Турецко-армянский диалог и интересы России на Южном Кавказе.

Дата:
Автор: ИАЦ МГУ
«Дорожную карту» турецко-армянского сближения можно назвать региональной сенсацией этого года, имеющей резонанс, сопоставимый с грузино-российской войной августа 2008. Собственно говоря, турецкая инициатива оказалась актуализирована как раз в процессе конфликта, и с определенных позиций она может рассматриваться как порождение этой войны: образовавшийся острый разлом в сложившимся более-менее сглаженном постсоветском рельефе безопасности на Южном Кавказе был умело использован турецкой дипломатией для продвижения своих проектов.
Турецко-армянский диалог и интересы России на Южном Кавказе.

Турецко-армянский диалоги интересы России на Южном Кавказе.

«Дорожную карту» турецко-армянского сближения можно назвать региональнойсенсацией этого года, имеющей резонанс, сопоставимый с грузино-российскойвойной августа 2008. Собственно говоря, турецкая инициатива оказаласьактуализирована как раз в процессе конфликта, и с определенных позиций онаможет рассматриваться как порождение этой войны: образовавшийся острый разлом всложившимся более-менее сглаженном постсоветском рельефе безопасности на ЮжномКавказе был умело использован турецкой дипломатией для продвижения своихпроектов.

В частности, имеется ввиду «Платформа стабильности и сотрудничества».Образно говоря, речь скорее идет о названии файла, из которого, при удачномраскладе и «тихой погоде» могут быть инсталлированы различные элементы:например, для загрузки регионального общественно-политического диалога (в томчисле по кризисным линиям Москва – Тбилиси и Анкара-Ереван), или могут бытьобнаружены элементы для построения региональнойкавказской организации по типу «Северного измерения» , или могут быть найденыудобные условия для инициатив других партнеров Турции на Кавказе. Если совсемупрощенно, то это предложение к «друзьям и соседям» поговорить о наболевшем всамом общем формате. Результаты этой дипломатии Анкара могла бы использовать вдругих направлениях: для усиления своего влияния на европейских субъектов идемонстрации своих возможностей перед Вашингтоном.

Анкара не стала ходить вокруг да около с «Платформойстабильности», и после ряда консультаций с партнерами на самом высоком уровне(см. встречи Эрдогана и Путина, Эрдогана и Алиева), прямо решила взяться за свойсамый острый вопрос на Кавказе – Армения.

Сразу же сделаем акцент – инициатива по подготовке стартадипломатических и иных отношений с Арменией не отражает консенсуса турецкогообщества и ее элит. Более того, является весьма критичной для внутреннейполитики, а именно уверенного положения «Партии справедливости и развития» Эрдоганана турецком политическом Олимпе. По данным внутритурецкого опроса службы Genar 67,6%респондентов высказались против возможного открытия границы и установлениядипломатических отношений с Арменией, в то время как поддерживают этуинициативу лишь 32,4% (данные на 26 апреля 2009). Армянское сближение Анкарыможет породить не только рост оппозиционных настроений в регионах Турции, но ираскол в самой правящей партии. Для большинства групп турецких элит этонеудачный внешнеполитический эксперимент кабинета Эрдогана. Не станем далееразвивать эту тему, отметим лишь то, что турецкая внешняя политика, будучиболее дисциплинированной и подчиненной одному центру, также как и российская,сталкивается с менее трудными проблемами «ножниц», когда смелая и подчас крутаяинициатива оценивается местными политикам и экспертами практическидиаметрально. Как и в случае с российской внешней политикой, польза длянациональных интересов в сфере бизнеса может разительно не стыковаться с интересамив области безопасности и геополитики. И общая, итоговая линия политики невсегда обнаруживается.

Перейдем к России. В определенной степени это конечно «нашапроблематика» -- Россия вовлечена в кавказские дела, присутствует на ЮжномКавказе, является спонсором карабахского урегулирования, в России проживаетгромадная диаспора из этого региона, Турция, Армения, Азербайджан – важнейшиепартнеры России в регионе и выгодные союзники. Но в то же время, если мы попытаемсяразобраться как турецко-армянский процесс влияет на наши национальные интересыв регионе, то четкого ответа мы не найдем просто в виду отсутствия ясного пониманиятого, что же представляют из себя в долгосрочном плане «наши интересы» запределами общих положений о защите российских кавказских границ и «мире безвойны», зафиксированных в концепции национальной безопасности до 2020 года.

