В недавно опубликованном в одном из российских журналов, интервью одного из казахстанских чиновников, прозвучал ответ на вопрос – как соотносится движение к ЕЭП и проблема сохранения национального суверенитета. Если упростить мудреную формулировку, которую использовал опытный аппаратчик, то смысл можно свести к очевидной сентенции – есть Конституция, есть независимые органы управления, есть государственный язык. Поэтому никакой ЕЭП не страшен нашей государственной независимости.
Михаил Кропотов
В недавно опубликованном в одном из российских журналов, интервью одного из казахстанских чиновников, прозвучал ответ на вопрос – как соотносится движение к ЕЭП и проблема сохранения национального суверенитета. Если упростить мудреную формулировку, которую использовал опытный аппаратчик, то смысл можно свести к очевидной сентенции – есть Конституция, есть независимые органы управления, есть государственный язык. Поэтому никакой ЕЭП не страшен нашей государственной независимости.
В этом подходе, безусловно, есть определенный смысл, если отталкиваться от очевидного факта – никто не знает, что такое ЕЭП, мало кто представляет, чем завершится процесс его строения, а все остальное уже от лукавого. Прежде всего, самый болезненный вопрос о строительстве Наднациональных органов власти.
Иногда кажется, что большинство госчиновников не очень-то и задумываются о том, что именно ожидает Россию, Казахстан и Беларусь с точки зрения контуров «нового будущего». Письма представителей оппозиционных сил РК с призывом немедленно выйти из состава ТС, это ведь тоже отражение абсолютной пустоты с точки зрения картины реального будущего, где пока что располагаются самые общие рассуждения о дружбе и взаимопонимании, без какой-либо внятной конкретики.
Все разговоры о желании России «подчинить» или «поработить» главных партнеров по ТС, на мой взгляд, являются спекуляциями, крайне слабо коррелирующими с реальным положением вещей. Если в 2007 году в этом «коварном плане» был хотя бы некий политический смысл – продление путинских полномочий через сложную схему перераспределения властных механизмов России и СНГ, то теперь наша элита даже в принципе не готова пускаться в какие-либо виртуальные проекты, прекрасно понимая, что выморочные идеи реанимации Союза или Российской империи в нынешних условиях просто не смогут нормально работать – низы не хотят, а верхи едва ли сумеют.
Казахстан по-прежнему будет лавировать между основными центрами силы, тяготея, в силу объективных причин, к китайскому тренду, благо к 2030 году у Поднебесной может и не остаться экономических конкурентов на этом пространстве, постепенно утрачивающем признаки постсоветскости.
Поэтому когда эксперты дают прогноз о том, что в ближайшем будущем все признаки суверенитета сохранят не более 50 государств мира, хочется задаться вопросом – а что такое реальный суверенитет уже сейчас, а не после виртуальной Третей мировой, которой нас снова стали стращать доморощенные аналитики. Может не так и заблуждается казахстанский госчиновник, слова которого, я привел в начале этого материала.
Ведь главная беда наших элит заключается в том, что ее представители по-прежнему мыслят категориями двадцатилетней давности, полагая, что все новые проблемы можно разрешать в рамках традиционных схем и инструментов. Кризис уже показал, что старая логика в экономике не работает. А в политике, похоже, тем более. Что же должно произойти, чтобы прозрение наступило?
