В России произошли два резонансных теракта – в Санкт-Петербурге и Астрахани. Несмотря на расхожесть характеров преступлений, оба террористических акта – звенья одной цепи, объединенные новой природой религиозного экстремизма. Мы наблюдаем закономерную эволюцию глобальной террористической модели – создание региональных террористических альянсов под эгидой ИГИЛ, которые становятся ощутимой и острой угрозой евразийской интеграции.
В России произошли два резонансных теракта – в Санкт-Петербурге иАстрахани. Несмотря на расхожесть характеров преступлений, оба террористическихакта – звенья одной цепи, объединенные новой природой религиозного экстремизма.Мы наблюдаем закономерную эволюцию глобальной террористической модели –создание региональных террористических альянсов под эгидой ИГИЛ, которыестановятся ощутимой и острой угрозой евразийской интеграции. 4 апреля, в метро Санкт-Петербургавзорвалась бомба. По сообщениям правоохранительных органов России, подрыв былосуществлен смертником – уроженцем Киргизии, гражданином России[1]. 6апреля МВД и ФСБ России задержали восемь уроженцев Центральной Азии,идентифицированных как членов подпольной террористической группы, сообщников смертника,который оставил замаскированную бомбу на станции "Площадь восстания",а потом взорвал себя в вагоне поезда. 4 апреля же в Астрахани произошлонападение на сотрудников полиции, в результате чего было убито двое полицейскихи похищено оружие[2]. Черездень, преступники были ликвидированы силами правоохранителей, сообщникизадержаны. И в этом случае следствие обнаружило террористический интернационал– в преступную группу входили уроженцы Астрахани, Северного Кавказа иКазахстана[3]. Создание глобального «франчайза»ИГИЛ с центром притяжения в Сирии (именно туда ехало транзитом через Турциюбольшинство русскоязычных неофитов) ознаменовало зарождение новой региональноймодели религиозного терроризма. Если ранее это были территориальноориентированные национальные образования - ИДУ, различные северокавказские джамааты,то, начиная с 2010-х годов началось формирование новой структуры, гдецентральное место заняли республики Центральной Азии. Именно уроженцыЦентральной Азии стали основой виртуальных (пока) филиалов ИГИЛ – в силу институциональнойслабости республик, сложной социально-экономической ситуации, широкой и слабо контролируемойтрудовой миграции. Узбекские, киргизские, туркменские отряды стали основоймногочисленной русскоязычной фракции ИГИЛ. Общее количество неофитов, прошедшихбоевую и террористическую подготовку, по различным оценкам достигает несколькодесятков тысяч человек. К ним можно причислить широкую «пограничную» группу –тех, кто по различным мотивам поехал в ИГИЛ, но не стал фанатиком, и старалсявсеми силами покинуть территорию салафитов[4]. Этагруппа риска, несмотря на косвенную причастность к ИГИЛ и другим группировкам,имеет ценность для национальных обществ. Общая масса неофитов и группы рискаконцентрируются в сопредельных с Сирией государствах – главным образом Турции,на Украине, пользуясь общей внутренней дестабилизацией, в Грузии (Батуми черезтурецкий транзит), Азербайджане. Очевиден тренд на возвращение симпатизантовИГИЛ назад, в ареалы традиционного проживания. Эта картина составляет общуюфабулу проблемы для евразийских стран, в первую очередь России и Казахстана.Россия, как экономический и политический центр приняла на себя всю тяжестьтеррористической угрозы. Произошедшие 4 апреля события – скажем прямо,составляют норму повседневной жизни. Подобные группы, планирующие массированныетеррористические акты в Москве и других крупных городах ФСБ России нейтрализовывалаи в 2015, и в 2016 годах[5]. Вданном случае мы говорим о разветвленных террористических структурах внесколько десятков человек, ведущих активную подрывную деятельность[6]. Первымсерьезным звонком стало дело «банды ГТА», когда организованная и глубокозаконспирированная банда из уроженцев Центральной Азии (Киргизии иТаджикистана), в составе 14 человек, руководствуясь деструктивными идеями, напротяжении пяти лет (начиная с 2009 года), систематически нападала и убивалаавтомобилистов на трассе М4 «Дон»[7]. Этостало первым опытом синтетической организации, когда организационная иидеологическая модель была импортирована из Центральной Азии[8]. Позже,в модели русскоязычных филиалов ИГИЛ идеологическую и организационную рольвзяли на себя выходцы из Северного Кавказа, имеющие больший опыттеррористической и подпольной борьбы. Тогда же, впервые прозвучал первый звоноксерьезной и глубокой проблемы т.н. «новых граждан», уроженцев Центральной Азии(и других регионов), получивших российское гражданство – все обвиняемые былигражданами РФ.Начиная с 2013 года в Россиикратно вырос уровень террористической угрозы. По информации Генеральнойпрокуратуры РФ общее количество преступлений террористического характера с 2013года выросло практически чем в четыре раза! Это рост преступности более 100% вгод. В Москве общее количество преступлений с 2013 по 2016 год выросло болеечем в семь раз – в 9 до 67 преступлений в год[9].