Можно посмотреть шире. Национальный интерес затрагивает иливолнует большинство граждан страны. Как мы указали, он наблюдается средитурецких граждан в отношении Армении. В нашем случае, например, тема «Украина»,весь комплекс проблем социально-политического развития этой страны, включаяположение русскоязычных граждан – без всяких искусственных модуляций и кавычек органичновплетена в ткань общественного пространства России. Мы можем легко обнаружитьконсенсусное мнение россиян по тем или иным вопросам, связанным с Украиной. Поэтомумы можем говорить о наличии национального интереса России в отношении Украины,пусть не очень зрелого и до сих пор не оформленного в «украинскую стратегию»российской политики. Причем этот интерес может далеко отклоняется в сторону отинтересов корпоративных «газовых разборок», а также, например, от классическойформулы «вернем Крым». Или, например, Абхазия, опять-таки та страна, вотношении проблем которой мы также можем получить национальный консенсусбизнеса и простых граждан: «рядом Сочи», «была агрессия Грузии» и прочиесмысловые позиции мотивирующие общенациональный интерес.

Но в ситуации проблем Южного Кавказа, мы, находясь в России,скорее можем рассуждать лишь о пользе того или иного решения Кремля применительнок задачам узкого профиля: задачам российского ТЭК, «Газпрома», применительно к интересамторговли, развития коммуникаций, применительно к задачам безопасности, в той ихчасти, что связаны с российскими границами (лишь последнее четко отраженно в«Стратегии национальной безопасности до 2020 года»). Можно конечно искусственносвести перечисленные интересы компаний, различных бизнес-групп, региональныхполитических элит к прямому национальному интересу РФ в этом регионе. Однако,если мы станем на такую позицию, мы не можем честно говорить, что они стыкуютсяв общую стратегию развития присутствия России на Южном Кавказе, скореенаблюдается лишь их периодическая синхронизация. Сначала виден один мотив,затем другой. В одном случае действия Кремля в регионе мотивированны условноговоря генералитетом, в другом -- бизнесом, причем в одном случае российскимбизнесом, в другом их партнеров из сопредельных государств (бизнеса элит идиаспоры Армении или Азербайджана). Отчасти из-за этой размытости отраслевых иклановых интересов мы не видим сформулированной долгой стратегии, сведенной водну генеральную линию дипломатии.

Даже если у России пока нет общей стратегии в отношениивсего региона, мы все равно должны рассматривать турецкую и подобные другиеинициативы как вызов российской дипломатии на Кавказе, который надо правильнорасшифровать и эффективно ответить. В идеале мы должны определиться – если мы «ЗА»турецкую инициативу, то чем можем поддержать, если «НЕТ», то, что можемпредложить партнерам в качестве своей альтернативы. Третий вариант -- определитьвозможные гибкие сценарии эффективного российского реагирования, умещающиеся впространстве между «да» и «нет».

Но на деле все обстоит по-другому. Наблюдатели и аналитикине могут достоверно определить как будет выстроена линия российской внешнейполитики в этом регионе.

В качестве показательного примера размытости наших интересовимеет смысл в интернет статье привести такой эпизод. На следующий день послеполучения информации о наличии «дорожной карты» урегулирования, в «Коммерсанте»выходит грамотная обзорная статья «Ереван и Анкарамирятся за счет России» . В самом конце приведена цитата из МИДовскогоисточника газеты, который или неудачно был процитирован или действительноназвал турецкую инициативу «бессодержательнойпиар-акцией». Что это за «источник» в МИДе знает только журналист. Как правило,необходимые Кремлю точные формулировки для публикации высокого «мнения» поразным волнующим их вопросам происходят из стен администрации президента или аппаратапремьера и рассылаются в газеты обычно агентством «Интерфакс». Есть и другиеметоды. Что касается высказывания источника «Ъ» то для наблюдателя это как разпример дезориентации в отсутствии единой линии. И вот почему. Еще одна цитата:

«Вопрос: КакРоссия относится к перспективе нормализации армяно–турецких отношений? С.В.Лавров : Прежде всего, этодвустороннее дело Армении и Турции. Мы приветствуем любые шаги, которые ведут кнормализации отношений между любыми странами. Из этого будем исходить и желаемуспехов на данном направлении».

