Бюрократическая властная вертикаль эффективна в тоталитарном обществе, основанном на вере и терроре. Но если ни того, ни другого нет, ее эффективность ограниченна и система эта чревата дестабилизацией. Эта дестабилизация может происходить двояко. Не имеющим корней в регионах назначенцам трудно контролировать ситуацию, и они могут натолкнуться на сопротивление, как в 1986 году Колбин в Казахстане, а совсем недавно – Зязиков в Ингушетии. Но если бюрократическая вертикаль перерождается в квазифеодальные отношения, управляемость становится формальной, как это происходило в отношениях Центра и республик в позднесоветскую эпоху и как сейчас является формальным управление Чечней.
Феодальные границы властной вертикали
При безальтернативном лидерстве федерализмневозможен, но отношения вассала и сюзерена неизбежны
После того как Путин убрал популярного в Ингушетии Руслана Аушева, которыйумудрялся сохранять в ней порядок даже тогда, когда под боком бушеваличеченские войны, эта маленькая страна стала неуправляемой. Яркий исамостоятельный Аушев не мог не раздражать Путина, который стремился включитьИнгушетию в расширяемую им бюрократическую властную вертикаль. Но назначенныйПутиным Зязиков вызывал у ингушей ненависть, и только то, что Москва все-такиотступила от принципа не поддаваться давлению общества и убрала путинскогоназначенца, спасло его от гибели. А следующего присланного Москвой президента,Евкурова, подорвал террорист-самоубийца или террористка. И тогда Медведевдоверил замирение Ингушетии главе Чечни Рамзану Кадырову.
Формальное и реальное
Если в Ингушетии Кремль потерпел неудачу, то в соседней Чечне, наоборот, ондостиг относительного успеха. Кадыров смог в значительной мере установитьпорядок в своей республике. Очевидно, он действительно популярен в Чечне илоялен Кремлю. Но если Ингушетия – пример ограниченных возможностей властнойбюрократической вертикали, то Чечня – отнюдь не пример ее успешногофункционирования. Дело в том, что отношения московской власти и Кадырова – этоне отношения в бюрократической вертикали. Они значительно ближе к отношениям вфеодальной иерархии, в которой «вассал моего вассала – не мой вассал». (Офеодальных или квазифеодальных отношениях в постсоветской России, кстати,недавно вышла интересная книга Владимира Шляпентоха «Современная Россия какфеодальное общество».)
Кадырова лишь очень условно можно назвать путинским назначенцем. Путин,конечно, помог ему прийти к власти, Кадыров предан Путину и регулярно приносит«дань» в виде совершенно фантастических результатов чеченских голосований. Нореальный источник его власти – не назначение «сверху», а то, что у него –мощная «дружина», состоящая из бывших боевиков, и поддержка традиционныхчеченских структур – тейпов и вирдов, а сам он – сын полевого командира имуфтия, впоследствии также президента Ахмада Кадырова. Его положение не менеепрочно, чем путинское, ибо снять Кадырова – значит, очень вероятно, вызватьтретью чеченскую войну. И внутри Чечни Кадыров правит по своей воле, считаясьлишь с законами адата и отчасти шариата.
Формальные и реальные отношения могут очень отличаться друг от друга. Дудаевпровозгласил независимость, но реально ее не достиг. Кадыров провозгласил, чтоЧечня навеки в составе России, но степень его реальной независимости – неменьше дудаевской и значительно больше, чем, например, у Южной Осетии,независимость которой мы признали. Примеры Ингушетии и Чечни показывают, кактрудно бывает провести бюрократическую вертикаль и как она естественным образомможет перейти в квазифеодальные отношения, обеспечивающие относительнуюстабильность.
Отношения Москвы и Кадырова – это крайний случай. Полунезависимость Чечни –результат чеченских войн. За нее заплачено кровью. Ее завоевали Дудаев иМасхадов – только оказалось, что не для себя, а для Кадырова. Но эту жетенденцию мы видим и в других регионах, прежде всего инонациональных и особеннотаких, где местная культура резко отличается от русской, а народы имеют сильноесамосознание. В Кировскую область можно назначить губернатором Никиту Белых,который раньше работал в Перми, в Нижегородскую – москвича Валерия Шанцева. Нонаправить их в Калмыкию, Татарстан или Башкирию было бы очень рискованно. Идело не только в том, что это оскорбило бы чувства калмыков, татар и башкир имогло бы дестабилизировать ситуацию в потенциально сепаратистских регионах. Онибы просто не смогли управлять сложно и непонятно для них организованнымиобществами с чужой культурой. В таких республиках образовались прочныеимитационно-демократические системы личной власти президентов, совершенно«изоморфные» системе, сложившейся в России в целом. Илюмжиновы, Шаймиевы,Рахимовы – это как бы Ельцины и Путины (не скажу – Медведевы, ибо Медведевнаходится в очень своеобразной ситуации) местного масштаба. «Путин назначилШаймиева» – такая же скрывающая реальное содержание форма, как и «Шаймиевизбран народом Татарстана». А отношения одинаково «безальтернативных»правителей – это отношения не в бюрократической иерархии, а в иерархии«квазифеодальной». Местные правители обеспечивают спокойствие, платят Москверазные «дани», в том числе «дань» голосами, а взамен имеют свободу рук. Онискорее вассалы, чем бюрократические назначенцы.
