Талгат Исмагамбетов, политолог. ПОЛИТИЧЕСКОЕ, СОЦИАЛЬНОЕ, ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО: ПРОБЛЕМА ДВОЙСТВЕННОСТИ В НАШИХ РЕАЛИЯХ (3-я статья из цикла о национально-государственном строительстве в Казахстане)
Талгат Исмагамбетов, политолог. ПОЛИТИЧЕСКОЕ, СОЦИАЛЬНОЕ, ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО: ПРОБЛЕМА ДВОЙСТВЕННОСТИ В НАШИХ РЕАЛИЯХ (3-я статья из цикла о национально-государственном строительстве в Казахстане)
Проблема двоемыслия не нова для постсоветского человека. В партийной печати советских лет нередко встречалось выражение «единство слова, мысли и дела». На словах почти все, за исключением немногочисленных диссидентов, были лояльны идее построения коммунизма. Мыслили, впрочем, иначе. Свобода мыслить и высказываться, дозволенная на уровне кухни и пивной, открывала неприятную тайну неверия в идеалы коммунизма.
Данная статья посвящена вопросам, которые имеют характер «тормоза» для созидания нации. Первое - это феномен двоемыслия. Второе - это разбитость политического, экономического, культурного, правового пространств на два различающиеся пространства в каждом из них.
Проблема двоемыслия не нова для постсоветского человека. В партийной печати советских лет нередко встречалось выражение «единство слова, мысли и дела». На словах почти все, за исключением немногочисленных диссидентов, были лояльны идее построения коммунизма. Мыслили, впрочем, иначе. Свобода мыслить и высказываться, дозволенная на уровне кухни и пивной, открывала неприятную тайну неверия в идеалы коммунизма.
Что касается практических дел, то борьба за идеалы коммунизма куда-то исчезала. Люди были заняты обычными житейскими и бытовыми заботами от роста заработка до получения квартиры. Неистребимый дефицит порождал блат - явление, неизвестное западному человеку. Выражения типа «битва за урожай», «идеологический фронт», «трудовой десант» приоткрывали напряжение, присущее идеологическим институтам в целях мобилизации масс на дела, не требующие в рыночной экономике никакого боевого, милитаристски окрашенного настроя.
Информационный поток «сверху» через СМИ был оптимистичен и колебался вместе с линией партии, информационный поток «снизу», пусть шёпотом» доносил о недостатках. В конце концов, два потока благополучно жили бок о бок в эпоху Брежнева.
В 1983 г. Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов в работе «Исторические судьбы учения Карла Маркса» писал, что не знаем общество, которое построили. Вскользь брошенная фраза была прологом к будущему прорыву к гласности эпохи перестройки. Гласность вроде бы открыла путь к сближению слова и мысли. То, что говорилось вполголоса на кухне стало достоянием полос на страницах газет и журналов. Сложнее было с делом. «Верхам» казалось ясно и просто: надо дать сигнал для выполнения новых, правильных целей и соответствующих указаний. Но не так-то просто.
В эпоху перестройки прозвучало выражение члена Политбюро ЦК КПСС Виталия Воротникова, что, подобно ветру в тайге, вверху шумит, внизу тишина. Его фраза относилась к выполнению программ преобразований. По происшествии многих лет следует признать, что выполнение указаний «сверху» возможно было в условиях, когда публично почти все были едины и «за», уходя в двоемыслие в приватном общении.
Прошлое не уходит само собой без переоценки ценностей. В конце 1920-начале 1930-х гг. подключение государственной власти и ее репрессивного аппарата к борьбе с религией имело неожиданный поворот: открытое исповедование религиозных воззрений сменилось лояльным отказом от них. Переоценки ценностей не произошло, проигравшим оказался атеизм, утративший необходимость в прежней аргументированности доводов в дискуссиях с верующими.
После краха социалистического строя и объявленного перехода к рыночной экономике вчерашние неискренние приверженцы социализма стали глашатаями идей демократии и правового государства. Казалось, что достаточно перестроить политическую, экономическую, социальную и культурную системы общества по новым, импортным лекалам и жизнь будет лучше. Достаточно пролистать периодику конца 1991 -начала 1992 гг. и заметно, что вчерашние неформалы и недавние партбоссы сближались в демократической фразеологии.
