Пик борьбы с «экстремизмом» в Узбекистане пришелся на период с 1999-го по 2001 год. Затем кампания немного поутихла, но все же не прекратилась. В каждом мусульманском обществе есть определенные нормы внешнего вида, следование которым признается благочестивым и праведным. В Узбекистане это борода для мужчин и обычно платок на голове у женщин. В соответствии с законом, бороду и платок можно рассматривать как «культовую одежду», а тех, кто их носит, соответственно, назвать преступниками и судить. Известны случаи, когда полиция насильно заставляла мужчин сбривать бороды. Когда регистрация мечетей стала обязательной, их число резко сократилось, особенно в Ферганской долине. Из 2200 мечетей, что действовали в Андижане и окрестностях в середине 1990-х, регистрацию получили только 42. В результате сложилась атмосфера подавления и преследования религии. Посещаемость мечетей упала.
Адиб Халид.Политика антитерроризма в Центральной Азии[1]
В Музее истории Узбекистана в Ташкенте над стендом, демонстрирующимдостижения страны после получения независимости, висит большая фотографиявзорванного здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Надпись под стендомгласит: «Борьба против международного терроризма». Под фотографией расположенаколлекция оружия, конфискованного у террористов в Узбекистане. Слева от нее -изображения разрушений, причиненных взрывами в Ташкенте 16 февраля 1999 года, ипортреты «сыновей Узбекистана», по большей части офицеров МВД, погибших врезультате столкновений с террористами. Справа - большая фотография Ислама Каримова, обнимающегося с Генри Киссинджером на церемонии в Нью-Йорке, где Каримову вручили награду «от общественных и неправительственных организацийАмерики за выдающийся вклад в борьбу с международным терроризмом».
Когда закончилась «холодная война» и исчез идеологический конфликт (даже коммунистическийрежим Китая тесно сотрудничает с «капиталистическим миром»), противостояниерелигиозному экстремизму, или «фундаментализму» (как чаще называется этотфеномен), объединило все виды режимов: встав на сторону разума ,просвещения и светского уклада общества, они объявили себя борцами с фанатизмом,обскурантизмом и реакционизмом. [...]
Завидного профессионализма в подобных играх достигло и правительствоУзбекистана. Исламские боевики в самом деле действуют на территории страны, но,если бы их не было, узбекским властям пришлось бы их придумать. Трудно найтилучший способ расправы с диссидентами, чем объявить их «религиознымиэкстремистами» и «террористами».
Намеренно преувеличивая террористическую угрозу, власти используют ее, чтобыконтролировать религиозную жизнь граждан. И это несмотря на то, что все режимыназывают ислам частью своего культурного наследия. Поскольку репрессиизатрагивают огромный пласт политически неактивных мусульман, правительстворискует добиться отчуждения огромной части общества, которая не сочувствуетбоевикам-исламистам и не имеет к ним никакого отношения. Ислам и обществокомфортно сосуществуют в Узбекистане, однако нынешняя политика правительстваможет привести к их разделению, подтолкнув людей к более радикальным взглядам,чем те, что они исповедуют сегодня.
[...]
***
После развала СССР правительство Ислама Каримова преследовало две в целомпересекающиеся цели: подавить внутреннюю оппозицию и достичь гегемонии вЦентральной Азии. Последнее в Ташкенте считали и считают своим неотъемлемымправом, поскольку Узбекистан лидирует в регионе по численности населения иразмеру армии. К тому же, даже в узбекской национальной мифологии есть намекина главенствующую среди народов Центральной Азии роль. Гегемонистские амбицииотчасти объясняют и, казалось бы, противоречивую внешнюю политикупостсоветского Узбекистана, которая заключалась в стратегическом лавированиимежду Россией и США.
Обе цели предусматривали борьбу против «неправильного» ислама. РежимКаримова определяет «неправильный ислам» как любое неразрешенное проявлениерелигии, имеющее место за пределами официальных институтов (наследниковСАДУМ[2]). В результате создается специфическая для новейшей истории исламакатегория - «независимые мусульмане», то есть те верующие, которые предаютсярелигиозной практике независимо от государства, - а государственноепреследование «экстремистов» становится мало отличимым от преследования исламакак такового. В самом деле, аресты «независимых мусульман», закрытие мечетейпроисходят в современном Узбекистане так же часто (если не чаще), как вбрежневские годы.
Когда в 1992-м режиму Каримова удалось наконец утвердить свою власть, подего контроль попало и САДУМ. Так для САДУМ закончился короткий периодавтономии, начавшийся в перестроечные годы. Несмотря на внутренние разногласия,с 1989-го по 1992 год этой организации удалось открыть много новых мечетей иналадить массовое издательство базовых исламских текстов. После развала СССРСАДУМ пришлось ограничить круг своих полномочий, его филиалы в другихреспубликах «сдавались» властям один за другим. К 1993 году САДУМ оказалось подполным контролем государства, было переименовано в Управление мусульманУзбекистана (УМУ), и о свободе действий речи уже не шло. Хотя закон 1998 года игласит, что «государство не возлагает на религиозные организации выполнениекаких-либо государственных функций, не вмешивается в их деятельность, если онане противоречит законодательству», на деле все обстоит иначе. Власти вУзбекистане вообще не одобряют независимую инициативу в любой сфереобщественной жизни. К УМУ они относятся как к своему официальному органу,регулярно вмешиваются в его работу, назначая и снимая имамов в мечетях,контролируя содержание учебных программ медресе и цензурируя религиознуюлитературу. Любой устраивающийся на работу в мечеть должен пройти тест на«политическую грамотность»: он обязан знать национальный гимн, содержаниеписьменных работ Каримова, а также подтвердить свою поддержку действующегоконституционного порядка и усилий президента по «поддержанию стабильности иблагосостояния страны».
Так же, как и САДУМ в советский период, УМУ издает фетвы по требованиюгосударства. В январе 1998-го, например, оно запретило использовать в мечетяхгромкоговорители на том основании, что эта практика «не являетсяосновополагающей для ислама». Имамам не разрешается читать собственныепроповеди - они обязаны зачитывать тексты, предоставленные УМУ. Более того,режим использует УМУ в борьбе против «экстремистов», утверждая, что те, ктопризывает превратить Узбекистан в исламское государство, а также те, ктоисповедует ислам вне подконтрольных УМУ институтов, не есть добропорядочныемусульмане. При этом УМУ постепенно возвращается к ханафитской традициирегиона, которую на сегодняшний день можно назвать ортодоксальной дляУзбекистана. В 2000 году УМУ приняло программу «в защиту нашей благороднойрелигии и против фундаментализма и различных экстремистских тенденций», котораязакрепила официальный статус за ханафитским каноном и обязала всех имамоввыступить против неханафитских веяний[3].
В последние годы УМУ фактически имеет монополию на издание религиознойлитературы. А это отталкивает независимых издателей, которые, возможно, хотелибы спонсировать публикации исламских книг[4]. Издания УМУ основаны на традиционныхханафитских взглядах в том виде, в каком их понимал Мухаммаджан Хиндустани[5](и свидетельствуют об отходе УМУ от позиций САДУМ, которое в советское времячасто издавало фетвы, напрямую противоречащие ханафитским позициям).
Режим также усилил контроль за религиозным обучением. Из всех новых медресе,открытых в горбачевские годы, на сегодняшний день осталось лишь десять. За нимиустановлен строжайший надзор. Абитуриенты сдают экзамены по иностранному языкуи истории Узбекистана, а также проходят собеседование, где проверяется ихполитическая благонадежность. Кроме таких школ, молодежь, интересующаяся высшимисламским образованием, может поступить только в Ташкентский исламскийинститут, оставшийся еще с советских времен[6]. В апреле 1999-го правительствоучредило Ташкентский исламский университет как институт исламского образования,не подконтрольный улемам. Миссия нового учебного учреждения пространноописывается в терминах советского официального языка:
«…глубокое изучение, бережное хранение, доведение до грядущих поколенийбогатого и уникального духовного и культурного наследия исламской религии, атакже повышение уровня знаний населения в этой области, подготовкавысококвалифицированных специалистов, отвечающих современным требованиям»[7].
