И Китай и Россия могут вложить в ЦА только деньги, предложить свои услуги стратегической безопасности, но совсем минимум предложения технологий, причем заимствованных с Запада. В ответ страны ЦА могут поделиться своим сырьем и трудовыми ресурсами. Для России сырье это товар исключительно для спекулятивной перепродажи на западные рынки, трудовой ресурс практически не институализирован в российский социум, ни толком в экономику, вопросы миграции отданы на откуп диким рыночным отношениям и контролируются государством лишь частично. Для Китая сырье необходимо в первую очередь для внутреннего развития, а трудовые ресурсы вообще не нужны. Нужны рынки сбыта собственной продукции. Это первое системное отличие двух центров ШОС.
Воспоминанияо будущем ШОС.
«Посколькурежим не настолько мягок, чтобы сделать возможными какие-то легальные формыпроявления недовольства и тем самым их разрядку, и в то же время не настолькожесток, чтобы исключить саму возможность протеста, начнутся спорадическиевспышки народного недовольства, локальные бунты, например из-за нехваткипродовольствия или задержки зарплат. Их будут подавлять с помощью войск, чтоускорит разложение армии . По мере ростазатруднений режима средний класс будет занимать все более враждебную позицию,считая, что режим не в состоянии справиться со своими задачами. Крайне усилятсянационалистические тенденции у нерусских народов Советского Союза, прежде всегов Прибалтике, на Кавказе и на Украине, затем в Средней Азии и в Поволжье » .
Выпрочитали выдержку из статьи 1967 года «Просуществует ли Советский Союз до 1984года?», советского диссидента Андрея Амальрика, на мой взгляд, лучшего по своейглубине долгосрочного политического прогноза ушедшего столетия. Его выводы не вполне совпадают с теми реальными сроками,что были отпущены СССР, но он точно уловил социальные механизмы крушения советскойсистемы и дальнейшей трансформации России: кризис экономики подчиненной военноймашине, недовольство де-идеологизированного среднего класса, то есть самойгосударственной бюрократии, вкусившей блага общества потребления. Он совершенночетко увидел одну из внешних причин кризиса – крупную региональную войну.Только медиум в его время мог бы точно указать на Афганистан: по мыслиАмальрика либерализация, а затем и крушение Советского Союза должно былопроизойти на фоне войны с Китаем. Эта ситуация явилась Рубиконом, где Россия,через вынужденную военную коалицию с Западом, окончательно определила свойевропейский выбор. Для современного читателя этот прогноз рождает конкретныеаналогии с известными сценариями уже в отношении будущего, в котором есть вероятностьбольшой войны России с Китаем за ресурсы Дальнего Востока, Сибири и ЦентральнойАзии. Поэтому не случайно разговор о ШОС стоит вести обращая внимание на этотактуальный и поучительный текст. Он задает правильный ход мысли последователям,желающим давать свои прогнозы на двадцатые и тридцатые годы этого столетия,которое все чаще называют веком Китая.
ШОС:Широкие Объятия Срединой.
Экспертыв области геополитики часто задаются вопросом, каким термином определитьсегодняшние реалии международных отношений: «однополярность»,«мультиполярность» или отсутствие полярности как таковой (об этой концепции винтервью «Республике» рассказывал Николай Злобин). Дело конечно не в терминах.Миропорядок настолько радикально усложнился, а полюса силы и влияния бываютстоль малы по времени и пространству, что итоговый баланс интересов, со всемиего составляющими, от бизнеса и иной «мягкой»силы до стратегической безопасности, практически невозможен. Сам факт созданияШОС, пожалуй, лучший пример подобного мульти коктейля.
Следуетдобавить и еще одну деталь. Единственным удачным стилем внешней политики всехчленов пятерки, вероятно за исключением Китая, является «многовекторность». Этозалог сохранения их суверенитета и страховка от доминантного поглощения со стороныдвух полюсов ШОС – расширяющегося пространства влияния Китая ипо-прежнему имеющей сильные позиции влияния на соседей, но все большеконцентрирующейся на собственных проблемах России.