Однако двоемыслие прошлых десятилетий сыграло злую шутку. В царское время признавалось этническое, конфессиональное, культурно-цивилизационное различие народов. Но тезисы советских лет о сближении города и села, дружбе народов, отсутствии почвы для роста религиозности деревни и пр. заставили забыть, что мы - разные.
Лозунги возрождения традиций и обычаев, включая религиозные с конца 1980-х гг., показали, что часть населения имеет отличающееся ценности. Наиболее остро эти различия проявились внутри деятелей, принадлежащих к казахскому этносу. Осознание социокультурных различий внутри казахского этноса привело даже переходу от слов о мамбетстве одних и манкуртизме других к словесам, указывающим на эксклюзию (исключение) одних из казахского этноса. Показательны высказывания некоторых звонивших на телепередачу с председателем партии «Ауыл» Гани Калиевым в период избирательной кампании по выборам Мажилиса Парламента в 2004 г. Некоторые договорились до слов, что казах, не владеющий казахским языком, не является казахом. Обвинения последних лет в космополитизме скрывают раскол в культурной системе общества. Добавим, спорадически возникающие в Парламенте инициативы о легализации многоженства, чтобы понять разницу и раскол надвое в культурной системе.
Национал-патриоты негодуют, что казахский язык недостаточно функционирует в общественной сфере. Но это же разбиение на два пространства присуще не только сфере языкового общения, но шире, в сфере культурной.
Серик Туржанов в одной из статей отметил, что существует две экономики: одна - малый и средний бизнес, над которыми властен Кабмин; вторая - это недропользователи, над которыми Кабмин не имеет такой власти. На примере культурной системы общества и экономики этот раскол на два пространства очевиден.
Но этот же феномен наблюдается и в политической и правовой системах. Правовая сфера призвана регулировать силой закона общественные и личные отношения. И согласно букве и духу Конституции и Законов, все граждане равны. Но срабатывает влияние со стороны культурной системы и появляются самые разнообразные проявления того, что кто-то равнее. Борис Березовский после прихода Путина к власти в марте 2000 г. в «Независимой газете» прямо выразился в своей статье, что все равны, а я равнее всех. Казуистика понятна: нехорошая старая, пережившая советский строй неписаная норма не могла выразить себя открыта и нашла более завуалированные выражения вроде «всех равнее». Традиционное общество в этом отношении было честнее и проще, учреждая сословное деление средневековой Европы. Но с концом этого общества, утверждалась норма правового равенства граждан.
В наших же пенатах все сложнее. Одни утверждают приоритет этноса (см. Конституцию 1993 г.), другие посредством взяток и связей показывают, что помимо писаных норм существуют параллельные неписаные нормы. Рахат Алиев продемонстрировал, что есть люди, которым закон не писан.
При этом, все хотя бы в чем-то круче другого, а счастья ни у кого нет. Богатый бизнесмен или высокопоставленный чиновник может спасти набедокурившего сынка от наказания. Но в иной ситуации, он малоправен перед еще более крутым и близким к власти.
Политическое пространство страны вместо различения всех спектров идеологических и политических взглядов от левых до правых показывает иное деление: при власти и без власти. При этом, идейные взгляды не имеют значения: вчерашний председатель Верховного Совета Республики Казахстан Серикболсын Абдильдин стал в 1996 г. лидером отечественных коммунистов, а отколовшиеся от власть предержащих будущие лидеры «Демократического выбора Казахстана» (ДВК) объявили о приверженности демократическим преобразованиям. Дальнейший раскол внутри ДВК и отделение партии «Ақ жол», новое размежевание и образование «Нағыз Ақ жола» (с марта 2008 г. Демпартия «Азат») демонстрировали поведение по образчикам поведения во власти, когда несогласному приходиться уходить из прежней структуры. Попросту борьба за власть в новых политических организациях продолжалась даже когда они были не при властных государственных должностях. Модель прежнего поведения продолжала довлеть. Это деление на политиков при власти и политиков, выпавших из неё, в корне отличается от известного по учебникам отношений правящей партии и оппозиции.
