На этой неделе пересеклись два события: МИД опубликовал обзор внешней политики РФ, а сегодня Госдума в 16 часов официально огласит свои рекомендации по политике органов власти в отношении территорий с непризнанным статусом, образовавшихся в результате сепаратистских конфликтов распада СССР. Оба документа близки в том, что демонстрируют состояние институтов и инструментов внешней политики. Оставим в стороне формальную критику этих событий, (доклад МИДа не требует разбора, потому как является справочником перечня направлений и не претендует на концепцию), про думские слушания и их результаты сказано достаточно. Сосредоточимся на главном. Что такое сильная внешняя политика? Сделать внешнюю политику РФ сильной при дефиците ресурсов.
На этой неделе пересеклись два события: МИД опубликовал обзор внешней политики РФ, а сегодня Госдума в 16 часов официально огласит свои рекомендации по политике органов власти в отношении территорий с непризнанным статусом, образовавшихся в результате сепаратистских конфликтов распада СССР. Оба документа близки в том, что демонстрируют состояние институтов и инструментов внешней политики. Оставим в стороне формальную критику этих событий, (доклад МИДа не требует разбора, потому как является справочником перечня направлений и не претендует на концепцию), про думские слушания и их результаты сказано достаточно.
Сосредоточимся на главном. Что такое сильная внешняя политика? Наверное, это политика, которая отвечает времени и добивается целей. Обнаруживаются три необходимых условия.
Первое -- Россия должна понимать, что делает в мире и в СНГ (необходимость стратеги). Второе – Россия должна делать (приводить стратегию в жизнь). Третье -- Россию должны слушать и понимать (предлагать свои правила игры, а в идеале, даже проигрывать на своих условиях).
В самом общем приближении внешняя политика должна защищать безопасность страны, интересы отдельных граждан и национального бизнеса. Более того, внешняя политика, как бы это странно не звучало, должна быть возможно более сильной чем является сама страна на данный момент. К этому необходимо стремиться. В этом смысле закономерно необходима доля пиара (хорошо выглядеть). Понятно, что хорошая пропаганда играет свою значительную роль и этого у современной РФ не отнять.
Нынешняя внешняя политика России (ее институты и механизмы) похожа на обрезанную крону, лишенную развития и угнетаемую собственным стволом, т.е. аппаратом президента. Остра назрела необходимость диверсификации или многофункциональности институтов – разумно, чтобы в игре на внешней арене активно принимали участие разные структуры (государство, бизнес, некоммерческие организации), обслуживающие интересы страны при координации со стороны правительства (МИДа) и президента. Но такой сценарий развития внешней политики не всем очевиден. Ведь при Путине, главный позитивный результат внешней политики оказался достигнут как раз путем концентрации -- все силы и институты внешней политики обслуживали преимущественно интересы ТЭК. Внимание к этой сфере доминировало.
По другим направлениям все не так блестяще. СНГ традиционно считается полем интересов России. Но в большинстве стран Содружества (по совокупности присутствия в социально-экономической жизни, по участию в программах безопасности, присутствию в гуманитарном пространстве) Россия не прибавила влияния. В определенных местах, в основном на западе СНГ и на Южном Кавказе, заметно убавила. Нужны ли большие ресурсы для проведения эффективной политики? Нужны, но опять же, смотря что понимать под эффективностью и какие цели ставить.
При дефиците ресурсов, главный вопрос не что есть в наличии, а как правильнее распределить то, что имеется. Можно ресурсы сконцентрировать. Этот путь известен и традиционен для России, когда в одном учреждении, в одном штабе не просто решаются все вопросы, но и накоплены все силы. На определенной стадии, на стадии мобилизации и выхода из кризиса это было полезно. Но теперь, когда ситуация стабилизировалась, когда внутри центра власти появляется двуядерная структура Путин-Медведев, правительство как субъект власти становится равным президентскому аппарату, то возникает ситуация в которой требуется иная схема. Силы внешней политики (зоны ответственности) можно распределить по горизонтали власти. Имея консенсус в отношении задачи, возможно даже создать несколько центров управления. Конечно, возникает сомнение по вопросу координации общего курса в такой двуядерной структуре. Но мы имеем дело с конкретными людьми и конкретной ситуацией: по вопросу внешней политики РФ Путину и Медведеву договориться значительно проще, чем, например, распределить подчинение силовиков (даже у непримиримых Тимошенко и Ющенко нет расхождения в курсе Украины, что уж говорить о наших единомышленниках ).
Логично мыслить такую схему как распределение зон ответственности между тремя центрами власти Правительство-Президент-Парламент. Каждый из этих центров имеет свою технику (методы и ресурсы управления), свою зону ответственности, и прилагать усилия они могут параллельно, действуя в разных плоскостях для решения одной задачи -- проведения единого курса. Тем самым не суживая, а расширяя возможности внешней политики РФ.
Вернемся еще раз к ее целям: искать союзников; снижать количество соперников; воздействовать на партнеров так, чтобы их политика в отношении РФ носила дружественный характер.
