Трансформация геополитического статус-кво в Центральной Азии (ЦА), по большому счету, может происходить в одном из двух направлений: либо регион становится «яблоком раздора», либо - «трубкой мира». В решающей степени это будет зависеть от выбора региональной стратегии всеми пятью государствами ЦА.Их внешняя политика может формироваться и артикулироваться либо как субординационная, т.е. преимущественно подчиненная воле той или иной великой державы в ущерб своим собственным интересам, либо как координационная, т.е. согласованная, общая, интегрированная перед лицом вызовов, в том числе державных, извне. Первая - это политика зависимости, вторая - это политика независимости. За годы независимости, во внешней политике стран Центральной Азии в разной степени интенсивности проявляли себя как субординационные, так и координационные начала. При всем том, мы должны признать, что субординационные начала превалировали.
В Москве готовится к выходу очередной номер сборника статей "Россия-Узбекистан: история и современность". Предлагаем посетителям сайта краткие версии материалов этого научного издания.
Фарход Толипов, кандидат политических наук -руководитель секции политической истории Общества историков Узбекистана
Трансформация геополитического статус-кво в Центральной Азии (ЦА), по большому счету, может происходить в одном из двух направлений: либо регион становится «яблоком раздора», либо - «трубкой мира». В решающей степени это будет зависеть от выбора региональной стратегии всеми пятью государствами ЦА.
Их внешняя политика может формироваться и артикулироваться либо как субординационная, т.е. преимущественно подчиненная воле той или иной великой державы в ущерб своим собственным интересам, либо как координационная, т.е. согласованная, общая, интегрированная перед лицом вызовов, в том числе державных, извне. Первая - это политика зависимости, вторая - это политика независимости. За годы независимости, во внешней политике стран Центральной Азии в разной степени интенсивности проявляли себя как субординационные, так и координационные начала. При всем том, мы должны признать, что субординационные начала превалировали.
Иного, видимо, и не могло быть в условиях геополитичсекого стресса, в которых оказались новые независимые государства (ННГ) ЦА с обретением независимости. Этот стресс сохраняется и поныне, искажая подчас естественно-историчсекий процесс и становясь, тем самым, серьезным вызовом их безопасности.
Термины «геополитический плюрализм», «диверсификация», «многовекторная политика», «присутствие внешних держав» и т.п., вошедшие в политический лексикон новых независимых, отражают беспрецедентный по своему масштабу и значению и достаточно драматичный процесс поиска ими своей, если можно так выразиться, внешней идентичности. Закономерности формирования внешнеполитической ориентации молодого государства представляют собой, в силу этого, не просто академический интерес, их осмысление важно для правильного определения политического курса государства на ближайшую, среднесрочную и долгосрочную перспективу.
Таким государствам, как Узбекистан, бывшим некогда буфером и объектом геополитического раздора, ничего другого не остается, кроме как стремиться использовать выгоды от сотрудничества с каждым из геополитических соперников и постоянно доказывать и демонстрировать последним, что такая стратегия - наиболее рациональный выбор, который не направлен против кого-либо из них, более того направлен на их примирение и сближение .
Немаловажное значение во внешнеполитических действиях и ориентациях ННГ, несомненно, имеет их участие в различных многосторонних форматах. Центральная Азия за семнадцать лет независимости оказалась в деликатной ситуации в том смысле, что ее стали «окружать заботой» сразу несколько международных организаций, предлагая, так сказать, секьюритологические и иные интеграционные услуги. Их можно, условно, классифицировать в следующих форматах:
- ЦА и ОБСЕ;
- ЦА и НАТО;
- ЦА и ЕврАзЭС;
- ЦА и ОДКБ, СНГ;
- ЦА и ШОС;
- ЦА и проект «Большая Центральная Азия» (БЦА);
- ЦА и Исламский мир.
Наиболее ярко геополитическое соперничество великих держав в рассматриваемом регионе проявилось в символическом треугольнике США-РФ-КНР. Например, при анализе региональной геополитики возникают два важных вопроса, а именно: 1) Насколько несовместимы или совместимы интересы глобальных и региональных держав - участников «Большой игры» в Центральной Азии? 2) Допустим, что опасения России о неизбежном расширении присутствия в данном регионе стран, интересы которых противоречат интересам России, в случае ослабления российского влияния здесь в какой-то мере оправданы. Следовательно, Россия должна, по мнению многих российских геополитиков, препятствовать реализации странами Центральной Азии, в частности, альтернативной «транспортно-коридорной политики». Что же делать тогда этим странам, которые имеют свои интересы и не могут перманентно зависеть в выборе своей внешнеполитической стратегии от мнимых или реальных опасений России?