Во-первых, у нас сама практика политического взаимодействия отразилась в терминологии. У нас, как в ряде восточных и многих постсоветских странах противостоят не правящая партия и оппозиция. У нас противостоят власть и оппозиция. А это меняет дело. Как следствие, отсутствует понятие «лояльная оппозиция», т.е. партия, разделяющая основные ценности и принципы политической системы. Её приход к власти означает коррекцию политического курса, но не слом системы. Словечко «конструктивная оппозиция» подразумевает в наших реалиях иное: соглашательская позиция.
Во-вторых, это отношение власти и оппозиции, не совпадающее с их описанием в политологии, отражено даже в учебниках. В отечественных и российских учебниках по политологии применяется понятие «завоевание власти» в качестве одной из функций политических партий. Более точно было бы сказать: приход через выборы к власти на определенный срок. Ведь известно, что завоеванное завоеватель не отдает добровольно! Прав тогда товарищ Ленин с сотоварищами, полагавший взять однажды власть в ноябре 1917 г., чтобы её не отдавать другим партиям. Но в 1917 г. еще была иллюзия мировой пролетарской революции, всемирного торжества коммунизма, а значит, последующего отмирания государства и ненужности самих партий. Но к середине 1920-х гг. было очевидно, что социализм придется строить в одной стране. При этом чекисты расправлялись со всеми, кто желал создания альтернативной партии.
В-третьих, практика применения т.н. административного ресурса на выборах представляет собой подмену понятий и неблагополучного факта более нейтрально звучащим сочетанием слов. Опять, как в случае, с двумя правовыми пространствами (писаным равенством прав в одном пространстве и иерархией лиц «равнее всех» в другом) заметно отсутствие общих и равных «правил игры». Понятно, что пространство власти стремится посредством адмресурса отбиться от пространства невластвующих. Власть в таком отгораживании в собственном пространстве превращается в уютную кормушку с множеством привилегий и возможностью обогащения.
Не случайно новое слово о необходимости двухпартийного парламента (точнее, наличия в Мажилисе представителей другой партии) выдается за будущую двухпартийность парламента и даже, в устах некоторых лиц, за построение двухпартийной системы. На деле же опять искажение понятия «двухпартийная система». «Двухпартийка» означает, что в парламенте могут присутствовать несколько партий, но только две имеют реальный шанс прийти на ограниченный срок к власти. В Британии двухпартийная система, в которой десятилетиями сменяют друг друга лейбористы и консерваторы. При этом всегда есть депутаты от либеральной партии. До начала 1950-х гг. был также депутат-коммунист. В течение последних десятилетий в британском парламенте помимо лейбористов, консерваторов, либеральных демократов заседают депутаты от шотландских и уэльских националистов, североирландских католиков и североирландских протестантов-юнионистов. Но никто не называет британскую партийную систему многопартийной и не выпячивает многопартийность депутатов.
США до 1860-х гг. уживались две экономические системы: рабство на Юге и промышленный капитализм на Севере. Но система, чтобы быть эффективно действующей, должна быть единой и иметь общие закономерности во всех своих подсистемах. Конфликт нашел решение в победе Севера над Югом.
Главное не в том, когда и будут ли у нас досрочные выборы и прочее. В сложившихся условиях наличия двух пространств в политической, экономической, культурной, правовой сферах бессмысленно дискутировать, что лучше президентская или парламентская республика. К чему тащить прежние изъяны отношений типа «власть-оппозиция» в парламентскую и иную республику? (см. выше о двух политических пространствах).
Основное - в созидании единства внутри каждой из этой систем и между вышеприведенными четырьмя системами общества. Выход - в подборе лучшего, что работает на общее благо. Заметим, что построение демократических устоев в странах нынешних стабильных демократий Запада начиналось не с изучения всеми и каждым принципов демократии, а с апеллирования к общему благу. Т.е. не конфронтация, как в случае Гражданской войны в США, а переоценка ценностей, когда это необходимо. Должен же наш аршин быть заменен более удобным и признанным метром.