(Цитата по стенограмме выступления министра иностранных дел РФСергея Лаврова по итогам заседания Совета министров иностранных дел организацииЧерноморского экономического сотрудничества, Ереван, 16 апреля 2009 года ( http://www.mid.ru/brp_4.nsf/0/61E8102E1573A8C8C325759A00596DDC )

С определенной долей уверенности можно говорить, что по сутиоба из диаметральных высказываний чиновников МИД разного уровня отражают лишьотстранено-прохладное отношение официальной Москвы к этому процессу: непонятно, что с этим делать и каких результатов ждать. В отличие от Анкары,Еревана, Баку, где за региональную дипломатию отвечают иногда буквально жизньюсвоих политиков, для Москвы и ее политиков эта проблематика на дальнем плане.Причем если в отношении Украины, связанной с Россией живыми корнями данный фактотсутствия стратегии есть проблема и кризис российской внешней политики, то вслучае с Южным Кавказом, где Россия лишь «присутствует» в большей или меньшейстепени, отсутствие целостной стратегии – на мой взгляд просто констатацияфакта, негативное значение которого не стоит недооценивать но и не следует преувеличивать.

* * *

Многие примеры российской политики, которые обычно приводят вдоказательство умелой так и менее удачной манипуляции Москвы этим регионом, говорятскорее в пользу отсутствия властного консенсуса в понимании долгосрочных интересовРоссии на Южном Кавказе. При этом, неплохо получается работать с отдельнымистранами по отдельным проблемам. Но когда мы пытаемся выходить на макро уровень,общая траектория оказывается слишком изломанной и реактивной, чтобыпретендовать на стратегию. Понятно, что 1990-е не было плана постепенного играмотного «отступления» то есть сокращения присутствия вслед за таянием ресурсовподдержки дипломатии, сворачивания российского присутствия на Кавказе, но когдапоявились финансовые и политические ресурсы, не оказалось плана возвращения.Естественным, своего рода эмпирическим путем обнаружился лишь ресурс совместногобизнеса и капиталов, его по мере сил и используют. Однако, итоговаясоставляющая многочисленных российских проектов не позволяет говорить о ростеполитического и геополитического влияния России в регионе. Формально говоря, в1990-х шанс на увеличение позитивного российского присутствия был выше, нообъективная реальность концентрации Кремля на проблемах российского Кавказазамедлила темп российских инициатив, бизнес также развивался сравнительнотрудно. По мере продвижения Запада на Кавказ была возможность присоединится кзападным проектам, (хотя нас и не ждали особо, но такие возможности были).Нынешние перспективы роста российского влияния южно-кавказскими элитами вомногом ставятся от урегулирования их сепаратистских конфликтов. Но возникаетвопрос – а каковы собственно те бонусы, которые мы могли получить от этого? Изменение«западного» вектора на «про-россиский»? Но это смешно – ни первого, ни второговектора не существует в СНГ в принципе, это лишь упрощенная формула длягазетных статей. Есть лишь интересы, которые иногда совпадают.

Давайте в общем приближении посмотрим, как Москвареализовывала на Ю.Кавказе интересы (мы не говорим национальные), а просто сопряженныес российскими элитами, группами влияния и крупным бизнесом и каких политическихрезультатов может достичь в будущем, следуя нынешним курсом.