Приходится констатировать, что мы на сегодняшний день, к сожалению, еще не имеем полноценных ответов на эти вопросы. В большинстве случаев можно наблюдать лишь упрощенное толкование очень сложных и неоднозначных процессов, идущих в Центральной Азии.
Суммируя, можем сказать, что в таком очень сложном международном контексте процесс поиска локальной, т.е. национальной, идентичности, а также, так сказать, внешней идентичности (стратегической ориентации) центральноазиатскими странами может быть по форме и содержанию либо позитивным, либо негативным. Этот феномен мы называем позитивной и негативной диверсификацией . Негативная диверсификация по сути возрождает классическую модель международных отношений, называемую «баланс сил» и «игра с нулевой суммой» между мировыми державами за счет собственной роли рассматриваемых стран. А позитивная диверсификация позволяет избежать подхода по принципу «игра с нулевой суммой» и является инклюзивной по своему характеру; это означает не только равное вовлечение внешних держав, но и, что более важно, координированную политику самих центральноазиатских государств.
Последнее означает императивность интеграционного поведения во внутрирегиональном масштабе. Региональный интеграционизм вместе с такими явлениями, как межцивилизационный диалог и глобализм являются тремя основами, на которых сегодня строится новая системная конструкция международных отношений. Поэтому определенной модальности коллективные действия на международной арене - это тот концептуальный и практический императив, вызов, перед которым находятся государства мирового сообщества. Особую актуальность этот вызов приобретает для т.н. новых независимых государств Центральной Азии, появившихся на пост-советском пространстве и существующих в этом качестве уже более шестнадцати лет.
Проблема создания системы коллективной безопасности
Что мы понимаем под системой коллективной безопасности? Это, прежде всего, система договорных стратегических отношений. Это особый вид межгосударственного сотрудничества, отличающийся следующими параметрами: 1) стороны (стратегические партнеры) достигли высокого уровня взаимного доверия и могут развивать сотрудничество на долгосрочной основе; 2) сотрудничество является всеобъемлющим, т.е. Оно включает многие сферы - экономическую, политическую, культурную, гуманитарную др.; 3) ключевым направлением сотрудничества государств является военная сфера и национальная безопасность сторон; 4) интересы сторон по ключевым вопросам мировой политики близки или совпадают, поэтому они могут согласовывать свои международные позиции.
Далее, мы исходим из постулата, что данный регион представляет собой полноценный и самостоятельный «комплекс безопасности», если использовать термин Б. Бузана. По его определению, комплекс безопасности - это группа государств, чьи интересы безопасности связывают их достаточно тесно, что их национальная безопасность не может реалистично рассматриваться отдельно друг от друга [1] .
После обретения независимости страны пост-советского пространства, среди множества новых проблем и задач, связанных с государствостроением и международными отношениями, встали перед беспрецедентной задачей создания новых, национальных систем безопасности. Для Республики Узбекистан эта задача оказалась сложной как с институциональной, так и политической точки зрения. Более того, она оказалась подверженной воздействию геополитических вызовов, а также связанной с региональными трансформационными процессами в Центральной Азии.
В этой связи актуализируется вопрос: Остается ли Центральная Азия частью теллурократической системы безопасности или теллурократия и талассократия одновременно могут оказывать секьюритологические услуги Центральной Азии? В этом вопросе отражается представление о переходном характере геополитической системы в регионе. Здесь фактически сложилась ad-hoc система региональной безопасности (что явилось одной из причин для Президента И. Каримова сделать вывод о том, что в регионе сложилась стратегическая неопределенность).
В Центральной Азии еще не создан эффективный механизм коллективной безопасности. Вопросы региональной безопасности во многом решаются в рамках различных международных организаций, таких как ООН, ОБСЕ, ОЦАС, СНГ, НАТО, ШОС, ОИК, а также в различных двусторонних форматах.
Первой попыткой создать систему коллективной безопасности, которая покрывала бы регион Центральной Азии, было заключение 15 мая 1992 года шестью государствами-членами СНГ (РФ, Арменией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном) Договора о коллективной безопасности. Туркменистан не входил в эту региональную структуру, позже, 12 декабря 1995 года он обрел статус постоянного нейтралитета, закрепленный специальной резолюцией ООН. В сентябре - декабре 1993 года к ДКБ присоединились Азербайджан, Грузия и Беларусь. ДКБ был ратифицирован всеми участниками и вступил в силу 20 апреля 1994 года с условием возможности пролонгации срока действия через 5 лет.