Когда университет открылся, один высокопоставленный чиновник сказал мне:«Это не медресе. Мы хотим обучать студентов по современной методике». Сейчас вуниверситете только два факультета - исламского права, экономики и естественныхнаук (любопытная комбинация, не правда ли?) и истории и философии ислама.Религиоведение (диншунослик) не является основным предметом, и в итоге егоизучают менее трети студентов. Поскольку все поступающие - выпускники обычныхгосударственных школ, не имеющие базовой исламской подготовки, религиозноеобучение приходится начинать с нуля. Университет, между тем, щедрофинансируется и похоже стал еще одним учебным заведением для обеспеченнойгородской элиты. Как уже говорилось, в государственных школах религия никак непреподается, однако все студенты в средних и высших учебных заведениях вобязательном порядке проходят курс «Религиозный экстремизм и фундаментализм:история, природа и современная опасность». Обычно с этого предмета начинается знакомствостудентов с религией в рамках учебного процесса[8].
Те, кто осмеливается противоречить государству, объявляются ваххабитами. Самтермин «ваххабит» всегда отличался многообразными коннотациями. Хиндустаниназывал «ваххабитами» своих учеников-бунтовщиков, муждаддидов, хотя они имелимало общего с последователями Мухаммада ибн-Абд ал-Ваххаба. В горбачевские годыв СССР этим словом стали обозначать всех мусульман-нетрадиционалистов, которыепонимались как внешнее зло, стремящееся перевернуть вверх дном нормальный укладрелигиозной жизни.
Использование данного термина в отношении всех неугодных оппонентов получилостоль широкое распространение в постсоветской риторике, что в 1997 году ФеликсКулов, тогдашний министр национальной безопасности Кыргызстана, мог говорить об«иностранных ваххабитских эмиссарах, в частности из Ирана»![9] Обвинения вваххабизме не всегда стоит принимать за чистую монету. Даже если быпринадлежность к ваххабитам была преступлением, большинство задержанных поподобным обвинениям - отнюдь не ваххабиты, а лишь мусульмане, практикующие своюрелигию вне официально установленных рамок. У властей Узбекистана «ваххабит»превратился в синоним независимого мусульманина. Следует с осторожностьюотноситься и к возможным национальным коннотациям. Ханафитский канон, которыйсейчас защищает УМУ, - традиционен для узбекской нации, тогда как ваххабизм -арабский «импорт», не свойственен Узбекистану.
Критикуя независимых мусульман за ошибочно выбранный путь, официальные имамыодновременно призывают их одуматься и попросить прощения у государства.Аргументы черпаются из традиции ислама.
«Каким самым великим качеством обладал Пророк? Он всегда великодушно прощалвину, если виновный приходил к нему с повинной и просил о прощении. Даже когдакто-то приходил, чтобы убить его, он обращался к этому человеку с добрымисловами, чтобы тот стал мусульманином, и прощал его… Наш уважаемый президенттоже обладает такими качествами. Пусть даже преступники, которые ненавидят нашунезависимость, клевещут на президента и мешают его политике, - если они придутк нему и попросят о прощении, раскаются в содеянном, если даже они из-заграницы будут, президент скажет: “Я прощаю их!”»[10].
Каримов, очевидно, не возражает, чтобы в таких случаях его сравнивали сПророком. К слову, имамы, которые отказываются читать подобные проповеди,увольняются или, хуже того, обвиняются в ваххабизме.
Наконец, государство хочет определить «истинный» ислам. Он понимается какумеренный, политически безобидный и соответствующий темпераменту узбекскогонарода. Все другие формы религии признаются «экстремистскими»,«сепаратистскими» и опасными. Определять границы истинного ислама, по идее,должно УМУ, однако на деле окончательное суждение выносит комитет порелигиозным делам - бюрократическая организация с правами надзора за УМУ. Входе судов над независимыми мусульманами именно он дает заключение относительноконфискованной у обвиняемых религиозной литературы, решая, допустима она илинет. [...]
Впечатляют и оглашаемые меры, направленные на нераспространениенеофициального ислама: так, глава УМУ издал фетву, требующую от всех мусульман«разорвать семейные отношения с людьми, принадлежащими к секте“Хизб-ут-Тахрир”, с теми, кто разделяет цели и остается верен клятвам секты».Также надлежит разорвать все соседские отношения, с ними запрещаетсяразговаривать - такие невероятно строгие меры необходимы, чтобы у людей«открылись глаза»[11]. В другом постановлении муфтий отказал в праве напохороны по мусульманскому обряду тем, кто не отречется от своих обязательств,связанных с членством в незарегистрированных исламских группах[12].
***
Контроль через УМУ соседствует с жестоким преследованием любыхнесанкционированных проявлений религиозности. Еще при Горбачеве узбекскиевласти демонстрировали свою нелюбовь ко всем неразрешенным формам религии.Попытка создать в стране ячейку Партии исламского возрождения (ПИВ)[13] былажестко пресечена в январе 1991-го. Гораздо сложнее оказалось установитьконтроль за Ферганской долиной - там какое-то время могли работать исламскиеорганизации. Однако инцидент с «Адолат»[14] в том же году доказал властям ихопасность. Непрекращающаяся война в Афганистане и соседний Таджикистан,скатившийся к гражданской войне, стали главными аргументами режима в его борьбеза «стабильность».
У властей была возможность запретить «Адолат» и подобные ей организации, итакой возможностью они не преминули воспользоваться. Имам Абдулла Утаев,стоявший за попыткой создания местной ветви ПИВ в Узбекистане, пропал без вестив 1992-м. Осенью 1994-го Додахон Хасан, популярный хафиз (исполнительтрадиционных народных песен), часто критиковавший нравственную ущербность«лидеров и больших шишек» в своих песнях, был арестован[15].
Год спустя правительство начало полномасштабную кампанию против имамов, нежелавших придерживаться официальной линии. 29 августа 1995 года пропал безвести Абдували-кори Мирзоев, известный имам крупнейшей мечети Андижана и ученикМухаммаджана Хиндустани. Он отказался восхвалять президента, как другие имамы.Однако Мирзоева нельзя назвать и голосом оппозиции. Последний раз его виделисадившимся в самолет, отправлявшийся в Москву, - он летел на международнуюконференцию. Самолет прилетел в Москву уже без Мирзоева. Очевидцы утверждали,что как только имам оказался на борту, его арестовали агенты госбезопасностиУзбекистана. Правительство эти свидетельства отрицало, а позднее заявило, чтоМирзоев сам организовал собственное исчезновение, чтобы бросить тень подозренийна власть[16]. Старейшины из Андижана ездили в Ташкент, где устраивали пикет упрезидентского дворца и представительства ООН - но тщетно. Мечеть, где Мирзоевслужил имамом, закрыли и превратили в музей.
В полную силу кампания против «экстремизма» началась зимой 1997/98 года. Вдекабре 1997-го по Намангану прокатилась серия жестоких убийств. Рядом сполицейским участком было найдено обезглавленное тело сотрудника полиции.Неделей позже были обезглавлены еще два человека - глава колхоза и его жена. Вперестрелке с подозреваемыми в этих преступлениях погибли трое полицейских.Убийства могли быть делом рук мусульманских активистов, однако более вероятно,что они были совершены обыкновенными преступниками без религиозной мотивации. Втом же месяце произошли еще два похожих убийства.
