Впоследствии данное понятие неоднократно подвергалось серьезной научной критике. Сейчас параллельно существуют несколько альтернативных вариантов названий, таких, например, как «страны ближнего зарубежья» или «государства СНГ». Для сравнения, в поисковой системе «Яндекс» зафиксировано 3 млн. страниц для «Постсоветского пространства» и примерно на миллион меньше для «стран ближнего зарубежья», что косвенно свидетельствует о масштабах применения и глубине укоренения этого понятия, как в научной среде, так и на уровне пользователей-обывателей.
17 лет назад на геополитической карте мира появилось новое образование. Термин, характеризующий этот пространственный объект, был впервые зафиксирован в статье Альгиса Празаускаса «СНГ как постколониальное пространство».
Впоследствии данное понятие неоднократно подвергалось серьезной научной критике. Сейчас параллельно существуют несколько альтернативных вариантов названий, таких, например, как «страны ближнего зарубежья» или «государства СНГ». Для сравнения, в поисковой системе «Яндекс» зафиксировано 3 млн. страниц для «Постсоветского пространства» и примерно на миллион меньше для «стран ближнего зарубежья», что косвенно свидетельствует о масштабах применения и глубине укоренения этого понятия, как в научной среде, так и на уровне пользователей-обывателей.
Примечательно, что профессор Празаускас писал о постсоветском пространстве, проводя сравнения с колониальными империями прошлых веков, которые даже после обретения независимости оставались в культурном и отчасти экономическом пространстве бывшей метрополии. Автор статьи в «Независимой газете» поставил, как оказалось, главный вопрос, не утративший своей актуальности и за прошедшие семнадцать лет: применим ли аналогичный принцип к оценке и анализу пространства, сложившегося после распада Советской империи?
Полагаю, что даже спустя почти два десятилетия получить консолидированный ответ вряд ли возможно. Прибалтийские ученые однозначно отказываются включать Литву, Латвию и Эстонию в границы постсоветского пространства, указывая, что сорок лет пребывания в составе Советского Союза - слишком малый срок для тесного соединения незримыми нитями социо-культурного, духовного и ментального единства. Правда, тот факт, что прибалтийские губернии существовали в составе Российской империи с момента окончания Северной войны, в Риге, Таллинне и Вильнюсе фактически игнорируется, ограничивая круг рассуждений временными рамками прошлого века, тогда, как их наиболее радикальные оппоненты четко указывают на наличие тесных генетических связей между Российской империей и империей Советской.
Значит, глубина общей истории для постсоветских стран вовсе не ограничивается семи десятью четырьмя годами. По мнению министра иностранных дел Великобритании Дэвида Милибанда , понятие постоветского пространства устарело. «По-моему, русские хотят использовать концепцию, так называемого "постсоветского пространства ", не понимая, что граничащие с Россией бывшие республики СССР - это независимые страны с суверенными границами .Я считаю это неприемлемым. Украина , Грузия и другие - это не "постсоветское пространство". Это - независимые суверенные страны, обладающие собственным правом территориальной целостности». - таково мнение высокопоставленного британского чиновник. И его мнение - не единичный пример.
Чтобы уйти от политизированных оценок и попытаться проанализировать внутреннее содержание термина «постсоветское пространство», нам, прежде всего, необходимо понять, что является связующим звеном, краеугольным камнем этой системы. В конечном счете, вопрос о будущем постсоветского пространства - это в значительной степени вопрос о будущем самой России, поскольку специалисты, которые пишут, что между русским элементом и нерусскими народами в составе империи отсутствовало реальное единство, подменявшееся административным ресурсом ограничения и подавления применительно к нынешнему моменту говорят уже о том, что желание России сохранить свое экономическое и культурное влияние в бывших республиках Советского Союза противоречит объективному стремлению каждой из этих Республик двигаться в совершенно противоположном направлении, зачастую неважно, в каком именно: Евросоюзу, Китаю или какому-либо иному центру региональной интеграции.
