В России и Казахстане этот «мягкий» запрос на обновление существует в скрытой форме. Сама постановка вопроса – кто, если не нынешние лидеры, кажется абсолютно кощунственной Андрей Карпов
Процесс смены политических элит на постсоветском пространстве вступает в новую фазу. Последние опросы общественного мнения, проведенные в ряде стран СНГ, четко показали, что среди населения возрастает общественный запрос на появление новых фигур, новой повестки дня, новых идей. Очень важно, что эти тенденции развиваются в двух направлениях.
В Кыргызстане и Молдове это «кризисный спрос», возникший в условиях вакуума власти и отсутствия у нынешней политической элиты внятной программы выхода из глубокого тупика в развитии национальной государственности.
В ряде других стран, это парадоксальное сочетание устремлений общества к модернизации и, одновременно, сохранение стабильности и преемственности. Т.е. население, безусловно, доверяет национальным Лидерам, но при этом рассчитывает на расширение каналов рекрутирования элит, появление новых фигур, не связанных со «старым» политическим классом. Возможна ли подобная комбинация?
В России и Казахстане этот «мягкий» запрос на обновление существует в скрытой форме. Сама постановка вопроса – кто, если не нынешние лидеры, кажется абсолютно кощунственной
Хотя, если оценивать данную проблему по меркам западной политологии, то едва ли может быть вопроса более важного дискурса, выполняющего важнейшую прогностическую функцию.
Но все-таки эта проблема присутствует в экспертном пространстве, пусть даже и в скрытом виде, и столь же очевидно увязывается с темой преемничества. В данном случае не персонального, а скорее, поколенческого, в той версии смены поколения руководителей, которая на протяжении многих десятилетий существует в Китае.
Вопрос – кто будет нами управлять через 10-15 лет далеко не праздный, поскольку именно «коллективный образ» руководителя, это и есть показатель реальных перемен или их отсутствия, нежели все рассуждения о Путине, Медведеве, Назарбаева или Масимове, сроках пребывания у власти первых лиц и прочих тем, которые так любит освещать оппозиционная пресса. Реальная проблема в другом.
Образ «новой власти», как показывают, те же опросы общественного мнения не конкретизирован. Он прописан только в самом черновом варианте – более образованная, более честная, менее бюрократизированная элита. На самом деле – это даже не образ, а некий общий набор рассуждений, из которых не складывается единый и четкий образ эволюции личностных качеств национального политического класса во второй четверти 21 столетия. И это тревожит. По-прежнему все увязано в персонифицированный образ – «такой как Назарбаев» или «такой как Путин».
Причины такого рода персональной идентификации абсолютно очевидны, прежде всего, для Казахстана, в котором процесс передачи власти отодвинут на неопределенный срок.
Но даже в том случае, если речь заходит о самых общих контурах трансформации элит – мы не находим реального ответа на вопрос о том, каким принципиально новыми качествами этот человек, эти новые управленцы будут обладать. Все равно принцип – «такой как..» на ближайшие годы останется доминирующим.
Это серьезный риск для наших стран, поскольку, занимаясь поиском инструментов экономической безопасности в условиях появления новых рисков и вызовов, в том числе внешних, мы с крайней опаской обращаемся к вопросам «политической футурологии». Именно поэтому любой форс-мажор может поставить наши системы в крайне уязвимое состояние.
Нет «закрытых тем», в том случае, если их обсуждение это не политическая спекуляция, а реальная попытка понять, в чем состоят те новые тренды развития политических систем, который неизбежно привнесет с собой новое поколение постсоветских политиков.
Должен появиться класс или мультикласс, которому выгодна модернизация и рост общественного богатства, тогда это - не худосочные реформы сверху или невнятные намерения, а новая социальная реальность. Таким образом, весь вопрос, как эту реальность создать и закрепить. Без обсуждения вопроса о реальном росте общественного богатства всё опять сводится к идее преемственности и элитах, поскольку охлос может захотеть всё переделить. Ответ на данный вопрос о преемственности лежит в анализе того, что такое модернизация для широких групп населения и для молодёжи в первую очередь.
Но главное в трендах постсоветских политиков, что за социальную систему они строят, куда они вписываются? Если их нигде в общем-то не ждут, каковы принципы организации собственности, какой тип модернизации они выбирают, на какие соцгруппы кроме себя любимых они опираются? Вот они - новые проклятые вопросы постсоветской действительности.