Правительство воспользовалось инцидентами, чтобы развязать крупную кампаниюпротив «экстремизма». Полицейские устроили в городе настоящую зачистку - ониврывались в дома и арестовали больше тысячи человек, большинство задержанныхпозднее обвинили в принадлежности к ваххабитам. Доказательством могло служитьпосещение мечетей, неподконтрольных УМУ, какая-либо другая религиознаяактивность или же просто ношение бороды. Известны случаи, когда мужчинзаставляли сбривать бороды, а студентов выгоняли из учебных заведений заношение тюрбанов или бород. Затем, 5 марта 1998 года, пропал без вести еще одинизвестный имам – Обидхон-кори Назаров, проповедовавший в одной иззарегистрированных мечетей Ташкента. Он был официальным имамом в официальноймечети, однако отказался восхвалять президента в своих проповедях и осуждалисчезновение Абдували-кори Мирзоева[17].
Каримов использовал начатую кампанию, чтобы добиться принятия нового закона«О свободе совести и религиозных организаций». Этот документ был выдержан втипично оруэлловском духе: несмотря на название, он вводил строгий контроль залюбыми проявлениями религии, делая их исключительной прерогативой официальнопризнанных организаций. Правила регистрации таких организаций ужесточались. Всемечети отныне были обязаны подавать заявку на регистрацию в Министерство юстиции,а значит, все они признавались потенциально опасными. Вот что говорил Каримов,выступая перед парламентом в апреле 1998 года:
«У мечетей много денег, в большинстве случаев они не платят налоги со своихдоходов. На какие же цели они используют свои деньги? На то, чтобы подкупатьместные власти и представителей Министерства юстиции... Здесь, несомненно, речьидет о влиянии извне. Кто-то учит их обращаться с оружием, тренирует их какбоевиков и дает инструкции, как устраивать теракты на родной земле»[18].
«Таких людей [исламских экстремистов] нужно расстреливать в упор. И, если увас не хватает смелости, я пристрелю их сам»[19].
Хотя заявленной целью закона «О свободе религии и религиозных организаций»провозглашалось «гарантированное конституционное право граждан исповедоватьлюбую религию или не исповедовать никакой», а также равенство граждан«независимо от отношения к религии», он одновременно позволял государству«регулировать отношения, связанные с деятельностью религиозныхорганизаций»[20]. Это право «регулирования», оправдываемое миссией государствапо предотвращению «религиозного и иного фанатизма и экстремизма, действий,направленных на противопоставление и обострение отношений, разжигание враждымежду различными конфессиями», дало властям колоссальные возможности поконтролю за религией и обратило в ничто постулат о разделении религии игосударства, закрепленный в Конституции (и повторно прописанный в принятомзаконе). В действительности получалось, что свобода религии не абсолютна и недолжна выходить за рамки ограничений, «которые необходимы для обеспечениянациональной безопасности и общественного порядка, жизни, здоровья, морали,прав и свобод других граждан». Религиозные убеждения при этом не считаютсяприемлемым основанием для отказа выполнять обязательства, наложенные награжданина законом государства.
По закону любая религиозная деятельность должна проходить в рамкахофициально зарегистрированных (а значит - одобренных властями) организаций. Подрелигиозной организацией понимается «добровольное объединение [...] созданноепо инициативе не менее ста граждан [...] достигших восемнадцатилетнего возрастаи постоянно проживающих на территории Республики Узбекистан». Каждая такаяорганизация обязана иметь устав, где, помимо прочего, должны быть указаныисточники финансирования, и подать заявку на регистрацию в Министерствоюстиции. Любая религиозная деятельность вне рамок официально признаннойорганизации, по определению, незаконна. Отказ в регистрации для религиознойорганизации означает не только, что ее члены будут лишены ряда прав, но такжеее незаконность и то, что членство в ней - преступление. Толькозарегистрированные организации имеют право заниматься религиозным образованием(«подготовкой священнослужителей и необходимого им религиозного персонала»), а«преподавание религиозного вероучения в частном порядке» запрещено, равно как ирелигиозное образование в школах. Закон запрещает гражданам Узбекистана (кромеслужителей религиозных организаций) появляться на публике в «культовых одеяниях».Импорт или публикация религиозной литературы разрешены только в том случае,если власти не имеют возражений против ее содержания. Нарушения данного законакараются в административном порядке, а при повторении - в уголовном.
[...]
Пик борьбы с «экстремизмом» в Узбекистане пришелся на период с 1999-го по2001 год. Затем кампания немного поутихла, но все же не прекратилась. Закон1998 года был специально написан столь туманно, чтобы создать максимальноширокое поле для трактовок. Возьмем, к примеру, запрет на публичное ношениерелигиозной одежды. В исламе нет института священнослужителей, а потому нет испециальной «культовой» одежды. И все же в каждом мусульманском обществе естьопределенные нормы внешнего вида, следование которым признается благочестивым иправедным. В Узбекистане это борода для мужчин и обычно платок на голове уженщин. В соответствии с законом, бороду и платок можно рассматривать как«культовую одежду», а тех, кто их носит, соответственно, назвать преступникамии судить. Известны случаи, когда полиция насильно заставляла мужчин сбриватьбороды. Нарушением закона можно признать и молитву за пределами мечети -абсолютно нормальное и естественное проявление религиозности. Когда регистрациямечетей стала обязательной, их число резко сократилось, особенно в Ферганскойдолине. Из 2200 мечетей, что действовали в Андижане и окрестностях в середине1990-х, регистрацию получили только 42. В Намангане из 1000 мечетей осталисьтолько 240[21]. В результате сложилась атмосфера подавления и преследования религии.Посещаемость мечетей упала. Одни перестали молиться, опасаясь, что их примут заэкстремистов, другие сбрили бороды по тем же причинам.
У кампании против «религиозного экстремизма, сепаратизма и фундаментализма»было несколько основных мишеней: имамы, не желавшие подчиняться командам УМУ,подозреваемые в связях с Исламским движением Узбекистана (ИДУ)[22], а такжечлены «Хизб-ут-Тахрир ал-Ислами» («ХТИ»)[23]. Одновременно в «сети правосудия»попали сторонники, ученики и члены семей подозреваемых, а также многие другие,изучавшие или практиковавшие религию за пределами узких рамок, отведенныхзаконом. Американская правозащитная группа «Human Rights Watch» открыла офис вТашкенте в 1994 году и с тех пор ведет непрерывную работу, документируя грубыенарушения прав человека в Узбекистане. Ее сотрудники посетили сотни процессов,собирали свидетельства родственников, очевидцев, местных активистов, чтобыполучить истинную картину. Ниже приведена лишь часть информации, собранной этойорганизацией.
