22 года прошло с момента, когда советская система была потрясена первым за многие десятилетия выступлением на национальной почве. События декабря 1986 года в Алматы стали точкой отсчета в новом этапе развития нашего государства - национальная политика должна была стать краеугольным камнем политики перестройки. Был получен достаточно ясный сигнал из под глыб - в национальных республиках пробуждаются новые силы, формируются опасные для верховной власти течения, с которыми надо вести кропотливую и вдумчивую работу, вырабатывая качественно новые модели отношений между Центром и Республиками. Полагаю, что если бы сигнал был оценен правильно, удалось бы избежать многих трагических страниц из истории позднего СССР: от Тбилиси до Баку.
Алексей Власов. Выступление в РГГУ. 21.01.2009
От Желтоксана до Января: крах советской национальной политики.
Уважаемые коллеги!
22 года прошло с момента, когда советская система была потрясена первым за многие десятилетия выступлением на национальной почве. События декабря 1986 года в Алматы стали точкой отсчета в новом этапе развития нашего государства - с этого момента национальная политика должна была стать краеугольным камнем перестройки. На алматинских улицах и площадях прозвучал достаточно ясный сигнал из-под глыб.
В национальных республиках пробуждаются новые силы, формируются опасные для верховной власти течения, с которыми надо было вести кропотливую и вдумчивую работу, вырабатывая качественно новые модели отношений между Центром и Республиками. Полагаю, что если бы этот сигнал был оценен правильно, то удалось избежать многих трагических страниц из истории позднего СССР: от Тбилиси до Баку.
Однако новые вызовы и риски остались без должного внимания, а точнее сказать, решались в традиционной аппаратной манере, которая, к этому моменту, уже не могла обеспечить необходимой стабильности в огромной стране, на окраинах которой, один за другим, начинают возникать очаги национальной напряженности.
В чем причины, в чем истоки этой трагической ошибки, которая, с точки зрения многих современных политиков, хуже, чем ошибка, скорее преступление. На поверхности лежит глубокий методологический просчет. Напрашивается аналогия с факторами экономического кризиса советской системы - несовместимостью плановой экономики с необходимостью к началу 80-х годов кардинального обновления основных фондов большинства предприятий, требованием модернизации на уровне современных технологий, что привело бы к их системной остановке, а, значит, срыву программы выполнения плановых обязательств. Между ответственностью за план и претензиями со стороны министерств за недостаточное техническое обновление фондов предприятий, директора неизбежно выбирали легкий выговор по второй позиции. Ибо срыв плана означал неизбежную перемену участи.
Так и в ситуации с формированием новой национальной политики власти предпочитали сохранять внешнюю стабильность, избегая резких движений, диалога с национальной интеллигенцией, работы с молодежью. Проблемы, которые реально существовали уже несколько десятилетий, загонялись внутрь системы, хотя единственный способ их излечения требовал совершенно иных по характеру действий. Нарыв, рано или поздно, должен был вскрыться, но даже тогда масштабы и характер болезни так и не были оценены в необходимой степени.
Национальная политика в СССР, осуществлявшаяся по "остаточному принципу" была противоречива по определению. Сейчас многие современники тех событий, бывшие партийные начальники, сотрудники специальных служб, журналисты и писатели пытаются найти внешнее объяснение фактору обострения национальных противоречий. Не буду вдаваться в разбор конспирологических теорий, а попытаюсь сформулировать свой вариант ответа на вопрос, который часто задают на бытовом уровне: как можно было так стремительно перейти от дружбы к вражде, если на уровне общения простых советских людей практически никогда не проявлялись столь характерные для современных обществ явления национальной вражды и нетерпимости?
Национальный вопрос - материя столь тонкая, что существует только два пути его урегулирования.
Либо жесткое подавление любых форм, любых попыток его переосмысления в направлении отличном от официальной идеологии - советский народ как новая историческая общность. Либо максимальный учет всех специфических черт развития каждого народа, населяющего территорию страны. До тех пор пока сталинская система жестко подавляла любые проявления «буржуазного национализма» механизм национальных отношений функционировал в рамках этой логики. Оттепель и последующий застой ослабили жесткие тиски, но ничего не предложили взамен. Кроме реанимирования методов подавления в том случае, если национальная элита или интеллигенция в союзных республиках нарушала установленные правила игры.
Простых людей это обстоятельство абсолютно не касалось, они строили свои отношения как соседи, а не как жители замкнутых анклавов, сохраняя при этом свою идентичность, хотя и утратив значительную долю национальных обычаев, культуры, традиций, языка (где-то в большей, где-то в меньшей степени). Но в тоже время национальный фактор никуда не исчезал, он сохранялся в многонациональной среде, но никак не проявлялся в "публично" до определенного времени. Первым, кстати, еще до Алматы он «активировался» в Якутске.
Сейчас много говорят о том, что события в Казахстане были, в какой-то мере, спровоцированы противоречиями внутри самой республики. Возможно, это и было так. Но для нынешнего, независимого Казахстана, Желтоксан это «момент истины», точка «пробуждения казахского народа». Никакие документальные исследования, свидетельства очевидцев и непосредственных участников событий, даже если они говорят об обратном, эту логику не изменят. Декабрь 1986 года для современного Казахстана - великая дата. А для российских историков? Мы-то никак не можем найти точку приложения научных знаний о предмете - "история перестройки". Кружим в нескольких соснах и пытаемся то ли опровергнуть, то ли согласиться с утверждениями новых национальных историографий независимых республик.
По-прежнему все грехи и проблемы межнациональных отношений на пространстве Советского Союза приписываются недальновидной и в целом неконструктивной национальной политикой Михаила Горбачева и его соперника, а затем и преемника первого Президента России - Бориса Ельцина. Но ведь назначение Колбина было вполне выдержано в аппаратных традициях. В Москве, как мне кажется, просто не могли понять, что же такое случилось в Алматы и почему выражение протеста носило столь массовый характер. Еще раз подчеркну - неготовность к новым вызовам, инерционность мышления, в конечном счете, делали невозможным четкое осознание путей решения все возраставших национальных проблем - после Алматы были события в Тбилиси, затем в Баку - внешне имевшие разную природу и последствия, но выступавшие как звенья одной цепи.
Как перестройка не имела четкой концепции, ясного плана, так и национальное переустройство страны происходило хаотично, без учета реальной этнополитической ситуации в различных регионах, что в конечном итоге привело к возникновению локальных вооруженных конфликтов на межэтнической почве. Мне кажется, что события в январе 1990 года это уже окончательный крест, который был поставлен на мирном реформировании системы, а, в конечном счете, на самой возможности сохранения Союза.
Но первая трещина в монолите пролегла именно в декабре 1986 года. Об этом надо помнить, и стремится понять ошибки и просчеты тогдашнего руководства страны, чтобы в нынешней практике наших государств избежать их повторения.