Можетли ШОС в долгосрочной перспективе сыграть роль организации-буфера междуинтересами РФ и КНР в Центральной Азии? Или их конфликт (пусть и не военнымисредствами) неизбежен? Надо обладать особой ясностью ума, чтобы обстоятельноответить на эти вопросы. Ведь сами организаторы Шанхайского процесса неопределились для чего в первую очередь нужна им эта организация. Длявоенно-политического союза под прикрытием налаживания гуманитарных и культурныхсвязей? Для ограничения влияния США в регионе под прикрытием координации сил вборьбе с глобальными вызовами?
Глядяиз Москвы, анализируя опыт внешней политики Китая и России, оцениваязатраченные ресурсы и достигнутые результаты, видно несколько положений, изкоторых можно сделать вывод, что как минимум Пекин уже в состоянии определитьдля себя зачем ему нужен ШОС.
Давайтепосмотрим, используя методы классификации того же Злобина, что из себяпредставляет политика России и Китая.
Идля одной и для другой державы внешняя политика отчасти является продолжениемвнутренней. Но в случае с Россией, взаимодействие с регионом ЦА не обнаруживаетсистемы взаимного «оплодотворения». У России не происходит обмен ресурсамиразвития со странами СНГ, участниками ШОС. Вложения как правило направлены впроекты, имеющие быструю и краткосрочную отдачу. Прежде всего для сырьевых компаний.Длительность горизонта планирования не превышает пяти лет, за рядом исключений,как, например, в области энергетики. Единственным «островом» стабильного идолгосрочного присутствия РФ в ЦА, по крайней мере выглядят отношения Москвы сКазахстаном, но далее на юг провал.
ИКитай и Россия могут вложить в ЦА только деньги, и предложить свои услугистратегической безопасности, но совсем минимум предложения технологий, причемзаимствованных с Запада. В ответ же страны ЦА могут поделиться своим сырьем итрудовыми ресурсами. Для России сырье -- это товар исключительно дляспекулятивной перепродажи на западные рынки. Социальная интеграция населения ЦАс Россией происходит только через трудовую миграцию. Но трудовой ресурспрактически не институализирован в российский социум, ни толком в экономику,вопросы миграции отданы на откуп диким рыночным отношениям и контролируютсягосударством лишь частично, обрастая сильнейшей коррупцией.
ДляКитая сырье необходимо в первую очередь для внутреннего развития, а трудовыересурсы вообще не нужны. Нужны рынки сбыта собственной продукции. Это первоесистемное отличие двух центров ШОС.
Врезультате, при всех жестких ограничениях обратной связи с обществом внелиберальном Китае, его внешняя политика в регионе ШОС для китайца понятно изчего складывается, иными словами эта политика имеет четкую поддержку внутристраны. Для массы населения России, деятельность Москвы в ШОС не выходит запределы официальной пропаганды, то есть не имеет никакого вразумительного («житейского»)смысла.
Второймомент. Опыт России показывает, что Москве с более крупными партнерамижелательно не заключать долгосрочных договоров, не входить в жесткие блоки, ибомеждународная ситуация и понимание национальных интересов меняются стольстремительно, что часто подписанные договоры почти сразу начинают входить впротиворечие с реальностью, связывать руки, ограничивать варианты решений. Тоже самое, кстати, можно сказать в отношении Москвы, если мы смотреть например изАстаны, очевидно, что следующему поколению казахских политиков многиеназарбаевские обязательства и приметы промосковской лояльности могут показатьсяне работающими или слишком обременительными. Другой участник ШОС – Узбекистанеще при жизни своего первого «национального лидера» Ислама Каримова успел неменее двух раз поменять свою геополитическую ориентацию.