Такие отношения не ограничиваются инонациональными регионами. Яркий примерподобного же рода – отношения Кремля и лужковской Москвы. Квазифеодальныеотношения пронизывают всю нашу социальную иерархию. Верховная властьпериодически пытается заменить их бюрократической вертикалью, как это сделалПутин в Ингушетии, но, как продемонстрировала та же Ингушетия, назначения могутдестабилизировать ситуацию, и вертикаль уступает место квазифеодальнымотношениям, превращающим ее в формальность, фикцию. При безальтернативнойверховной власти федерализм невозможен, «феодализм» не только возможен, но инеизбежен. В этом, как и во многих других отношениях, постсоветская системаявляется прямым продолжением позднесоветской.
Что за фасадом
Когда при Ленине и Сталине советская власть ставила перед собой глобальныецели (мировая революция, построение социализма и т.п.), для достижения которыхбыла готова заплатить любую цену и подавить любое сопротивление, доминировалавторитарный бюрократический тип отношений. Формально руководители республиквыбирались партийными съездами и Советами, но это были фасадные и фиктивныеотношения. Реально они назначались. При этом Ленин и Сталин могли направитьболгарина в Украину, еврея в Казахстан и армянина в Азербайджан. Для достиженияих целей было даже лучше, чтобы местный руководитель сам был не из местных.Например, если бы проводить коллективизацию в Казахстане поручили казаху, онмог бы пожалеть «своих» – казахов, а еврей Голощекин жалеть их не стал. Но помере того, как советская власть старела и уставала, по мере исчезновенияглобальных целей на первый план выходила одна забота – о стабильности, и квазифеодализмвсе более теснил бюрократическую систему назначений. Если раньше избрание –народом или коммунистами – было декоративным фасадом, скрывавшим назначение, тосо временем и назначение стало превращаться в фасад, скрывающий совсем иные,квазифеодальные отношения. В брежневском СССР Рашидовы, Кунаевы, Алиевы, Бодюлыбыли скорее в вассальном, чем в бюрократическом подчинении Москве. Они былилояльны, произносили все нужные слова, платили разного рода дань, а самоеглавное – обеспечивали стабильность. Стремящаяся лишь к покою, Москва их нетрогала, и они имели полную свободу рук в управлении своими «республиками».
Постсоветская власть изначально (если не считать самого раннего периодасвоего существования) не имела идеологических «сверхзадач» и стремилась преждевсего к самосохранению и стабильности. Поэтому квазифеодальные элементыотношений в постсоветской России с самого начала проявились очень ярко.Разумеется, власть всегда будет стремиться продемонстрировать себе и комуугодно, что она – есть, она – власть и она управляет. Люди, которые слишкомдолго занимают властные позиции на местах, тем более если они проявляютизлишнюю самостоятельность и высказывают какие-то свои идеи, отличные откремлевских (как тот же Аушев), могут «нарваться». Но стремление к стабильностиограничивает авторитарно-бюрократические порывы и порождает квазифеодальныетенденции, особенно в отношениях с потенциально опасными регионами и сдостаточно осторожными и ловкими региональными руководителями. Если Кадыровлоялен и «держит» страшную Чечню, не все ли равно, что он делает со своимиврагами на ее территории? Если в столице все спокойно (а волнения в столице –это страшнее нового восстания чеченцев), то к чему слишком интересоваться, какжена мэра попала в список Forbes?
Квазифеодальные отношения – естественное порождение стремления авторитарнойвласти к стабильности и покою. Но в них самих есть постоянная возможностьдестабилизации. Эти неформальные отношения регулируются интересами и«понятиями», и регулируются плохо. Эти отношения стабильны, пока «никто нешевелится». Но вообще не шевелиться – невозможно. Невидимые границы, закоторыми или стремление Кремля утвердить и показать свою власть, или стремление«феодалов» править в своих вотчинах так, как они считают нужным, периодическинарушаются, и это приводит к сопротивлению и дестабилизации.
