ПОЛИЭТНИЧЕСКИЙ КАПИТАЛ КАЗАХСТАНА: ОТ РАСПАДА К ГАРМОНИЗАЦИИ

Дата:
Автор: ИАЦ МГУ
За годы становления государственного суверенитета Казахстан сумел избежать открытой конфронтации на этнической почве, инфицировавшей рознью почти все постсоветское пространство. Почему это произошло? Казалось бы, стране с такой многоликостью и многоголосием самим злым роком было предначертано вавилонское столпотворение и смешения языцев. Ведь на тот период молодая республика имела аналогичный набор межнациональных противоречий и расщепляющего материала, который взорвал евразийский субконтинент изнутри и потребовал неимоверных напряжений хотя бы на временную консервацию этнического насилия. Современная формально-функциональная метода критики режима, ориентированная на поиск несостыковок в политике, в своем теоретическом багаже не обладает адекватным механизмом толкования данного феномена и посему старается обходить его стороной, возводя бытовые раздоры и вульгарную уголовщину в русло прямого политического действия. В данном случае на помощь приходит историческое знание. «Узы строгие наук» способны дистанцироваться от спекулятивности оценок текущего момента и в последовательности изучения упрямых фактов и связей между ними раскрыть логику перетекания одной стадии развития в другую, воссоздав эпоху перемен не из разрозненных элементов, а из целостных совокупностей, которые и называются системами.
ПОЛИЭТНИЧЕСКИЙ КАПИТАЛ КАЗАХСТАНА: ОТ РАСПАДА К ГАРМОНИЗАЦИИ

Б.М. СУЖМКОВ

Институт истории и этнологии

им» Ч.Ч. Валиханова КН МОИ РК

(Алматы, Казахстан)

За годы становления государственногосуверенитета Казахстан сумел из­бежать открытойконфронтации на этнической почве, инфицировавшей роз­ньюпочти все постсоветское пространство. Почему это произошло? Каза­лосьбы, стране с такой многоликостью и многоголосием самим злым роком былопредначертано вавилонское столпотворение и смешения языцев. Ведь натот период молодая республика имела аналогичный набор межнациональ­ныхпротиворечий и расщепляющего материала, который взорвал евразий­скийсубконтинент изнутри и потребовал неимоверных напряжений хотя бы навременную консервацию этнического насилия. Современная формально-функциональнаяметода критики режима, ориентированная на поиск несо­стыковокв политике, в своем теоретическом багаже не обладает адекватным механизмомтолкования данного феномена и посему старается обходить его стороной,возводя бытовые раздоры и вульгарную уголовщину в русло пря­могополитического действия. В данном случае на помощь приходит исто­рическоезнание. «Узы строгие наук» способны дистанцироваться от спе­кулятивности оценоктекущего момента и в последовательности изучения упрямых фактов и связей междуними раскрыть логику перетекания одной стадии развития в другую,воссоздав эпоху перемен не из разрозненных эле­ментов, а изцелостных совокупностей, которые и называются системами.

Истоки тектонических трансформаций вобществе восходят к уже малоиз­вестной современному поколению советской поре,когда Казахстан числился резерватом мирного сожительства народов.Заповедность края поддерживалась режимом информационнойизоляции, и большинство его обитателей оставались вневедении относительно свой истории, в том числе, и недавней. Багаж офи­циальныхзнаний укладывался в простую схему пролетарской солидарности, масштабируемойв понятиях мирового господства и запрограммированной на элиминацию этническихразличий вообще. Натренированность воспринимать действительностьчерез мощные пропагандистские фильтры сформировали виртуальную реальность,схожую с психотехникой религиозной экзальтации. К последней четверти прошлогостолетия констатировалась полная гармони­зация и отсутствиекаких-либо прекословии в обществе развитого социализма: «Итогипройденного пути убедительно свидетельствуют: национальный вопрос, оставшийсяот прошлого, в Советском Союзе успешно решен» [1, с. 156].

Возможно, наше мировоззрение прозябало бы на томже уровне стой­лового содержания, в«счастье незнания» (Р. Рождественский), если бы не мятежный Желтоксан.За короткий период конца 1986 и начала 1987 гг., который сопровождался физическим и моральным подавлением казахства, в обыденном сознании произошли настолькоотрезвляющие изменения, что сталопронзительно ясно, в каком охвостье ранжируется казахский народ в табеле о рангах советских наций. Популярный в тевремена лозунг «Больше света, большесоциализма», оказался ловушкой для молодежи, простосер­дечно уверовавшей внезыблемость столпов интернационализма.