Последователей отдельных имамов в ходе кампании преследовали особо. Послеисчезновения Обидхон-кори Назарова в 1998 году многим его сторонникам иродственникам пришлось поплатиться за связь с ним. Его бывший заместительАбдувохид Юлдашев, известный и активный имам, был арестован сразу же послетого, как Назарова лишили статуса имама мечети Тохтабой в 1996 году. Егопродержали в изоляторе пятнадцать дней по смехотворным обвинениям в«хулиганстве». В феврале 1999-го он был арестован вторично - на этот раз по обвинениюв хранении наркотиков. В августе апелляционный суд освободил его под залог. Ноосвобождение было условным, и власти продолжали следить за ним. Его заставилиподписать следующее заявление: «Я, Абдувохид Юлдашев, не являюсь членом ниодной из религиозных сект и не одобряю деятельность таких сект». И это при том,что он был арестован по обвинению в хранении наркотиков! В июле 2000-го егоснова арестовали. О нем ничего не было известно больше пяти месяцев, к нему непускали ни родственников, ни адвокатов. Затем Юлдашева приговорили к 19 месяцамтюрьмы по целому букету обвинений: заговор с целью государственного переворота,руководство криминальной группировкой, лидерство в религиозно-экстремистской,сепаратистской, фундаменталистской или другой запрещенной организации, владениеи распространение литературы, содержащей идеи религиозного экстремизма,сепаратизма и фундаментализма, а также незаконное приобретение зарубежнойвалюты. Дело против Юлдашева было построено на том основании, что уроки поКорану и другим исламским текстам, которые он давал, будучи официальноназначенным имамом, на самом деле были уроками ваххабизма с призывами ксвященной войне. Его обвиняли в распространении ваххабитской литературы(которую, как отмечает «Human Rights Watch», обвинение в суде не представило),во владении аудио- и видеокассетами с записями выступлений Назарова и Мирзоева,сделанными несколько лет назад, а также в распространении записей с передачами«Радио Свобода» и Би-би-си[24].
15 марта 1999 года полиция арестовала Ахада Барноева, который был имамомофициально зарегистрированной мечети Отавуллохон в Намангане с 1991-го по 1995год. Его обвинили в том, что он позволил посещать мечеть ваххабитам. Барноевотрицал обвинения, в суде он утверждал, что многие его прихожане были названываххабитами только потому, что поднимали руки и вслух произносили «аминь» вовремя молитвы. Прокуроры, однако, настаивали, что прихожане его мечети создалиорганизацию религиозно-экстремистского толка. Полиция утверждала, что в домеБарноева были найдены «ваххабитские листовки» и оружие. В итоге суд постановил,что будучи имамом Барноев «серьезно способствовал распространению ваххабизма» и«был наставником и лидером ваххабитов». Его приговорили к восемнадцати годамтюремного заключения с конфискацией имущества[25].
В ноябре 2000 года пятнадцать человек были обвинены в том, что изучали Корани хадисы в ходе частных уроков у некоего Рахматуллы. По мнению прокуратуры, этиуроки включали дискуссии о священной войне. Учеников признали «ваххабитами» и«членами ваххабитского движения» и приговорили к тюремному заключению на срокиот шести до девятнадцати лет, обвиняя их «в попытке свержения конституционногостроя, в создании или участии в незаконной религиозной организации, а также всоздании или участии в религиозной экстремистской, сепаратистской,фундаменталистской или иной запрещенной организации»[26].
Первый суд над обвиняемыми в причастности к «Хизб-ут-Тахрир» состоялся в1998 году, и с тех пор такие процессы стали обычным делом. На момент написанияэтого текста [2007] шесть тысяч человек находились в тюрьмах Узбекистана зарелигиозные преступления, большинство из них обвинялись в членстве в «ХТИ», -как правило, всем им предъявлялись обвинения во владении или распространениизапрещенных текстов (полиция научилась подкидывать их подозреваемым вместе соружием и наркотиками). Хотя такое трепетное отношение узбекских властей кпечатному слову похвально, оно представляет собой грубейшее нарушение правчеловека и норм гражданского общества. Государству, однако, этого не объяснишь.Для властей создание «всемирного халифата», к которому стремится«Хизб-ут-Тахрир», равнозначно призыву свергнуть действующее правительствоУзбекистана, а общественная дискуссия о реформе власти равнозначна попыткегосударственного переворота. Что уж говорить о запрещенной литературе - ееналичие однозначно считается неоспоримым доказательством преступных намеренийгражданина.
***
То, как предъявляются обвинения и проходят процессы, даже стиль приговоров изаключений суда, - все это напоминает процессы времен сталинских репрессий1930-х. Так же применяются пытки на допросах, так же используется давление начленов семьи, то же желание заклеймить обвиняемых общественным позором. Вот чтоговорит сам Каримов:
«Отцов, которые их родили, мы призовем к ответу вместе с детьми. Если нужно,я подпишу такой указ. Отцы тоже должны отвечать. Мы не тронем женщин, но отцоввозьмем за шкирку и приведем к их сыновьям. Мы приведем их в определенноеместо, там допросим и накажем их. Пусть знают»[27].
Каримов не сдержал своего обещания в отношении женщин - заключеннымрегулярно угрожали изнасиловать их родственниц, добиваясь признания. Такимобразом, жестокость действий полиции увязывалась с традиционными национальнымиценностями, ведь привязанность к родственникам - мерило человеческойнравственности.
Государство не раз ставило национальные традиции себе на службу. Так,соседская община, махалля - центр социальной жизни города, центр взаимнойподдержки, - с легкой руки правительства Узбекистана стала инструментомнаблюдения и надзора за происходящим в обществе. [...] Махалля продолжаласуществовать даже в советский период. Советская власть использовала ее какбазовую административную единицу - в каждой махалле была ячейка и комитетКоммунистической партии. Получив независимость, режим Каримова сделал«возрождение» махалли главным пунктом своего плана по возвращению страны кузбекским национальным корням. Государство официально признало махаллюосновополагающей единицей общества. Вся страна - и деревни, и современныегорода - была разделена на махалли. Сейчас комитеты махаллей - формальныеадминистративные органы государства, подотчетные региональным властям. В ихзадачи входит проведение государственной политики и реализация законов наместах. Махалля по-прежнему выступает центром повседневной жизни людей, однакотеперь она интегрирована в административный аппарат государства[28].
И хотя использование махалли напрямую не связано с кампанией против ислама,она туда хорошо вписывается. Непосредственно после серии взрывов в Ташкенте в1999 году Каримов заявил:
«По моему мнению, каждый районный комитет должен надзирать за работой своейместной мечети. Для чего там существуют эти мечети? Они не для имамов, не дляпроповедников, а для людей, для религиозных людей, для всего района. Мечетидолжны улучшать жизнь, жизнь людей, внедрять в их умы веру в то, что есть жизньпосле смерти. Они также должны объяснять людям, что такое совесть и что такоечувство вины. Я повторяю, что если где-то есть мечеть, местный совет долженвнимательно следить, выполняет ли она свои функции»[29].
На деле надзирательные функции каждого комитета махалли были расширены - онидолжны были следить за всем, что происходит в общине. Комитеты работали иработают в тесном сотрудничестве с полицией, их представители имеют правоходить по домам и выяснять, кто молится, а кто нет, кто носит бороду, а ктонет, кто учит детей исламу, а кто нет. Как пишет в своем докладе «Human RightsWatch», силовые структуры Узбекистана раздавали главам комитетов махаллейанкеты-опросники, в которых требовалось указать имена и адреса тех, ктопризывает женщин и детей молиться, тех, кто сам молится в запрещенных местах, атакже имена ваххабитов, отбывших тюремный срок, данные об их семьях, имена тех,кто носит бороду, да и просто людей с лидерскими замашками, потенциальныхбунтовщиков[30].
Одновременно махалля стала местом проведения еще одного ритуала, оставшегосяс советских времен, который узбекские власти до сих пор используют, чтобызапугать население. Речь идет о товарищеских судах. Они представляют собойпостановочное действо, посещение которого обязательно как для «провинившегося»,так и для жителей. «Обвиняемыми» могут быть подозреваемые в каком-либопреступлении, ожидающие суда или их родственники. Они стоят перед толпой«зрителей», а специально приезжающие по такому случаю представители властирассказывают об их преступлениях и предостерегают (как жертву, так и другихжителей махалли) от опасностей «неправильного» ислама, экстремизма и фанатизма.Когда официальное лицо заканчивает свою речь, наступает очередь местныхжителей. Они публично объявляют, что рвут с провинившимся соседские отношения,требуют его заключения в тюрьму или казни. В адрес жертвы летят проклятия,позаимствованные из советского прошлого: «враг государства», «враг народа».Наконец обвиняемого заставляют просить прощения у соседей, у президента и увсего узбекского народа[31]. Цель такого ритуала двоякая: во-первых, разорватьсоциальные связи подозреваемого и таким образом заставить его почувствоватьсобственную уязвимость, во-вторых, убедить население в опасности«экстремистов».