В свое время, экспертами и рядом политиков много говорилосьо невыгодных с российской точки зрения маршрутах трубопроводов из Каспия через Ю.Кавказв обход России. Но в 1990-е реакция власти была «странной», они либо не моглиточно спрогнозировать и определить уровень реальной опасности «обходной трубы»,не смогли вовремя направить на ее купирование нужное количество средств, либоих считали не столь угрожающими для интересов российского ТЭК, но, следуяпринципу меньшего зла средства для долевого закрепления в «антироссийскихпроектах» так и не были найдены. В итоге нефтепроводы выстроены, а участиероссийского бизнеса в них отсутствует. Единственная прямая зацепка лишь вгазовом бизнесе -- доля «Лукойла» в СП «Lukagip» проекта «Шах-Дениз». Игры в «трубопроводныекоридоры» приносили лишь осложнения: сначала была реакция игнорирования инеприятия, затем, когда в последние годы центр тяжести геополитики сместился нагаз Кремль изменил реакцию «неприятия» на тактику влияния на сырьевые консорциумы(Stаtoil) и выгодных рыночных предложений местнойэлите (меморандум о закупках экспортных партий азербайджанского газа с 2010года).

Предположим, что «Газпром» стал бы скупать весь газ совторой стадии «Шах-Дениз». Это приведет к увеличению объема товарооборота. Нотолько в связи с этим очень трудно говорить о каком-либо существенномрадикальном изменении политического климата или продвижении России в этотрегион Южного Кавказа.

К примеру, введем в эту формулу проблему Карабаха. И зададимсебе вопрос. Если Москва очень серьезно посодействует азербайджанскому вариантурешения проблемы – это приведет к радикальному изменению вектораазербайджанского экспорта? Просто в благодарность РФ Азербайджан откажется отНабукко, если этот проект будет доведен до стадии строительства на азербайджанскойтерритории? При наличии ресурсов и времени Набукко и так может быть построен, внезависимости от объема решения этого конфликта. Ответ здесь достаточноочевиден. Любое изменение ситуации вокруг Карабаха не будет заслугой и несможет быть оформлено как «заслуга» одного спонсора урегулирования. Поэтому отрешения карабахского вопроса (а он не может быть решен сразу одним росчеркомпера, требуется время на построение демилитаризованной зоны в нынеоккупированных района) конфигурация нефте-газового взаимодействия России иЗапада с Азербайджаном не изменится. Более того, нефтегазовая игра на Ю.Кавказев своих основных актах уже сыграна.

Зато, в других сферах взаимодействия, безусловно заметны элементыроссийского присутствия, которые могут в будущем стать платформой развертываниядолгосрочного развития: их легко найти в макроэкономических и инфраструктурныхпроектах. Некоторые из них обрывочны и рождены «временем бизнеса», некоторые рожденыопережающей стратегией. Они есть и в Армении и в Азербайджане, сохранились дажев Грузии. Например, инвестиции ОАО РЖД в Армению в расчете на открытиекоммуникаций, проекты бывшего РАО ЕЭС по объединению энергосетей Южного Кавказаи России из расчета роста промышленного производства, прежде всего вАзербайджане. При этом, многие проекты, которые приходиться поддерживать встранах Южного Кавказа если и рентабельны, то по-серьезному не влияют наинтересы крупнейших бизнес-групп России, а значит не могут претендовать напервую строку общенационального российского внимания к ним.

Отдельного рассмотрения требуют интересы российских военныхи соответственно российской безопасности. На мой взгляд, они отодвинуты науровень горизонта. Стратегии российского военного присутствия на Южном Кавказетак и не было найдено. Сначала обнулились политические аргументы, позволявшиеРФ присутствовать на грузинских базах, затем Москва оказалась в заложникахсильнейшего давления режима Саакашвили, базы свернули. Перемещение частитехники на базу Гюмри в Армении вызвало долгоиграющий скандал с Баку.

Справка:

Приблизительный состав российской базы 102-й военной базы в Гюмри(г. Ленинакан). Сформирована на базе 127-й мотострелковой дивизии. В общейсложности на территории Армении находится около 5000 российских военнослужащих,более 70 танков, свыше 160 БТР и БМП, около 90 артсистем, зенитно-ракетныйполк, оснащенный комплексами С-300В. Авиационная компонента: база ВВС с 18-юистребителями МиГ-29 в Эребуни (г. Ереван).