Хрупкаястабильность
В квазифеодальных отношениях очень важен личный компонент, поэтому сменавласти в Кремле может вести к смене власти на местах. Если новый президентвообще никого не меняет, то какой же это президент? Даже благодушный Брежневсменил слишком уж зарвавшихся руководителей Азербайджана и Грузии, что привелолишь к созданию там фактически еще более самостоятельных режимов Алиева иШеварднадзе. А передача власти на местах – еще большая проблема, ибо «феодалы»,чувствующие, что они стареют и так или иначе им предстоит уйти, естественно,стремятся передать власть так же, как она передается в Кремле, – назначенномуими преемнику, а для Кремля допустить такую передачу власти было быдемонстрацией слабости. Отношения феодалов к своему сюзерену предполагаютвозможность «фронды».
Рахимов, Шаймиев, Лужков и другие «тяжеловесы» сейчас возражают противчрезмерной путинской централизации и призывают вернуться к выборам главрегионов – в наше время феодальная фронда может использовать толькодемократический язык. Это фрондирование вызвано рядом причин. И тем, что Путиндействительно зашел в своем стремлении к бюрократической централизации слишкомдалеко и это не может не вызывать протест в национальных регионах, помнящих,что они еще недавно были «суверенными республиками». И тем, что в этих регионахстареющие руководители чувствуют приближение момента, когда власть передаватьвсе равно придется. И неопределенной ситуацией «тандема» в Центре. И влияниемобостряющего все проблемы кризиса. Вряд ли эта фронда особенно опасна дляцентральной власти. Но система квазифеодализма таит в себе значительно большиеопасности, чем фрондирование региональных руководителей. Эти опасностиопять-таки хорошо видны из советской истории.
Перед самой своей смертью, как это иногда бывает, советская власть оживиласьи почувствовала прилив сил. У нее снова появилась «сверхзадача» – перестройка.Появление этой «сверхзадачи» тут же привело к попытке Горбачева потеснитьквазифеодализм централизацией. Он снял ряд «феодалов» и даже послал в Казахстанвместо Кунаева русского Колбина. Когда-то советская власть легко делалаподобные назначения. Но это было давно. С тех пор в Казахстане и других республикахокрепло национальное самосознание, сложились свои элиты и свои системы власти.Назначение русского чужака привело к забытому сейчас, но очень важному эпизодупозднесоветской истории – алма-атинским событиям 1986 года. Колбин былотторгнут казахами. Править в Казахстане он мог бы только при помощи террора,которого ни сам Колбин, ни Горбачев отнюдь не хотели. Вскоре Колбина сменилНазарбаев. В СССР начались процессы, в конечном счете приведшие к его распаду.И хотя наиболее прочные квазифеодальные режимы в республиках и не выступали впервых рядах борьбы с Центром (эту роль выполняли спонтанные демократические инациональные движения, которых «феодалы» боялись, а у «квазифеодалов» и таквсего было достаточно), особенно поддерживать его они также не собирались. Онипостепенно стали осознавать, что вполне могут жить без Центра. У них в руках –уже полнота реальной власти. Королям и герцогам император не очень-то нужен. Иуж совсем не нужен император, который проводит дестабилизирующие их власть реформы.СССР распался, а Назарбаев и Каримов спокойно правят и по сию пору. А ГейдарАлиев благополучно передал власть сыну.
Бюрократическая властная вертикаль эффективна в тоталитарном обществе,основанном на вере и терроре. Но если ни того, ни другого нет, ее эффективностьограниченна и система эта чревата дестабилизацией. Эта дестабилизация можетпроисходить двояко. Не имеющим корней в регионах назначенцам трудноконтролировать ситуацию, и они могут натолкнуться на сопротивление, как в 1986году Колбин в Казахстане, а совсем недавно – Зязиков в Ингушетии. Но еслибюрократическая вертикаль перерождается в квазифеодальные отношения,управляемость становится формальной, как это происходило в отношениях Центра иреспублик в позднесоветскую эпоху и как сейчас является формальным управлениеЧечней. Государственный организм без демократической системы обратных связейстановится «хрупким» и при потрясении может распасться, как распался СССР. Аожидать, что никаких потрясений больше никогда не будет, было бы наивностью.
Об авторе: Дмитрий Ефимович Фурман - доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института Европы РАН.