Не таков Китай. Он мыслитстолетиями. Прошлое его не тяготит, «не догоняет» как Россию эхо имперской экспансии.Китай стоит на своем месте зная, что ему нужно от партнера, и совсем необязательно, что партнер испытывает оптимизм от интересов Китая, но он знает,что от него хотят. Россия по–прежнему в поиске. Куда они ее приведут не знаетни она сама, ни ее соседи.
Третье,прямо вытекающее из второго суждения. Москва постоянно пересматривает кругсоюзников, друзей и врагов. Длительные внешнеполитические инвестиции,региональные системы безопасности и экономической кооперации для России как идля любого государства имеют смысл, но не обрели значимости, то есть не могутвоплотиться. Иллюстрацией этого тезиса является политика двух стран в отношенииТуркмении. В 2007 году, не имея в то время никаких оснований для уверенности в«честной игре» Ашхабада, Китай подкрепляет Генеральное соглашение о реализациипроекта газопровода между двумя странами, поставками для туркменской армиивоенного имущества. Китайская CNPC становится первой в Туркмении иностраннойкомпанией, которой выдана лицензия оператора на разведку и добычу сырья насуше. Заключив соглашение о разделе продукции, китайцы уже ведут разведкууглеводородов, а также обустройство соответствующей инфраструктуры. В началеиюня этого года Пекин объявил о выделении Ашхабаду льготного кредита в размере$3 млрд. на разработку месторождений Южный Иолотань (входит в четверкукрупнейших месторождений мира, прогнозируемые запасы составляют от 6 трлн до 14трлн кубометров газа).
Вэто время Кремль в Туркмении попадает в собственную ценовую ловушку.Планируемые объемы туркменского газа должны быть выкуплены по европейскойстоимости, Ашхабад отказывается продавать газ по меньшей стоимости, в то времякак падение потребления в Украине и далее на Запад, вынуждает Москву вообщеприостановить туркменский импорт. После аварии на экспортном трубопроводе САЦ-4прокачка газа так и не началась. Многолетние усилия по закреплению позицийРоссии в Туркмении, понесенные репутационные издержки, связанные с ублажениемрежимов Ниязова и Бердымухаммедова терпят крах.
УспехКитая заключается еще и в том, что он находится в стадии расширения зонывлияния, в то время как для России Центральная Азия давно обрела статус зоны «домашнейответственности» или «мягкого подбрюшья». Но сила и влияние России впостсоветский период неуклонно сокращалась. Поддержание зоны ответственноститеперь стоит неоправданно дорого, а исторические амбиции, понятие «эксклюзивныхправ» в национальном менталитете делает государство и его бюрократию заложникомдорогой геополитики.
Всеперечисленное конечно не означает, что Россия и Китай не могут плодотворноработать в отраслевых и ведомственных треках многосторонней кооперации ШОС.Просто необходимо понимать естественные исторические ограничения этойкооперации.
Выборэлиты.
Ближек саммиту ШОС в Екатеринбурге мы не раз услышим содержательный наборгеополитических выгод России от участия в ШОС. Некоторые из них очевидны и неподлежат критике. Мы (Казахстан и Россия) можем испытывать с Китаем конкуренциюза региональное влияние. Но все вместе сталкиваемся с водно-энергетическимипроблемами с вызовами наркотрафика и войны в Афганистане, мы должныкооперировать свои усилия в гражданских специальных ведомствах (МЧС и МВД). Унас есть дефицит культурных контактов и цивилизационного понимания друг друга.Все это есть в повестке ШОС, об этом много пишут.
Мнекажется, следует говорить о другом. Можно согласиться с тезисом, что успехРоссии в ШОС это последний шанс России укрепиться в роли мировой державы. Успехэтой роли укрепит и российскую политику в направлении Астаны. Учитывая уровеньконфликтности международной системы и того как Россия готова справляться свызовами, ведь военно-стратегический союз это прежде всего вызов, экзаменэкономике и проверка готовности политиков страны ограничить свои амбиции,становится понятно, что же именно не хватает российской политике. Это способностьк историческому выбору. Она в свою очередь требует способности к историческомумышлению, мышлению в категориях «больших длительностей», в категорияхгеополитических и геокультурных систем.