Что мы имеем в СНГ? Вокруг России те государства что имеются, других не будет (или будет в случае признания «непризнанных»). Территории и народы достаточно сильно связанны, поэтому в нашем случае создавать союзников, это отчасти решать их проблемы для решения своих собственных. Но добиться настоящего и «долгого» результата в поиске союзника сегодня сложнее, чем в 1990-е. Россия потеряла монополию на это пространство, которое у не было в ельцинские годы. Тем более в начальный период дефрагментации, когда в ментальности элит и населения, и в политическом поле, и в экономическом пространстве действовали советские линии-механизмы, связывающие эти территории. На пространстве Содружества практически не были заметны третьи игроки (США главные усилия в регионе направляли на отношения с РФ). Но главное даже не это.
Сегодня, наши соседи значительно усилились. Они самостоятельно вышли в глобальный мир, и обнаружили там большее количество влиятельных союзников, у них появились новые возможности для усиления экономических связей не концентрированных на Россию. Всё вместе, дает основания проводить им более своеобразную и сильную политику, часто неудобную или перпендикулярную интересам России.
Поэтому, если мы возьмем одну из главных проблем в СНГ, сепаратистские конфликты, то достигнуть того же уровня влияния, которое РФ имело на эти территории (когда в период 1993-1994 годов удалось «заморозить» активные фазы боевых действий), сегодня чрезвычайно сложно. Теперь стоит задача не заморозить, а решить.
Можно, конечно, оставить все как есть, то есть проводить политику стагнации до лучших времен. Однако такое бездействие загоняет в угол наши перспективы, лишая внешнюю политику РФ платформы для будущих инициатив. В этом смысле, с учетом вышесказанной диверсификации важно то, как будут работать те структуры власти, чьи ресурсы еще не были активно вовлечены в решение этих проблем (рекомендации Думы как раз направлены на это)
В обиход обсуждений недавно вернулось понятие «компромисса» . Стали говорить о необходимости активно использовать эту способность внешней политики для решения поставленных задач: компромисс как инструмент. Но компромиссы это следствие сильных аргументов, сильной политики. Компромисс, это, прежде всего, собственные условия, заложенные в собственной политике для более эффективного давления на партнеров и конкурентов. В отсутствии сильной дипломатии ты соглашаешься с компромиссами своих соперников, то есть теми условиями отступления которые они для тебя определили. Не так ли происходит сейчас по вопросу ПРО в Восточной Европе?
Сильная политика, это когда видно как добиваются конкретных целей, или во всяком случае, планомерно идут к ней, а не топчутся на месте.
Когда мы перенесем эти принципы на вопрос с «непризнанными» то станет очевидно, нам не важно КАК именно решиться вопрос с этими конфликтами (в пользу «материнских» территорий или вопреки их суверенитету). Важно лишь то, как будет достигнут этот компромисс: в соответствии с интересами РФ или нет. Интересы РФ в данном случае это вовсе не физическое приращение территории (они нам не нужны), это прежде всего УСЛОВИЯ МИРА ПО ПРАВИЛАМ РФ, в том числе возможно по тем правилам, что не придуманы в РФ, но к которым РФ присоединилась либо их отстаивает.
Принятые Госдумой рекомендации касаются преимущественно Абхазии, но их нужно рассматривать как раз в качестве попытки расширение поля российской внешней политики. Они позволят создать в будущем если не возможности для прямого признания (что не обязательно), но условия для приближения в совокупности всего этого региона включая Грузию в российскую орбиту, как вариант навязывания им мира по линии экономики. Ряд проблемных аспектов, связанных с этой темой, очерчены в статье «Станет ли косвенное признание настоящим?» , поэтому останавливаться на этом не буду.
Вот что необходимо отметить еще раз -- уже хорошо, что Дума разделяет три кризиса и не занимается далеким Карабахом, так же как Приднестровьем, где живут российские граждане. Это полезно для будущего и четче определяет проблему, конкретизирует шаги в сторону максимально полного и выгодного решения этих проблем.
Важно определить, что мы можем сейчас и при каких условиях откроются новые перспективы. Если мы признаемся что сегодня слабы, тогда не стоит этим заниматься. Если мы готовы вернуться к тому, что мы заморозили с новыми инициативами, то нужно обозначить финиш для всех партнеров (клиентов нашего миротворчества). Пока контуры таковы: поддерживать экономику этих территорий; в случае с Абхазией накапливать потенциал для ее признания в будущем; постепенно, на наших условиях, добиваться сближения Молдовы и Тирасполя; оставить Цхинвали в качестве возможного бонуса для Тбилиси (в зависимости от общей политики Грузии по отношению к России, и степени ее раздражения от суверенизации Абхазии); в отношении Карабаха, Россия будет занимаемся этим кризисом только в качестве посредника, не имея явных преимуществ от решения этого вопроса как в сторону Еревана так и Баку.
Такой сценарий финиша советского распада является спорным. Но в том то и дело, что российская внешняя политика должна готовиться к любым вариантам. А при появлении возможностей и ресурсов зафиксировать то решение, которое окажется наиболее предпочтительным. Апелляция к международным нормам и законам не имеет смысла, слабым они ничего не гарантируют, а сильным лишь подтверждают факт осуществленной политики.