Приведенные цифры убедительно демонстрируют уровень и масштаб угрозы. Казахстану эта угроза ещепредстоит в более гипертрофированном виде. Как союзник Москвы, ключевой партнерпо Евразийскому союзу, Казахстан находится на острие тех угроз, которые идут изЦентральной Азии. И дело тут даже не в росте салафитского влияния в регионе,которое подрывает основы государственности молодых республик, а в институциональнойслабости казахстанских силовиков, их неготовности и главное – нежеланию трезвоувидеть новые вызовы. Сейчас Казахстан только входит в период генезисасалафитского подполья, который Россия прошла и апробировала в практический опытболее десяти лет назад. Масштабные теракты, прошедшие в прошлом году, в своеймодели повторяют действия салафитского подполья на Северном Кавказе – нападениена Нальчик, атаки на полицейских и военные части. Настораживает абсолютнаянеготовность Казахстана противостоять растущим угрозам, при том, что замоделями эффективного противостояния, которые являют собой концентратпрактического опыта многих лет, далеко ходить не надо. Россия обладаетпроверенными годами методиками, правовым и институциональным аппаратомпротиводействия боевому подполью и террористической угрозе в МВД, Нацгвардии,ФСБ. Скоро будет год событиям в Актобе и Алма-Ате – и никаких практическихвыводов, по видимому не сделано. Нельзя сказать, что на уровне межгосударственногодиалога ничего не делается. В рамках ОДКБ и ШОС происходят регулярные учения поотражению масштабной военной интервенции – по типу сирийских событий. Но ведьэтот опыт подобной модели действий - переход сразу на военный уровеньсигнализирует о масштабном провале работы МВД и сил безопасности, потереконтроля внутри страны. Не стоит брать такую модель за эталон. Опыт взаимодействия армий двухстран находится на высоком уровне, подкрепленный регулярными учениями. На этомфоне особенно ярко зияют провалы институционального сотрудничества на уровнеМВД, Нацгвардии и ФСБ. Россия и Казахстан имеют хорошуюинтеграционную основу в виде Евразийского союза – единственная пока структураимеющая работающие интеграционные институты. Про ОДКБ это сказать нельзя, этоскорее витрина, чем управленческая надстройка. Очевидным образом, необходимо кэкономическому базису подтягивать сегмент безопасности. Это естественнымобразом подтянет управляемость союза и определит мотивацию сторон. Заэкономическими преференциями должна стоять ответственность. Что предстоит сделать? В первуюочередь, членам союза необходимо повысить (до единого стандарта) стандартызащиты информации и документов – паспортов. Киргизия сейчас выступает однимбольшим рынком «новых биографий», из-за легкости получения и подделкидокументов. Вторым шагом идет синхронизациямиграционных законодательств, которые сейчас никак между собой не соприкасаются.России не лишнем будет использовать практический опыт Казахстана, чье законодательствопозволяет эффективно противостоять нелегальной миграции и развитию серойэкономики. Следующим логичным шагом можетстать создание межгосударственных постоянных комиссий по безопасности – сучастием представителей МВД и сил безопасности всех стран. Большой потенциал хранит в себеформат Астанинских соглашений, чья конфигурация позволяет использовать большиемассивы разведывательной информации, влиять на группировки внутри Сирии и за еепределами. Астанинская формула вполне позволяет ввести формат безопасности ипротиводействия терроризму как основы регионального консенсуса. Это позволитзначительно расширить возможности России и Казахстана, подключив ресурсы Ирана,Турции, сирийского правительства и стран-наблюдателей. Пока, общая повестка по противодействиюэкстремизму звучит в рамках организации ШОС. Ключевым итогом последнегозаседания глав советов безопасности России, Китая, Казахстана, Киргизии,Таджикистана и Узбекистана стало согласование нового текста Конвенции по борьбес экстремизмом[10]. Но этопока лишь декларация, без возможностей прямой практической реализации. Всеупирается в работающие интеграционные институты – ШОС таких возможностей недает. Что важно сделать? Первое –заявить о проблеме безопасности как конценсусной основе интеграционногопроцесса – увязать политическую ответственность с экономическим развитием.Второе – начать процесс введения единых стандартов безопасности, отинформационной/документационной и правовой основы, до создания единой управленческойнадстройки правоохранительных ведомств стран-участников Евразийского союза.Основой может стать Национальный антитеррористический комитет России – какуспешный опыт координационной управленческой надстройки. Это позволит«подтянуть» правоохранительные силы Казахстана и Киргизии, сделав их болееустойчивыми к будущим вызовам. В качестве резюме можно заявитьследующее – вопросы безопасности давно перестали быть вопросами национальногосуверенитета, и даже двусторонних отношений. Глобальный формат терроризматребует реагирование такого же масштаба и содержания. Евразийский союзобъединил экономики и пространства, совершенно игнорируя риски безопасности,которые напрямую угрожают государственности стран-союзников. Сейчас Казахстаннаходится на острие атаки – наивно полагать, в условиях роста нестабильностивокруг угрозы «естественным» образом исчезнут. Судя по действиям казахстанскихсиловиков – надежда на чудесное исчезновение террористической угрозы выступаетосновой их курса. Многочисленная русскоязычная фракция ИГИЛ уже образоваламногочисленные региональные альянсы с участием выходцев из России, СеверногоКавказа и стран Центральной Азии. Это требует создания институциональнойнадстройки – по координации действий, информации и правовых систем. Общееэкономическое пространство требует единых инструментов его контроля. [1] https://ria.ru/incidents/20170406/1491676371.html[2]http://www.kommersant.ru/doc/3261822[3]http://www.kommersant.ru/doc/3263045[4]http://www.kommersant.ru/doc/3250133[5]http://www.kp.ru/daily/26444/3315847/http://tass.ru/proisshestviya/3848045[6]http://www.interfax.ru/moscow/540288[7]http://www.rosbalt.ru/moscow/2014/11/06/1334994.html[8]https://www.gazeta.kg/news/kyrgyzstan/102357-v-tadzhikistane-zaderzhan-verbovschik-ig-iz-bandy-gta.h...http://crimestat.ru/regions_chart_total[10]http://www.kommersant.ru/doc/3263302?utm_source=kommersan...
