В том и проблема, что у России сейчас нет стратегии в Средней Азии. Недавно один из киргизских политологов Мурат Суюнбаев сказал, что у России нет стратегии относительно восстановления "большого пространства" постсоветского пространства в общем и Центральной Евразии в частности. Почему так происходит вопреки историческим прецедентам? В силу отсутствия какой-либо привлекательной внешнеполитической идеи, которую Россия могла бы предложить и ближнему зарубежью, и миру в целом.
Экспертный семинар ИАЦ МГУ-РГГУ "Постсоветское пространство: взгляд в будущее". Заседание 3-е "Киргизия-Россия и международные интеграционные объединения: разные скорости евразийской интеграции". 27 марта 2008 года. Москва, ул. Чаянова, д. 15, РГГУ, ауд. 228. Центральная Азия: выбор есть, альтернативы нет. Интервью с экспертом АПС Василием Мисником. // Росбалт. 14.04.2008. http://www.rosbalt.ru/2008/04/14/474355.html Беседовал Александр Евграфов Есть ли у России интересы в Средней Азии? Как она их отстаивает и может ли составить конкуренцию другим силам, борющимся за влияние в регионе? На вопросы "Росбалта" отвечает эксперт Ассоциации приграничного сотрудничества Василий Мисник. Василий Михайлович, за глобальным противостоянием России и Запада как-то отходят на второй план интересы нашей страны в Средней Азии. Между тем, государства региона могут стать надежными геополитическими партнерами. Какова на Ваш взгляд стратегия России в Средней Азии?
В том и проблема, что у России сейчас нет стратегии в Средней Азии. Недавно один из киргизских политологов Мурат Суюнбаев сказал, что у России нет стратегии относительно восстановления "большого пространства" постсоветского пространства в общем и Центральной Евразии в частности. Почему так происходит вопреки историческим прецедентам? В силу отсутствия какой-либо привлекательной внешнеполитической идеи, которую Россия могла бы предложить и ближнему зарубежью, и миру в целом. И именно поэтому у России до сих пор нет внятной внешней политики вообще. В ней уже появилась "отрицательная" компонента отказ от спонсирования враждебных режимов, но пока отсутствует компонента "положительная". Роль энергетической державы сводится к роли куркуля на бочке, как выразился Суюнбаев, "собаки на сене". Означает это, по сути, изоляционизм и отказ от активных действий за рубежом. Потому что любая активность означает риски, которые нельзя покрыть из чисто скупердяйских соображений. В прошлом роль движущей идеи исполняло "цивилизаторство" или "социализм" и то и другое было достаточно привлекательно для многих народов мира. Сейчас в мире значимы две основные модели демократия и ислам. России, безусловно, следует участвовать в конкуренции, но составить серьезную конкуренцию лидерам на их поле уже вряд ли удастся, а присоединяться в хвост "второго эшелона" самоубийственно. Отсюда необходимость выработать третью модель, но делать это нужно с учетом не слишком успешного опыта "третьего пути" (опыт Китая или Движения Неприсоединения). В общем случае следует настаивать на значимости надматериальных, религиозных, традиционных ценностей, противопоставленных беспринципному капиталистическому хищничеству при "демократии". С другой стороны следует отстаивать и мультикультурность, противопоставленную догматической унификации ислама. При этом, разумеется, и права человека, и справедливость должны оставаться ценностями. Между тем, в самой России нередко слышны возгласы: "А зачем нам нужна вообще Средняя Азия? В свое время страны региона объявляли о независимости. Пусть теперь и пожинают ее плоды". В таком случае резонно спросить, а зачем вообще нужна активная внешняя политика? Из простого соображения: то, что не оказывает давления, само подвергается давлению. Либо Россия идет в Азию, либо Азия идет в Россию через самую длинную в мире сухопутную границу. Россия, к сожалению или счастью, не остров. И даже море, что отделяет Европу от Африки, все слабее защищает от "людей в лодках". Необходимость наступательной стратегии, не завязанной на сиюминутную отдачу, именно в Средней Азии обуславливается тем, что только здесь Россия может с легкостью перейти от "негативной" к "позитивной" компоненте. В других постсоветских зонах (Кавказ, Украина, Белоруссия или Прибалтика) это не так просто. Вопрос в том, чтобы увеличить горизонт планирования с 1-3 лет до 10-15 лет. И что же, по вашему мнению, следует предпринять России? Все сведется к классическому "либо ишак, либо эмир, либо я", если не будет ясного и в высшей степени детального понимания происходящих в Средней Азии процессов. В настоящее время интерес, который испытывают в российских центрах принятия решений к этому региону, минимален. Разумеется, эта меркантильная близорукость. Помните выражение Сталина: "Папа? Сколько у него дивизий?". И что получилось на поверку? Все это свидетельство продолжающегося кризиса, в котором находится наша Россия после разгрома в "холодной войне". Одной из первоочередных, необходимых и низкозатратных мер должно стать увеличение качества и структурированности информации о регионе. Инфраструктура в