Ну, а если спроецировать эту линию рассуждений на ближайшее будущее России, то в рамках данной логики неизбежно окажется отрицание права России на существование как Федеративного государства с национальными автономиями.
Корень проблемы, связанной с прошлым, настоящим и будущим постсоветского пространства, наиболее внятно сформулировал Андрей Ермолаев, который отметил, что Советский Союз - это не просто государственное образование, а государственно-цивилизационное образование. Осколки общей цивилизации не в состоянии отделиться или изолироваться друг от друга за столь краткий с исторической точки зрения срок. Можно ограничить сферу развития русского языка как одного из ключевых интеграционных элементов. Можно искусственно ограничить механизмы народно-хозяйственных связей, разорвать производственные цепочки, существовавшие во «всесоюзном сборочном цеху». Можно попытаться запретить праздновать общие праздники, переписать учебники по истории, сформировать новую систему мифов, дать имена новым героям.
Но как быть с практиками разных культур и общественных опытов, и в этом отношении я снова возвращаюсь к словам Андрея Ермолаева, которые не поддаются трансформации в том виде, в каком хотелось бы новым политическим элитам стран СНГ. Эта цивилизационная эклектика может носить разные имена и названия. В Казахстане, допустим, ее называют евразийством. А ведь именно Казахстан среди всех бывших республик Советского Союза более всего походил на полигон для проведения подобных экспериментов. Не случайно, что в конце 70-х гг. именно эту республику называли «лабораторией дружбы народов».
И все-таки, каким будет будущее постсоветского пространства? В настоящий момент контуры будущего прочерчены не до конца. Напротив, кажется, что постсоветское пространство дробится, утрачивает свою первоначальную конфигурацию, но в то же время в полном соответствии с законами диалектики включает в себя новые пространственные объекты, которые никогда не входили в состав Российской империи или Советского Союза. Эта тенденция особенно заметна, если мы обратимся к оценке главных интеграционных проектов на постоветском пространстве, как, например, Шанхайская Организация Сотрудничества, одним из создателей которой является Китай, также имеющий свои особые интересы в республиках бывшего Советского Союза. Абсолютно прав Владислав Иноземцев, когда говорит о том, что регионы, объединяемые только прошлым, не имеют будущего. Если Россия заинтересована в том, чтобы сохранить постсоветское пространство, она неизбежно должна инициировать новые совместные проекты, прежде всего, инновационные, обращенные к решению задач модернизации в политической и экономической сфере.
Каковы современные тенденции развития постсоветского пространства? Они достаточно противоречивы. Прежде всего, потому что в начале 21 века мы наблюдаем системную хаотизацию традиционных механизмов безопасности, в том числе на постсоветском пространстве. Отсутствие четких правил игры приводит к неизбежным проблемам в определении границ всего комплекса межстрановых вопросов. А, самое главное, что активное участие внешних сил в процессах, происходящих в странах СНГ, идет, скорее, не во благо, а во вред для внутренней стабильности и эффективного взаимодействия между региональными силами и участниками так называемой «большой игры».
Но, если перейти от общего к частному и рассмотреть эти тенденции на примере вопросов политики, экономики, безопасности, то мы увидим следующую картину.
В экономическом отношении неравномерность развития постсоветских стран не только не уменьшилась, но и, напротив, возросла. А в условиях кризиса эта тенденция проявилась достаточно причудливым образом, поскольку более всего от кризиса пострадали как раз те страны, которые относятся, по мнению международных экспертов, к числу наиболее успешных в экономическом отношении стран СНГ - Россия, Казахстан, Украина. В то же время такие страны, как Молдова, Узбекистан, Туркмения менее интегрированы в мировые экономические процессы, в целом оказались и менее подвержены кризисным тенденциям. Например, в Белоруссии ВВП вырос в 2008 году на 10%, в Таджикистане на 7,9%, в Кыргызстане на 7,6%. Для сравнения: в России зафиксирован рост чуть более 5%, а в Украине - 2,1%. Это в 5 раз меньше, чем у абсолютного лидера среди стран СНГ - Азербайджана, где этот показатель составил 10,8%.