Российскаяполитика минувших лет выстраивалась исходя из приоритета непосредственныхделовых интересов - причем, прежде всего, деловых интересов элит. Впрочем, этимстрадает любая постсоветская политика, включая казахскую. Драматизм в том, чтоименно здесь как оказалось, мы и проигрываем конкуренцию с Китаем – российскийнациональный бизнес не модернизировал страну.
Недавноконсалтинговое агентство McKinseyвыпустило юбилейный доклад состояния развития России спустя десятьлет, после их первого анализа в 1999 году. В тот год производительность труда вдесяти секторах российской экономики составила 19% от уровня США. Самым«благополучным» выглядел сектор по производству программного обеспечения (38%),самыми отсталыми - производство молочной продукции (8%) и цемента (7%). На зареэпохи Путина, аналитики оценили его идею удвоения ВВП как реальную: если быежегодные темпы роста российской экономики держались в диапазоне 7–8%, то к2009 году Россия могла удвоить ВВП.
Почемуэтого не случилось? Эксперты выделили несколько главных причин. Первая –советские промышленные фонды так и не были заменены на новые (пик ихмаксимальной загрузки миновал). Вторая – последний всплеск численности рабочейсилы в России также миновал: к 2020 году трудоспособное население Россииуменьшится на 10 млн человек. Третья -- энергетические мощности устарели на 20лет. К примеру, 40% российских ТЭЦ старше 40 лет (для сравнения: число подобныхобъектов в Китае составляет 3%, в США - 28%). Четвертая -- несмотря на высокуюграмотность населения и уровень технического образования в России, предприятиямостро не хватает грамотных управленцев.
Задесять лет эти задачи российская политическая и бизнес элита решать не хотела.
Возникаетвопрос, а что же они хотят видеть от своего участия в ШОС? Вопрос нетривиальный если мы будем рассуждать как сторонники этой организации. Ведь ШОСв глубоком смысле понимания своей задачи требует мобилизации иного рода, нежелинаши элиты знают. Наши сырьевые элиты не достаточно богаты, чтобы изменитьтренд потребления на создание ценностей и эталонов. Не богаты в прямом ипереносном смысле. В прямом – не имеют надежную моральную опору своим капиталамвнутри страны, массовое сознание по-прежнему идентифицирует национальныхолигархов как воров. Отсюда получается, что вор должен либо убежать, либо всеотдать тем или иным способом, третьего не дано. В косвенном смысле – элита небогата духом, то есть решимостью исправить свой первородный грех «воровства»национального богатства, не способна на трудную дорогу созидания не своейсемьи, а своей страны. Отсюда и тот драматизм перманентного их бегства изстраны, который подметил российский философ Михаил Ремизов – «истеблишмент воспринимает интеграцию в западную элиту как свою собственнуюсверх задачу, или задачу своих детей, но при этом с горечью видит, что вхождение в сложившиеся на Западе элитные сети для постсоветской элитыневозможно...»
ОстаетсяШОС? Условно говоря, глобальный евразийский вектор, путь сувереннойнелиберальной демократии, с ограниченным доступом к политическим свободам. Дотой поры пока национальные интересы Китая не станут угрожать сырьевомусуверенитету российской элиты, как это в первом приближении, около сорока летназад описал диссидентствующий публицист Андрей Амальрик… Ну а пока, раздел ШОСв сознании западных либералов уже нашел нишу: Китай, Россия, Иран и Пакистан(члены и наблюдатели ШОС) в докладе Freedom House помещены в категориюавторитарных режимов XXI века.
Сокращенныйвариант опубликован на сайте газеты "Республика" 11.06.09
