Турецкая политика не только выглядит как самостоятельная, она формируется изнутри общественных сил страны. В этом ее основное отличие от российской. Вместе с тем, опыт византийского управления достался нам обоим: стратегические решения принимаются также как и у нас ограниченным числом лиц. В Турции схожая с российской система правления, однако, с более четкими акцентами: премьер играет первую политическую роль, президент лишь высший чиновник с широкими полномочиями. Поэтому предпосылки для совместного взаимодействия Турции и России в ближайшей перспективе находятся в характере взаимоотношений между премьерами двух стран. Хотя и новаторской роли из арсенала «новых» smart-инициатив Медведева никто не отменял.
Турция и Россия на Кавказе:возможное взаимодействие в абхазском и карабахском процессе.
На фоне заявлений президента Уго Чавеса о признании Абхазиив тени остался другой неординарный политический сюжет – 10 сентября Сухумипосетил замминистра иностранных дел Турции. Дело в том, что факт публичноговизита чиновника турецкого внешнеполитического ведомства в эту «непризнанную»Анкарой страну, еще год назад, при всем значительном экономическом влиянииТурции на регион, был бы попросту не понят и подвергнут критике не только вТбилиси, но и в столицах Запада. Сегодня, он не просто возможен, онзакономерен, и даже диктуется сложной схемой диверсификации турецкой региональнойполитики.
Почему опыт Турции заслуживает столь внимательногонаблюдения. На мой взгляд, это определенное прочтение российской постсоветской политикив Закавказье, но на турецкий манер, своеобразная работа над «ошибками русских»,а также исправление собственных недоделок и промахов. У Анкары была масса не доигранныхрегиональных партий. Известная ставка на возрождение геополитического пантюркизма,идея тюркского единства Турции, Азербайджана и прикаспийских государств недостигла результатов, и на рубеже 2000-х от нее практически отказались. В этотже период Россия пыталась организовать интеграционный процесс на идее славянскогобратства – не получилось. Еще одна инициатива -- «Кавказский пакт стабильности»-- патриарха турецкой элиты Сулеймана Демиреля, закончилась ничем. Но это определеннодемонстрация политики «поиска неизвестных возможностей», она более динамична, всравнении с российской стратегией «удержания прошлых достижений», как правило,доставшихся в наследство от СССР. Поэтому турецкая политика не проваливаетсявовсе, оставляя фундамент для возвращения на новом этапе в «лучшие времена». Сейчасэто происходит с инициативой «Платформы стабильности и сотрудничества наКавказе», она явилась, по сути, рекомбинацией принципов Пакта стабильности,провозглашенных в январе 2000 года, во время визита Демиреля в Тбилиси.
В постсоветский период Турция набирала обороты на ЮжномКавказе как силами военных (заметная роль в продвижении НАТО), так и дипломатов(усилия в пользу реализации газо- и нефтепроводов трубопроводов в коридоре Баку-Тбилиси-Джейхан).В целом можно констатировать, что если российские ресурсы влияния в Закавказьесокращались, то турецкие на Южном Кавказе заметно увеличивалась. Разные терминыне случайны. Тут действительно уместно вспомнить терминологическую игру вобозначении региона, потому как Россия с Турцией рассматривает его исходя из различныхстратегий и нередко диаметральных интересов. Увидеть и сравнить это можно какпо цифровым показателям – объемам товарооборота и размерам инвестиций, так и покосвенным – по политическому влиянию, количеству открытых образовательных учреждений,численности обучающихся студентов, развитию сети НПО.
Первые десять лет новой постсоветской политики Москвапыталась сохранять региональные позиции силами военных и только в конце 1990-хдипломатия как таковая стала выходить из тени монополии военных. В определенноймере этот дисбаланс был оправдан. Надо вспомнить, что российская политика на ЮжномКавказе исходила, прежде всего, из интересов стабильности на Северном, и соответственнобыла обусловлена проблемами Чечни и Дагестана. Не меньшими по значению были иинтересы энергетики. Но, по причине дефицита как дипломатических средств, так ивследствие низкой капитализации российских сырьевых компаний в 1990-е годы, уМосквы практически не было способов вести активную игру, какую можно наблюдатьпоследние годы. Главным рычагом защиты российских сырьевых интересов оставаласьдипломатия (юридическое блокирование транскаспийских трубопроводов) и военноеприсутствие в зонах конфликтов, примыкающих к транзитным коридорам. Кавказскаяполитика России не выделялась особенной слабостью, те же «провисания» на линии двухстороннихи многосторонних отношений были по всему СНГ. Затем, в президентство Путина сталиразвертываться новые инициативы: от ЕврАзЭС до инфраструктурных проектов вобласти транспорта и электроэнергии, российские капиталы стали активнопродвигаться в СНГ и на Южный Кавказ. Но они скорее ликвидировалиобразовавшиеся пробелы, нежели радикально меняли баланс влияния на ЮжномКавказе в сторону России.
Можно по-разному оценивать российскую политику, но в любоманализе присутствует факт – более десяти лет (будем брать период с 1993-1994года) России удавалось иметь пусть трудные, но относительно стабильныеотношения со всеми государствами кавказской тройки (условно: на «три» с Грузией,на «пять» с Арменией, на «четыре» - с Азербайджаном). Наконец, утвердился мир визвестных границах кавказских конфликтов. Затем, с приходом Саакашвили,отношения России с Грузией деградировали совсем, а способы военного давления исдерживания Тбилиси сократились до минимума. Пошел процесс разморозкигрузинских конфликтов. После августа 2008 Россия совсем "списала"Грузию и вот здесь, несколько выровненный баланс сил региональной геополитики сновасместился в сторону Анкары.