Помимо прочего, борьба с экстремизмом дает Узбекистану удобный предлог дляприменения силы в отношении соседей. С самого обретения независимостиправительство Узбекистана указывало на Афганистан и Таджикистан как наисточники нестабильности в регионе. Узбекистан ввел войска в Таджикистан иучаствовал в гражданской войне на стороне приверженцев неосоветского порядка.Оправдывалась интервенция, разумеется, борьбой с «исламскими экстремистами».Правительство Узбекистана регулярно критикует всех своих соседей за то, что онине прилагают достаточных усилий, чтобы устранить опасность, исходящую отэкстремистов, при этом узбекские агенты работают на территории Казахстана иКыргызстана. В последнем - особенно успешно: так, узбекская полиция провела тамсерию похищений. Говорящие по-узбекски подозреваемые, даже если они быликиргизскими гражданами, похищались и переправлялись в Узбекистан, чтобыпредстать перед судом.
***
В то время как преследование ваххабитов узбекским правительством - частьболее широкой кампании, затрагивающей каждую оппозиционную группу, кнезависимым мусульманам у него особое отношение[32]. Тюрьма строгого режимаДжаслык, расположенная на севере страны, на месте советскогохимико-испытательного полигона, и закрытая для всех неофициальных лиц,специально предназначена для религиозных и политических заключенных, которыепопадают сюда надолго.
О независимости судей речи не идет - они редко идут наперекор прокурорам икак правило выносят такой приговор, какого требует обвинитель[33]. И, хотяплохое обращение с заключенными в Узбекистане - обычное дело, есть многосвидетельств того, что независимые мусульмане подвергаются целенаправленнымиздевательствам.
«Заключенные за религиозную практику, не санкционированную государством,часто подвергаются самым ужасающим формам пытки: электрошок, удушениепротивогазами или пластиковыми пакетами, инъекции психотропных наркотиков,избиение металлическими прутьями, подвешивание за запястья или лодыжки,изнасилование и содомия»[34].
Часто так наказывают за попытки молиться в тюрьме. И хотя закон 1998 годаразрешает «богослужения и религиозные обряды в [...] местах предварительногозаключения и отбывания наказания [...] по просьбам находящихся в них граждан»,религиозные обряды запрещены в некоторых тюрьмах строгого режима, гдесодержатся обвиняемые в экстремизме.
Начальство тюрем лично берется за «вышибание» экстремизма, заставляя людейотказываться от веры и совершать святотатства. В показаниях перед комитетом помеждународным отношениям Палаты представителей США сотрудник «Human RightsWatch» привел рассказ заключенного тюрьмы 64/29 в городе Навои, которого всентябре 2003 года избили по подошвам ног до потери сознания в наказание замолитву. Когда он очнулся, начальство отправило его в карцер, предупредив,чтобы он не жаловался, и пыталось заставить его склониться в молитве передзаместителем начальника тюрьмы[35]. Есть много других показаний об избиенииверующих тюремными охранниками. Так, один из членов «ХТИ» рассказывал «HumanRights Watch»:
«Правила внутреннего распорядка запрещают омовение, молитву, пост,распространение исламского призыва и чтение Корана вслух, требуя петь гимн,просить прощения у президента Каримова и восхвалять его. […]
[В тюрьме Джаслык за отказ отречься от веры] заключенных избивают, угрожаютсексуальным насилием и помещают в одиночную камеру. В местах заключениясоблюдение исламских религиозных обрядов запрещено. Тех, кто пять раз в деньсовершает намаз, как сообщают, отправляют на 15 суток в ШИЗО и лишаютпищи»[36].
Однако это еще цветочки по сравнению с делом 35-летнего Музаффара Авазова,который, отбывая восемнадцатилетнее заключение за участие в «ХТИ», был избит ипомещен в карцер за заявление о том, что его ничто не остановит от совершениямолитв. 8 августа 2002 года его тело было возвращено семье. На фотографияхвидны обширные кровоподтеки и ожоги. На основе этих фотографийкриминалистическая экспертиза Университета Глазго заключила, что «ожог проходитпо хорошо очерченной линии в нижней части груди, что говорит о принудительномвоздействии горячей воды, пока человек был погружен в ванну или другую емкость.Такой ожог не имеет формы всплеска, которая обычно образуется при случайномошпаривании». Иными словами, Авазова сварили заживо[37].
***
Долгое время после обретения советскими республиками независимости Западрассматривал Узбекистан как гаранта стабильности в регионе. В 1999 годуСоединенные Штаты начали активно сотрудничать с режимом Каримова, чтозначительно укрепило его позиции и дало ему индульгенцию.
Интерес США к сотрудничеству с Узбекистаном подогревался войной вАфганистане: как только Осама бин Ладен нашел там прибежище в лагере талибов,ЦРУ начало готовить узбекские спецслужбы к операциям захвата. ЦРУ такжепонадобились узбекские авиабазы для запуска беспилотныхсамолетов-разведчиков[38]. (Это было как раз в то время, когда ИДУ былазанесена Госдепом в список террористических организаций.) Американо-узбекскоесотрудничество стало публичным и трансформировалось в стратегический альянссразу после событий 11 сентября. 5 октября 2001 года Соединенные Штатыарендовали базу в Ханабаде, в Кашкадарьинской области, на юге Узбекистана,которую намеревались использовать в ходе кампании против Талибана. Так, спустя22 года после советского вторжения в Афганистан Соединенные Штаты, в союзе состраной, возглавляемой бывшим советским чиновником, использовали советскиеавиабазы для новой войны в Афганистане. На этот раз - против группировок,образовавшихся в результате гражданской войны в стране.
Вклад Узбекистана в «войну против террора» дал свои плоды. Каримов былприглашен в Соединенные Штаты с государственным визитом в марте 2002 года, вовремя которого стороны подписали декларацию о стратегическом партнерстве.Каримов сорвал аплодисменты Сената и получил награду из рук Генри Киссинджера,переданную впоследствии в Музей истории Узбекистана. Отношения между двумястранами процветали: в 2003 году Каримов с воодушевлением поддержаламериканское вторжение в Ирак, в 2004-м Госдеп дал следующую характеристикуУзбекистану:
«…Сильный партнер Соединенных Штатов в вопросах внешней политики ибезопасности от Ирака до Кубы, от ядерной угрозы до торговли наркотиками. [...]США считает Узбекистан стабильным и политически умеренным государством внеспокойном регионе»[39].
Альянс распался в середине 2005 года, но не из-за претензий со стороныСоединенных Штатов, а по решению Каримова переориентировать узбекскую стратегическуюпозицию.
***
В отличие от Узбекистана, «исламская угроза» в Казахстане проявлялась нестоль отчетливо. Тем не менее, в стране есть похожий закон «О свободевероисповедания и религиозных объединениях», вот одна из его формулировок:
«[Запрещается] образование партий и иных политических формированийрелигиозного характера, а также участие религиозных объединений в деятельностиполитических партий или оказание им финансовой помощи»[40].
Закон был принят в 1993 году и с тех пор был дополнен запретами нараспространение печатных материалов, поддерживающих «экстремизм», имиссионерскую деятельность без официального разрешения. В то же время Духовноеуправление мусульман Казахстана, отколовшееся от САДУМ в 1990 году, находитсяна полуофициальном положении.