Помимо этого, акцииустрашения, сопровождавшие смену наместника, вы­явили сервильнуюприроду выпестованной советизмом национальной интел­лигенции,как носителей народной духовности. Одни схоронились под броней больничныхлистов, другие стали выражать лояльность в суетности верно­подданнических«одобрямс» и «осуждамс», третьи славословить нового пра­вителяв пиитических образах. Отчаянные же правдолюбцы-одиночки вмиг превратилисьв изгоев, о чем довольно прозаично выразился выдающийся режиссер современностиАзербайджан Мамбетов: «В 86-м меня вышибли из театра за то, чтооказался 17 декабря на площади, где мне разбили голову, хо­рошо, хоть не убили»[2, с. 79]. Полная дезориентация наблюдалась и в респу­бликанскихверхах: «Ведь никто не хотел выйти к людям и поговорить с ними откровенно.Точнее, никто просто не был способен этого сделать, потому что всеумели общаться только с организованным народом, зачитывая с трибун за­готовленныезаранее тексты» [3, с. 181]. Номенклатурный термидор 1986 года соспецификой восточного деспотизма показал, насколько велика дистанция междуистеблишментом и реальными национальными интересами.

Годы реакции и уничижения, тем не менее,породили главное противо­речие между прокламируемой «дружбой народов»и реальной сущностью советской национальной политики. Разнос между образом иреальностью привел к радикальному пересмотру, а затем к формированию нового ка­захскоговозрождения. Именно в той интеллектуальной части общества, которая на первыхпорах спасовала перед нажимом центра, начала давать ростки гегелевская«феноменология духа», когда внутренняя диалектика заставляетперебороть социофобию, пересмотреть, а затем и изменить свое знание о предмете,трансформировавшись в «несчастье сознания».

Прежде всего, стало понятно, чтонациональная жизнь оставалась как бы за пределами экономической, политической иидеологической сфер, «этно­культурная проблематика странЦентральной Азии практически так и не была осмыслена в рамках традиционнойсоветской доктрины национального вопро­са» [4, с. 32].Наличествовал конфликт между периферией, которую представ­лял Казахстан, ицентром, искажавшим принцип федерализма в свою пользу.

Охранителям империи было выгодно законсервировать народыв положении аграрных этносов, когда «политическая идентичность былаподменена сель­ской системой» [5, р. 86] при которойсложившийся порядок «отчуждал людей не только от экономическойпредприимчивости, но и от добросовестного труда вообще» [6, с. 5]. Вгородской же среде активно развивался процесс деэтнизации,и выросло «асфальтовое поколение» казахов, получивших изощренное русскоеобразование, но сторонившихся и стеснявшихся своего национального лица.В условиях, когда «русская культура была основным проводником мо­дернизации вКазахстане» [У, р. 55], казахский народ со сдвинутыми импера­тиваминационального поведения рисковал повторить судьбу взлелеявшей его кочевойцивилизации. Заскорузлая же советская система на сигналы обратной связиреагировала лишь запретительными окриками в адрес их носителей.

Тем не менее, под нажимом подавляющегобольшинства населения стра­ны была осуществлена попыткареформировать Советский Союз. Требование перемен со сторонынациональных окраин возродил к жизни изначальные по­стулатысоветской федерации, но даже и они никак не вписывались в сложив­шиесяскрепы сталинской модели государственности. Платформа ЦК КПСС поэтому вопросу гласила: «Принцип самоопределения наций в обновленной советскойфедерации предполагает свободу национально-государственных об­разованийвыбирать формы устройства жизни, институты и символы государ­ственности»[8]. Схожая формулировка вошла и в проект нового союзного до­говора[9], однако его реализация так и не нашла практического воплощения. Причинойтому послужила не только утопичность изначально заложенных принципов, когда поопределению суверенитет абсолютен и не в состоянии теснитсядаже в рамках добровольного вхождения в Союз. В большей степени объясняетсяэто тем, что правящая элита на местах, хотя и сохраняла прокоммунистическуюриторику, однако уже напрямую была вовлечена в конфликт интересовпо вертикали власти.. «На протяжении последних лет мы не раз былисвидетелями, как принимались вроде бы верные и правильные решения, делалисьточные оценки тем или иным событиям, но все это уже происходило вдогонку,так сказать в порядке констатации свершившегося» [3, с. 195].