Согласно Договору, стороны обязались согласовывать свои позиции в сфере безопасности. А согласно статье 4, агрессия против одной из сторон Договора должна рассматриваться всеми участниками как агрессия против всех участников соглашения. Важной составляющей ДКБ является также статья 1, согласно которой государства-участницы обязываются не вступать в военные союзы, направленные против государства-участника. В то же время Договор оставляет возможность для участия в системах коллективной безопасности в Европе и Азии. Статья 10 оставляет открытой возможность для присоединения к Договору других государств.
Однако, ДКБ в практическом плане в условиях возникновения новых типов угроз и вызовов безопасности пока не проявил себя как структура, способная проводить миротворческие операции, осуществлять превентивную политику и ликвидировать конфликты внутри СНГ. Отношения внутри ДКБ развивались в рамках собственной логики стран-участниц, которая определялась рядом геополитических, военно-политических, внутриполитических и иных факторов, складывавшихся как на постсоветском пространстве, так и вокруг него.
Так, локальные конфликты в Таджикистане, в Приднестровье не решались с помощью ДКБ, а два участника Договора - Азербайджан и Армения - даже вступили в военный конфликт друг с другом. Вопросами карабахского урегулирования занимаются, скорее, в рамках ОБСЕ (так называемая Минская группа ОБСЕ), чем в рамках ДКБ. Введенные в Абхазию российские миротворцы не имели мандат СНГ, и в Приднестровье тоже присутствие российской армии не имело мандата ДКБ.
С конца 1994-года в самой России началась Чеченская война. В 1999-м угроза религиозного радикализма затронула Дагестан, началась вторая война в Чечне. С передвижением на север Афганистана сил движения "Талибан" в 1996 году и особенно их военным выдвижением к границам Центральной Азии в 1998 году положение в регионе стало крайне опасным. Новые виды угроз - международный терроризм, наркобизнес, неконтролируемая миграция, распространение подрывной литературы - стали главными факторами опасности в регионе, против которых ДКБ оставался бессильным или, скорее, бездейственным. Баткентские события 1999 года и их повторение в 2000-м, когда вооруженные группировки исламистов сумели вторгнуться через Таджикистан на территории Кыргызстана и Узбекистана, показали, что Договор не в состоянии обеспечить безопасность в регионе.
Ситуация усугублялась межгосударственными противоречиями между участниками Договора по стратегически важным вопросам. Эти дезинтеграционные тенденции привели к тому, что ДКБ испытывал серьезный кризис, который вполне мог привести к его распаду. На сессии Совета коллективной безопасности (СКБ) государств-участниц ДКБ, прошедшей в Москве в апреле 1999 года, из ДКБ вышли Узбекистан, Азербайджан и Грузия, лидеры которых не подписали Протокол о продлении Договора.
В рамках СНГ была создана другая структура - ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдова), в которой многие аналитики с самого начала усмотрели прообраз формирующейся новой, альтернативной ДКБ структуры, призванной решать вопросы безопасности стран-участниц, если не стать военно-политическим блоком. В российских политических кругах звучали нотки подозрений, типа: Россия считает неприемлемым создание каких-либо военных структур в рамках интеграционного объединения ГУУАМ, поскольку это разрушало бы пространство СНГ. В российских СМИ велись рассуждения о, якобы, формирующейся «Южной фронде», «оборонительной дуге» на юге СНГ, в которую осталось лишь встроить Туркменистан [2] . Однако сами члены ГУУАМ пока не декларировали в своей повестке дня решение военных вопросов и вопросов коллективной безопасности, а подчеркивали сугубо экономические интересы как основную подоплеку создания этого объединения. Да и вряд ли возможен в рамках ГУУАМ какой-то военно-политический блок, поскольку он, будучи интегрированным (и даже не интегрированным) в западные силовые структуры, «неизбежно спровоцирует ответную реакцию России, в том числе в виде создания контр-блока из лояльных к ней государств. Тогда стихийное нарастание напряженности на юге бывшего СССР обеспечено» [3] .
В таких условиях, государства - участники ДКБ, особенно российская сторона, в последние годы предпринимают шаги для сохранения этой структуры коллективной безопасности и придания ей нового импульса. Они конкретизировались, в основном, в саммитах глав государств - участников Договора - Минской сессии СКБ (май 2000 г.), Бишкекской сессии СКБ (октябрь 2000 г.), Ереванской сессии СКБ (май 2001 г.) и Московском юбилейном саммите государств - участников ДКБ (май 2002 г.). Одним из итогов этих усилий стало решение о создании Коллективных сил быстрого развертывания Центрально-Азиатского региона коллективной безопасности (КСБР), со штабом в Бишкеке. Впервые в истории ДКБ конкретно указывался регион, который находился под угрозой дестабилизации - Центральная Азия. В качестве основных задач перед КСБР ставилось отражение внешней военной агрессии и проведение совместных контртеррористических операций.