Проблема экстремизма в Казахстане стала актуальной в конце 1990-х, в первуюочередь из-за появления в стране «Хизб-ут-Тахрир». И хотя эта организация былаофициально запрещена только на рубеже 2004/05 годов, она все время подвергаласьпреследованию (хотя и не такому жестокому, как в Узбекистане). Многие члены«ХТИ» были арестованы за распространение листовок или просто за участие вгруппе. Так, в декабре 2003 года некто Гани Байсалбаев подошел к телецентру ипопросил разрешения поговорить с ведущими. Как только он представился какруководитель ячейки «ХТИ», служащие телецентра вызвали полицию, и он быларестован. В апреле 2004 года Байсалбаев был приговорен к четырем годам тюрьмыза принадлежность к организации. Неделю спустя в Шымкенте прошел процесс надРахматуллой Абдуллаевым, обвиненным в содержании подпольной типографии ииздании листовок «ХТИ»[41]. Все арестованные обвинялись в организациинезаконных общественных мероприятий, распространении листовок, разжиганиирелигиозной розни, попытке государственного переворота. В начале 2005 годановый закон «О противодействии экстремизму» сделал членство в партиинезаконным.
Одновременно правительство стремилось установить контроль над религиознымобразованием и мечетями. Единственный институт исламского образования в страненосит странное название «Египетский университет исламской культурыНур-Мубарак». Он был основан в 2003 году в результате официального соглашениямежду Казахстаном и Египтом (и назван в честь двух президентов - НурсултанаНазарбаева и Хосни Мубарака); часть его персонала - профессора из Египта,преподающие на арабском языке. Этот университет - явная попытка контролироватьнаправление и содержание исламского образования в стране: практически всемедресе были закрыты или загнаны в подполье, а официальный университет можетгарантировать, что обучение политически безопасно. Солидная часть курсовчитается на арабском, и две сотни студентов вынуждены тратить значительноевремя на изучение этого языка[42].
В декабре 2004 года Духовное управление мусульман Казахстана началопроверять всех имамов на степень владения знаниями об исламе - не прошедшиетест были смещены с должностей. Под видом искоренения невежества средидуховенства государство явно пыталось установить контроль над мечетями. Параллельнос проверками государство ввело обязательную регистрацию религиозных объединенийпод угрозой их закрытия. [...]
***
Ситуация в Таджикистане имеет немного отличий. Мирное соглашение, положившееконец гражданской войне [...], дало Партии исламского возрождения крохотнуюдолю власти, поэтому Таджикистан часто называют страной «светско-религиозногокомпромисса». Политический порядок, установившийся в мирное время, был победойсветских, неосоветских кланов, и споры о соотношении религии и политики продолжаются.Де юре в Таджикистане нет официального органа, подобного Управлению мусульманУзбекистана, но, тем не менее, все исламские организации подотчетны Исламскомуцентру Таджикистана, который, хоть и не является правительственным органом,полностью подчинен властям. Центр проводит проверку имамов, осуществляет ихнаем и увольнение. Религиозные организации должны проходить государственнуюрегистрацию, и, хотя послевоенные поправки в Конституцию разрешили образованиепартий с религиозной направленностью, духовным лидерам запрещено участвовать вполитической жизни, а правительство оставляет за собой право контролироватьдуховное образование и цензурировать религиозную литературу.
Таджикское государство, сшитое из кусочков после гражданской войны,контролируется кулябским кланом с Эмомали Рахмоновым в качестве президента,который понемногу укрепляет позиции за счет различных полевых командиров.Положение ПИВ при новом раскладе сил довольно шаткое. С одной стороны, кулябцывытеснили партию из политического процесса, с другой, - с ПИВ конкурируютдругие, более радикальные, группы, такие, как «ХТИ», а также ведущиеагрессивную миссионерскую деятельность христианские ассоциации[43]. Врезультате некоторые члены партии (в частности, ее «второй номер» - Мухиддин Кабири)считают, что нужно взять курс на «евроислам», то есть практику, основанную наопыте европейских мусульман, которые научились быть «хорошими мусульманами» внемусульманских странах[44]; другие предпочли бы построить в Таджикистанеисламское государство, хотя они слабо понимают, как это сделать.
При этом государство стремится все сильнее контролировать сферы образованияи религии. В августе 2002 года появилась информация, что несколько гражданТаджикистана оказались среди заключенных американской тюрьмы «Гуантанамо» наКубе. Этого оказалось достаточно, чтобы, вооружившись законом о регистрации,правительство закрыло восемь мечетей на севере страны, а спустя несколько летместные власти остановили деятельность еще нескольких мечетей теперь уже вразных районах.
Исламское образование находится сегодня в плачевном состоянии: вТаджикистане 21 медресе и один институт - и все они дают крайне консервативноеобразование [...], а уровень учащихся не позволяет им разобраться в проблемах,которые ставят «ХТИ» и христианские миссионеры. Одновременно с этим существуетмнение о «неизмеримой институциональной слабости» ислама в Таджикистане и отом, что эта слабость больше, чем любой другой фактор, является причинойнестабильности в стране[45]. Во многом поэтому государство с сильнымподозрением относится к иностранному исламскому образованию: так, студенты,выезжающие за границу учиться, по возвращении обнаруживают себя в черныхсписках, не могут устроиться работать на законных основаниях[46]. ПИВ темвременем считает своим важнейшим завоеванием собственное легальное положение,дающее ей возможность бок о бок с правительством бороться с «ХТИ», которая какраз незаконна и преследуется уже несколько лет, хотя и не с таким размахом, какв Узбекистане. «Светско-религиозный компромисс» в Таджикистане не удерживаетправительство от типичной постсоветской модели поведения.
***
Эксцентричный руководитель Туркменистана Сапармурат Ниязов избрал другой, нотоже истинно советский способ продлить свое правление и дошел до полногоабсурда, построив вокруг себя культ личности, ничем не уступающий сталинскому.Бывший первый секретарь компартии Туркменистана смог превратиться внационального лидера, но такого, который отождествляет себя с нацией игосударством. Чего стоит один только лозунг «Халк, Ватан, Туркменбаши» («Нация,Родина, Туркменбаши»).
Слабость туркменской оппозиции в горбачевскую эру сделала путь Ниязова квласти значительно более простым, в отличие от Каримова. Его избралипрезидентом республики в 1990 году при отсутствии других кандидатов. Послеобретения Туркменистаном независимости Ниязов был избран вторично, получив (вабсолютно советском стиле) 99,5% голосов. Затем парламент наделил его титуломТуркменбаши («глава туркмен»). Сам Ниязов (видимо, из скромности) называл себяпросто Бейик Сапармурат Туркменбаши (Великий Сапармурат Туркменбаши).Национальная клятва Туркменистана, которую произносили ежедневно, достойнатого, чтобы процитировать ее полностью:
«Туркменистан, Отчизна любимая, край родимый мой, и в мыслях, и сердцем явсегда с тобой! За малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя! Замалейший навет на тебя да обессилит язык мой! В час измены Родине, ВеликомуСапармурату Туркменбаши, священному стягу твоему да прервется дыханье мое!»[47]
Ниязов в стране повсюду. Его профиль украшает правый верхний угол всехтрансляций всех телеканалов, на каждом шагу стоят его статуи (одна -гигантская, позолоченная, с раскинутыми руками - даже вращается, чтобы еевсегда освещало солнце), «его величество» красуется на плакатах и стенахзданий, на портретах в каждом учреждении, школе или больнице, его лицо - вгазетах, на бумажных деньгах и даже на бутылках водки и коньяка. Улицы,площади, мечети, фабрики и фермы, названные его именем, не поддаются счету.Один город в стране назван в его честь. Но и это не все: Туркменбашипереименовал дни недели и месяцы (январь назван в честь него, а апрель - вчесть его матери).