В лице руководителяреспубликанской партийной организации, а с 24 апре­ля1990 года Президента Казахстана, когда «действия Центра неспособного осуществлятьполноценное управление народнохозяйственным комплексом страны, уже не моглоостановить хаоса» [10, с. 30], историческая ответствен­ностьза все происходящее легла на плечи правительства республики. Однако, «империираспадаются без наркоза!» [11]. Смена караула на властном Олимпе происходилав условиях все ухудшавшегося материального положения граж­данКазахстана в связи с либерализацией тарифов в России. «Цены в магази­нахпереросли традиционно высокие рыночные.... По указу Назарбаева вводятсядотации на хлеб и молочные продукты. Необходимые для этого 7 млрд рублей вбюджете отсутствуют. Чтобы защитить внутренний рынок и почти 80% населения,живущего за чертой бедности, введена карточная система на 14 видов продуктовпитания, цены на которые будут находиться на контроле идотации правительства. Жители Алма-Аты получают карточку, которая дает правоприобрести находящиеся на дотации продукты в определенные дни в определенноммагазине - около 8 яиц, 300 г.мучных изделий на месяц. Для дотации цен на мясо правительство должнонайти еще 7 млрд. рублей. Люди с низким уровнем доходавынуждены полагающиеся им по карточке продукты перепродавать поспекулятивным ценам. На рынках Алма-Аты можно уви­детьпенсионеров, продающих бутылку водки и сигареты» [12]. Казахстанцы старшегопоколения еще помнят выступления главы государства в прямом те­левизионномэфире, когда он призывал старушек не затаривать свои квартиры мылом,спичками и солью в ожидании катастрофы.

С тех же телевизионных экранов прозвучала изнаковая по Фрейду ого­ворка Н.А. Назарбаева, когда он,характеризуя текущий момент, назвал «пере­стройку» «перестрелкой». Подобныеобмолвки случайными не бывают, а сви­детельствуют о крайнейстепени тревожности в обществе. За экономическим хаосом в стадииимперского распада всегда следует социальный конфликт. Грядущеегражданское противостояние усугублялось также пораженческой инициативой новыхнасельников Кремля вообще «освободиться от азиат­ских республик как отбалласта, который якобы тянет Россию назад» [13] Республика, таким образом, была поставлена в безальтернативноеположение «катапультирования внезависимость» (М.Б. Олкот). Учреждение 24 апреля 1990 г. верховной должности - президента Казахской ССР,который «высту­пает гарантомсоблюдения прав и свобод граждан на территории республики Конституции и законов Казахской ССР» [14, с. 190],а также принятая полгода спустя«Декларация о государственном суверенитете Казахской ССР» закре­пили зареспубликой право на «возрождение и развитие самобытной культу­ры, традиций, языка и укрепление национальногодостоинства казахской на­ции и других национальностей, проживающих вКазахстане» [15].

Разбегание республик по«национальным квартирам» по принципу домино распространилось и навнутриполитический климат каждой из mix. На тот пери­од Казахстан представлял собойэтнополитическую карту, составленную из при­мерно равночисленныхэтнических социумов, групп «этнического равновесия изнеизменяемых по численности переселенцев и «русскоязычных» с низким уровнемрождаемости, а также этнических казахов с высокими показателями фертильности»[16, р. 164]. Социально-классового разделения еще не существо­вало,а посему недовольство экономическими неурядицами вылилось в обще­ственноерасслоение по национальному признаку. В условиях «либерализации» этогоеще непонятного для обыденного человека явления, которое в категори­ческомнаклонении предполагало конкурентную борьбу, импульс бунтарства сталреализовываться в политизации этничности. Данная трансформация групп всторону политического конфликта [17, р. 3] вывела на острие момента про­блемурусско-казахских отношений. В этой связи одно из прогностических суж­денийзвучало так: «Страна вряд ли сможет избежать возможных внутренних и внешнихконфликтов, в частности, по территориальным вопросам, и Казахстану предстоитиспытать немало трудностей и препятствий на пути к становлению подлинносамостоятельного и развитого государства» [18, с. 4].

