Принципиально различались не режимы, а народы. Киргизские пороки – ничуть не меньше русских, и обе киргизские революции с их хаосом, мародерством и погромами демонстрируют эти пороки во всей красе. Но это другие пороки. У киргизов нет нашего воспитанного всей русской историей представления о нормальности и естественности авторитарной власти, нет готовности терпеть ее свинства. В киргизском прошлом вообще не было «своей» государственной власти, а была система родов и племен, в какой-то мере сохраняющая значение и до сих пор. Киргизы не испытывают священного трепета перед властью и легко восстают против авторитарного произвола.
Президент Медведев и киргизский парламентаризм
Об авторе: Дмитрий Ефимович Фурман - доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института Европы РАН.
Президент Медведев уже дважды скептически высказался о попытке киргизовввести парламентскую республику – форму правления, которую он считает неподходящей ни для Киргизии, ни для России. Президент даже сказал, что попыткаввести такую систему может иметь «катастрофические последствия». Вопрос опарламентской республике в России – слишком «теоретический», чтобы его серьезнообсуждать, но в Киргизии Конституция парламентской республики уже принятареферендумом. Киргизская попытка вполне может провалиться, но это отнюдь неслучайная попытка, в мотивах и причинах которой стоит разобраться.
Идея парламентской республики – часть комплекса политических идей, которыепостепенно сформировались у группы киргизских политиков, оппозиционныхакаевскому режиму и активно участвовавших в его свержении в 2005 году, затемвставших в оппозицию к новому, бакиевскому режиму и возглавивших апрельскоевосстание, положившее конец правлению Бакиева. Эти идеи возникли, такимобразом, на основе богатого страшного опыта двух циклов становления, разложенияи падения однотипных президентских авторитарных режимов.
Акаевский режим в основном сопоставим с ельцинским этапом нашей постсоветскойэволюции, хотя после 2000 года можно отметить и некоторые путинские влияния.Как и Ельцин, Акаев пришел к власти на волне демократического движения какальтернатива коммунистам. Как и Ельцин, он был всей душой за демократию, но приодном условии – если президентом постоянно и гарантированно выбирают его. Как иЕльцин, он разогнал (правда, без пролития крови) парламент, «вставший на путирыночных реформ» и проявлявший чрезмерный интерес к тому, как проходитприватизация и как расходуются деньги. В отличие от российского президента,сначала разогнавшего парламент, а потом спокойно организовавшего нужную емуКонституцию, Акаев вначале был вынужден смириться с Конституцией, которуюпарламент успел принять до своего разгона. Она была тоже Конституцией вполнепрезидентской республики, но не удовлетворяла Акаева, и он многократнопоправлял ее, используя референдумы и каждый раз освобождаясь от каких-то«сдержек и противовесов». Выборы и референдумы он проводил примерно так же, какони проходили в ельцинской России. Семья у него была ничуть не хуже ельцинской,и были свои Березовские и Абрамовичи – естественно, меньших масштабов. В концеправления он стал арестовывать своих противников по разным уголовнымобвинениям. Отличий от России, конечно, было много, но это отличия в рамкаходного типа режимов, непринципиальные.
Принципиально различались не режимы, а народы. Киргизские пороки – ничуть неменьше русских, и обе киргизские революции с их хаосом, мародерством ипогромами демонстрируют эти пороки во всей красе. Но это другие пороки. Укиргизов нет нашего воспитанного всей русской историей представления онормальности и естественности авторитарной власти, нет готовности терпеть еесвинства. В киргизском прошлом вообще не было «своей» государственной власти, абыла система родов и племен, в какой-то мере сохраняющая значение и до сих пор.Киргизы не испытывают священного трепета перед властью и легко восстают противавторитарного произвола. (Что отнюдь не говорит об их готовности к демократии,ибо они плохо подчиняются не только авторитарной власти, но и вообще законам, иорганизовать честные и упорядоченные выборы им едва ли не труднее, чем устроитьреволюцию.) «Революционно-авторитарные» циклы, которые в других странахзанимают достаточно длительное время, у киргизов – очень короткие. Поэтомурусские терпели Ельцина и пришли в восторг, когда он передал властьназначенному им преемнику, а киргизы свергли Акаева.
Лидеры революции 2005 года стремились к цветной революции с длительнымстоянием на площадях и переговорами. Но киргизы – слишком буйный народ, чтобыдолго спокойно стоять на площади. А акаевский режим оказался слабее, чемпредполагалось, и распался как карточный домик. В стране воцарилась анархия. Итут выяснилось, что революционеров объединяет только ненависть к акаевскомуправлению и совершенно абстрактные (а у многих – и чисто словесные) стремленияк демократии и правовому государству, но никаких ясных общих планов у них нет.Идеи 2010 года в 2005 году лишь вызревали.
В результате революция привела к воссозданию авторитарной президентскойсистемы и новому циклу. Президентом стал бывший одно время при Акаеве премьеромБакиев, как и многие постсоветские премьеры, после отставки ушедший воппозицию. Бакиев был глубоко убежден, что парламентская республика Киргизии неподходит и ей нужна сильная президентская власть, он считал, что с его приходомк власти революция выполнила свои задачи и теперь надо воссоздавать властнуювертикаль. И Бакиев очень быстро догнал и перегнал Акаева, отстранив своихпрежних соратников и создав режим более жесткий, более клановый и болеекоррумпированный, чем акаевский. Жутковатой чертой бакиевского правления былагромадная роль спецслужб, во главе которых встал брат президента, и большаясерия «таинственных» убийств противников власти. Бакиевский режимориентировался на путинскую Россию: Бакиев создал свою партию «Светлого пути»,очевидный аналог «Единой России», перешел от выборов по мажоритарным округам кпропорциональной системе и обеспечил своей партии конституционное большинство.Можно было бы начать спокойно править. Но тут его и свергли. Когда власти сталиарестовывать одного за другим лидеров оппозиции, их сторонники просто вышли наулицы и пошли штурмовать Белый дом. Жесткий режим Бакиева оказался еще болеехрупким и недолговечным, чем более мягкий режим Акаева.
В 2010 году политические идеи лидеров революции были уже значительно яснее ипродуманнее, чем в 2005-м. Киргизские «революционеры» не только восставали, нои учились и думали. И выводы, к которым они пришли, вполне логичны, хотя ипрямо противоположны медведевским. Они пришли к заключению, что еслипрезидентская республика два раза очень легко и быстро вырождалась вавторитарную систему, которая дважды свергалась народом, после чего странапогружалась в анархию и кровавый хаос, значит, надо идти по совсем иному пути.Третий раз воссоздавать президентскую властную вертикаль – это значит вступатьв третий революционно-авторитарный цикл. Медведев говорит о теоретических«катастрофических последствиях» никогда еще не испытанной Киргизиейпарламентской системы. Но для киргизских лидеров были очевидны вполне реальныекатастрофические последствия дважды испытанного ими президентскогоавторитаризма.
Революционная хунта сделала своим лидером и «президентом переходного периода»без права участвовать в следующих президентских выборах Розу Отунбаеву,единственную женщину в руководстве, – опасность ее авторитарного перерожденияисчезающе мала. Но самое главное – киргизские лидеры смогли быстро разработатьи провести через референдум Конституцию, которая, как они надеются, поможет имвыйти из циклов: революция и хаос – авторитаризм – новая революция и новыйхаос. Можно, очевидно, назвать три основных принципа новой Конституции.Во-первых, это парламентская республика с резко ограниченными полномочиямипрезидента. Во-вторых, это выборы только по партийным спискам, что должноослабить роль кланово-племенных и местнических лояльностей. В-третьих, этоположение, согласно которому, сколько бы голосов партия ни получила на выборах,она не может иметь в парламенте более 65 мест из 120. (Это оригинальный плодкиргизского законотворчества, возникший из опыта выборов в бакиевский парламенти, очевидно, опыта других постсоветских стран.)
Я отнюдь не хочу сказать, что у киргизов «все получится». Трудности, скоторыми они столкнулись и еще столкнутся, – грандиозны. Провал киргизскойпопытки перехода к демократии и продолжение авторитарно-революционного циклавполне возможны. Но в любом случае это серьезная и даже «героическая» попытка.И я думаю, что нам следовало бы быть осторожнее в своих суждениях и тем болеевысказываниях. Не надо говорить «под руку» людям, совершающим болезненнуюрискованную операцию перехода от одной системы к другой. Не стоит слишкомдоверять оценкам напуганных центральноазиатских правителей. Да и учить киргизови давать им советы вряд ли имеет смысл. Когда американцы учат другихдемократии, эффективность этого сомнительна, ибо свой опыт не передашь, и онпросто не пригоден в странах с другой культурой, а поучения вызываютраздражение. Но американцы хотя бы имеют на это некоторое моральное право, ибосами живут в стабильной эффективной демократии. Нам пока что учить нечему. Мыделаем только самые первые и самые робкие шаги в сторону от нормальнойпостсоветской авторитарной системы, естественно идущей к нормальному для такихсистем концу. Нам нужно только пытаться понять, что происходит в Киргизии, ипожелать киргизам успеха. Ибо любой успех демократии на постсоветскомпространстве и вообще в мире приближает ее успех у нас.