Также очевидно, что по-прежнему страны СНГ делятся на ресурсно-сырьевые государства и страны, не обладающие значительной сырьевой базой. Наиболее яркий пример - Центральная Азия, где налицо глубокое расслоение между странами, обладающими нефтью и газом и Таджикистаном с Киргизией, единственный ресурсный источник которых это вода. Но в проигрыше пока что и те, и другие, поскольку даже локомотивы регионального развития в лице Казахстана и Узбекистана так и не сумели перейти к реальной диверсификации экономики.
В политическом плане мы также видим, что транзитный период далеко не завершен. Динамика изменений в пространстве между президентской и парламентской формой правлений по-прежнему неустойчива. В России и центрально-азиатских государствах мы видим заметное усиление президентской власти при одновременном декларировании политической реформы, связанной с более эффективным выстраиванием баланса между исполнительной, законодательной и судебной властью.
В Казахстане, Таджикистане и Узбекистане эта неопределенность напрямую связана с фактором приемничества. В этих странах еще не было процедуры передачи власти в рамках некой легитимной формулы. Россия и Армения первыми на постсоветском пространстве первыми такой пример продемонстрировали, но в достаточно причудливой форме, что особенно заметно на российских реалиях, где окончательно оформился политический дуализм. В то же время Азербайджан идет по пути центрально-азиатских политий, а Грузия и Украина пытаются сохранить «западную» модель демократических институтов на абсолютно советской базе отношений между властью и оппозицией.
Что из этого следует? Самый простой ответ заключается в том, что эпоха транзита так и не завершена ни в политической, ни в экономической сфере. Нынешний кризис может разрушить миф об эффективных национальных государствах, поставить под сомнение устойчивость созданных политических институтов. Но, с другой стороны, возможно, что и есть шанс для постсоветских стран выйти на принципиально новый уровень развития, преодолев ограниченность демократических институтов и, сняв ограничение на развитие гражданского общества.
Что бы ни говорили оппоненты российских властей, на постсоветском пространстве есть только одна страна, которая может стать ядром для развития модернизационных процессов в политической, экономической и социальной сфере. США и ЕвроСоюз предлагают альтернативные проекты, которые в своей идеологической основе апеллируют к понятию «демократия», а в сугубо прагматическом плане могут быть сведены к формуле «ресурсы в обмен на технологии».
Готова ли Россия в нынешних условиях предложить разумную альтернативу инновационного развития для бывших республик Советского Союза - времени для ответа на этот вопрос остается все меньше. Но, как известно, одно из значений слова кризис - это по-гречески решение. И, видимо, настал тот момент, когда окончательное решение должно быть принято, поскольку в случае окончательного вытеснения России на периферию постсоветского пространства неизбежно будет актуализирован тот сценарий, о котором я уже говорил выше - вслед за распадом постсоветской системы может произойти и распад самой России.
Ну, а для того, чтобы разрушить СНГ не требуется каких-либо сверхусилий. Достаточно всего лишь ликвидировать оставшиеся торговые преференции, отменить свободное безвизовое перемещение и окончательно ликвидировать статус русского языка, как инструмента межнационального общения.
Доминирующая роль России на постсоветском пространстве, во многом, это еще фундамент прошлого, а не достижение настоящего. Адекватный ответ на новые вызовы времени, вполне возможно, потребует от России более внятной и в то же время более решительной политики по отношению к своим соседям на постсоветском пространстве, но столь же очевидно, что ключевым словом, характеризующим эту политику должно стать слово «ответственная». В противном случае мы станем заложниками фантомного убеждения жителей города Глупова в том, что хлеб можно собрать не посеяв.