С одной стороны, социальнаянапряженность и неуверенность в будущем породили наказахстано-российских фронтирах республики сепаратистские настроения,которые подкреплялись сохранившимися еще с XVIII в. стерео­типамипревосходства европейской цивилизации над кочевой [19]. Спонсиру­емыероссийским политическим бомондом [20] монологичные общественные движения,казачество и даже Советы областных депутатов в открыто форме выразилинеприятие казахской государственности. Ирредентизм русских наи­болееактивно проявил себя в северных и восточных областях республики: «Окаком коренном населении может идти разговор применительно ко всему правобережьюИртыша, которое более двухсот лет входило в состав России и только в 1920 г. искусственно введенов состав Казахстана» [21]. В Усть-Каменогорске советыдепутатов города и районов выступили с демаршем о приостановкезаконотворческой деятельности в Верховном Совете КазССР повопросам о национальном самоопределении [22]. В сентябре 1991 года былапредпринята попытка торжественно отметить в г. Уральске «надуман­ный400-летний юбилей служения уральского казачества царизму» [23, с. 63]. Вответ на провокационные действия потребовалось специальное обращение ПрезидентаРеспублики Казахстан Н. А. Назарбаева к Президенту Российской ФедерацииБ.Н. Ельцину, где отмечалось: «По сути своей провокационные действияказачества, проведенные 15 сентября с.г. под российским флагом на территорииКазахстана, были восприняты населением и общественными дви­жениямиреспублики как политическая акция, демонстрирующая откровен­ноенеуважение к государственному суверенитету Казахской ССР» [24].

Со стороны казахскогосегмента, участвовавшего в процессе политизации эт­ничности,также наблюдалась динамика формирования протестного потенциала наоснове исторических нарративов колониального прошлого. Кроме того, они застолбилиза собой единоличное право ходатайствовать в качестве защитников титлатурыказахского этноса в условиях национального суверенитета, заслонив, темсамым, общегосударственные интересы. Сущность их взглядов на неза­висимостьсводилась порой и к крайним формам этнонационализма, который всегдаодержим «манией разделения» (Хуан Гойтисоло). Постулировалась «при-

оритетнаяблизость по крови», первичность «протекционизма казахов», принад­лежность«только казахам права собственности на государство» и т.д. [25, с. 5], хотя вцелом их программные документы были выдержаны в политкорректных тонахдемократически настроенной оппозиции, выстраивающей, что важно, своидискурсы на императивах единой казахской нации. Локомотивной груп­пойздесь выступали лидеры самих движений. Тем не менее, отсутствие четких идеологическихориентиров, постоянного финансового и информационного обеспечения,опора лишь на урбанизированную среду привели к сегментации казахскогонационалистического движения, которое с тех пор начало фигуриро­ватьна политической площадке лишь в качестве провокативного фактора. Хотя «люди часто путаютвзволнованную глупость с бурлящим умом» (ФазильИскандер), большинство казахстанцев осталось в стороне от межоб­щинных свар. Согласно социологическимобследованиям начала 1990-х годов, только20% всех опрошенных отметили, что наблюдали конфликты представи­телей разных этнических групп, и еще меньше -15,7%, признали, что они сами в нихучаствовали [26]. В целом «политические партии и движения, включая национально ориентированные, не игрализначительной роли в казахстанской политике.И при этом они не обладали какой-либо значительной поддержкой среди граждан» [27, р. 227]. Причиной тому явилосьто, что «народный расизм» [28, р.138-144] и казахский этнонационализм не смогли мобилизовать населе­ние на гражданское противостояние и поляризациюпо признакам крови бла­годаряпредложенной сверху альтернативе. Сформировавшийся казахстанский государственный менеджмент сумел чуткосреагировать на ситуацию, взяв ини­циативув свои руки и сбалансировав интересы в спектре национального вопро­са, хотя по своей сложности задача стояла науровне решения математической гипотезы Пуанкаре. «В период все возрастающегокризиса и этнической неста­бильностиНазарбаев должен был, с одной стороны, ограничивать все расширя­ющиеся масштабыказахского национализма, а, с другой, благополучно решить русский вопрос в тюркской по этничности и языкуреспублике» [29, с. 12]. Встрессовой ситуации утраты советской идентичности стояла необходи­мостьпредложить новый проект нациестроительства, учитывавший право граждан, отождествлявших себя с Казахстаном, накорпоративную самореа­лизацию встабильном настоящем и будущем, поскольку только «через расши­рение индивидуальных границ личность ищетуспокоение и устойчивость» [30, р. 228].Прежние теоретические наработки в этой области покоились на классовом подходе, который вынужденно шел накомпромисс с этничностью, затаившейсядо поры в закоулках народной памяти. Был опыт вхождения в коммунистическую утопию, но не было знанийотносительно выхода из нее. Наследиесоветизма сумело оставить лишь скиду деления на «коренных» и «пришлых». «И те, и другие не по своей винеоказались в своеобразных ни-

<img src="file:///C:DOCUME~19335~1LOCALS~1Tempmsohtml1

Теги: Казахстан

Поделиться: