем? Какие страны здесь окажутся первыми?
– По этому вопросу внимания заслуживает совместная инициатива Пакистана и Узбекистана о создании регионального консенсуса по признанию Афганистана.
Сегодня нельзя ничего решить в Афганистане, если не работать с «Талибаном»*, который контролирует страну, представляет реальное правительство.
Некое региональное «полупризнание» правительства талибов было бы на пользу всему региону, а о полном – речи пока не идет. Почти все страны апеллируют к ООН, а там какой-либо позитивный консенсус по отношению к режиму талибов в обозримой перспективе выглядит абсолютно невозможным.
Почти все государства-соседи Афганистана заинтересованы в развитии коммуникационных, энергетических, экономических проектов, связанных с афганской территорией. Рациональный подход может проявиться у Турции, части арабских стран.
В общем-то, пока и торопиться с процессом полноценного политического признания талибов нет необходимости.
Талибы не «белые и пушистые», факт международного признания – это важный рычаг влияния, с помощью которого можно вести диалог с правительством в Кабуле и как-то стимулировать талибов корректировать свою внутреннюю политику для достижения большей стабильности в стране. Примерно эту позицию занимают страны с рациональным подходом к вопросу: Китай, Россия, Иран, Узбекистан.
Нужно оказывать помощь в становлении властного аппарата и, одновременно, помогать этим вчерашним «партизанам» адаптироваться к современной жизни, влиять на их поведение.
К слову, афганское посольство в Москве в эти дни возглавит временный поверенный Джамал Насир Гарвал, назначенный талибами, и Россия – четвертая страна после КНР, Пакистана и Туркменистана, где посольство представляет де-факто действующее правительство Афганистана.
Наиболее же глупо сейчас выглядит ООН, где действующий постпред не является представителем ни бывшего, ни действующего правительства, то есть, не представляет Афганистан, а только числится таковым. Деградация ООН очевидна и в этом.
– Кстати об ООН, 17 марта Совет безопасности ООН проголосовал за восстановление связей с контролируемым «Талибаном»* Афганистаном и продлил действие МООНСА (Миссия ООН по содействию Афганистану) на год. Даст ли это толчок к развитию сотрудничества внешнего мира с правительством Афганистана?
– Я очень невысокого мнения о миссии ООН в Афганистане в связи с широким кругом ее полномочий. Она заточена на проблемы, с решением многих из которых не следует торопить правительство другого государства. В том числе, по вопросу создания инклюзивного правительства в Афганистане.
В данный момент нет ни одного документа, в котором были бы определены критерии и механизмы «инклюзивности».
Повышенное внимание к этому фактору для нынешнего афганского правительства выглядит вызывающим.
Особенно с учетом того, что в большинстве стран мира аспект какой-то «инклюзивности» отсутствует: найдите его, к примеру, в Казахстане, Кыргызстане или Таджикистане.
Данный вопрос – один из рычагов давления. ООН. Инструмент, через который Запад может манипулировать афганской ситуацией, не решая вопросы гуманитарной катастрофы или создания устойчивой структуры власти.
– Существует ряд проектов, которые могут помочь развитию Афганистана, его встроенности в региональные и мировые рынки. Как пример называют ТАПИ – строящийся магистральный газопровод из Туркменистана в Афганистан, Пакистан и Индию. Какие инициативы сейчас являются основными для Афганистана на внешнем треке?
– Я не думаю, что ТАПИ или ж/д проекты, которые лоббирует Узбекистан через афганскую территорию (трансафганская железная дорога), способны быстро помочь экономике Афганистана.
Сейчас правительство «Талибана»* активно работает с китайской стороной относительно реализации проекта по освоению Мес Айнак – крупнейшего медного месторождения в мире. Еще в 2007 году китайские компании выиграли тендер на его разработку.
Реализация инициативы позволила бы афганскому правительству получать гораздо более серьезные деньги и одновременно создавать рабочие места. Афганистан богат минеральными ресурсами.
Поэтому, я думаю, что сейчас один из самых перспективных путей для страны – внешние инвестиции в добывающую промышленность. Это способствовало бы более быстрому и эффективному вливанию денег в афганскую экономику.
– Не так давно в сети обсуждались новости о наращивании военных сил у афганских границ с Центральной Азией, однако, правительство Афганистана отрицает слухи. Существует ли сейчас угроза прямого конфликта между Афганистаном и государствами региона?
– У Туркменистана и Узбекистана нет никаких проблем на границах с Афганистаном. Иран создал совместную с «Талибаном»* комиссию для снижения возможностей пограничных конфликтов. Все остальное – виртуальные угрозы.
Однако, существует довольно много акторов, которые заинтересованы в определенном нагнетании информационного потока по этому поводу. В том числе руководство военных структур Таджикистана, которое элементарно желает получить дополнительную помощь, например, по линии ОДКБ.
При этом образ существующего напряжения и даже якобы угроз на границе позволяет властям Таджикистана в большей степени консолидировать население страны вокруг руководства республики.
Однако, важно отметить, что правительство Афганистана в такой ситуации ведет себя достаточно сдержанно и не поддается на провокационные заявления. Глупо ожидать военных вторжений с территории Афганистана в любую страну. Сегодня каждое из государств Центральной Азии способно легко отразить подобные вылазки. Афганистан стремится утвердить свой статус как государства, которое готово налаживать внешние связи, а не вести военные действия.
Политкухня
Политкухня