В 1991 году существовало мнение, что Туркменистан с его огромными запасамиприродного газа станет вторым Кувейтом, опирающейся на природные ресурсыавтократией, где правящая элита делится частью своих благ и таким образомпокупает лояльность населения. Этот прогноз не оправдался. Ниязов маниакальнотратил деньги на строительство в Ашхабаде (город закупал мрамор на фасадысотнями тонн), по слухам, его личное состояние, сконцентрированное в оффшорах,составляло два с половиной миллиарда долларов. Между тем, рядовые граждане жилив ужасающей бедности, которая приняла еще более удручающий вид с утратой всехдостижений советской эпохи[48].
Капризы ниязовского воображения беспрепятственно облекались в форму законов.Во имя борьбы за восстановление национальной гордости туркмен и ради того,чтобы сделать Туркменистан более туркменским, Ниязов запретил оперу, балет,кино, цирк (поскольку ничто из этого не является исконно туркменским),использование звукозаписи (плохо сказывается на творчестве живых исполнителей),радио в автомобилях, золотые зубы, длинные волосы и бороды у молодых людей. Впоследние годы сюрпризы высшей нервной деятельности Ниязова стали еще опаснее:в феврале 2005-го он решил закрыть в стране все больницы, кроме тех, чторасположены в Ашхабаде. «Зачем нам нужны больницы и доктора во всей стране? -вопрошал он. - Пусть люди приезжают в Ашхабад и лечатся здесь». Шесть месяцевспустя он приказал закрыть все библиотеки, кроме национальной. К тому времени вней уже были уничтожены все книги на русском языке (составлявшие львиную долюфонда).
Отношение Ниязова к исламу со временем менялось. Сперва он приветствовалислам как часть национального культурного наследия, однако затем все большесклонялся к тому, чтобы отождествиться с религиозной властью, добавить культуТуркменбаши недостающее религиозное измерение. Разумеется, такая политика привелак ужесточению контроля за религиозной сферой и репрессиям против любыхофициально не разрешенных проявлений ислама. Вот что сказал сам Ниязов:
«Мы должны оставить религию чистой, и не будем использовать ее дляполитических целей, и никому не позволим использовать религию в угоду личнымамбициям»[49].
Первые годы после обретения независимости в Туркменистане прошли так же, каки в остальной Центральной Азии. В Конституции было закреплено разделениерелигии и государства, партии религиозного толка запрещены, для всехрелигиозных организаций введена процедура регистрации. Назначение имамовпоручалось совету по религиозным делам, который подчинялся непосредственнопрезиденту. Новая жизнь началась в 2000 году, когда из-под пера Ниязова вышла«Рухнама» («Книга духа») - собрание мыслей по туркменской истории, этике,политике и других текстов, «навсегда заведенного Всевышним по его всемогущей ивсевидящей воле»[50].
Очень скоро книга приобрела сакральную ауру: ее стали называть «священной»,а правительственные чиновники сравнивали ее по значимости с Кораном и Библией,которые признавались не полностью соответствующими духовным нуждам туркменскогонарода. «Рухнаму» перевели на множество иностранных языков (обычно переводфинансировался иностранными компаниями, работавшими в Туркменистане, хотяпереводы на английский и русский, кажется, были сделаны за счет самогоправительства). Книге был поставлен памятник в Ашхабаде, а ее чтение сталообязательным для всех граждан: у чиновников правительства в рабочем графике появилосьнесколько часов в неделю, отведенных для чтения «Рухнамы»; школьникам былопредписано учить книгу наизусть (а английский язык изучать по ее переводу).Даже при сдаче экзамена на водительские права необходимо было пройти тест назнание книги. Сентябрь был переименован в месяц Рухнама.
В мае 2001-го пресс-секретарь Ниязова объявил, что «Сапармурат Туркменбаши -национальный пророк, ниспосланный туркменскому народу в третьемтысячелетии»[51]. Большинство мусульман восприняли это не иначе, как богохульство.Удивительно, как соседствуют сталинистская риторика ниязовского культаличности, национализм советского толка и ислам, - в итоге аппаратчикпревращается в национального пророка, посланного туркменам в третье тысячелетиехристианской эры! И все же вряд ли ниязовское кощунство можно рассматриватьлишь как результат применения исламской риторики в деисламизированномконтексте. Претензии и амбиции Ниязова множились без предела. В течение долгоговремени имамов заставляли читать национальный гимн в конце намаза. В 2004-м имбыло приказано разместить экземпляры «Рухнамы» в мечетях рядом с Кораном[52]. Вмонументальной мечети, построенной за 100 миллионов долларов в родной деревнеНиязова Гыпжак, цитаты из «Рухнамы» на стенах соседствуют со строками Корана.
Сакрализация «Рухнамы» совпала с ужесточением репрессий против ислама. КогдаНасрулла ибн Ибадулла, долгое время бывший главным муфтием Туркменистана,возразил против того, чтобы «Рухнама» лежала в каждой мечети, его уволили,арестовали и приговорили к двадцати двум годам тюрьмы. В 2004-м восемь мечетейбыли снесены за то, что были построены или действовали без разрешения[53]. Виюне 2005-го закрыли факультет исламской теологии Туркменского национальногоуниверситета - единственного центра религиозного образования в стране,оставшегося после закрытия всех медресе.
***
Как можно убедиться, лишь немногие государства мусульманского мирапредоставили ислам «самому себе». Центральная Азия стоит особняком главнымобразом по причине своего советского прошлого. Нигде больше в мусульманскоммире дистанция между государством и исламом не достигает таких размеров.Центральноазиатские режимы воспринимают ислам не как религию большей частинаселения, но как проблему, которую необходимо устранить: в лучшем случае спомощью административного или бюрократического ресурса, в худшем - с помощьюрепрессий.
Короткий период флирта с исламской символикой быстро закончился послеобретения независимости, и на сегодняшний день власти большинства странЦентральной Азии не допускают даже намека на присутствие исламского элемента всвоей политике. Лидер ПИВ Мухаммадшариф Химматзода вслух недоумевал по этомуповоду на одной конференции:
«В чем же причина, что они [руководители преимущественно мусульманских странбывшего Советского Союза. - А.Х.] отдаляются от религии, которая, без сомнения,относится к составляющим их национальной гордости? Почему господин Путин,президент России, с гордостью посещает православные храмы и церкви, крестится,а Патриарх Московский Алексий II на всех религиозных и политическихмероприятиях находится рядом с ним? И почему наши руководители считают зазорнымходить в мечеть или брать с собой на важные мероприятия кого-либо из исламскихавторитетов? Неужели это противоречит принципам светского устройства?»[54]
Режимы центральноазиатских республик оправдывают свою репрессивную политикупо отношению к исламу защитой секуляризма. Такая аргументация находитдостаточное количество сторонников. Однако изложенные [...] материалы должныясно дать понять, что угроза со стороны исламских боевиков намереннопреувеличивается и используется для оправдания авторитарной политики. Возможно,исламские боевики действительно представляют угрозу действующей власти, ноугроза, которую сами режимы представляют для простых мусульман, куда серьезнее.
1) Данная публикация представляет собой сокращенный перевод последней главыкниги Адиба Халида «Islam after Communism. Religion and Politics in CentralAsia» (2007), которая полностью выйдет осенью 2009 года в книжной серии«Библиотека журнала “Неприкосновенный запас”». - Примеч. ред.
2) САДУМ - Духовное управление мусульман Центральной Азии и Казахстана,созданное в 1943 году; существовало в качестве официального органа,регулирующего и контролирующего соблюдение исламских практик в регионе. -Примеч. ред.
3) Babadjanov B. Islamofficiel contre Islam politique en Ouzbékistan aujourd'hui: la Direction desMusulmans et les groupes non-Hanafi // Revue d'études comparativesEst-Ouest. 2000. Vol. 31. P. 151-64.
4) Один предприниматель в Намангане рассказал Международной кризисной группео том, что «власти посоветовали ему не давать денег на религиозные дела, еслиему небезразлична его карьера» (International Crisis Group. Central Asia: Islam and the State. Asia Report № 59. Brussels, 2003. P. 10). В период с1989-го по 1992 год широко публиковалась исламская литература на деньгииндивидуальных спонсоров, но теперь такая практика почти сошла на нет.
5) Мухаммаджан Хиндустани (1892-1989) - чрезвычайно влиятельный в СреднейАзии мусульманский проповедник, ученый и публицист. - Примеч. ред.
8) « Диний экстремизм ва фундаментализм: тарихи, мохияти ва бугунги хавфи»махсус курсини ўрганиш бўйича методик тавсиялар. Ташкент, 1999.
9) Цит. по: Эткин М. Ваххабизм и фундаментализм: термины-«страшилки».(Лексикологические изыски противников ислама) // Центральная Азия и Кавказ.2000. № 1 (www.ca-c.org/journal/cac-07-2000/14.atkin.shtml).
10) Цит. по: Human Rights Watch. Creating Enemies ofthe State: Religious Persecution in Uzbekistan. New York,2004. P. 197-198 (русск. перев: Создавая образ врага: религиозныепреследования в Узбекистане (www.hrw.org/russian/reports/uzbek/2004/enemy)).
12) Human Rights Watch. CreatingEnemies of the State. P. 43.
13) Партия исламского возрождения (ПИВ) - одна из сторон в гражданской войнев Таджикистане (1992-1997), обвиненная оппонентами в «фундаментализме»; сейчаслегальная партия, участвующая в политической жизни Таджикистана. - Примеч. ред.
14) «Адолат» («Справедливость») - молодежное движение дружин охраны порядкаи внедрения принципов шариатской справедливости, существовавшее в Узбекистане в1991-1992 годах. - Примеч. ред.
15) См.: Tyson D. The Role ofUnofficial Audio Media in Contemporary Uzbekistan // Central AsianSurvey. 1994. Vol. 13. № 2. P. 283-293.
16) Human Rights Watch. CreatingEnemies of the State. P. 23-24; Whitlock M. Land Beyond the River: TheUntold Story of Central Asia. New York, 2003. P. 208.
17) Эти события задокументированы: Crackdown in the Farghona Valley: Arbitrary Arrests and ReligiousDiscrimination // Human Rights Watch Report .10:4 (D). May,1998 (www.hrw.org/ hrw/reports98/Uzbekistan).
21) Eshmuradov Р., Hamidova М. No Place for Uzbek Muslims //Репортажи о Центральной Азии. 2003. № 213. 1 июля.
22) Исламское движение Узбекистана (ИДУ) - джихадистская группировка,возникшая примерно в 1999 году. - Примеч. ред.
23) «Хизб-ут-Тахрир ал-Ислами» («ХТИ» - Исламская партия освобождения) -транснациональная партия исламистского толка, появившаяся в Центральной Азии. -Примеч. ред.
24) Human Rights Watch. CreatingEnemies of the State. P. 94-95, 111-112.
25) Ibid. P. 88-89.
26) Ibid. P. 118-120.
27) Узбекское телевидение. 1999. 1 апреля (цит по: BBCWorldwide Monitoring, Lexis Nexis Academic). Каримов вопрошает: «Почемуотец не спросит сына, где он пропадал последние шесть или двенадцать месяцев?Где ты был? Что ты делал? С кем ты воевал? Он должен отрезать голову своемусыну собственными руками, разве нет? Он должен наказать его, ведь так? Я говорюсебе, если бы мой сын совершил подобное, разве это сошло бы ему с рук? Кто быпростил такое?»
28) О современных махаллях в Узбекистане см.: Massicard E., Trevisani T. Dieuzbekische Mahalla zwischen Staat und Gesselschaft // Anthropos. 2000. Vol. 95. S. 206-218; Kamp M. BetweenWomen and the State: Mahalla Committees and Social Welfare in Uzbekistan // Luong P.J. (Ed.). The Transformation of Central Asia: States andSocieties from Soviet Rule to Independence .Ithaca, 2004.P. 29-58; Орифхонова З.Х. Тошкентмахаллалари: анъаналарвазамонавийлик. Ташкент,2002.
31) См.: Human Rights Watch. CreatingEnemies of the State. P. 185-200.
32) «Настоящая» оппозиция остается вне закона, защитники прав человекапреследуются. В 2003 году власти занялись зарубежными неправительственнымиорганизациями, приняв закон, предписывающий им пройти перерегистрацию. Врезультате новые процедуры использовались для отказа в регистрации многим организациям,действовавшим в стране.
33) Human Rights Watch. CreatingEnemies of the State. P. 261.
34) Status ofInternational Religious Freedom: An Analysis of the State Department's 2003Annual Report. Testimony by Tom Malinowski before the U.S. House ofRepresentatives Committee on International Relations. 2004. 10 February(www.hrw.org/english/docs/2004/02/17/uzbeki7481.htm).
35) Ibid.
36) Human Rights Watch. CreatingEnemies of the State. P. 275, 285.
38) Coll S. Ghost Wars:The Secret History of the CIA, Afghanistan,and Bin Laden, from the Soviet Invasion to September 10, 2001. New York, 2004. P.456-458, 525-527.
39) Background Note: Uzbekistan. U.S. Department of State (www.state.gov/r/pa/ei/bgn/2924.htm#foreign). Последняяформулировка была удалена из текста, опубликованного на сайте, после ухудшенияотношений между США и Узбекистаном летом 2005 года.
41) Досыбиев Д. Казахстан «взялся» за «Хизб-ут-Тахрир» // Репортажи оЦентральной Азии. 2004. № 276. 14 апреля.
42) Эти суждения основаны на посещении университета в июле 2004 года.
43) Dudoignon S. FromAmbivalence to Ambiguity? Some Paradigms of Policy Making in Tajikistan //Martino L. de (Ed.). Tajikistanat a Crossroad: The Politics of Decentralization . Geneva, 2004. P. 125.
44) Из беседы автора с Кабири, Душанбе, 15 июля 2004 года.
45) Dudoignon S. Op.cit. P. 141.
46) International CrisisGroup. Central Asia: Islam and the State. P. 18.
47) Припев государственного гимна звучит так: «Великое создание Туркменбаши,// Держава родная, суверенный край, // Туркменистан - светоч и песня души, //Во веки веков ты живи, процветай!»
48) Ниязовский режим время от времени привлекал внимание международногосообщества, что выражалось в основном в газетных статьях ошеломленныхжурналистов. См., в частности, отчет Международной кризисной группы: Репрессиии регресс в Туркменистане: новая международная стратегия. Доклад № 85. Азия. Брюссель, 2004.
51) Цит. по: Арзыбов К. Президент Туркменистана стал еще более «великим» // Репортажи о Центральной Азии. 2001. № 55. 8 июня.
52) Corley F. Turkmenistan:President's Personality Cult Imposed on Religious Communities // Forum 18News Service. 2005. 1 March (www.forum18.org/Archive.php?article_id=522).
54) Химматзода М. Политические методы и противоречия при регулированииотношений между государством и религией // О совместимости политическогоислама и безопасности в пространстве ОБСЕ: документы светско-исламского диалогав Таджикистане / Под ред. А.К. Зайферт, А. Kрайкемайер. Душанбе, 2003. С.96.