наше время это не только дороги, но и информационная среда. Интеграция региона и его взаимодействие с Россией не будут возможны без сохранения культурного пространства, в частности роли русского языка и образования. Массу поучительных примеров можно почерпнуть, например, из истории Британского Содружества и менее удачного проекта франкофонного мира. Можно вспомнить высказывание Бисмарка: "Наибольшее влияние на историю XX века будет иметь то, что в США говорят по-английски". Достаточно очевидно, что здесь речь идет не только и не столько о культуре в узком смысле, сколько о полноте и централизации взаимодействия на всех уровнях от элит до самых "корней травы". До тех пор, пока сохраняется роль русского языка и культуры сохраняется потенциал России как интегратора среднеазиатского региона, но не долее того. Позиция должна быть не охранительной, как сейчас, а наступательной. Недостаточно посылать учебники русского языка в киргизские школы за счет правительства города Москвы это агония. Надо стремиться к тому, чтобы не только жители разных государств Средней Азии между собой, но и китайцы, и индийцы, и иранцы с ними общались по-русски потому что это легче. При этом одновременно надо вытягивать национальные языки, поднимая их от языков бытового общения на более высокие уровни (в частности, мультимедийные), обучая им русских. Имеющиеся попытки как-то продвигать русскую культуру, вроде проекта "Русский мир" пока крайне неудовлетворительны. Например, в Интернете мог бы быть создан ресурс, выступающий как информационное агентство, бизнес-портал, интегратор социальных сетей и база знаний (не обязательно с одним адресом). Заявлено подобных интернет-проектов множество, и многие из них вполне добротные по исполнению, но зачастую складывается впечатление, что это диалог россиян пишущих с россиянами власть имущими. Попробуйте найти среди таких интернет-порталов хоть один, который в странах Средней Азии соперничал бы по посещаемости, читаемости и влиятельности с местными информационными агентствами. Разумеется, отказ от возможностей быстрых инвестиций никто не проповедует, но горизонт в 10-15 лет это тот минимум, когда культура начинает оказывать обратное действие на экономику. То, что было заложено в СССР, доедается сейчас. Начинать надо немедленно, потому что когда таджик начнет разговаривать с узбеком по-английски или по-арабски, место для России останется только за забором. В единое информационное пространство Средней Азии обязательно следует включать и Китай, в первую очередь Синьцзян-Уйгурский автономный район. До сих пор Россия оставалась на удивление слепа к тому, что Китай делает и собирается делать в этом районе и в самой Средней Азии. Речь не о каких-то тайных операциях и планах, а о самых обычных движениях людей, товаров и капитала. Без систематического сбора и обработки информации об этом любая картина по Средней Азии это взгляд дальтоника. Что же касается другого крупного игрока в регионе США, то его возможности, конечно, достаточно ограничены. Тем не менее, и у Штатов есть чему поучиться: например, неправительственные организации удобный и легитимный инструмент влияния, которым совершенно не следует пренебрегать. И, наконец, для самих стран Средней Азии возможность договориться между собой это вопрос их непосредственного выживания. Пока Россия еще может предоставить площадку для таких переговоров, например, по водно-энергетической проблеме, где у сторон пока просто отсутствует общий язык, утраченный с распадом народнохозяйственного комплекса СССР. Но если Россия и дальше будет занимать пассивно-выжидательную позицию, то неизбежный культурный и экономический упадок приведет к хаосу, в котором договариваться придется только с полевыми командирами и о вещах куда менее интересных и выгодных. Хорошим примером потенциала такого упадка служат самоубийственные в экологическом плане проекты вроде Кексарайской ГЭС в Казахстане или Каракечинской ГРЭС в Киргизии. Почему Киргизия занимает центральное место в планах на регион, ведь страна не лидер в Средней Азии?Позволю себе не согласиться с вами. Киргизия занимает центральное место в Средней Азии как географически, так и политически. При этом она не претендует на лидерство в регионе и избегала до сих пор крайностей, которым подвержены остальные страны. В силу этого и множества других факторов, заслуживающих отдельного рассмотрения, она может считаться идеальным модельным государством, по примеру которого может выстраиваться новая схема отношений России со странами Средней Азии. Средняя Азия в свою очередь модельный регион, по примеру которого может выстраиваться схема отношений России с развивающимися странами. В частности, именно в Киргизии стоит попробовать наконец-то решить все более актуальную для региона проблему легитимной и спокойной смены лидера. Два недавних (и единственных) примера ухода лидеров - Киргизии и Туркмении никак не могут внушить оптимизма трем оставшимся несменяемым главам государств, что одновременно ведет к застою и никак не способствует долгосрочному планированию чего бы то ни было.