Анкара изящно начала постепенную нормализацию отношений с Ереваном.Это крайне трудный и для многих не бесспорный шаг, учитывая сильные про-азербайджанскиенастроения в Турции, и четкие обязательства Анкары перед Баку. ОдновременноАнкара рискнула попытаться оформить отношения с Абхазией, прямо заявив Тбилисио своих интересах, но так, чтобы не разрушить стратегическое партнерство сГрузией. Все это наталкивает на мысль, что турецкая инициатива о Пактестабильности на Кавказе в части принципов может быть реализована. Пока Турцииудалось не много, но все-таки это движение вперед по самым кризисным линиямкавказской политики. Разблокировать сразу две конфликтные зоны - титаническаязадача. Возможна она так и не будет доведена до результата, но заслуживает нетолько внимания, но и одобрения.
Именно тут возникает комплексный вопрос -- можно лисуммировать усилия российской и турецкой дипломатии на пользу обеим, исочетаются ли они с интересами Баку?
Для России наибольшие бонусы от взаимодействия с Турциеймогут быть обнаружены в отношении Абхазии, для Турции, выгода взаимодействия сРоссией могла бы быть найдена в отношении армяно-азербайджанского конфликта. Вэтих двух точках приложения усилий России и Турции их известная конкуренция покане перерастет в отторжение. Во всяком случае, так слышно из уст турецкогоруководства, высоко характеризующего усилия России в армяно-азербайджанскомконфликте. Также это подтверждается интенсивностью публичных, а главное непубличныхтелефонных переговоров высших лиц государств.
В линии армяно-турецкого сближения масса непредсказуемыхповоротов, они могут как содействовать, так и подвесить процесс развязкикарабахского узла. До сих пор остается сомнение относительно прохождениепротоколов о начале дипломатических отношений через парламент Турции. У Бакуесть много возможностей под себя корректировать скорость турецко-армянскогопроцесса. Не все они используются в полной мере. На мой взгляд, Баку делаетупор на два аспекта. Во-первых, на передний край дипломатии выдвигаются представителикарабахской общины Азербайджана. Они стали более активно подключаться к внешнейполитике страны, методами неформальной гражданской дипломатии и ресурсами НПО(в нынешней ситуации это крайне важный фактор). Этот механизм уже показал своюэффективность во влиянии на турецкое общественное сознание. Но пока они носилилишь спорадический характер. Во-вторых, Баку «перезагрузили» дипломатическоедавление на Анкару и Москву, доказывая необходимость скорого начала переговорово выводе армянских войск из оккупированных районов вокруг Карабаха.
Правда, этого можно добиться, если попытаться перевестиотношения с Арменией на новый уровень, отвечающий турецко-армянским реалиямнового диалога. О чем речь речь? Баку обеспокоен отсутствием синхронностипроцесса вывода армянских сил из части оккупированных районов с процессомармяно-турецкого сближения. Добиться этого трудно, учитывая антагонизм позиций.Но они и не сдвинуться если не начинать готовить почву. В Армении опасаютсянападения со стороны Азербайджана, возможен «карабахский реванш» в случае приближения азербайджанских сил кКарабаху вплотную. Значит необходимо разработать определенную систему гарантийо не нападении при выводе армянских сил, в котором сама тема политическогоопределения Карабаха будет вынесена за скобки. Иными словами, речь идет обюридическом оформлении первого акта мадридских принципов урегулирования, иперевод их в конкретное действие - в план практической реализации. Ереван можетответить отказом. Однако сделать это будет гораздо труднее, учитываявзаимосвязи процессов и принципиальное согласие с мадридскими принципами.
Здесь как раз и могла бы обнаружиться роль России,содействующая переводу этих принципов в практическое русло. Пока Москва ведетзакулисные консультации и публично выжидает, это понятно. Но есть опасность, чтороссийская дипломатия может потерять «волну»: имея столь тесное и качественноевзаимодействие с Турцией, Арменией и Азербайджаном было бы грех здесь упуститьлавры миротворца.
В заключении, о главном – кто решает как взаимодействовать Турции и России на Кавказе? Частотурецкая политика в Москве воспринимается как американо-турецкая. Очевидно, небез основания. В тоже время в турецкой элите существует и про-российское лобби,сыгравшее свою роль в строительстве газопровода «Голубой Поток». Эти же группыпредпринимателей создают и зависят от товарного потока между нашими странами. Турецкаяполитика не только выглядит как самостоятельная, она формируется изнутриобщественных сил страны. В этом ее основное отличие от российской. Вместе стем, опыт византийского управления достался нам обоим: стратегические решенияпринимаются также как и у нас ограниченным числом лиц. В Турции схожая с российскойсистема правления, однако, с более четкими акцентами: премьер играет первуюполитическую роль, президент лишь высший чиновник с широкими полномочиями.Поэтому предпосылки для совместного взаимодействия Турции и России в ближайшейперспективе находятся в характере взаимоотношений между премьерами двух стран. Хотяи новаторской роли из арсенала «новых» smart-инициатив Медведева никто неотменял.
Сокращенный вариантопубликован в «Независимой газете» 28.09.09