Российская база в Армении имеет сугубо региональныйхарактер. Дело не в том, что она ограниченна в своем влиянии, просто российскоеприсутствие в Армении требует пересмотра и модернизации исходя из запросавремени и все более активного развития сотрудничества Армении с НАТО. Российскоевоенное присутствие в Азербайджане ограниченно объектом РЛС «Дарьял» в Габале.Существуют разные оценки будущего РЛС, однако вопрос продления аренды после2012 года не лежит в плоскости российско-азербайджанских отношений. Скорее этоотносится к проблеме ясного представления Москвы относительно необходимости ее эксплуатации,а также использования в крупной игре по линии Вашингтона. Касательно того какразвитие турецко-армянского диалога повлияет на будущее российского присутствияв Армении есть разные версии. Существует точка зрения, что Анкара можетнастаивать на выводе российских пограничников с армяно-турецкой границы. Такоеможет произойти, рано или поздно, учитывая, что присутствие российскихпограничников в Армении также как и офицеров космических войск РФ вАзербайджане ограниченно по времени рамками договора.

При позитивном исходе турецко-армянского диалога, наиболее очевидновыигрывают интересы армянского бизнеса, бизнеса диаспоры и смыкающегося с ними российскогобизнеса. В первую очередь это приведет к увеличению товарооборота междуАрменией и Турцией. Согласно исследованию "Армянской группы международныхэкономических исследований" проведенному на рубеже 2006 2007 года выигрышдля армянского рынка произойдет за счет сокращения транспортных расходов наимпортируемые в страну товары. Сокращение расстояний перевозок на 10% обеспечитувеличение товарооборота на 15%. По данным исследования товарооборот междуАрменией и Турцией при закрытой границе в 2005 году составлял не менее $37 млн.(импорт в Армению $34 млн., экспорт - $3 млн). Перевозки осуществлялся черезтретьи страны, в частности, через Грузию. По мнению армянских исследователей открытиеграницы приведет к тому, что показатель импорта из Турции увеличится на 50%, аэкспорта - на 88%. В случае открытия таможенного пропускного пункта около Гюмривозникнет перспектива открытия железнодорожного сообщения Карс-Гюмри.

В заключении перейдем к Азербайджану. Это главный узелтурецко-армянского урегулирования, ведущий партнер Турции и России на Кавказе. Намой взгляд, изменение расклада сил в треугольнике Турция-Армения-Азербайджан приудачном стечении обстоятельств может дать определенные бонусы, но вряд липовысит ставки российской игры в регионе. Вот по какой причине. Снова вернемсяк тому, что обсуждали выше: перспектива новых российских проектов вАзербайджане косвенно увязана Баку с решением карабахской проблемы. В одиночкурешить «Карабах» РФ не может – это вопрос комплексного участия. Координация сСША в этом, как и в других вопросах постсоветской повестки у России отсутствует.Выстроить цепочку, при которой Армения начинает процесс освобождения частитерриторий при постепенном открытии границ со стороны Турции колоссальнотрудно. Речь идет о том, что необходимо «залакировать» сразу два конфликтамежду тремя странами.

Но предположим, что такая комбинация обнаруживается. Чтопотом? Как этим Москва может воспользоваться?

И здесь мы возвращаемся к тому, откуда начали -- мы не имеемчеткой программы и ресурсов реализации российской стратегии на Ю.Кавказе. Несмотряна опыт грузинской войны, Москва по-прежнему играет выжидательную и в чем-топассивно-охранительную партию, публично при очень высоких геополитическихамбициях. Москве очевидно, что в будущий мирный коридор от Карса через Ереван иКарабах к Баку скорее войдут условно «западные» интересы, нежели условно говоря«российские».

Является ли это тупиком? Вероятно нет. Мы ничего не теряемпри новом раскладе – отраслевые интересы российской элиты ТЭК будут сохранены,интересы военных трансформированы, межнациональный бизнес возможно даже получитновый импульс. Если в чистом виде, без влияния Вашингтона, взять турецкуюинициативу по диалогу с Арменией, то ее поддержка Москвой укрепит и без тоготесные отношения с Анкарой и вряд ли нанесет урон российским проектам в Армениии в Азербайджане.

Поделиться: